Идол. Идолы.

[Викторович]

Вскоре после той Пасхи сорок третьего в Закатах появился баптист. Пользуясь
тёплой погодой, он стал устраивать беседы на свежем воздухе, да не где-нибудь, а
прямо неподалёку от храма, отлавливая людей, возвращающихся с очередного
богослужения. Торопцев рассказывал отцу Александру:
Несомненно, он обладает даром внушения. Потому что многие останавливаются и
заслушиваются его. Только что подходили у нас ко крестоцелованию, и поди ж ты,
становятся этого слушать! Вон они, гляньте, какая толпа собралась!
Подойдём тихонечко, предложил отец Александр.
Собрание расположилось неподалёку от угловой часовенки кладбища. Там были
скамейки, и вообще, место такое удобное, чтобы собраться небольшой толпе.
Залётный проповедник находился в центре внимания, расхаживал три шага туда,
три шага сюда и, как-то особенно жестикулируя, вещал:
Вы видите перед собой человека, прошедшего через ад греховной жизни. Я был
материалистом и не думал о духовности. И вдруг ко мне воззвали таинственные
голоса. Они воззвали к моему спасению. И я увидел лик Иисуса. И тогда я весь
будто раскрылся. И уверовал! Дорогой Иисус спас меня. Он сказал: «Отныне ты
безгрешен, потому что Своею кровью Я омыл твои грехи!» Теперь у меня нет грехов.
Я свят!.. Христос любит вас! Он всем нам брат.
Говоривший это человек лет сорока был неказист, одет бедно и просто. Но в глазах
и голосе его чувствовалась некая сила, заставлявшая людей стоять и слушать. Он
вошёл в раж и не заметил, как к толпе тихо подкрался священник.
Вот вы поклоняетесь иконе, обратил проповедник свой взор к угловой
часовенке, в которой находилась икона Симеона Столпника, а перед ней горела
лампада. Кто там у вас?
Симеон Столпник, ответил Роман Исцелённое Ухо, стоявший ближе всех к
часовенке.
Ну и что? воскликнул проповедник. А я вам скажу иное: не надо никаких
икон! Это сущее идолопоклонство! Слово Божие запрещает поклонение кому бы то ни
было, кроме самого Господа. Молитесь одному только дорогому нашему Иисусу, и
будете спасены. Кланяйтесь Симеону Столпнику, кому угодно другому, и погибнете.
Я был тяжело ранен, долго не мог миновать грань между жизнью и смертью. Молился
своему святому. Ничего не помогало. Молился Богородице. Тоже результат нулевой.
Стал молиться только дорогому Иисусу, как сразу всё прошло. Я стал здоровым безо
всяких икон.
Тут Роман Гуляев возмутился:
Что это вы, милейший, народ смущаете? Богородица вам не помогла! Я тоже болел,
да как! В ухе гной скапливался, опухало так, что недовмоготу было терпеть. А
прочитал акафист Божьей Матери и всё как рукой сняло. Меня даже в народе с тех
пор так и зовут: «Роман Исцелённое Ухо». А вы говорите, только Иисусу! Вот и
батюшка подтвердит.

[Викторович]

Сектант успел уже заметить православного священника, мгновенно напрягся, сник,
будто часть силы слетела с него.
Я уже некоторое время слушаю, произнёс отец Александр. Минут пять внимаю,
и наслушался достаточно ереси. Вы, милостивый государь, куда явились? К
магометанам? К язычникам? К иудеям? Зачем вы проповедуете веру в Христа тем, кто
и без вас в Него верит! Ходите вокруг себя любимого и чаруетесь красотой
собственного голоса. Себя объявили безгрешным. Мало того святым! Какое
кощунство! Мне очевидно, что вы пришли сражаться против Православия. Волк,
жаждущий похитить овец моего стада. Вероятно, вы сектантский проповедник,
посланный вашей сектой на подвиги. Скажу сразу: вы вне Церкви Христовой. Какого
толка ваше сектантство мне безразлично.
Я не сектант! воскликнул проповедник. Я принадлежу к баптистской церкви.
Это что? Баб тискаете? спросил простодушно Роман Исцелённое Ухо.
Это я сейчас растолкую, сказал отец Александр, упредив баптиста,
собравшегося было что-то пояснять. Баптисты являют собой ответвление от
еретического протестантского учения. Они выступают против церковной соборности.
Мол, не надо ходить в церковь, а можно дома в одиночестве беседовать с Богом,
читать Священное писание, и тем спасёшься. Они гнушаются не только икон и
христианских праздников, но и самих церковных таинств. Называются баптистами от
греческого слова, означающего «крещение», но даже и само крещение не
рассматривают как таинство, а лишь как присягу Иисусу Христу. Я правильно
говорю, милостивый государь?
Только мы не еретики, а так правильно. Только я бы просил в ином тоне,
ответил баптист, впрочем, не столь решительно, как он вещал до того, как заметил
появление отца Александра.
Постараюсь быть вежливым, сказал батюшка. Позвольте спросить, надолго ли
вы к нам со своей раскольнической миссией?
Собираюсь построить здесь свой дом молитвы.
Вот как! Стало быть, германские оккупационные власти вам благоволят?
Намерен обратить людей в правильную веру и с их помощью отстроиться.
Нет. Не будет по-вашему.
Отчего же не будет, когда будет!
Оттого, что сейчас я вас буду бодать по всем статьям. И раз и навсегда отобью
охоту пропагандировать баптистскую ересь в наших краях.
Попробуйте.
Начнём с того, когда появилась ваша ересь.
Испокон веков. И требую не называть ересью...
Ничего подобного. Не испокон веков. Должен вас огорчить, вам попался
достаточно начитанный поп. Первая баптистская община возникла в Голландии в
начале семнадцатого века в среде эмигрантов англичан, так называемых
индепендентов.
Пендентов! глухо засмеялся кто-то.
Потом баптизм распространился в самой Англии, оттуда перешёл в Северную
Америку и там сильно обрёл популярность. Потому что там вообще любители всяких
свобод. А точнее разврата. Кто сейчас главный баптист? Рокфеллер. Но Америка
далеко, а Россия ближе. В Россию нам эту заразу занесли не более ста лет назад
из Германии. Видать, и сейчас оттуда же ноги растут.
Ты гневаешься, Юпитер, а стало быть, ты не прав, сказал сектант. То ересь,
то зараза. Слова подбираете обидные. Свидетельствующие о вашем гневе.
И сей гнев праведный, отвечал отец Александр, уверенный, что сейчас будет
его победный Сталинград.

[Викторович]

Ага, сами себя праведником считаете! злорадно воскликнул баптист.
Позвольте, милостивый государь, задать вам несколько отнюдь не туманных
вопросов, не обращая внимания на последнюю реплику, сказал отец Александр.
Ответьте мне, сохранилось ли у вас то колоссальное духовное богатство, которое
передали Церкви Христовой святые апостолы? Может, вы даже и не понимаете, о
каком богатстве я веду речь?
Догадываюсь.
Есть у вас священство? Молчание. Его у вас нет. А оно в Церкви с апостольских
времен. О нём ясно сказано в том самом Священном Писании, которое вы мусолите в
своих руках.
Опять лексика! Не мусолю, господин священник, а трепетно сжимаю.
А я говорю, мусолите! Потому что там чётко сказано о всех таинствах, которые
ваша ересь злобно отвергает. Покаяние, причащение, миропомазание, брак,
елеосвящение. Ничего этого у вас нет. О крещении я уже сказал, вы и его не
считаете таинством.
Зато у вас всё прекрасно с крещением! ухватился баптист. Крестите ничего
не соображающих младенцев! Человек должен сознательно вступать в веру, в зрелом
возрасте.
Вера тебе не партия, чтобы вступать, возразил батюшка. И, по-вашему,
получается, что до сознательного возраста человек должен быть брошен на произвол
судьбы, не имея благодати Христовой. А если он в юные годы умрёт некрещёным?
А если он не хочет быть крещёным?
В младенчестве, как вы изволили заметить, он так и не знает, чего хочет. В
зрелом возрасте, если не захочет быть крещёным, может отречься. Эта свобода
выбора за ним сохраняется. Захочет погибнуть погибнет. Родители хотя бы
обеспечат ему спасение в юности. А отвергнет это спасение, когда вырастет, это
его личное дело. Стало быть, плевел.
Легко же вы рассуждаете!
Последнее замечание позвольте оставить без внимания. Пойдём далее. Согласно
Евангелию, надобно почитать Божью Матерь. Баптисты этого не хотят. Вы не
поклоняетесь апостолам и отцам Церкви, а, стало быть, повторяю, лишь мусолите в
руках Священное Писание, которое ими сочинено. Вы отвергаете молитвенное общение
с ангелами, святителями, мучениками, исповедниками. С умершими отцами, матерями,
дедами и всеми, скончавшимися в вере. Вы даже и не молитесь за умерших.
Получается, что сама смерть стала сильнее вашей Христовой любви. Так?
Не так.
А я говорю, так. Вы не только иконы отвергаете, но и креста не носите.
Первые христиане креста не носили, возразил сектант.
А апостол Павел сказал: «Да исходим к Нему, поношение Его носяще», ответил
отец Александр. Что значит, идём к Нему, нося на себе орудие Его казни.
Найдите, милостивый государь, это в «Послании к евреям». Стало быть, крест надо
почитать и носить на себе. А вы не почитаете и не носите. Что же у вас остаётся?
Вера, как вы говорите? Но она есть у всех, к кому вы взываете. Стало быть, вы не
о вере печётесь, а о том, чтобы отсечь от стада верующих, привлечь к себе, и
чтоб они вам дом построили.
Как примитивно! возмутился баптист. По себе о других судите!
Да я не сужу по себе, а вижу вас насквозь, не смутился отец Александр.
Вера! Сказано в послании Иакова, что «И бесы веруют и трепещут». Вспомните
Евангелие. Ещё почти никто не видел в Иисусе Сына Божия, а бесноватые видели и
кричали: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий!» Вера бесов не спасает. Не спасёт и
вас, сколько бы вы ни твердили: «дорогой Иисус», «дорогой Иисус»! Больше всего
меня ваша безгрешность возмутила. «Все мы согрешаем», говорит не кто-нибудь, а сам апостол Павел.

[Викторович]

А вы опередили в своей святости апостола Павла. Даже у
католиков из смертных только один папа безгрешен. Что тоже пагубное заблуждение.
А у вас все, кто с вами, баптистами, те уже и безгрешны. И даже святы! Неужто вы
не видите, сколько безумия в вашей похвальбе, и на каком опасном краю пропасти
вы стоите?
Баптист вдруг не нашёлся, что ответить. Он давно уже видел, насколько слабее
отца Александра, и теперь потупил взор свой.
Это хорошо, брат, что вы теперь молчите, улыбнулся отец Александр. Значит,
не всё потеряно и для вас. Но всё же, вернёмся ещё к вашим сектам. Как известно,
в России насчитывалось несколько тысяч баптистов. Из них большинство были немцы,
поляки, латыши и эстонцы. Вам надо побольше русских. И я не поверю, что вы по
собственному позыву ходите и смущаете людей своей ересью. Это заказ. И, скорее
всего, немецкий. Придут ещё и другие сектанты. Адвентисты какие-нибудь,
субботники, иеговисты, меннониты, хлысты, молокане, дыромоляи, сколько их там
вас? Имя вам легион. И вот что любопытно, все вы говорите о Библии. Мол, в ней и
только в ней источник веры. Так почему же учите не одинаково? И почему Библия,
сей чистый и святой источник, в ваших мусолистых руках становится не чистой? А
вот почему. Предположим, сюда принесли сосуд с кристально чистой водой.
Православные черпают, дают пить вкусно. Вы приходите, черпаете, даёте пить
не вкусно. Вода в ваших стаканах становится мутная. Потому что вы чистую воду
черпаете нечистыми стаканами! Я всё сказал. Стыжусь, что вам не дал много слова.
Спешу исправиться и предоставляю вам право ответить.
Сектант вздохнул и оглянулся по сторонам. Толпа вокруг происходящего спора
значительно выросла. Немцы уже похаживали, с неодобрением поглядывая на
происходящее: А что, мол, за митинг? Уходили, вновь приходили, но не
разгоняли собравшихся. Возможно, и впрямь деятельность сектанта проповедника
велась с ведома и одобрения оккупационной власти.
Уже не таким самоуверенным и пафосным тоном баптист принялся отвечать отцу
Александру:
Начнём с того, кому посвящён ваш храм?
Господу Христу.
Нет, он называется «храм святого благоверного князя Александра Невского». А
ведь это тоже идол.
Сам ты идол! возмутился Роман Исцелённое Ухо.
А я смею настаивать на том, что Православная церковь, поклоняясь иконам,
впадает в тяжкий грех идолопоклонства. Вот послушайте, что сказано в книге
пророка Исайи. Он пошерстил закладки и открыл нужную страницу. Вот: «Идола
выливает художник, и золотильщик покрывает его золотом, и приделывает серебряные
цепочки. А кто беден для такого приношения, выбирает негниющее дерево,
приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы
твёрдо». Это разве не про иконы? А вот дальше: «Кто сделал бога и вылил идола,
не приносящего никакой пользы? Все участвующие в этом будут постыжены: ибо и
художники сами из людей же; пусть все они соберутся и станут; они устрашатся, и
все будут постыжены». Это разве не про иконописцев? Не про тех, кто поклоняется
иконописным идолам? А вот ещё: «Он рубит себе кедры, берёт сосну и дуб, которые
выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возращает его. И это служит
человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло,
и разводит огонь, и печёт хлеб. И из того же делает бога, и поклоняется ему,
делает идола, и повергается перед ним. Часть дерева сожигает в огне, другою
частию варит мясо в пищу, жарит жаркое, и ест досыта, а также греется, и
говорит: «Хорошо, я согрелся; почувствовал огонь». А из остатков от того делает
бога, идола своего, поклоняется ему, повергается перед ним, и молится ему, и говорит: "Спаси меня, ибо ты бог мой". »

[Викторович]

А? Каково! Ага! Идолы! Как и иконы ваши!
Захотел очаг разжёг, а захотел на стенку повесил и молишься. Стыдно? То-то
же!
Никак нет, отозвался отец Александр. То говорится про идолов, а нам надо
слышать именно про иконы.
Именно про иконы в Библии ничего не сказано, ибо идолы и иконы тождественны,
сказал сектант, расправляя крылья.
А ну-ка найдите двадцать пятую главу Исхода и прочтите! потребовал батюшка.
Что именно? спросил баптист, нехотя листая Библию в поисках требуемой главы
Исхода.
Там в серединке. Господь велит Моисею сделать скинию Завета. Про крышку.
Нашли? Читайте!
«Сделай также крышку из чистого золота; длина же её два локтя с половиною, а
ширина в полтора локтя. И сделай из золота двух херувимов; чеканной работы
сделай их на обоих концах крышки». Ну и что?
А то, что эти херувимы, по вашему рассуждению, суть такие же идолы.
Оставьте! Это было в Ветхом Завете. Мы живём в Новом Завете, и Ветхий Завет
нам не указ! выкрикнул баптист, явно досадуя, что силы покидают его.
А что ж вы тогда про идолов из Исайи читали? засмеялся отец Александр.
Значит, когда вам было удобно, вы пользовались Ветхим Заветом, а теперь он вам
не указ. Это я и называю «мусолить». А если суровее сказать, то так обращаться
со Священным Писанием тяжкий грех. К тому же и апостол Павел упоминает скинию
с изображением херувимов. Но у вас совсем иной Новый Завет. Ваш Новый Завет не
от апостолов, а от Лютера. От немца Мартина Лютера, который дерзнул уворовать из
Христианства там, где только можно было. Он упразднил таинства, оставив только
два. Главное таинство причастие. Мы верим, что во время литургии хлеб и вино,
по слову Спасителя, пресуществляются в Его плоть и кровь. Лютер уполовинил: не
пресуществляются, а лишь таинственно присутствуют. Чувствуете разницу? Второе
таинство, которое пощадил Лютер, крещение. Но лютеране не погружают крещающегося
в воду, не верят, что вода в сей миг становится та же, которой крестился
Христос. Они лишь окатывают водой. В знак того, что признают Христа своим
вождём. Так же моряки пьют соленую воду, при посвящении в морскую профессию.
Нефтяники мажут лицо нефтью. Так и лютеране будто при символическом вступлении
в Христианство, как в профессию, а не как в религию. Лютер был сын рудокопа, в
детстве ему запало в душу, как при посвящении в рудокопы люди мазали себе лицо
чёрной угольной пылью. Вот и заимствовал оттуда своё обмывательное крещение.
Вместо водопогружения водопомазание.
Уши вянут! воскликнул баптист.
У кого вянут, а у кого у нас в Закатах уши исцеляются, улыбнулся батюшка,
кивая на Романа Гуляева. Продолжим. Лютер, отвергая католичество, отверг
посещение храмов. Лозу Господню рассыпал на мелкие ягоды.
Потому что Церковь это что? Это ваши камни, составленные один на другой и
увенчанные куполами? вопросил сектант. Нет! Церковь это вот! И он ткнул
себя Библией в грудь. Если я верую, то Церковь уже во мне. Евангелие от Матфея
глаголет: «Где двое или трое собраны во имя Иисуса Христа, там и Церковь».
Забыли?
Нет, не забыл. «Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде
их», процитировал отец Александр из Евангелия от Матфея. Почему же тем самым
отвергается необходимость построения и храма, как здания, в котором соберутся
эти двое, трое и более во имя Его?
Потому что для вас Церковь это только здание из камня, кирпича или дерева, с
колоколами, с иконами, с луковичками, с крестами наверху, гордо сказал
сектант. А для нас Церковь это нечто большее.

[Викторович]

Послушайте, благочестивые христиане, обратился отец Александр к своим
прихожанам. Разве когда мы говорим о Церкви Христовой, мы говорим лишь об этом
храме из камня и дерева?
Да всё мы понимаем, батюшка, сказал Торопцев. Это он нарочно так говорит,
хочет нас запутать.
Вот именно, сказал отец Александр. Воображаю, как он запутывает
простодушных людей, когда рядом нет сведущего, как я. На какой путь погибели их
толкает! Зачем же вы останавливались и слушали его?
Да сами не знаем, сказала одна из прихожанок, Валерия Петрова.
Какой-то бес толкал: «Иди да послушай!» добавила другая женщина, Елизавета
Проклова.
То-то и оно, сказал батюшка. Все эти проповедники новых вер делают одно
общее зло. Хотят разрушить Церковь Православную, раскромсать её на щепочки, дабы
уготовить путь антихристу. Помните слова апостола Иоанна: «Возлюбленные! Не
всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они: потому что много
лжепророков появилось в мире». А на том предлагаю диспут окончить и всем
разойтись. А кто будет и в дальнейшем слушать этого, тот мне принесёт сильное
огорчение. А вы, милый человек, побойтесь, ибо как же вы себя губите, обольщая
малых сих!
Я готов и дальше спорить с вами! возмущённо воскликнул сектант.
Кончите свой спор тем, что чернильницей будете швырять в стену, спокойно
ответил отец Александр и пошёл прочь.
Вскоре его догнал Торопцев.
Сразу после вас все разбрелись, никого не осталось с этим еретиком,
оповестил он.
Ну как, Коля, хорошо я с ним спорил?
Очень хорошо, батюшка!
Но и устал же при этом. До чего ж иной раз хотелось по морде ему дать. Как
святитель Николай дал Арию заушину. Даже святителя Николая еретик довёл до
белого каления. А я выдержал.
Посрамлен еретик.
Вот погоди, Коля, глядишь, он завтра каяться придёт.
Кто? спросила матушка.
Жалко, ты, Аля, не присутствовала! Какой я диспут выиграл у заезжего баптиста!
Любо-дорого было послушать. Это была моя Невская битва, моя Полтава, мой
Сталинград! А ты где-то ходила.
Я домой сразу пошла, обед готовить. Ещё и не доволен мной!
Но баптист, вопреки мечтательным ожиданиям отца Александра, каяться не пришёл.
Несколько дней он ещё пытался увлечь беседой людей на улицах, но, едва увидев в
отдалении фигуру священника, предлагал перенести разговор в другое место и много
на том проигрывал. В конце концов, от него стали шарахаться. Он помыкался ещё
какое-то время в Закатах и в начале Петрова поста исчез. Пошёл добывать себе
слушателей в других местах рейхскомиссариата «Остланд».

[аргентавис]

аргентавис, да что же вы так убиваетесь, вы же так никогда не убьетесь!
Спокойнее, нежнее я бы сказала.

Спокойнее и нежнее, тем более не убьюсь.

А бабулек оставьте в покое!
А то очень заметно, за кем тут черти уже пожаловали.

А вы их уже видите? Круто.

[аргентавис]

Вы из телевизора подглядывали?

Так от меня ни кто и не прятался, чтобы я ещё и подглядывал.

[Silurist]

Даже у
католиков из смертных только один папа безгрешен. Что тоже пагубное заблуждение.

Не надо выставлять себя на посмешище.
Вы бы, прежде чем говорить, разобрались в сути данного догмата.

[nonconformist]

Да в этом разделе все то же и люди те же. Когда не загляни одних и тех же встретишь. Похвальное трудолюбие, надо его поощрить.
Самозванным пророкам, самосвятным священникам и прочим неутомимым обличителям посвящается.

http://www.youtube.com/watch?v=iInE5I5ebBs

Узнаете себя?

[Йицхак]

Пошёл добывать себе слушателей в других местах рейхскомиссариата «Остланд».

Но покуда Грустилов колебался, убогие люди решились действовать самостоятельно. Они ворвались в квартиру учителя каллиграфии Линкина, произвели в ней обыск и нашли книгу: "Средства для истребления блох, клопов и других насекомых".

С торжеством вытолкали они Линкина на улицу и, потрясая воздух радостными восклицаниями, повели его на градоначальнический двор.

Грустилов сначала растерялся и, рассмотрев книгу, начал было объяснять, что она ничего не заключает в себе ни против религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия. Но нищие ничего уже не слушали. - Плохо ты, верно, читал! - дерзко кричали они градоначальнику и подняли такой гвалт, что Грустилов испугался и рассудил, что благоразумие повелевает уступить требованиям общественного мнения.

- Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? И как ты с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу получил? И ежели от него, то зачем, кому следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? - Так начал Грустилов свой допрос Линкину.

- Ни сам я тоя книжицы не сочинял, ни сочинителя оной в глаза не видывал, а напечатана она в столичном городе Москве, в университетской типографии, иждивением книгопродавцев Манухиных! - твердо отвечал Линкин.

Толпе этот ответ не понравился, да и вообще она ожидала не того. Ей казалось, что Грустилов, как только приведут к нему Линкина, разорвет его пополам - и дело с концом! А он, вместо того, разговаривает! Поэтому, едва градоначальник разинул рот, чтоб предложить второй вопросный пункт, как толпа загудела: - Что ты с ним балы-то точишь! он в Бога не верит!

Тогда Грустилов в ужасе разодрал на себе вицмундир. - Точно ли ты в Бога не веришь? - подскочил он к Линкину и по важности обвинения, не выждав ответа, слегка ударил его, в виде задатка, по щеке.

- Никому я о сем не объявлял, - уклонился Линкин от прямого ответа. - Свидетели есть! свидетели! - гремела толпа. Выступили вперед два свидетеля: отставной солдат Карапузов да слепенькая нищенка Маремьянушка. "И было тем свидетелям дано за ложное показание по пятаку серебром", - говорит летописец, который в этом случае явно становится на сторону угнетенного Линкина.

- Намеднись, а когда именно - не упомню, - свидетельствовал Карапузов, - сидел я в кабаке и пил вино, а неподалеку от меня сидел этот самый учитель и тоже пил вино. И выпивши он того вина довольно, сказал: все мы, что человеки, что скоты - все едино; все помрем и все к чертовой матери пойдем! - Но когда же... - заикнулся было Линкин. - Стой! ты погоди пасть-то разевать! пущай сперва свидетель доскажет! - крикнула на него толпа. - И будучи я приведен от тех его слов в соблазн, - продолжал Карапузов, - кротким манером сказал ему: "Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина - все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери, для нас не нашли? Батюшки, мол, наши духовные не тому нас учили, - вот что!"Ну, он, это, взглянул на меня этак сыскоса: "Ты, говорит, колченогий (а у меня, ваше высокородие, точно что под Очаковом ногу унесло), в полиции, видно, служишь?" - взял шапку и вышел из кабака вон.

Линкин разинул рот, но это только пуще раздражило толпу. - Да зажми ты ему пасть-то! - кричала она Грустилову, - ишь речистый какой выискался!

Карапузова сменила Маремьянушка. - Сижу я намеднись в питейном, - свидетельствовала она, - и тошно мне, слепенькой, стало; сижу этак-то и все думаю: куда, мол, нонче народ, против прежнего, гордее стал! Бога забыли, в посты скоромное едят, нищих не оделяют; смотри, мол, скоро и на солнышко прямо смотреть станут! Право. Только и подходит ко мне самый этот молодец: "Слепа, бабушка?" - говорит. "Слепенькая, мол, ваше высокое благородие". - "А отчего,мол, ты слепа?" - "От Бога, говорю, ваше высокое благородие". - "Какой тут Бог, от воспы, чай?" - это он-то все говорит. "А воспа-то, говорю, от кого же?" - "Ну, да, от Бога, держи карман! Вы, говорит, в сырости да в нечистоте всю жизнь копаетесь, а Бог виноват!" Маремьянушка остановилась и заплакала. - И так это меня обидело, - продолжала она, всхлипывая, - уж и не знаю как! "За что же, мол, ты Бога-то обидел?" - говорю я ему. А он не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза: "Утрись, говорит, может, будешь видеть", - и был таков.

Обстоятельства дела выяснились вполне; но так как Линкин непременно требовал, чтобы была выслушана речь его защитника, то Грустилов должен был скрепя сердце исполнить его требование. И точно: вышел из толпы какой-то отставной подъячий и стал говорить. Сначала говорил он довольно невнятно, но потом вник в предмет и, к общему удивлению, вместо того чтобы защищать, стал обвинять. Это до того подействовало на Линкина, что он сейчас же не только сознался во всем, но даже много прибавил такого,чего никогда и не бывало. - Смотрел я однажды у пруда на лягушек, - говорил он, - и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.

Тогда Грустилов обратился к убогим и, сказав: - Сами видите! - приказал отвести Линкина в часть. (с) История города Глупова

Тому уж скоро 200 лет минует, состояние умов всё тоже самое.

[Alex Shevchenko]

А состояние умов у многих не меняется:

"... А вот именно об этой царице цариц, об этом идеале человечества, Мадонне Сикстинской, которая не стоит, по-вашему, стакана или карандаша.
Так вы не из истории? горестно изумилась Варвара Петровна. Но вас слушать не будут. Далась же вам эта Мадонна! Ну что за охота, если вы всех усыпите? Будьте уверены, Степан Трофимович, что я единственно в вашем интересе говорю. То ли дело, если бы вы взяли какую-нибудь коротенькую, но занимательную средневековую придворную историйку, из испанской истории, или, лучше сказать, один анекдот, и наполнили бы его еще анекдотами и острыми словечками от себя. Там были пышные дворы, там были такие дамы, отравления. Кармазинов говорит, что странно будет, если уж и из испанской истории не прочесть чего-нибудь занимательного.
Кармазинов, этот исписавшийся глупец, ищет для меня темы!
Кармазинов, этот почти государственный ум! Вы слишком дерзки на язык, Степан Трофимович.
Ваш Кармазинов это старая, исписавшаяся, обозленная баба! Chère, chère, давно ли вы так поработились ими, о боже!
Я и теперь его терпеть не могу за важничание, но я отдаю справедливость его уму. Повторяю, я защищала вас изо всех сил, сколько могла. И к чему непременно заявлять себя смешным и скучным? Напротив, выйдите на эстраду с почтенною улыбкой, как представитель прошедшего века, и расскажите три анекдота, со всем вашим остроумием, так, как вы только умеете иногда рассказать. Пусть вы старик, пусть вы отжившего века, пусть, наконец, отстали от них; но вы сами с улыбкой в этом сознаетесь в предисловии, и все увидят, что вы милый, добрый, остроумный обломок Одним словом, человек старой соли и настолько передовой, что сам способен оценить во что следует всё безобразие иных понятий, которым до сих пор он следовал. Ну сделайте мне удовольствие, я вас прошу.
Chère, довольно! Не просите, не могу. Я прочту о Мадонне, но подыму бурю, которая или раздавит их всех, или поразит одного меня!
Наверно, одного вас, Степан Трофимович.
Таков мой жребий. Я расскажу о том подлом рабе, о том вонючем и развратном лакее, который первый взмостится на лестницу с ножницами в руках и раздерет божественный лик великого идеала, во имя равенства, зависти и пищеварения. Пусть прогремит мое проклятие, и тогда, тогда
В сумасшедший дом?
Может быть. Но во всяком случае, останусь ли я побежденным, или победителем, я в тот же вечер возьму мою суму, нищенскую суму мою, оставлю все мои пожитки, все подарки ваши, все пенсионы и обещания будущих благ и уйду пешком, чтобы кончить жизнь у купца гувернером либо умереть где-нибудь с голоду под забором."

(с) Бесы.

[Йицхак]

А состояние умов у многих не меняется:

"... А вот именно об этой царице цариц, об этом идеале человечества, Мадонне Сикстинской, которая не стоит, по-вашему, стакана или карандаша.
Так вы не из истории? горестно изумилась Варвара Петровна. Но вас слушать не будут. Далась же вам эта Мадонна! Ну что за охота, если вы всех усыпите? Будьте уверены, Степан Трофимович, что я единственно в вашем интересе говорю. То ли дело, если бы вы взяли какую-нибудь коротенькую, но занимательную средневековую придворную историйку, из испанской истории, или, лучше сказать, один анекдот, и наполнили бы его еще анекдотами и острыми словечками от себя. Там были пышные дворы, там были такие дамы, отравления. Кармазинов говорит, что странно будет, если уж и из испанской истории не прочесть чего-нибудь занимательного.

(с) Бесы.

Я предпочитаю краткость.
Всё тоже самое, но кратко:
14. Просвещение внедрять с умеренностью, по возможности избегая кровопролития.
15. В остальном поступать по произволению. (с) Устав о свойственном градоправителю добросердечии.

Всё оттуда же, История города Глупова

[Alex Shevchenko]

Я предпочитаю краткость.

Несомненно. И сообщение 806 нам как бы на это намекает, но ... дело вкуса - мне более нравится точность: "Ваше блаженство - беспорядок! Ваше наследие - сор!". Все оттуда же. Бесы (с)

[Викторович]

Тому уж скоро 200 лет минует, состояние умов всё тоже самое.

Неужели опять погромы будут?