Твитнуть
[QUOTE=Евлампия;2692151]
А кто тебя заставляет ему подражать? Хотя есть чему... Ответь мне на вопрос: сколько процентов в тебе доброты?
Оля, ты спрашиваешь, кто заставляет меня подражать Зосиме?
Литература. Читатель подражает всему, что читает. Вернее: любое написанное или произнесённое произведение живёт только внутри читателя.
Когда Одиссей описывает свои приключения, то не по виноцветному же он морю плывёт, а по душам своих слушателей плывёт. Всё, что их заботит, волнует, он и выуживает на свет. Все эти циклопы-протеи-цирцеи не где-то там живут, они обитают в греческой душе.
Почему Иисус говорит,чтобы мы наблюдали за тем, как мы слушаем? Чтобы не увлечься философией и пр. Конечно, Достоевского как гения я читаю без особого напряга, и он, поскольку гений, уважает меня как читателя и не навязывает мне Зосиму. Но если бы я не знал Иисуса как моего господа? Я бы увлёкся культом личности Зосимы непременно.
Отвечаю на твой вопрос о моей доброте: во мне доброты ноль процентов. Если бы я не верил в Иисуса Христа, я бы тебе представил более благовидный расчёт. Но чем больше я познаю Иисуса, тем меньше у меня иллюзий о самом себе.
Иисус сам называет нас злыми, прелюбодейным родом. Если бы ты меня назвала злым, я бы расхохотался: А судьи, дескать, кто?
Но Иисус меня называет злым именно в сравнении не с тобой и не с кем-либо изо всех людей (даже не с Зосимой), а в сравнении с собой.
И тогда его слова вызывают у меня не ненависть, как если бы меня назвал злым Зосима, а уверенность, потому что Иисус - единственный, кто рождён не от Адама, а от святого духа.
Уверенность в том, что и я рождён от святого духа. Уверенность в том, что Богу можно угодить только в духе, а не по плоти.
Уверенность в том, что другого пути, кроме Иисуса Христа, нет.
Уверенность в том, что сам я любить не могу и любви во мне нет, но Бог вот полюбил меня и отдал за мою злость своего сына, а не меня.
И так далее, читающий да разумеет.
Почему же Иисус, называя нас злыми, не рад, когда мы его называем добрым? Потому что добр только Бог. Человек не может назвать Иисуса добрым, потому что прежде он Иисуса должен назвать сыном Бога.
Парадокс: человек в Эдеме познал добро и зло, но это и стало первым его грехом.
Стремясь жить по добру, а не по злу, мы не становимся праведниками, а как раз именно грешим. Бедный я человек! Да? Одно благодарение - господу Иисусу Христу.
Именно по всему по этому я не склонен делить всемирную литературу на христианскую и сатанинскую.
Возвращаясь к Достоевскому. Вот например, такой ужасный либертин, как маркиз де Сад. Что он описывает? Физические мучения и наслаждения от них. Он описывает смертельные пытки, но вряд ли стремится к смерти героев, потому что если пытки приведут-таки к смерти, то кто же будет наслаждаться этими пытками?
Достоевский описывает моральные мучения, у него совершенно нет телесных контактов между героями. Но принцип-то то же, тот же садомазохизм. То есть он описывает мазохистов, которым приятно, когда их мучают. Грушенька так та прямо и говорит Мите: буду твоя раба, мучай меня! Или Мармеладов, который хвалился, когда его жена таскала его за волосы. Или Фёдор Павлович Карамазов, который хвалился, что его жена его бьёт.
Во всех произведениях Достоевского проходит этот стыд, вызываемый, переживаемый и приводящий к наслаждению/освобождению.
Ведь что такое либертинаж? Продолжение Возрождения, освобождение человека от схоластических норм. А какие нормы/запреты наиболее губительные для личности? Сексуальные. Вот де Сад и рубит этот гордиев узел сексуальных запретов (надо прибавить, что если бы не научили дураков Богу молиться, они бы и не разбили себе лоб и не нагородили всех этих инквизиций, и не пришлось бы маркизу устраивать сексуальной революции вроде бы против Бога и церкви, а в действительности против неправильного понимания учения Христа схоластами). Узел рубят - щепки летят...
А Достоевский асексуален, он боится даже называть анатомические детали (Алёша Карамазов, затыкающий уши, когда одноклассники начинают говорить о женщинах. Но а как тогда? Вообще не говорить о сексе? Запретить мат, как раз и описывающий секс? Запретить секс?). Поэтому весь его протест вылился в моральные переживания. Это де Сад, но моральный. Пытки не физические у него, а моральные. Тончайшие, рафинированные оттенки мучительного стыда.
И цель та же - спасти всех этих Чикатило/Свидригайловых, вывести на чистую воду все эти глубокие омуты.
А кто тебя заставляет ему подражать? Хотя есть чему... Ответь мне на вопрос: сколько процентов в тебе доброты?
Литература. Читатель подражает всему, что читает. Вернее: любое написанное или произнесённое произведение живёт только внутри читателя.
Когда Одиссей описывает свои приключения, то не по виноцветному же он морю плывёт, а по душам своих слушателей плывёт. Всё, что их заботит, волнует, он и выуживает на свет. Все эти циклопы-протеи-цирцеи не где-то там живут, они обитают в греческой душе.
Почему Иисус говорит,чтобы мы наблюдали за тем, как мы слушаем? Чтобы не увлечься философией и пр. Конечно, Достоевского как гения я читаю без особого напряга, и он, поскольку гений, уважает меня как читателя и не навязывает мне Зосиму. Но если бы я не знал Иисуса как моего господа? Я бы увлёкся культом личности Зосимы непременно.
Отвечаю на твой вопрос о моей доброте: во мне доброты ноль процентов. Если бы я не верил в Иисуса Христа, я бы тебе представил более благовидный расчёт. Но чем больше я познаю Иисуса, тем меньше у меня иллюзий о самом себе.
Иисус сам называет нас злыми, прелюбодейным родом. Если бы ты меня назвала злым, я бы расхохотался: А судьи, дескать, кто?
Но Иисус меня называет злым именно в сравнении не с тобой и не с кем-либо изо всех людей (даже не с Зосимой), а в сравнении с собой.
И тогда его слова вызывают у меня не ненависть, как если бы меня назвал злым Зосима, а уверенность, потому что Иисус - единственный, кто рождён не от Адама, а от святого духа.
Уверенность в том, что и я рождён от святого духа. Уверенность в том, что Богу можно угодить только в духе, а не по плоти.
Уверенность в том, что другого пути, кроме Иисуса Христа, нет.
Уверенность в том, что сам я любить не могу и любви во мне нет, но Бог вот полюбил меня и отдал за мою злость своего сына, а не меня.
И так далее, читающий да разумеет.
Почему же Иисус, называя нас злыми, не рад, когда мы его называем добрым? Потому что добр только Бог. Человек не может назвать Иисуса добрым, потому что прежде он Иисуса должен назвать сыном Бога.
Парадокс: человек в Эдеме познал добро и зло, но это и стало первым его грехом.
Стремясь жить по добру, а не по злу, мы не становимся праведниками, а как раз именно грешим. Бедный я человек! Да? Одно благодарение - господу Иисусу Христу.
Именно по всему по этому я не склонен делить всемирную литературу на христианскую и сатанинскую.
Возвращаясь к Достоевскому. Вот например, такой ужасный либертин, как маркиз де Сад. Что он описывает? Физические мучения и наслаждения от них. Он описывает смертельные пытки, но вряд ли стремится к смерти героев, потому что если пытки приведут-таки к смерти, то кто же будет наслаждаться этими пытками?
Достоевский описывает моральные мучения, у него совершенно нет телесных контактов между героями. Но принцип-то то же, тот же садомазохизм. То есть он описывает мазохистов, которым приятно, когда их мучают. Грушенька так та прямо и говорит Мите: буду твоя раба, мучай меня! Или Мармеладов, который хвалился, когда его жена таскала его за волосы. Или Фёдор Павлович Карамазов, который хвалился, что его жена его бьёт.
Во всех произведениях Достоевского проходит этот стыд, вызываемый, переживаемый и приводящий к наслаждению/освобождению.
Ведь что такое либертинаж? Продолжение Возрождения, освобождение человека от схоластических норм. А какие нормы/запреты наиболее губительные для личности? Сексуальные. Вот де Сад и рубит этот гордиев узел сексуальных запретов (надо прибавить, что если бы не научили дураков Богу молиться, они бы и не разбили себе лоб и не нагородили всех этих инквизиций, и не пришлось бы маркизу устраивать сексуальной революции вроде бы против Бога и церкви, а в действительности против неправильного понимания учения Христа схоластами). Узел рубят - щепки летят...
А Достоевский асексуален, он боится даже называть анатомические детали (Алёша Карамазов, затыкающий уши, когда одноклассники начинают говорить о женщинах. Но а как тогда? Вообще не говорить о сексе? Запретить мат, как раз и описывающий секс? Запретить секс?). Поэтому весь его протест вылился в моральные переживания. Это де Сад, но моральный. Пытки не физические у него, а моральные. Тончайшие, рафинированные оттенки мучительного стыда.
И цель та же - спасти всех этих Чикатило/Свидригайловых, вывести на чистую воду все эти глубокие омуты.
Комментарий