Пишем сюда цитаты из Достоевского по теме форума.
Но Валаамова ослица вдруг заговорила. Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей вере и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, -- о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете. Об этом вот и заговорил за столом Григорий. Федор Павлович любил и прежде, каждый раз после стола, за дессертом, посмеяться и поговорить хотя бы даже с Григорием. В этот же раз был в легком и приятно раскидывающемся настроении. Попивая коньячок и выслушав сообщенное известие, он заметил, что такого солдата следовало бы произвести сейчас же во святые и снятую кожу его препроводить в какой-нибудь монастырь: "То-то народу повалит и денег". Григорий поморщился, видя, что Федор Павлович нисколько не умилился, а по всегдашней привычке своей начинает кощунствовать. Как вдруг Смердяков, стоявший у двери, усмехнулся. Смердяков весьма часто и прежде допускался стоять у стола, то-есть под конец обеда. С самого же прибытия в наш город Ивана Федоровича стал являться к обеду почти каждый раз.
-- Ты чего? -- спросил Федор Павлович, мигом заметив усмешку и поняв конечно, что относится она к Григорию.
-- А я насчет того-с, -- заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, -- что если этого похвального солдата подвиг был и очень велик-с, то никакого опять-таки по-моему не было бы греха и в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие.
-- Это как же не будет греха? Врешь, за это тебя прямо в ад и там как баранину поджаривать станут, -- подхватил Федор Павлович.
И вот тут-то и вошел Алеша. Федор Павлович, как мы видели, ужасно обрадовался Алеше.
-- На твою тему, на твою тему! -- радостно хихикал он, усаживая Алешу слушать.
-- Насчет баранины это не так-с, да и ничего там за это не будет-с, да и не должно быть такого, если по всей справедливости, -- солидно заметил Смердяков.
-- Как так по всей справедливости, -- крикнул еще веселей Федор Павлович, подталкивая коленом Алешу.
-- Подлец он, вот он кто! -- вырвалось вдруг у Григория. Гневно посмотрел он Смердякову прямо в глаза.
-- Насчет подлеца повремените-с, Григорий Васильевич, -- спокойно и сдержанно отразил Смердяков, -- а лучше рассудите сами, что раз я попал к мучителям рода христианского в плен и требуют они от меня имя божие проклясть и от святого крещения своего отказаться, то я вполне уполномочен в том собственным рассудком, ибо никакого тут и греха не будет.
-- Да ты уж это говорил, ты не расписывай, а докажи!-- кричал Федор Павлович.
Но Валаамова ослица вдруг заговорила. Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей вере и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, -- о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете. Об этом вот и заговорил за столом Григорий. Федор Павлович любил и прежде, каждый раз после стола, за дессертом, посмеяться и поговорить хотя бы даже с Григорием. В этот же раз был в легком и приятно раскидывающемся настроении. Попивая коньячок и выслушав сообщенное известие, он заметил, что такого солдата следовало бы произвести сейчас же во святые и снятую кожу его препроводить в какой-нибудь монастырь: "То-то народу повалит и денег". Григорий поморщился, видя, что Федор Павлович нисколько не умилился, а по всегдашней привычке своей начинает кощунствовать. Как вдруг Смердяков, стоявший у двери, усмехнулся. Смердяков весьма часто и прежде допускался стоять у стола, то-есть под конец обеда. С самого же прибытия в наш город Ивана Федоровича стал являться к обеду почти каждый раз.
-- Ты чего? -- спросил Федор Павлович, мигом заметив усмешку и поняв конечно, что относится она к Григорию.
-- А я насчет того-с, -- заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, -- что если этого похвального солдата подвиг был и очень велик-с, то никакого опять-таки по-моему не было бы греха и в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие.
-- Это как же не будет греха? Врешь, за это тебя прямо в ад и там как баранину поджаривать станут, -- подхватил Федор Павлович.
И вот тут-то и вошел Алеша. Федор Павлович, как мы видели, ужасно обрадовался Алеше.
-- На твою тему, на твою тему! -- радостно хихикал он, усаживая Алешу слушать.
-- Насчет баранины это не так-с, да и ничего там за это не будет-с, да и не должно быть такого, если по всей справедливости, -- солидно заметил Смердяков.
-- Как так по всей справедливости, -- крикнул еще веселей Федор Павлович, подталкивая коленом Алешу.
-- Подлец он, вот он кто! -- вырвалось вдруг у Григория. Гневно посмотрел он Смердякову прямо в глаза.
-- Насчет подлеца повремените-с, Григорий Васильевич, -- спокойно и сдержанно отразил Смердяков, -- а лучше рассудите сами, что раз я попал к мучителям рода христианского в плен и требуют они от меня имя божие проклясть и от святого крещения своего отказаться, то я вполне уполномочен в том собственным рассудком, ибо никакого тут и греха не будет.
-- Да ты уж это говорил, ты не расписывай, а докажи!-- кричал Федор Павлович.
Комментарий