Твитнуть
Да всё я понимаю,как и то,что не нуждаюсь в вашей похвале.Мне нужна похвала от Господа моего,а не от Вас.Извините не хотел обидеть.Сказал,как на душе начертано.
Теперь о деле!
Привожу Вам свидетельство о древнейшем изображении Христа, которое переданно Евсевием Памфилом:
«Так как я вспомнил об этом городе [Кессарии Филлиповой], то считаю неправильным пропустить рассказ, который стоит помнить и нашим потомкам. Говорили, что кровоточивая, о которой мы из Святого Евангелия знаем, что она нашла исцеление от своей болезни у Спасителя, была оттуда родом; в городе показывают ее дом; доселе есть дивный памятник благодеяния, оказанного ей Спасителем. На высоком камне у дверей ее дома высится бронзовая женская статуя. Коленопреклоненная женщина протягивает руки вперед, как умоляющая; напротив нее - отлитая из того же материала фигура стоящего мужчины, красиво окутанного плащом и протягивающего руку женщине. У ног его, на самом пьедестале, растет какая-то неизвестная трава, доходящая до подола бронзового плаща: это - целебное лекарство от всех болезней. Эта статуя, говорили, изображает Иисуса; она уцелела до сих пор; я, будучи в этом городе, видел ее собственными глазами Нет ничего удивительного в том, что в старину язычники, облагодетельствованные Спасителем нашим, это делали. Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках. Естественно, что древние привыкли, особенно не задумываясь, по языческому обычаю, чтить таким образом своих спасителей.» (Евсевий Кессарийский. Церковная История.кн.7, гл. 18)
Как вы видите, Евсевий Памфил, ближайший сподвижник Константина,отрицательно смотрет на изображения Христа и апостолов, считая их «языческим обычаем чтить... своих спасителей». И в такой оценке он не одинок все Отцы ранней церкви, вплоть до Блаженного Августина, и, что может некоторых удивить, Афанасия Александрийского, отрицают всякую возможность поклонения изображениям.
Что касается же самой мысли изобразить Бога, тем более, поклоняться таким изображениям, то такая мысль была для Отцов ранней церкви просто немыслима. Все они были свидетелями языческого поклонения идолам антропоморфных божеств, и справедливо подмечали в практике поклонения изображению причину сохранности пустого и бессмысленного по своей сути языческого культа. Вера же в истинного, живого Бога требовала чисто трансцендентного Его понимания. Марк Минуций Феликс пишет в своей «Октавии»:
«Какое изображение Бога я сделаю, когда сам человек правильно рассматриваемый, есть образ Божий? Какой храм Ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я человек люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое Существо? Не лучше ли содержать его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца? Стану ли я приносить Господу жертвы и дары, которые Он произвел для моей же пользы, чтобы подвергать Ему Его собственный дар? Это было бы неблагодарно, напротив угодная Ему жертва доброе сердце, чистый ум и незапамятная совесть. Посему, кто чтит невинность, тот молится Господу; кто уважает правду, тот приносит жертву Богу; кто удерживается от обмана, тот умилостивляет Бога; кто избавляет ближнего от опасности, тот закалает самую лучшую жертву. Таковы наши жертвы, таковы святилища Богу; у нас тот благочестивее, кто справедливее. Но говоришь ты Бога, Которого чтим, мы не можем ни видеть, ни показать другим; да, мы потому и веруем в Бога, что не видим Его, но можем Его чувствовать сердцем. Ибо, во всех делах Его, во всех явлениях мира мы усматриваем присносущную силу Его, которая проявляется и в раскатах грома и в блеске молнии и ясной тишине неба. Не удивляйся, что ты не видишь Бога. Все приходит в движение и сотрясение от ветра и его веяний, но ветер и веяние не видны для глаз. Мы не можем видеть даже солнца, которое для всех служить причиною видения: его лучи заставляют глаза закрываться и притупляют взор зрителя, и если ты подольше посмотришь на него, то совсем потеряешь зрение. Как же ты можешь видеть Самого Творца солнца, источник света, когда ты отворачиваешься от блеска солнца, прячешься от его огненных лучей? Ты хочешь плотскими глазами видеть Бога, когда не можешь собственную твою душу, чрез которую живешь и говоришь, ни видеть, ни осязать!» (Октавия. 32)
Минуциево свидетельство о Боге развивает далее Киприян Карфагенский: «Тем более один есть правитель мира, который все сущее удерживает словом, располагает разумом, совершает силою. Его нельзя ни видеть - Он слишком светел для зрения, ни осязать - Он слишком чист для осязания, ни оценить - Он выше понятия; и мы тогда почитаем Его достойно, когда называем неоценимым. Какой же храм может иметь Бог, Которого храмом есть весь мир? Как заключить силу толикого величества в одно небольшое здание, когда и человек живет роскошнее? Ему мы должны поклоняться в нашем уме, чтить Его в нашем сердце. И не ищи имени для Бога: Бог - имя Ему. Слова нужны там, где надобно поразить чернь собственными отличиями названий; а для Бога, Который и есть только один, все заключается в слове "Бог". Он один и везде весь присущ, так что и чернь во многих признает одного Бога, когда ум и уши получают напоминание о своем виновнике и владыке. Часто слышим, как говорят: "О Боже!", "видит Бог", "поручаю Богу", "да воздаст тебе Бог", "как Богу угодно", "если даст Бог". Потому-то величайшее преступление - не хотеть познать Бога, Которого не знать невозможно.» (Киприан. О суете идолов)
На эти утверждения позднее опирались Арнобий, Лактаций, Аврелий Августин...
Такая позиция Отцов Церкви вполне понятна и весьма трудно здесь что-то им возразить. В таком подходе нет внутренних противоречий, так как он отражает истину. Поклонение трансцендентному Богу и материальному идолу не имеют ничего общего. Также и практику поклонения иконам невозможно как-то увязать с истинными представлениями о Боге. Поэтому часто приходится слышать, что иконам не поклоняются,- их почитают. Разницу между этими понятиями трудно уловить. По сути, её здесь нет вообще, но наделив требуемым смыслом, эту разницу и вправду можно посчитать принципиальной ведь в Библии говорится о том, что наше поклонение должно предназначаться непосредственно Богу: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.» (Матф.4:10). О почитании же ничего подобного не сказано.
Кто пользуется такой лазейкой, сильно лукавит, но для того, кто желает избавиться от сомнений, такое объяснение вполне подходит. Однако даже сами православные авторы повсеместно говорят именно о «поклонении иконам». Пример Иоанн Дамаскин.
Еще одной отговоркой является утверждение о том, что православные поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен. Вы знаете, что существует ни один вид икон Богоматери: Владимирская, Тихвинская, Казанская, Федоровская, и т.д. Одна икона обладает чудодейственными свойствами, другая нет. И люди готовы проделать сотни километров пути, чтобы добраться до святыни, хот у них есть возможность купить иконку данного святого и в церкви рядом со своим домом. Значит, важна не икона вообще, как образ прообраза, и даже не отдельный вид икон, а именно конкретная икона.. А как это увязать с утверждением о том, что поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен? Если принять это утверждение за истину и связать с реальной ситуацией, то мы можем сделать только один вывод на небе существует не одна Богоматерь, а несколько десятков, а то и сотен Владимирская, Тихвинская и т.д.
Теперь о деле!
Привожу Вам свидетельство о древнейшем изображении Христа, которое переданно Евсевием Памфилом:
«Так как я вспомнил об этом городе [Кессарии Филлиповой], то считаю неправильным пропустить рассказ, который стоит помнить и нашим потомкам. Говорили, что кровоточивая, о которой мы из Святого Евангелия знаем, что она нашла исцеление от своей болезни у Спасителя, была оттуда родом; в городе показывают ее дом; доселе есть дивный памятник благодеяния, оказанного ей Спасителем. На высоком камне у дверей ее дома высится бронзовая женская статуя. Коленопреклоненная женщина протягивает руки вперед, как умоляющая; напротив нее - отлитая из того же материала фигура стоящего мужчины, красиво окутанного плащом и протягивающего руку женщине. У ног его, на самом пьедестале, растет какая-то неизвестная трава, доходящая до подола бронзового плаща: это - целебное лекарство от всех болезней. Эта статуя, говорили, изображает Иисуса; она уцелела до сих пор; я, будучи в этом городе, видел ее собственными глазами Нет ничего удивительного в том, что в старину язычники, облагодетельствованные Спасителем нашим, это делали. Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках. Естественно, что древние привыкли, особенно не задумываясь, по языческому обычаю, чтить таким образом своих спасителей.» (Евсевий Кессарийский. Церковная История.кн.7, гл. 18)
Как вы видите, Евсевий Памфил, ближайший сподвижник Константина,отрицательно смотрет на изображения Христа и апостолов, считая их «языческим обычаем чтить... своих спасителей». И в такой оценке он не одинок все Отцы ранней церкви, вплоть до Блаженного Августина, и, что может некоторых удивить, Афанасия Александрийского, отрицают всякую возможность поклонения изображениям.
Что касается же самой мысли изобразить Бога, тем более, поклоняться таким изображениям, то такая мысль была для Отцов ранней церкви просто немыслима. Все они были свидетелями языческого поклонения идолам антропоморфных божеств, и справедливо подмечали в практике поклонения изображению причину сохранности пустого и бессмысленного по своей сути языческого культа. Вера же в истинного, живого Бога требовала чисто трансцендентного Его понимания. Марк Минуций Феликс пишет в своей «Октавии»:
«Какое изображение Бога я сделаю, когда сам человек правильно рассматриваемый, есть образ Божий? Какой храм Ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я человек люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое Существо? Не лучше ли содержать его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца? Стану ли я приносить Господу жертвы и дары, которые Он произвел для моей же пользы, чтобы подвергать Ему Его собственный дар? Это было бы неблагодарно, напротив угодная Ему жертва доброе сердце, чистый ум и незапамятная совесть. Посему, кто чтит невинность, тот молится Господу; кто уважает правду, тот приносит жертву Богу; кто удерживается от обмана, тот умилостивляет Бога; кто избавляет ближнего от опасности, тот закалает самую лучшую жертву. Таковы наши жертвы, таковы святилища Богу; у нас тот благочестивее, кто справедливее. Но говоришь ты Бога, Которого чтим, мы не можем ни видеть, ни показать другим; да, мы потому и веруем в Бога, что не видим Его, но можем Его чувствовать сердцем. Ибо, во всех делах Его, во всех явлениях мира мы усматриваем присносущную силу Его, которая проявляется и в раскатах грома и в блеске молнии и ясной тишине неба. Не удивляйся, что ты не видишь Бога. Все приходит в движение и сотрясение от ветра и его веяний, но ветер и веяние не видны для глаз. Мы не можем видеть даже солнца, которое для всех служить причиною видения: его лучи заставляют глаза закрываться и притупляют взор зрителя, и если ты подольше посмотришь на него, то совсем потеряешь зрение. Как же ты можешь видеть Самого Творца солнца, источник света, когда ты отворачиваешься от блеска солнца, прячешься от его огненных лучей? Ты хочешь плотскими глазами видеть Бога, когда не можешь собственную твою душу, чрез которую живешь и говоришь, ни видеть, ни осязать!» (Октавия. 32)
Минуциево свидетельство о Боге развивает далее Киприян Карфагенский: «Тем более один есть правитель мира, который все сущее удерживает словом, располагает разумом, совершает силою. Его нельзя ни видеть - Он слишком светел для зрения, ни осязать - Он слишком чист для осязания, ни оценить - Он выше понятия; и мы тогда почитаем Его достойно, когда называем неоценимым. Какой же храм может иметь Бог, Которого храмом есть весь мир? Как заключить силу толикого величества в одно небольшое здание, когда и человек живет роскошнее? Ему мы должны поклоняться в нашем уме, чтить Его в нашем сердце. И не ищи имени для Бога: Бог - имя Ему. Слова нужны там, где надобно поразить чернь собственными отличиями названий; а для Бога, Который и есть только один, все заключается в слове "Бог". Он один и везде весь присущ, так что и чернь во многих признает одного Бога, когда ум и уши получают напоминание о своем виновнике и владыке. Часто слышим, как говорят: "О Боже!", "видит Бог", "поручаю Богу", "да воздаст тебе Бог", "как Богу угодно", "если даст Бог". Потому-то величайшее преступление - не хотеть познать Бога, Которого не знать невозможно.» (Киприан. О суете идолов)
На эти утверждения позднее опирались Арнобий, Лактаций, Аврелий Августин...
Такая позиция Отцов Церкви вполне понятна и весьма трудно здесь что-то им возразить. В таком подходе нет внутренних противоречий, так как он отражает истину. Поклонение трансцендентному Богу и материальному идолу не имеют ничего общего. Также и практику поклонения иконам невозможно как-то увязать с истинными представлениями о Боге. Поэтому часто приходится слышать, что иконам не поклоняются,- их почитают. Разницу между этими понятиями трудно уловить. По сути, её здесь нет вообще, но наделив требуемым смыслом, эту разницу и вправду можно посчитать принципиальной ведь в Библии говорится о том, что наше поклонение должно предназначаться непосредственно Богу: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.» (Матф.4:10). О почитании же ничего подобного не сказано.
Кто пользуется такой лазейкой, сильно лукавит, но для того, кто желает избавиться от сомнений, такое объяснение вполне подходит. Однако даже сами православные авторы повсеместно говорят именно о «поклонении иконам». Пример Иоанн Дамаскин.
Еще одной отговоркой является утверждение о том, что православные поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен. Вы знаете, что существует ни один вид икон Богоматери: Владимирская, Тихвинская, Казанская, Федоровская, и т.д. Одна икона обладает чудодейственными свойствами, другая нет. И люди готовы проделать сотни километров пути, чтобы добраться до святыни, хот у них есть возможность купить иконку данного святого и в церкви рядом со своим домом. Значит, важна не икона вообще, как образ прообраза, и даже не отдельный вид икон, а именно конкретная икона.. А как это увязать с утверждением о том, что поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен? Если принять это утверждение за истину и связать с реальной ситуацией, то мы можем сделать только один вывод на небе существует не одна Богоматерь, а несколько десятков, а то и сотен Владимирская, Тихвинская и т.д.
Комментарий