Твитнуть
Достаточно взглянуть на заявленные в Пражском манифесте цели власовского движения, чтобы понять, почему советская сторона не могла его обнародовать. Первый пункт Манифеста провозглашает [316]: Свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистской системы и возвращение народам России прав, завоеванных ими в народной революции 1917 года.
При этом речь идет не о возвращении к дореволюционным царским временам, но о завершении дела буржуазной февральской революции. Наряду с формулировками общего характера, составляющими неотъемлемую часть любого документа такого рода. Пражский манифест содержит также весьма однозначные и определенные требования. Здесь выдвигается требование вместо "режима террора и насилия", "насильственных переселений и массовых ссылок" ввести такой общественный порядок, при котором возможно "обеспечение социальной справедливости и защиты трудящихся от всякой эксплуатации". Здесь с "классической четкостью" провозглашаются буржуазные свободы{824} религии, совести, слова, собраний и печати, а также неприкосновенность личности, жилища и имущества, приобретенного в результате честного труда.
Манифест выдвигает требование независимости и гласности суда (именно этот принцип был нарушен в процессе руководителей йласовского движения). В области социально-экономической выдвигалось требование ликвидации колхозов, передачи всей земли крестьянам в частную собственность, восстановление свободной торговли и ремесел. Но создаваемая таким образом свободная конкуренция экономических сил подлежала одному существенному ограничению: в Манифесте постулировался принцип "социальной справедливости", то есть защиты всех трудящихся от эксплуатации. Предусматривались "широкие государственные мероприятия по укреплению семьи и брака", гарантировалось равноправие женщины, установление минимальной оплаты труда "в размерах, обеспечивающих культурный образ жизни", "право на бесплатное образование, медицинскую помощь, на отдых, на обеспечение старости". Пражский манифест провозглашал также:
Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно.
Чтобы понять значение Пражского манифеста, стоит еще раз обратиться к политическим основам русско-немецкого сотрудничества. Советские авторы неустанно твердят, что Власов "продался [317] немецким фашистам", заверил Гитлера в собственном вернопод-данничестве и связал со своим именем "одно из самых подлых и черных деяний в истории Великой Отечественной войны"{825}. Но как в действительности складывались отношения Власова с немцами и, в частности, его отношение к национал-социализму? Руководители Освободительного движения с самого начала не скрывали, что сотрудничество с немцами возможно для них лишь на основе абсолютного равенства. Высказываний на этот счет чрезвычайно много, мы ограничимся лишь несколькими примерами. Так, Власов при всякой возможности критически высказывался в адрес немецкой восточной политики. Уже в начале 1943 года на открытом собрании в Пскове он подверг резкой критике предрассудки многих немцев, которые видят в русских людей второго сорта. Как сказано в немецком донесении, "он произнес слово "унтерменш", заявил, что не считает себя "унтерменшем", и спросил присутствующих, считают ли они себя "унтерменшами"{826}. В речи перед членами ВВС РОА 18 февраля 1945 года Власов обвинил Германию в разжигании ненависти "между двумя великими народами"{827}. Один из ближайших сотрудников Власова полковник Боярский (впоследствии генерал-майор) в июне 1943 года прямо заявил своим немецким слушателям, что русские и немцы могут стать "лучшими друзьями, но могут и злейшими врагами". Он предостерег немцев от "предательства" принципов равноправного союза, сказав, что нормальные отношения возможны лишь в случае выполнения этих принципов. Боярский считал непременной предпосылкой сотрудничества уважение национальной независимости России{828}. Русские ни разу не отступили от этих требований. Это отразилось также в речи начальника личной канцелярии Власова полковника Кромиади перед восточными рабочими в Сосновце 23 декабря 1944 года: "Мы честно протягиваем Германии руку, но в ответ мы требуем к себе тоже честного отношения"{829}. Все это позволяет определить заключенный в Праге союз как вынужденный, как военное содружество, порожденное необходимостью. В Пражском манифесте по этому поводу говорится:
Комитет Освобождения Народов России приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей Родины. Эта помощь является сейчас единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики. [318]
П. Григоренко в своих мемуарах спрашивает: "Могли ли такие люди, как Нерянин, которые поставили своей целью свержение сталинского режима, упустить возможность, предоставляемую им сотрудничеством с немцами?"*{830} Старший лейтенант Дмитриев в речи на многолюдном митинге в берлинском "Доме Европы" 18 ноября 1944 года сказал: Агенты НКВД и вся большевистская пропаганда будут стараться оклеветать нас, изобразить безыдейными наймитами немецкой армии. Но мы спокойны... мы не наймиты Германии и не собираемся ими быть. Мы союзники Германии, вступившие в борьбу для выполнения наших собственных национальных задач, для осуществления наших народных идей, для создания свободного независимого отечества*{831}.
При этом речь идет не о возвращении к дореволюционным царским временам, но о завершении дела буржуазной февральской революции. Наряду с формулировками общего характера, составляющими неотъемлемую часть любого документа такого рода. Пражский манифест содержит также весьма однозначные и определенные требования. Здесь выдвигается требование вместо "режима террора и насилия", "насильственных переселений и массовых ссылок" ввести такой общественный порядок, при котором возможно "обеспечение социальной справедливости и защиты трудящихся от всякой эксплуатации". Здесь с "классической четкостью" провозглашаются буржуазные свободы{824} религии, совести, слова, собраний и печати, а также неприкосновенность личности, жилища и имущества, приобретенного в результате честного труда.
Манифест выдвигает требование независимости и гласности суда (именно этот принцип был нарушен в процессе руководителей йласовского движения). В области социально-экономической выдвигалось требование ликвидации колхозов, передачи всей земли крестьянам в частную собственность, восстановление свободной торговли и ремесел. Но создаваемая таким образом свободная конкуренция экономических сил подлежала одному существенному ограничению: в Манифесте постулировался принцип "социальной справедливости", то есть защиты всех трудящихся от эксплуатации. Предусматривались "широкие государственные мероприятия по укреплению семьи и брака", гарантировалось равноправие женщины, установление минимальной оплаты труда "в размерах, обеспечивающих культурный образ жизни", "право на бесплатное образование, медицинскую помощь, на отдых, на обеспечение старости". Пражский манифест провозглашал также:
Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно.
Чтобы понять значение Пражского манифеста, стоит еще раз обратиться к политическим основам русско-немецкого сотрудничества. Советские авторы неустанно твердят, что Власов "продался [317] немецким фашистам", заверил Гитлера в собственном вернопод-данничестве и связал со своим именем "одно из самых подлых и черных деяний в истории Великой Отечественной войны"{825}. Но как в действительности складывались отношения Власова с немцами и, в частности, его отношение к национал-социализму? Руководители Освободительного движения с самого начала не скрывали, что сотрудничество с немцами возможно для них лишь на основе абсолютного равенства. Высказываний на этот счет чрезвычайно много, мы ограничимся лишь несколькими примерами. Так, Власов при всякой возможности критически высказывался в адрес немецкой восточной политики. Уже в начале 1943 года на открытом собрании в Пскове он подверг резкой критике предрассудки многих немцев, которые видят в русских людей второго сорта. Как сказано в немецком донесении, "он произнес слово "унтерменш", заявил, что не считает себя "унтерменшем", и спросил присутствующих, считают ли они себя "унтерменшами"{826}. В речи перед членами ВВС РОА 18 февраля 1945 года Власов обвинил Германию в разжигании ненависти "между двумя великими народами"{827}. Один из ближайших сотрудников Власова полковник Боярский (впоследствии генерал-майор) в июне 1943 года прямо заявил своим немецким слушателям, что русские и немцы могут стать "лучшими друзьями, но могут и злейшими врагами". Он предостерег немцев от "предательства" принципов равноправного союза, сказав, что нормальные отношения возможны лишь в случае выполнения этих принципов. Боярский считал непременной предпосылкой сотрудничества уважение национальной независимости России{828}. Русские ни разу не отступили от этих требований. Это отразилось также в речи начальника личной канцелярии Власова полковника Кромиади перед восточными рабочими в Сосновце 23 декабря 1944 года: "Мы честно протягиваем Германии руку, но в ответ мы требуем к себе тоже честного отношения"{829}. Все это позволяет определить заключенный в Праге союз как вынужденный, как военное содружество, порожденное необходимостью. В Пражском манифесте по этому поводу говорится:
Комитет Освобождения Народов России приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей Родины. Эта помощь является сейчас единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики. [318]
П. Григоренко в своих мемуарах спрашивает: "Могли ли такие люди, как Нерянин, которые поставили своей целью свержение сталинского режима, упустить возможность, предоставляемую им сотрудничеством с немцами?"*{830} Старший лейтенант Дмитриев в речи на многолюдном митинге в берлинском "Доме Европы" 18 ноября 1944 года сказал: Агенты НКВД и вся большевистская пропаганда будут стараться оклеветать нас, изобразить безыдейными наймитами немецкой армии. Но мы спокойны... мы не наймиты Германии и не собираемся ими быть. Мы союзники Германии, вступившие в борьбу для выполнения наших собственных национальных задач, для осуществления наших народных идей, для создания свободного независимого отечества*{831}.
Например не знаю, как можно серьезно относиться к
Комментарий