Талмуд - это зло?
Свернуть
Эта тема закрыта.
X
X
-
PS: вообще, "демонизация" чего-либо- это самое обыкновенное идолопоклонство: приписывание вещам не свойственных им абсолютных (в данном случае- злых) характеристик. Таким образом, всякий конспиролог- идолопоклонник.Комментарий
-
Отличаются, они породили их всех. Заметьте что сатанисты, колдуны, демонопоклонники не требуют от вступающих отрекаться от Яхве, а только от Христа. Что думал о Христе языческий прокуратор Иудеи? Что Христос - Человек, с большой буквы. А что от него требовали представители верхушки иудаизма? Распять Христа. Они подбили иудейский народ, чтобы и те требовали казни Христа. Больше на земле никто не хотел смерти Христу, только иудеи. Потому Он и пришёл к ним.Комментарий
-
Совершеннейшую чушь пишете. Как книга со скучными для непосвященного предписаниями о продаже сельскохозяйственной продукции может быть "злом", я в упор не понимаю.
PS: вообще, "демонизация" чего-либо- это самое обыкновенное идолопоклонство: приписывание вещам не свойственных им абсолютных (в данном случае- злых) характеристик. Таким образом, всякий конспиролог- идолопоклонник.Комментарий
-
Есть раввины которые находят в этой скучной книге подтверждение того, что Иисус Христос - мамзер. И Иисус варится на том свете в кипящих экскрементах.
Комментарий
-
Видите ли, в иудаизме христианские представления об "аде" отсутствуют. Ну как бы вот вообще.
Ну и что, собственно, плохого в том, что кто-то не признает жившего две тысячи лет назад Проповедника мессией? Это что, и есть "зло"?
А я думал, что "зло"- это когда воруют и убивают.А оно вишь как...
У нас с Вами, немного, разные понятия о добре и зле, видимо...
Я вот, например, знаю одного человека, который верил в Единого Бога. В Иисуса не верил вообще- ему даже сам факт его существования представлялся сомнительным. Хороший был человек, правильный. Жаль, сейчас умер уже. Но его дела не шли ни в какое сравнение с тем, что творили иные "номинальные христиане". :-/
Я уверен, что Великий Зодчий Миров принял этого человек в основание Своего Храма. Вне зависимости от того, верил этот человек в Иисуса или нет.Комментарий
-
А вот скажите мне, Маклай. Вы же, вроде как, себя протестантом называете. Как могло так случиться, что человек заявляет себя представителем религии, исторически, наиболее тесно связанной с масонами? Откуда в Вас столько ненависти?
И за что Вы так ополчились на религию одного из народов Ближнего Востока? Эта религия Вас хоть каким-нибудь боком касается?Комментарий
-
учение церкви: теоретически - я перечитал все, что мог, об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же - строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрьвающее совершенно весь смысл христианского учения.
Л.Н.Толстой
Комментарий
-
Комментарий
-
Отличаются, они породили их всех. Заметьте что сатанисты, колдуны, демонопоклонники не требуют от вступающих отрекаться от Яхве, а только от Христа. Что думал о Христе языческий прокуратор Иудеи? Что Христос - Человек, с большой буквы. А что от него требовали представители верхушки иудаизма? Распять Христа. Они подбили иудейский народ, чтобы и те требовали казни Христа. Больше на земле никто не хотел смерти Христу, только иудеи. Потому Он и пришёл к ним.Комментарий
-
Комментарий
-
учение церкви: теоретически - я перечитал все, что мог, об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же - строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрьвающее совершенно весь смысл христианского учения.
Л.Н.Толстой
Есть нечто удивительно сходное в том, как все эти русско-еврейские корифеи вспоминают свое местечковое прошлое.
М. Гершензон: какая страшная, темная жизнь Я знал жизнь каждого из них: заботы, внезапная тревога и горесть, и опять забота, одна и та же изо дня в день, хотя каждый день иная. Темная жизнь, и сами они темные, как они могут жить? И жадно с упоением читал поэтовтакими человеку нельзя быть и так жить нельзя. Этой тоской мой дух, как червь из земли, пробуравливал безмерный слой тьмы вверх на свободу к солнцу. Т.е. позади (у евреев) - сумрак ночи, впереди на торной дороге культуры солнце и свет.
Мандельштам, Шум времени. Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незнакомый утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором смутно догадывался и бежал, всегда бежал. Иудейский хаос пробивался во все щели каменной петербургской квартиры крючками шрифта нечитаемых книг Бытия и клочками черно-желтого ритуала.
Крепкий румяный русский год катился по календарю, с крашеными яйцами, елками, стальными финскими коньками, декабрем, вейками и дачей. А тут же путался призрак новый год в сентябре и невеселые странные праздники, терзавшие слух дикими именами: Рош-Гашана и Иом-Кипур.
Еврейский мир утробный, то есть напрочь непроницаемый для света, ритуал черный. Да что ж это такое еврейский мир предстает некой черной дырой, этот лейтмотив явно общ для героев нашего разговора. И все это недурно ложится на свежие, сегодняшние впечатления, доставляемые религиозным Израилем: всамделишные евреи-то - оказывается черные.
И что интересно, Гершензон чувствовал огонь и свет как никто, посмотрите Гольфстрем, всецело посвященный духу (именно духу!) огня у Гераклита и Пушкина. И вот Гершензон, дока в стихии огня, приговорил: еврейство темно, свет только в Европе. Такой приговор что-нибудь, да значит.
Европейское философствование начинается с Декарта. Декарта-естествоиспытателя свет интересовал как физический объект, Декарт-философ вводит понятие естественного света разума. И вот, что пишет об этом естественном свете Мераб Мамардашвили: Мыслил же он (Декарт) впервые последовательно антидогматически и антинатуралистически. То есть когда он выражал мыслимое уже на уровне специальной теории познания, то последняя развивалась и излагалась им как рефлексивная теория. А при рефлексивном движении мысли и построении теории естественный свет в принципе не может получить выражения, потому что он-то как раз и непроницаем: он самый темный элемент мысли, подобен черному солнцу. Свет Солнца вы видите, а внутрь заглянуть не можете вы ослепли. Вы видите освещаемое Солнцем, но в Солнце заглянуть не можете. У такого философа как Декарт, - великого философа, - всегда остаются следы или символы присутствия такого черного солнца. Например, такими символами являются у него понятие я, понятие Бога.
Зажжем же свечи. Полно говорить,
что нужно чей-то сумрак озарить.
Никто из нас другим не властелин,
Хотя поползновения зловещи...
поскольку заливает стеарин
не мысли о вещах, но сами вещи.
И. Бродский
Образ черного пламени вошел в еврейскую философию задолго до создания книги Тания, сама Тора, согласно одному из мидрашей, написана черным огнем по белому огню. Стоит припомнить и черную свечу один из центральных символов каббалистического мышления, мистическую первосубстанцию, лежавшую в основе сотворения мира.
Можно множить примеры тончайших метафизических рассуждений о свете, продуманных евреями в самые разные периоды своей неправдоподобно длинной истории. Но почему духовный мир Гершензона, Пастернака и Мандельштама остался напрочь непроницаем для этого света? Почему огонь Гераклита и Пушкина греет душу Гершензона, а свет Ари и Альтер Ребе туда не проникает?
Рождественская звезда
Борис Пастернак
Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями теплая дымка плыла.
Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.
Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.
Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.
Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...
...Все злей и свирепей дул ветер из степи...
...Все яблоки, все золотые шары.
Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
- Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
Сказали они, запахнув кожухи.
От шарканья по снегу сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.
По той же дороге, чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.
У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
- А кто вы такие? спросила Мария.
- Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
- Всем вместе нельзя. Подождите у входа.
Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.
Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.
И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.
Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчиную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потемках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на деву
Как гостья, смотрела звезда Рождества.
Комментарий
-
это ТВОРЕЦ,который и Вас сотворил ,необразованногоКомментарий
-
А вот скажите мне, Маклай. Вы же, вроде как, себя протестантом называете. Как могло так случиться, что человек заявляет себя представителем религии, исторически, наиболее тесно связанной с масонами? Откуда в Вас столько ненависти?
И за что Вы так ополчились на религию одного из народов Ближнего Востока? Эта религия Вас хоть каким-нибудь боком касается?
А вот скажите мне, Маклай. Вы же, вроде как, себя протестантом называете.
Как могло так случиться, что человек заявляет себя представителем религии, исторически, наиболее тесно связанной с масонами?
Откуда в Вас столько ненависти?
И за что Вы так ополчились на религию одного из народов Ближнего Востока? Эта религия Вас хоть каким-нибудь боком касается?Комментарий
Комментарий