Заметки обреченных на жизнь...

[Евлампия]

Из письма

Персоны автора и адресата не так важны, посему оставим их инкогнито.

А расскажу я тебе такую штуку, от которой волосы на голове твоей зашевелятся. На моей, когда сообразила, что к чему, зашевелились. Прицепилась в Сети неформалочка одна, позиционирует себя не абы кем сатанисткой. Да, ни много ни мало. Сезон охоты на христиан у нее, понимаешь ли. И понеслось: я Словом бомбардирую она своими бреднями обрабатывает (да еще сентенциозно как, ты бы почитал). Горячая духовная баталия, короче. Местами даже сеча. День спустя заключила, что затея бесперспективная, что барышня абсолютно сознательно хулит Бога и предпочитает Ему сам знаешь, кого. Вбила в «игнор» и все на этом. Казалось бы. А теперь по существу.

Себя она обозначает геронтократом локианства: дескать, мой покровитель Локи. Говорит о чем-нибудь?.. На всякий случай делюсь собранной информацией: это одно из имен сатаны, ноги растут из германо-скандинавской мифологии, где-то V в. до н.э. Теория такова: Армагеддона не будет, зато будет Рагнарёк битва богов, их гибель, ну и гибель мира, соответственно. Локи (бог огня) хитер, изворотлив, постоянно с кем-то в оппозиции. Однажды в него плеснули кипятком, он упал, забился в судорогах, вследствие чего кто бы мог подумать появились землетрясения (не хохочи так откровенно, муху проглотишь). Словом, ахинея как она есть.

А те, кто под этим бедовым небожителем ходит, локиане, избранный народ. Кстати, на том же отчасти строилась и политика эсесовцев о расовом превосходстве. Даже герб с орлом у нормандцев содрали. Опять в дебри увела Ладно, поясняю, зачем. Про Локи я читала только на 2 курсе, «Мой Рагнарёк» М. Фрайя (вздорная нелепица, созвучная вышеописанной). И в 11 классе краем уха уловила что-то на уроке мировой художественной культуры. ВСЁ. А вот теперь самая соль.
Отослала я противнице последнее «прощай», из тырнета вышла и одолела меня каталепсия. Вперилась в одну точку, сижу и мучительно соображаю: откуда я знаю про Локи? Нет, не из универа, не из школьной программы. Что-то такое оставило след намного раньше. И тут как вспышка: мне 13, летний лагерь на Браславах, первый личный дневник. В твердой обложке цвета распустившейся настурции. О, как же долго я выдумывала для него имя! Девчонки называют ведь как-то, «зайки», «солнышки», «лапочки» там всякие. А мне-то, знамо дело, жизненно необходимо было соригинальничать. Первый вариант выжимать из себя не пришлось, оформился сам и сразу. Не понравился. Мудрила, сочиняла, экспериментировала все не то. Зато накрепко засела в голове та странная идея. Сдалась. Потом отчаянно пыталась расшифровать по принципу аббревиатуры (чтобы хоть себе объяснить, что это значит). Без толку. Но менять ничего не стала. И так весь мой дневник, на каждой странице, цветными мелками был исписан одним словом. Loki. Набираю сейчас это все и мурашки по коже. Мне тогда просто неоткуда было знать его имя. Но я знала. И в христианском лагере писала дневник, обращаясь к нему по имени

Чем воздать Отцу, избравшему меня? Ту, на которую с самого начала имел виды враг душ человеческих. Фрагмент биографии, всплывший в памяти через 8 лет, красноречиво подтверждает: нейтралитет бы не сохранила. И кто знает, разделяли бы сегодня нас со страстной локианкой нерушимые вековые баррикады

Но меня избрал Иисус. Не я Его Он. И то единственное, чем я в силах воздать, покоится в Его руках уже многие годы. Это моя душа. И твоя. Разве важно, где они были раньше и где бы были, если бы..? Важно, где мы теперь. Давай в канун Его Дня рождения еще раз расскажем Христу о том, как для нас это важно. Он будет рад услышать снова. Я уверена.

[Евлампия]

На дитя человеческое, приходящее в этот мир, негласно возлагается тяжкое испытание. Никто ничего не говорит ему об этом; он должен сам пережить ситуацию, осмыслить ее и справиться с нею. Часто проходит слишком много времени, пока это произойдет; часто понимание приходит слишком поздно, и тогда человек становится беспомощным и потерянным.

Задача гласит: по своему основополагающему принципу существования ты, как все люди, одинок в мире; ты должен понять это одиночество, принять его, подружиться с ним и духовно преодолеть его; оно ведь останется с тобою до конца дней твоих, но твой характер обретет благодаря ему силу, достоинство и доброту.

Одиноким приходит человек в эту жизнь с первым вырвавшимся криком страдания, требующим глотка воздуха; одиноким покидает он этот мир с последним вздохом, стараясь произнести слово. Как много порою делается для него вокруг, а он так и остается отшельником, заключенным в камеру своего тела. Того, что он за всю свою жизнь в этой камере ощущает, воспринимает, чувствует, чего жаждет, о чем думает никто не сможет пережить так, как он; все, что он в своем одиночестве избирает, решает, исполняет, жертвенно осуществляет, переживает и выносит в бессоннице, в болезни, в заботах, в неудаче, в отчаянии знает он один. Всякое значительное событие в жизни, от первой любви до смерти своих родителей, всякое важное решение, всякая возлагаемая на него ответственность, всякая великая боль и скорбь дают ему ощутить свое одиночество. Лишь очень немногим пришлось пережить предельное одиночество в величайшей нужде в бушующем море, в безмолвных горах, в забвении вчерашнего поля боя, в тюремной камере, чтобы постичь свое душевное и духовное одиночество.

Это пожизненное одиночество тяжкое бремя. Но оно одновременно и великое благо.

Когда человек осознает свое одиночество, он вопрошает: "Кто поможет мне?" И ответ гласит: "Я сам должен помочь себе"... И заложен первый камень характера. А еще ответ гласит: "Господь в небесах поможет мне тем вернее, чем преданнее Ему буду я"... И заложен основополагающий камень живой веры. В одиночестве человек находит самого себя, силу своего характера и святой источник жизни.

Когда же человек постигает чужое одиночество, а именно то, что каждый существует, замкнувшись в себе, и пока не постиг бремени и блага одиночества, это сострадание и любовь, которые овладевают им: сострадание к слабому, любовь к сильному. Тогда он говорит: "Я помогу им! Братья, я помогу вам поскольку вы одиноки, а я знаю тягость и выкрутасы одиночества". Сам находясь в одиночестве, человек находит своего одиноко страдающего брата и помогает ему. И как раз тут зарождение духовной любви, братства и истинного единение чувств.

Нам не дано избавиться от одиночества, но все мы призваны достойно и с верою каждый нести свое одиночество; и, любя и помогая, делать чужое одиночество сносным, достойным и духовным. В этом утешение. Так и только так сможем мы преодолеть одиночество, мы, одинокие дети человеческие, взирая ввысь и с любовью помогая друг другу...

Иван Ильин

[Метаморф]

Copy-paste. Интервью с Янусом

Что говорить о нас? Все, что я скажу, ты можешь поставить под сомнение (а так и будет). Над всем этим ты посмеешься всласть. Все смеются. Всегда. В этом вся сложность нашего существования нам говорят, что мы это придумали, чтобы не быть нормальными людьми. Вроде как ребенок притворяется больным, чтобы не идти в школу, и человек претворяется мертвым, чтобы не жить. Другие вообще не пытаются ничего объяснять они, только получив совершеннолетие, растворяются в толпе, чтобы никогда не быть замеченными. Мы же всегда были в потоке жизни: только я был одержим прошлым, а она смотрела с надеждой на будущее.

Я однажды уже рассказал, кто я такой с точки зрения каббалы. Надо мной смеялись, просто ухахатывались. Я же в это время слышал их тайные желания и меня так и подмывало открыть одному дверь в гомосексуализм, а другого отправить искать на свою жопу приключений. Просто в качестве мести. Они и не поймут, что с ними случилось. «Естественные желания человека прорвались наружу», - признается потом уже не латентный гомосексуалист в приватном разговоре. Они потом всегда возвращаются, чтобы рассказать, как там, на дороге к новому и удивительному. Другой, кстати, может и не вернуться, уж больно странные приключения ищет для него пятая точка.

И да, нам всегда везло с воплощениями. Мы рождались в древних родах, в необычных местах, в необычное время. Почти никогда в простой крестьянской семье или в семье клерка. Последние пару воплощений мы подкачали, но даже тут мы не смогли жить, как нормальные люди. И да, я не вижу ничего хорошего в том, что я помню свою жизнь от Моисея. Люди так стремятся вспомнить, а я бы не прочь и забыть. Я вижу линии жизней, поступки людей, законсервированные, застрявшие в прошлом народы, неспособные выйти в свет настоящего или пройти в будущее по скользкой дорожке перемен. Эту темную фригидную массу зла, не пожелавшего пройти сквозь игольное ушко в царство живых. Там они остаются в виде духов предков, в виде подсознательных генетических позывов, в виде демонов и бесов, да мало ли в виде кого. Нижний мир населен подчас такими красавчиками, что диву даешься, как они умудрялись на Земле то жить...

И да, мы вечные близнецы, даже если рождаемся в разных странах у разных семей. Есть три вида близнецов: однояцевые, разнояйцевые и кармические. Вот это третье не имеет ничего общего с биологией, чистый дух и взаимная компенсация. И суть такова, что если я, скажем, живу исключительно с прошлым, то я «вынужден» иметь дело с будущим. С моим братом (хотя сегодня он она, моя сестра) наоборот он ломится от прошлого в будущее семимильными шагами, таща меня в ту сторону. Убегает от прошлого, которое в его представлении за ним гонится. В принципе, я могу его понять будущее как правило случается внезапно и бьет по лицу, хотя я часто его предвижу и могу даже заглянуть за ширму, откуда мое расчудесное отражение выскажет мне все, что оно думает о ближайшем и далеком грядущем.

Нет, не поймите меня неправильно. Мы любим друг друга, у нас нет никого ближе друг друга, и в этом наша самая большая проблема. Мы можем друг ради друга кинуть семью, род, собственных отпрысков с зачатками нашей же природы, возненавидеть родителей и всех, кто нас окружает. Но хуже всего то, что мы можем начать ненавидеть окружение брата, ревновать его к тем, кто его любит, кто занимает его внимание и многое другое. Я так раз уничтожил его семью. Точнее, ее семью, и встал на место мужа. Случилась Вторая мировая. Нет, я не связываю себя с ее началом, но иногда мне кажется, что мы нехило срезонировали с этими событиями. Я, помню, жрал кошек под Сталинградом, ну да не суть. Друг ради друга мы можем кинуть человечество и приостановить продвижение его в новый эон. Как думаете, почему сейчас многие говорят о 37 годе v 2.0, о возвращении лихих 90-х, о возвращении советского союза в новом качестве, о возрождении чуть ли не имперских символик. Да все бы давно уже сгорело в пламени настоящего, если бы мы просто выполняли свою данную нам функцию, а не выясняли отношения, кто из нас круче. Я даже рад, что человечество отодвинулось от язычества, подальше от божественных разборок, и само более менее стало решать, куда ему деваться. По крайней мере, они перестали нас беспокоить. Хотя, тысячи лет идут нам на пользу теперь мы стараемся уживаться и даже заботиться друг о друге. Возраст обязывает.

За три тысячи лет мы приучили себя жить среди людей. Многим другим в этом плане повезло гораздо меньше, особенно с приходом христианства, но один из нас заделался Петром, которому вручили ключи от небес, другой Павлом ушел мутить свой личный иудаизм с Христом и троицей. Кто есть кто? Вот что мы не умеем, так это различать, какая личность в ком сидит. Мы же гермафродит, ladies. Мы очень хитрый гермафродит, который постоянно прикидывается шлангом, воплощаясь в двух телах одновременно. А, что? Не, эт не я. Вот, она женщина (очень неуверенно говорю), я мужчина (еще неуверенней). Корова тоже не моя. Хата, вон, опять же с краю стоит. Ребят, вы че?

В целом, нам несвойственен пафос в классическом его понимании. «Я в меру упитанный воин света в самом расцвете сил», «Я воплощение бога Ра, УРА!», - вся эта шушера не для нас. Великие боги любят драться между собой, мы же как правило стараемся держаться в стороне. Нет, мы подшучиваем над цивилизацией. Как-то раз мне стало любопытно, как там поживает другой континент, я открыл европейцам дверь, и Европа смогла в кругосветные путешествия (Или, все-таки, это был мой брат?). Ну а дальше... конкистадоры, великая южноамериканская цивилизация падает ниц перед бледнолицыми захватчиками. Кетцалкоатль, кстати, на меня изрядно обиделся за это и в отместку придумал мормонов. Нет, свидетелей Иеговы придумал Иегова, хотя мы склонны думать, что на него тоже кто-то обиделся.

Мы тоже обижаемся. Как-то за что-то мы обиделись на богов и в отместку стали людьми. Не призвали себе чемпионов, нет. Ну какой, простите, может быть у нас воин? Швейцар наш воин, метрдотель наш герой, ключник наша аватара. Если вы увидите, как мужчина забегает вперед и открывает дверь даме это наш пацан. Если вы увидите, как придурок сел жопой в камин это наш воин. Нет, мы стали людьми со всеми любопытными последствиями этого. Мой брат впервые стал еврейской девушкой, а я... ну я упал с небес прямо ей под ноги. Так и повелось.

[Евлампия]

Уютное кафе и тишина.
Остывший кофе и кусочек шоколада,
По небу все несутся облака,
И пахнет апельсиновой прохладой.
На улице туманно и тепло.
Дороги странным образом пустуют.
Включаются несмело фонари,
А светлячки последний вальс танцуют.
Квартира. Чай. Песочное печенье.
Тепло родного взгляда и слова.
Порой для счастья нужно очень мало,
Смотря, что значит счастье для тебя.

[Евлампия]

За окном хаотично кружится снежок... И что-то вспомнилось мне...

- Ну прям как в феврале! с легким раздражением в голосе сказала пожилая женщина, поднимая воротник демисезонного пальто и отворачивая морщинистое лицо от колючего ветра.

"И действительно, прощальный вальс Зимы! - с упоением подумала я и отметила для себя. - А ведь это сегодня день весеннего равноденствия начало Весны по астрономическому календарю"

Еще вчера все говорило о том, что отступает зима. Солнышко поднималось высоко в небе, вовсю сверкало, стремительно растопляя остатки уже довольно топкого снега. А сегодня ... все снова в белоснежном снегу.

Как я люблю такую погоду, несмотря на то, что холодно и ветрено! Снег кружит и кружит, словно в танце, подхваченный сорванцом-ветром. Ветер смело и уверенно вальсирует с изысканными и почти невесомыми невестами-снежинками, захватывает их в свои объятия, а потом, как это ни удивительно, безжалостно бросает на землю, образуя сугробы-пробки. В быстром вихре вальса он танцует уже с новыми партнершами, которые спустились на землю в образе белоснежных крошечных ангелочков.

Зима играет свой, возможно, немного затянутый, прощальный аккорд. И это меня совсем не смущает, потому что впереди у неугомонного шалуна-ветра новая партнерша в танце прекрасная фея Весна. А пока, закрыв глаза, я попадаю во власть этого сильного и мощного великана и чувствую себя маленькой хрупкой снежинкой, что белой бабочкой порхает над землей

[Метаморф]

Бурая тропинка среди листвы. Шаги идущего слышны в осеннем мареве, расползшемся среди покосившихся старых могильных камней. За некоторыми кто-то явно следит - оградка подправлена а то и покрашена, хилые цветочки на камнях отмечают места, где к мёртвым ещё приходят живые. Шаги слышны мимо двух старых дубов, охраняющих старую часть кладбища - два привратника, два безымянных брата, давно вытянувших все соки из окрестной земли, забравших себе души лежащих здесь. Вековые стволы по три обхвата каждый. Только тот, что справа, давно и видимо безнадёжно болеет, хотя продолжает исправно давать жёлуди каждый год. Второй ещё крепок. Мало кто знает, что давно они сцеплены корнями, и здоровый кормит страдающего из своих запасов, не жалея их. Лишь бы второй страж жил, лишь бы хватало сил держать строй и оборонять последний оплот тишины.
Шаги остановились, послышался шёпот и звук, будто кто-то провёл рукой по стволу дерева. Шаги возобновились, пройдя сквозь врата беспрепятственно. Эти шаги знакомы стражам, непременно пропускающим их в тайную комнату. Шаги останавливаются, слышится тихое бормотание, громкое смачное ругательство разрезает воздух и, злобно каркая, улетает в туман. Что-то лязгает, железо трётся о камень, становится на место. В бормотании слышится оттенок одобрения. Шуршащие звуки некоторое время тревожат туман. Беспокойные тени начинают суетиться в сполохах солнечного света, проползших сквозь могучие кроны чудовищных деревьев. Плеск воды, разбивающейся о камень и тишина. Раздаётся треск рвущейся обёртки, в тишине тайной комнаты, спрятавшейся за спинами её хранителей, раздаётся слабый звук удара двух цветков о старый только что отмытый от грязи гранит...
Слышно, как шаги двинулись назад. Некоторое время они стоят у дубов, рядом с ними раздается звук ласки, словно рука гладит чьи-то ветви. Шаги идут дальше. Проходя мимо меня, они останавливаются. Слышится глубокий, с лёгким скрежетом, вздох, а затем резкий гудящий выдох. По моим ещё не осыпавшимся листьям что-то ласково еле заметно проходит, словно по голове рукой погладили.

- Кажется, ты за мной наблюдаешь, - тихо говорит потрескивающий голос. - Я тут к тебе пришёл, оградку поправить, цветов принёс, а ты вон где теперь. Сжалились братья, дали вырасти самостоятельно. Там это, имени уже нет, если что. Кто-то сколол. Только лицо угадать можно ещё. Ты это, не серчай, не я его скалывал. Ах да, - потрескивание на мгновение остановилось, а потом, заменившись на вдох, выдох и снова вдох, продолжило, - они все на Фейсбуке теперь, поминают тебя в виртуальном пространстве. Сетевое кладбище, память, записанная двоичным кодом. И никто не помнит, как это пространство во все стороны распирало, когда ты мимо проходил. Каким обширным ты был, входя в обитель невоплощённых сказочных существ. Ладно, бывай. Не скучай тут. Я буду заходить, поговорим о чём, если захочешь. Зря они тебя похоронили, ты то вона какой теперь, лет через 100 пол-кладбища разоришь поди.

Шаги разворачиваются и удаляются. Туман разрывается стаей высвободившегося хохота, разлетающегося во все стороны громкими хлопками. Чувствую последние ласковые лучи солнца, прорвавшиеся сквозь туман. Проходящие мимо шаги прошли, узнали меня и пошли дальше. Нигде не скроешься от этих вездесущих и глазастых, даже в стволе кладбищенского дуба...

[Евлампия]

@Метаморф Дружище! Порадуй счастливую мать вернувшегося солдата какой-нибудь интересной заметкой! Очень соскучилась по твоим рассказам. Чесс слово!

[Метаморф]

@Метаморф Дружище! Порадуй счастливую мать вернувшегося солдата какой-нибудь интересной заметкой! Очень соскучилась по твоим рассказам. Чесс слово!

Сами напросились:

SELFIE

Нудл: Йо, привет-привет. Это Филиас и...
Филиас: Нудл. И это...
Вместе: Путешествия БЕЗ ГРАНИЦ!
Филиас: Итак. Сегодня мы ведем лайв-стрим из больницы в городе Фритаун. Здесь занимаются больными Эбола.
Нудл: Все знают, что Эбола очень и очень опасна.
Филиас: Но сравнительно недавно было найдено средство для ее лечения.
Нудл: Но она все равно очень и очень опасна.
Филиас:Тут довольно много больных.
Нудл: Но мы смогли найти палату, где находится всего лишь один пациент и ни одного врача.
Филиас: Мы подходим к его тумбочке.
Нудл: Итак. Черный, на вид лет 20. Лежит в беспамятстве.
Филиас: К руке присоединена капельница
Нудл: Фил, потрогай капельницу.
Филиас: Я трогаю капельницу.
Нудл: Вообще надо было надеть перчатки.
Филиас: Ничего, я думаю, она стерильна.


Нудл: Итак, открываем тумбочку.
Филиас: Стерильные салфетки, жвачка.
Нудл: Сверху бутылка воды. Все знают, что африканцы нуждаются в воде. Фил, сними меня с водой.
Филиас: А вот сумка. И в ней, какой сюрприз, почти ничего нет.
Нудл: Какое-то барахло. Нож. ХОРОШИЙ нож.
Филиас: Чего еще ожидать от африканца. Удивительно, что не автомат.
Нудл: И документы.
Филиас: Давай посмотрим его документы.
Нудл: Хм. Бумажка с его фото. На ней что-то написано, не пойму что. О боже, не может быть. Это же...
Вместе: ДИПЛОМ!
Филиас: Наш друг образован!
Нудл: Сфоткай меня с ним, Фил. Хочу сделать селфи.
Филиас: Диплом выдан единственным университетом в Сьерра-Леоне на имя Патриса Умбы.
Нудл: Специальность «Инфекционист».
Филиас: Вот это ирония. Сапожник без сапог!
Нудл: Строитель без дома.
Филиас: Проститутка без секса.
Нудл: Фил, это не то...


Сестра: Что вы здесь делаете?
Нудл: Снимаем видео для Ютуба.
Сестра: А ну пошли вон отсюда, а не то вызову охрану.


Видео выхватывает злую темнокожую женщину, затем плывет. Слышны звуки бега, тяжелое дыхание. Видео обрывается.


Филиас (шепотом): Привет-привет. Нам удалось сбежать от сестры. Мы находимся в техническом помещении.
Нудл (шепотом): Главное, чтобы нас не нашла злобная черная сестра.
Филиас: Ладно. Это были захватывающие 5 минут.
Нудл: Мы узнали, что в Сьерра-Леоне есть университет.
Филиас: И образованные люди.
Нудл: И это было...
Вместе: КРУТО!
Филиас: В следующий раз мы проведем наш лайв-стрим в...
Нудл: Благотворительной школе для неимущих.
Филиас: Следите за обновлениями на нашем канале.
Нудл: А также подписывайтесь.
Филиас: Ставьте лайк.
Нудл: Комментируйте.
Филиас: Иначе Бог вас накажет.
Вместе: ПОКА-ПОКА!

[Метаморф]

Охотв

Сегодня мне не завидно. Тучи, низкие, тяжелые и серые, как душная грязная вата, ползут по плоскости неба, скрывая солнце. Туман было дополз до дома, но сил подняться последние метры до вершины у него не хватило. Голос внутри черепной коробки с наслаждением разразился хохотом и скрипуче выматерился, пытаясь привлечь мое внимание.
- Голод не тётка, Мусль. Иди поищи еды, пока тебе худо не стало.
Этот гад придумывает мне имена. Вчера я был Гертрудой, позавчера Йозиком, а неделю назад он звал меня Мгенге Бвана Онобо. Говорил мне, что я похож на одного его знакомого островитянина, хотя я сомневаюсь, что он знает хотя бы одного. Сегодня мне не завидно. Тучи, низкие, тяжелые и серые, как душная грязная вата, ползут по плоскости неба, скрывая солнце. Туман было дополз до дома, но сил подняться последние метры до вершины у него не хватило. Голос внутри черепной коробки с наслаждением разразился хохотом и скрипуче выматерился, пытаясь привлечь мое внимание.
- Голод не тётка, Мусль. Иди поищи еды, пока тебе худо не стало.
Этот гад придумывает мне имена. Вчера я был Гертрудой, позавчера Йозиком, а неделю назад он звал меня Мгенге Бвана Онобо. Говорил мне, что я похож на одного его знакомого островитянина, хотя я сомневаюсь, что он знает хотя бы одного.
- Мусль, иди поешь. Ты какой-то худой.
Открыл глаза. Вокруг сырая мгла. Ей, наверное, можно доверять зеленый туман означал бы смерть, синий возможность провести время под шквалом молний. Сегодня мгла обычна, белеса, как любой утренний туман. Кажется, сегодня вторник.
- Мусль, иди убей кого-нибудь. Владимир хочет кушать.
Зыбкое сознание внезапно выбросило ехидника из зоны комфорта во внешнюю тьму, отчего его голос разу приобретает загробность, во рту появляется привкус ртути.
- Мусль, Владимир хочет есть. Будь другом, покорми его.
Владимир это желудок. В отличие от меня самого желудок никогда не меняет у голоса имени. Иногда он зовёт его ласково, Вова. Также голос иногда говорит стихами. Они, как правило, унылы и бездарны, но декламировать Модный очень любит. Модный, кстати, его самоназвание.

Вой за окном прорезал влажную тишину утра.
- Мусь, ты слышишь? Это дрыга. Айда на охоту.
Голос прав, вой принадлежит дрыге странной червеобразной твари, вылезающей из влажной земли по нескольку раз в сутки, чтобы подышать. Чем питается дрыга, я не знаю, но у нее есть скверная привычка оповещать окрестности о своем приближении душераздирающим воем. Мясо дрыги, впрочем, съедобно. Действовать нужно быстро. Владимир заурчал.
- Мусль, быстрее, дрыга уйдёт, - Модный в своей нервной манере готов крыть меня матом.
Я выглянул в окно. В трёх метрах от него из земли торчит, кажется, шишкастая башка молодой, не более года, дрыги. «Это хорошо, - подумалось мне, - неопытная и тупая».
Дрыга воет на весь лес. Старожилы рассказывали, что дрыги появились после голодных лет со стороны зоны выброса. Тупые и вкусные, они быстро стали жертвами червячников, ловивших их вместе с червем-черносотенцем и восьминогим квузлем длинной хищной штуковиной размером с гепарда, из панциря которой местные делали себе доспехи.
Я взял арбалет, вставил в него предварительно обмоченный в яд кутихи болт и прицелился. С резким шлепком болт застрял у дрыги в башке.
- В яблочко, - радостно взвизгнул Модный. Владимир в предвкушении заурчал. Молодец, Мусль.
Дрыга опустила голову на землю и затихла. А вот вой в ушах так и не перестал. «Дрыги воют от тоски, почти как волки», - говаривал Добба Ширдяй еще до того, как его разделала задохвостка. Я ему верил ему каким-то образом удавалось понимать, о чём думают и воют дрыги. Он мог предсказать по вони с болот, где можно будет половить лихоносиков личинок дрыг, которые так хорошо идут под пиво.
Я подскочил к дрыге и осторожно стал её тянуть. Следовало поторопиться, пока квузли не почуяли труп. Плюс, мясо может испортиться.
Дрыга попалась башковитая, но не особо большая на пять-шесть обедов должно хватить. Владимир будет доволен. В черепной коробке зашуршал Модный:
- Мусль, будь так любезен, дай знать, когда решишь свежевать дрыгу. У меня есть несколько соображений по хранению мяса. Ладно, я пока помолчу.
Дрыга, в общем-то, - сплошное мясо. Точнее, одна сплошная покрытая кожей мышца. В условной голове есть нервный узел размером с рыбий мозг, только без дифференциации на отделы по функциональному признаку...
Внезапно забеспокоился Валентин. Похоже, корёжить его начало еще часа полтора назад, но в ажиотаже охоты, направляемый Модным, я забыл к нему прислушаться.
- Сейчас, Валик, подожди, - я взял дрыгу, затащил её в дом и сбросил в колодец, служивший мне холодильником. Валик заныл сильнее. - Сейчас, сейчас.
Я выбежал на улицу, спустил штаны и расслабился. Струя ударила в зенит и опала. Валик довольно затих, послав мне эндорфиновую взятку.
Застегнув ширинку, я глянул на кусты. Оттуда на меня, подрагивая усиками, фасеточными глазами смотрел квузль, явно привлеченный воющей дрыгой и шумом, который я поднял.
- Чччёрт, - только и успел подумать я.
- Говорил же я, займись укрощением плоти, - раздался из глубин умирающего мозга укоризненный голос Модного. Потом я услышал хруст, - то квузль перегрыз мне позвоночник...

- В который раз, - подумалось кому-то в моей голове. Модного слышно не было. После импульса ужаса язвительный субъект моего мозга либо умер, либо затаился.
В теле что-то хрустнуло. Кажется, бедренная кость. Валентин всхлипнул раз, другой и внезапно расслабился. Мокрое и горячее, оно потекло в пасть квузля. Тварь помотала мной, попытавшись освободиться от не очень приятного привкуса. Кожа на ноге не выдержала и выпустила осколок кости наружу, не упустив шанса воткнуться квузлю в нёбо. Помотав башкой, тварь наконец-то выплюнула меня в утреннюю грязь и взревела.
- Тьфу, кажется, предсмертный, - прошептал из тьмы Модный. - А ты знал, что твоя, эээ, урина для него ядовита?
- Отлично, и ты мне говоришь об этом только сейчас?
Модный не успел ничего мне ответить, череп заполнили голоса - штук десять, наверное. Кое-кого я узнал: Мойше ругался матом, Грабля жалобно пищала, Бивер выл, но больше от тоски, за компанию. какой
- Ничего, Мусль, доползём до дому, пару дней полежишь, будешь как новенький. Разве нет?
- Мусль, иди поешь. Ты какой-то худой.
Открыл глаза. Вокруг сырая мгла. Ей, наверное, можно доверять зеленый туман означал бы смерть, синий возможность провести время под шквалом молний. Сегодня мгла обычна, белеса, как любой утренний туман. Кажется, сегодня вторник.
- Мусль, иди убей кого-нибудь. Владимир хочет кушать.
Зыбкое сознание внезапно выбросило ехидника из зоны комфорта во внешнюю тьму, отчего его голос разу приобретает загробность, во рту появляется привкус ртути.
- Мусль, Владимир хочет есть. Будь другом, покорми его.
Владимир это желудок. В отличие от меня самого желудок никогда не меняет у голоса имени. Иногда он зовёт его ласково, Вова. Также голос иногда говорит стихами. Они, как правило, унылы и бездарны, но декламировать Модный очень любит. Модный, кстати, его самоназвание.

Вой за окном прорезал влажную тишину утра.
- Мусь, ты слышишь? Это дрыга. Айда на охоту.
Голос прав, вой принадлежит дрыге странной червеобразной твари, вылезаюшей из влажной земли по нескольку раз в сутки, чтобы подышать. Чем питается дрыга, я не знаю, но у нее есть скверная привычка оповещать окрестности о своем приближении душераздирающим воем. Мясо дрыги, впрочем, съедобно. Действовать нужно быстро. Владимир заурчал.
- Мусль, быстрее, дрыга уйдёт, - Модный в своей нервной манере готов крыть меня матом.
Я выглянул в окно. В трёх метрах от него из земли торчит, кажется, шишкастая башка молодой, не более года, дрыги. «Это хорошо, - подумалось мне, - неопытная и тупая».
Дрыга воет на весь лес. Старожилы рассказывали, что дрыги появились после голодных лет со стороны зоны выброса. Тупые и вкусные, они быстро стали жертвами червячников, ловивших их вместе с червем-черносотенцем и восьминогим квузлем длинной хищной штуковиной размером с гепарда, из панциря которой местные делали себе доспехи.
Я взял арбалет, вставил в него предварительно обмоченный в яд кутихи болт и прицелился. С резким шлепком болт застрял у дрыги в башке.
- В яблочко, - радостно взвизгнул Модный. Владимир в предвкушении заурчал. Молодец, Мусль.
Дрыга опустила голову на землю и затихла. А вот вой в ушах так и не перестал. «Дрыги воют от тоски, почти как волки», - говаривал Добба Ширдяй еще до того, как его разделала задохвостка. Я ему верил - ему каким-то образом удавалось понимать, о чём думают и воют дрыги. Он мог предсказать по вони с болот, где можно будет половить лихоносиков личинок дрыг, которые так хорошо идут под пиво.
Я подскочил к дрыге и осторожно стал её тянуть. Следовало поторопиться, пока квузли не почуяли труп. Плюс, мясо может испортиться.
Дрыга попалась башковитая, но не особо большая на пять-шесть обедов должно хватить. Владимир будет доволен. В черепной коробке зашуршал Модный:
- Мусль, будь так любезен, дай знать, когда решишь свежевать дрыгу. У меня есть несколько соображений по хранению мяса. Ладно, я пока помолчу.
Дрыга, в общем-то, - сплошное мясо. Точнее, одна сплошная покрытая кожей мышца. В условной голове есть нервный узел размером с рыбий мозг, только без дифференциации на отделы по функциональному признаку...
Внезапно забеспокоился Валентин. Похоже, корёжить его начало еще часа полтора назад, но в ажиотаже охоты, направляемый Модным, я забыл к нему прислушаться.
- Сейчас, Валик, подожди, - я взял дрыгу, затащил её в дом и сбросил в колодец, служивший мне холодильником. Валик заныл сильнее. - Сейчас, сейчас.
Я выбежал на улицу, спустил штаны и расслабился. Струя ударила в зенит и опала. Валик довольно затих, послав мне эндорфиновую взятку.
Застегнув ширинку, я глянул на кусты. Оттуда на меня, подрагивая усиками, фасеточными глазами смотрел квузль, явно привлеченный воющей дрыгой и шумом, который я поднял.
- Чччёрт, - только и успел подумать я.
- Говорил же я, займись укрощением плоти, - раздался из глубин умирающего мозга укоризненный голос Модного. Потом я услышал хруст, - то квузль перегрыз мне позвоночник...

- В который раз, - подумалось кому-то в моей голове. Модного слышно не было. После импульса ужаса язвительный субъект моего мозга либо умер, либо затаился.
В теле что-то хрустнуло. Кажется, бедренная кость. Валентин всхлипнул раз, другой и внезапно расслабился. Мокрое и горячее, оно потекло в пасть квузля. Тварь помотала мной, попытавшись освободиться от не очень приятного привкуса. Кожа на ноге не выдержала и выпустила осколок кости наружу, не упустив шанса воткнуться квузлю в нёбо. Помотав башкой, тварь наконец-то выплюнула меня в утреннюю грязь и взревела.
- Тьфу, кажется, предсмертный, - прошептал из тьмы Модный. - А ты знал, что твоя, эээ, урина для него ядовита?
- Отлично, и ты мне говоришь об этом только сейчас?
Модный не успел ничего мне ответить, череп заполнили голоса - штук десять, наверное. Кое-кого я узнал: Мойше ругался матом, Грабля жалобно пищала, Бивер выл, но больше от тоски, за компанию.
- Ничего, Мусль, доползём до дому, пару дней полежишь, будешь как новенький. Разве нет?