Твитнуть
Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте
духов, от Бога ли они (1Ин. 4,1).
Протодиакона Андрея Кураева представлять сегодняшнему читателю и пользователю Интернета, хоть сколько-нибудь интересующемуся проблемами веры, представлять не нужно. Это имя хорошо известно. Числится он и среди авторов авторитетной Православной Энциклопедии. Думаю, что не погрешу против истины, если скажу, что он весьма достойный преемник покойного о. Александра Меня и как церковный теоретик и как публицист. В центре внимания А. Кураева вопрос об истинном богословском содержании Православия, которое актуализируется в борьбе с современным «неоязычеством», воплощённом, по мнению А. Кураева, в возрождающемся интересе к оккультным наукам, теософии, усиливающейся популярности учения Агни Йоги, всевозможных рецидивах сектантства и даже откровенного шаманизма.
Современный защитник чистоты православной веры с горечью констатирует, что эти лжеучения охватили умы не только значительной части современной интеллигенции, но и многих выдающихся учёных, представителей бизнеса, государственной власти (среди последних назван, например, глава республики Калмыкия Кирсан Илюмжинов) и даже православных священников. Своей задачей А. Кураев ставит защиту православия от всевозможных искажений, а подлинно православной церкви от всего наносного и умаляющего её значение. Его многочисленные книги, статьи, выступления в средствах массовой информации, аудио- и видеозаписи поистине охватили весь православный мир.
Не стоит, видимо, углубляться в детали обращения бывшего «научного атеиста» к христовой вере, об этом он сам неоднократно говорил и писал, а иронизировать по этому поводу нам представляется неуместным. Каждый ищет свой путь к Богу, а находит его или нет, и как именно находит, - это в воле Всевышнего.
Однако немного из недавней истории. 2 декабря 1994 года состоялось Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви «О псевдо христианских сектах, неоязычестве и оккультизме». В нём идёт речь о «язычестве, астрологии, теософских и спиритических обществах, основанных некогда Еленой Блаватской», указывается на опасность « Учения живой этики, введённого в оборот семьёй Рёрихов и называемого также Агни Йогой». Обо всём этом в упомянутом Определении говорится недвусмысленно: «Освященный Архиерейский Собор, следуя апостольской традиции, свидетельствует: все вышеперечисленные секты и «новые религиозные движения» с христианством несовместимы. Люди, разделяющие учения этих сект и движений, а тем более способствующие их распространению, отлучили себя от Православной Церкви».
Видимо, это Определение стало творческой программой в церковно публицистической деятельности А. Кураева, поскольку практически все его книги и выступления в СМИ (кроме сугубо педагогических) посвящены именно этим вопросам, и мы рискнём даже предположить пусть нас поправят, если мы ошибаемся, - что и сам А. Кураев принимал участие в его выработке.
Современный мир, как с духовной, так и с материальной точки зрения содержит в себе два противоположных начала. С одной стороны стремление к поверхностному, массовидному, сиюминутному, модному, суетливому и суетному. К «китчу». С другой стороны стремление к постижению основ бытия, готовность «дойти до самой сути», постигнуть трансцендентное, запредельное. Профанное и сакральное, - причём первое паразитирует на втором. Примерно так можно изложить исходную позицию А. Кураева, и с ней нельзя не согласиться.
Защищая православную веру от всевозможных лживых и клеветнических нападок её противников, главным образом, оккультистов, рёриховцев и сектантов ( именно последним посвящён его двухтомник «Уроки сектоведения»), он в сонову своего метода кладёт принципы научного подхода к религиозным явлениям, что особенно подчёркивается им самим, отвергая всякие разговоры о «наитиях», «откровениях» и «голосах свыше». «Я воспитан в традиции научной мысли и привык, что ко мне в годы учёбы обращали призыв: Обоснуйте, коллега!. С тем же требованием и я подхожу к популярным ныне мифам в том числе и теософским. Я скучным голосом спрашиваю: каким путём Вы получили этот вывод? С каким материалом Вы работали? Какой использовали метод? Учли ли Вы возможность иных интерпретаций Вашего исходного материала, и если да почему эти иные варианты Вы сочли недостаточными или неверными? Учли ли Вы все остальные свидетельства на эту тему? Если нет то на каком основании Вы сузили круг привлекаемых Вами источников?» (А. Кураев. «Кто послал Блаватскую?». М.: 2000, стр. 325-326).
Перед нами чёткое и ясное изложение научного метода, имеющего важное значение, в том числе и для богословия, и при герменевтическом истолковании текстов Св. Писания. Здесь мы тоже поддержим А. Кураева, хотя в его представлении понятие науки, вообще говоря, отличается от общепринятого, словарного (об этом ниже). Нельзя не разделить также мнение учёного-богослова, когда он призывает к открытой полемике, научным дискуссиям даже в таких сложных вопросах, как вопросы веры: «Если мы спорим, значит, мы живём. Если есть споры и дискуссии, значит, есть повод для мысли, значит, есть поиск; если есть сомнения, - значит, будут аргументы». (А Кураев. «Оккультизм в православии». М.: 1998, стр.6). И в подтверждение этой мысли он вполне справедливо приводит существенное свидетельство ап. Павла: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». (1 Кор. 11, 19).
Всё это выглядит чрезвычайно привлекательным и убедительным, так что мы в дальнейших размышлениях воспользуемся предложенным методом, но в отличие от А. Кураева , в трактовке им целого ряда аспектов при рассмотрении указанных вопросов у нас имеется целый ряд серьёзных сомнений и несогласий. Сразу подчеркнём, что мы не стремимся углубляться в богословские дискуссии, а судим в рамках публицистики.
Прежде всего, научный метод в его теперешнем понимании это дальнейшее развитие тех интеллектуальных интуиций, которые появились в эпоху Просвещения, то есть в конце XVI в первой половине XVII века. В основе его, как известно, лежит представление об исследовании того, что даётся нам в опыте и может быть воспроизведено, то есть повторяемо. Один из оснвоположников научного метода Ф. Бэкон был весьма сведущ в эзотерических и оккультных науках, в том числе астрологии, алхимии, а понятие науки неразрывно связано с категорией опыта, то есть ис- пытания , ис-кушения, Пробы, что в традиционном библейском понимании является прерогативой злого духа - искусителя, который искушает душу человеческую, испытывает, проверяет её (по научному - «верифицирует»). Понятие научности не могло возникнуть без коренного переосмысления роли и значения самого факта искушения. А это далеко не совсем ортодоксально по-христиански.
То же можно сказать и о Декарте: его «мыслю, следовательно, существую», исходя из которого он и стал одним из зачинателей высшей математики, радикальным образом противоречит библейскому пониманию существованию человеческого Я по воле Божией, и вовсе не потому, что это «я» каким-то образом «мыслит». Наука с точки зрения учителей и отцов церкви обращается к чему-то внешнему, а значит, - второстепенному, далёкому от вопросов «спасения души». Иными словами, вся современная цивилизация, по крайней мере, с XVI-XVII века, - это продукт каких-то пустопорожних измышлений, имеющих своей целью «власть над природой», то есть почти что колдовское её заклятие, с целью добыть какие-то «знания», далёкие от подлинных интересов спасения души.
Между тем, А. Кураев думает прямо противоположным образом: «Чтобы не принять языческую, религиозно окрашенную космологию, христианский мир выработал свой, радикально без религиозный способ познания мира - науку. () Церковь была заинтересована в демифологизации космоса, и потому приветствовала появление причинно-следственных, механицистских моделей объяснения космических и физических процессов». (А. Кураев. «Сатанизм для интеллигенции». Кн. 1, М.: 1997, стр. 235). Мы только разведём руками: а куда же девать несчастного Галилея и его отречение, а список запрещённых книг, в числе которых и исследование Коперника, - а судьба Джордано Бруно (впрочем, последнего А. Кураев считает сожжённым по справедливости, так как он был явным оккультистом)? Можно, конечно, «списать» всё это по ведомству злодеев-католиков, но ведь и православные сжигали да ещё как! Так появляется у нас первое сомнение в правомочности «научного»
метода А Кураева применительно к православному учению.
Известный знаток эзотерики, создатель учения о «традиционализме», но к христианству имеющий весьма отдалённое отношение, Р. Генон, которого А. Кураев эпизодически цитирует в качестве своего сторонника, недвусмысленно пишет о нехристианском происхождении науки следующее: «Смотрите на всё, исходя из Пути, и все вещи в мире достигнут совершенства. То, что проницает собою Небо и Землю, - это Путь. То, что созвучно Земле, - это «полнота жизненных свойств». То, что претворяется в судьбе вещей, - это «долг». То, что вносит порядок в жизнь людей, - это «деяние». То, в чём проявляется искусство, - это «мастерство». Мастерство сопрягается с деянием, деяние сопрягается с долгом, долг сопрягается с полнотой жизненных свойств, а полнота жизненных свойств с Путём Небес». (Это цитата, приведённая Геноном, из сочинения «Чжуан Цзы. Великий Предел, глава XII; Р. Генон «Очерки о традиции и метафизике». СПБ.: 2000, стр. 95-96).
В нашем случае речь идёт о науке как мастерстве изучения жизненных свойств, того, что даётся в опытном познании. Генон принципиально противополагает такую науку так называемому «религиозному типу мышления», которое обращено на вопросы спасения, покаяния, искупления. Всё это в «научном» мышлении А. Кураева полностью проигнорировано.
Наука по этимологическому смыслу этого слова это и есть то, чему можно «научиться» («Его пример другим наука» - иронически у Пушкина), то есть мастерство. Кроме того, целью науки вовсе не является «знание» как таковое эзотерический Гнозис. Цель науки в приложимости добытых знаний к чему-либо, она имеет задачей подвести под совершаемые практические действия какой-то базис, основу посредством соединения полученных новых фактов и умозаключений с уже имеющимися, вплетение их в общий контекст, которым является так называемая «научая картина мира». Просто «знание» по сути тождественно «откровению» и научным в современном смысле этого слова быть не может.
Это ясно и А. Кураеву, который всеми силами открещивается от всевозможных откровений свыше, которыми пестрят сочинения оккультистов и некоторых православных.
А между тем именно подлинное научное мышление, без кавычек, открыло нам не только новое представление о масштабе, горизонтах и времени творения вселенной, но и показало, насколько поверхностно смотрели на этот вопрос создатели библейской космологии. Более того, само понятие научного «открытия» означает именно откровение, обнаружение того, что уже было в действительности, но существовало как бы скрыто, имплицитно и вот теперь обнаружилось перед проницательным разумом.
Разумеется, в рамках миропонимания своего времени, наивно говорить, что мы дошли до понимания каких-то пределов миропознания и Богопознания, но всё же у нас есть скромные основания весьма сдержанно относиться к целому ряду библейских представлений, тогда как для А. Кураева они «камень веры».
Более того, критическое направление в исторических исследованиях (чтобы не дразнить гусей, не будем ссылаться на труды А. Фоменко, его предшественников и последователей, но всё же будем иметь их в виду) серьёзно ставит вопрос о реальном времени создания Ветхого и Нового Заветов, исходя из их содержания, а не по Скалагеровской хронологии, санкционированной Тридентским собором. Обратимся к Православной энциклопедии (ПЭ). Считается, что первый полный печатный текст Библии это Вульгата (1548 год), причём тогда же Библия была размечена на стихи Робертом Стефаном. К более ранним временам относят рукописи Библии (Ватиканский кодекс и Александрийский кодекс на греческом языке, которые датируются по-разному, но по времени своего создания не выходят за пределы средневековья). К тому же, нет ни одного цельного печатного текста Библии на еврейском языке до того же времени, и есть основания полагать, что текст Св. Писания был переведён не с еврейского «оригинала» на греческий и латинский языки, а наоборот. Об этом так и написано в ПЭ: «Принятие Церковью перевода LXX в качестве текста Свящ. Писания следует рассматривать как промыслительное». И далее: «НЗ принципиально пишется на греческом языке».И ещё одно признание, на современный взгляд прямо-таки парадоксальное: «Перевод LXX явился условием пришествия Христа в мир». Об этом вопросе А. Кураев тоже молчит, так же как и о том, что канон Библии «в полной мере известен нам только по христ. Источникам». (ПЭ).
Таким образом, вполне резонно предположить, что еврейский текст ВЗ до христианства вообще и не существовал. Датировка имеющихся налицо немногочисленных отрывков еврейского текста, так же, как и их подлинность, вызывает у специалистов самые серьёзные сомнения. Все это палимпсесты, написанные на пергаменте, на котором до того существовали другие рукописные тексты, но вот, что на них было написано мы не знаем.
Продолжение следует
духов, от Бога ли они (1Ин. 4,1).
Протодиакона Андрея Кураева представлять сегодняшнему читателю и пользователю Интернета, хоть сколько-нибудь интересующемуся проблемами веры, представлять не нужно. Это имя хорошо известно. Числится он и среди авторов авторитетной Православной Энциклопедии. Думаю, что не погрешу против истины, если скажу, что он весьма достойный преемник покойного о. Александра Меня и как церковный теоретик и как публицист. В центре внимания А. Кураева вопрос об истинном богословском содержании Православия, которое актуализируется в борьбе с современным «неоязычеством», воплощённом, по мнению А. Кураева, в возрождающемся интересе к оккультным наукам, теософии, усиливающейся популярности учения Агни Йоги, всевозможных рецидивах сектантства и даже откровенного шаманизма.
Современный защитник чистоты православной веры с горечью констатирует, что эти лжеучения охватили умы не только значительной части современной интеллигенции, но и многих выдающихся учёных, представителей бизнеса, государственной власти (среди последних назван, например, глава республики Калмыкия Кирсан Илюмжинов) и даже православных священников. Своей задачей А. Кураев ставит защиту православия от всевозможных искажений, а подлинно православной церкви от всего наносного и умаляющего её значение. Его многочисленные книги, статьи, выступления в средствах массовой информации, аудио- и видеозаписи поистине охватили весь православный мир.
Не стоит, видимо, углубляться в детали обращения бывшего «научного атеиста» к христовой вере, об этом он сам неоднократно говорил и писал, а иронизировать по этому поводу нам представляется неуместным. Каждый ищет свой путь к Богу, а находит его или нет, и как именно находит, - это в воле Всевышнего.
Однако немного из недавней истории. 2 декабря 1994 года состоялось Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви «О псевдо христианских сектах, неоязычестве и оккультизме». В нём идёт речь о «язычестве, астрологии, теософских и спиритических обществах, основанных некогда Еленой Блаватской», указывается на опасность « Учения живой этики, введённого в оборот семьёй Рёрихов и называемого также Агни Йогой». Обо всём этом в упомянутом Определении говорится недвусмысленно: «Освященный Архиерейский Собор, следуя апостольской традиции, свидетельствует: все вышеперечисленные секты и «новые религиозные движения» с христианством несовместимы. Люди, разделяющие учения этих сект и движений, а тем более способствующие их распространению, отлучили себя от Православной Церкви».
Видимо, это Определение стало творческой программой в церковно публицистической деятельности А. Кураева, поскольку практически все его книги и выступления в СМИ (кроме сугубо педагогических) посвящены именно этим вопросам, и мы рискнём даже предположить пусть нас поправят, если мы ошибаемся, - что и сам А. Кураев принимал участие в его выработке.
Современный мир, как с духовной, так и с материальной точки зрения содержит в себе два противоположных начала. С одной стороны стремление к поверхностному, массовидному, сиюминутному, модному, суетливому и суетному. К «китчу». С другой стороны стремление к постижению основ бытия, готовность «дойти до самой сути», постигнуть трансцендентное, запредельное. Профанное и сакральное, - причём первое паразитирует на втором. Примерно так можно изложить исходную позицию А. Кураева, и с ней нельзя не согласиться.
Защищая православную веру от всевозможных лживых и клеветнических нападок её противников, главным образом, оккультистов, рёриховцев и сектантов ( именно последним посвящён его двухтомник «Уроки сектоведения»), он в сонову своего метода кладёт принципы научного подхода к религиозным явлениям, что особенно подчёркивается им самим, отвергая всякие разговоры о «наитиях», «откровениях» и «голосах свыше». «Я воспитан в традиции научной мысли и привык, что ко мне в годы учёбы обращали призыв: Обоснуйте, коллега!. С тем же требованием и я подхожу к популярным ныне мифам в том числе и теософским. Я скучным голосом спрашиваю: каким путём Вы получили этот вывод? С каким материалом Вы работали? Какой использовали метод? Учли ли Вы возможность иных интерпретаций Вашего исходного материала, и если да почему эти иные варианты Вы сочли недостаточными или неверными? Учли ли Вы все остальные свидетельства на эту тему? Если нет то на каком основании Вы сузили круг привлекаемых Вами источников?» (А. Кураев. «Кто послал Блаватскую?». М.: 2000, стр. 325-326).
Перед нами чёткое и ясное изложение научного метода, имеющего важное значение, в том числе и для богословия, и при герменевтическом истолковании текстов Св. Писания. Здесь мы тоже поддержим А. Кураева, хотя в его представлении понятие науки, вообще говоря, отличается от общепринятого, словарного (об этом ниже). Нельзя не разделить также мнение учёного-богослова, когда он призывает к открытой полемике, научным дискуссиям даже в таких сложных вопросах, как вопросы веры: «Если мы спорим, значит, мы живём. Если есть споры и дискуссии, значит, есть повод для мысли, значит, есть поиск; если есть сомнения, - значит, будут аргументы». (А Кураев. «Оккультизм в православии». М.: 1998, стр.6). И в подтверждение этой мысли он вполне справедливо приводит существенное свидетельство ап. Павла: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». (1 Кор. 11, 19).
Всё это выглядит чрезвычайно привлекательным и убедительным, так что мы в дальнейших размышлениях воспользуемся предложенным методом, но в отличие от А. Кураева , в трактовке им целого ряда аспектов при рассмотрении указанных вопросов у нас имеется целый ряд серьёзных сомнений и несогласий. Сразу подчеркнём, что мы не стремимся углубляться в богословские дискуссии, а судим в рамках публицистики.
Прежде всего, научный метод в его теперешнем понимании это дальнейшее развитие тех интеллектуальных интуиций, которые появились в эпоху Просвещения, то есть в конце XVI в первой половине XVII века. В основе его, как известно, лежит представление об исследовании того, что даётся нам в опыте и может быть воспроизведено, то есть повторяемо. Один из оснвоположников научного метода Ф. Бэкон был весьма сведущ в эзотерических и оккультных науках, в том числе астрологии, алхимии, а понятие науки неразрывно связано с категорией опыта, то есть ис- пытания , ис-кушения, Пробы, что в традиционном библейском понимании является прерогативой злого духа - искусителя, который искушает душу человеческую, испытывает, проверяет её (по научному - «верифицирует»). Понятие научности не могло возникнуть без коренного переосмысления роли и значения самого факта искушения. А это далеко не совсем ортодоксально по-христиански.
То же можно сказать и о Декарте: его «мыслю, следовательно, существую», исходя из которого он и стал одним из зачинателей высшей математики, радикальным образом противоречит библейскому пониманию существованию человеческого Я по воле Божией, и вовсе не потому, что это «я» каким-то образом «мыслит». Наука с точки зрения учителей и отцов церкви обращается к чему-то внешнему, а значит, - второстепенному, далёкому от вопросов «спасения души». Иными словами, вся современная цивилизация, по крайней мере, с XVI-XVII века, - это продукт каких-то пустопорожних измышлений, имеющих своей целью «власть над природой», то есть почти что колдовское её заклятие, с целью добыть какие-то «знания», далёкие от подлинных интересов спасения души.
Между тем, А. Кураев думает прямо противоположным образом: «Чтобы не принять языческую, религиозно окрашенную космологию, христианский мир выработал свой, радикально без религиозный способ познания мира - науку. () Церковь была заинтересована в демифологизации космоса, и потому приветствовала появление причинно-следственных, механицистских моделей объяснения космических и физических процессов». (А. Кураев. «Сатанизм для интеллигенции». Кн. 1, М.: 1997, стр. 235). Мы только разведём руками: а куда же девать несчастного Галилея и его отречение, а список запрещённых книг, в числе которых и исследование Коперника, - а судьба Джордано Бруно (впрочем, последнего А. Кураев считает сожжённым по справедливости, так как он был явным оккультистом)? Можно, конечно, «списать» всё это по ведомству злодеев-католиков, но ведь и православные сжигали да ещё как! Так появляется у нас первое сомнение в правомочности «научного»
метода А Кураева применительно к православному учению.
Известный знаток эзотерики, создатель учения о «традиционализме», но к христианству имеющий весьма отдалённое отношение, Р. Генон, которого А. Кураев эпизодически цитирует в качестве своего сторонника, недвусмысленно пишет о нехристианском происхождении науки следующее: «Смотрите на всё, исходя из Пути, и все вещи в мире достигнут совершенства. То, что проницает собою Небо и Землю, - это Путь. То, что созвучно Земле, - это «полнота жизненных свойств». То, что претворяется в судьбе вещей, - это «долг». То, что вносит порядок в жизнь людей, - это «деяние». То, в чём проявляется искусство, - это «мастерство». Мастерство сопрягается с деянием, деяние сопрягается с долгом, долг сопрягается с полнотой жизненных свойств, а полнота жизненных свойств с Путём Небес». (Это цитата, приведённая Геноном, из сочинения «Чжуан Цзы. Великий Предел, глава XII; Р. Генон «Очерки о традиции и метафизике». СПБ.: 2000, стр. 95-96).
В нашем случае речь идёт о науке как мастерстве изучения жизненных свойств, того, что даётся в опытном познании. Генон принципиально противополагает такую науку так называемому «религиозному типу мышления», которое обращено на вопросы спасения, покаяния, искупления. Всё это в «научном» мышлении А. Кураева полностью проигнорировано.
Наука по этимологическому смыслу этого слова это и есть то, чему можно «научиться» («Его пример другим наука» - иронически у Пушкина), то есть мастерство. Кроме того, целью науки вовсе не является «знание» как таковое эзотерический Гнозис. Цель науки в приложимости добытых знаний к чему-либо, она имеет задачей подвести под совершаемые практические действия какой-то базис, основу посредством соединения полученных новых фактов и умозаключений с уже имеющимися, вплетение их в общий контекст, которым является так называемая «научая картина мира». Просто «знание» по сути тождественно «откровению» и научным в современном смысле этого слова быть не может.
Это ясно и А. Кураеву, который всеми силами открещивается от всевозможных откровений свыше, которыми пестрят сочинения оккультистов и некоторых православных.
А между тем именно подлинное научное мышление, без кавычек, открыло нам не только новое представление о масштабе, горизонтах и времени творения вселенной, но и показало, насколько поверхностно смотрели на этот вопрос создатели библейской космологии. Более того, само понятие научного «открытия» означает именно откровение, обнаружение того, что уже было в действительности, но существовало как бы скрыто, имплицитно и вот теперь обнаружилось перед проницательным разумом.
Разумеется, в рамках миропонимания своего времени, наивно говорить, что мы дошли до понимания каких-то пределов миропознания и Богопознания, но всё же у нас есть скромные основания весьма сдержанно относиться к целому ряду библейских представлений, тогда как для А. Кураева они «камень веры».
Более того, критическое направление в исторических исследованиях (чтобы не дразнить гусей, не будем ссылаться на труды А. Фоменко, его предшественников и последователей, но всё же будем иметь их в виду) серьёзно ставит вопрос о реальном времени создания Ветхого и Нового Заветов, исходя из их содержания, а не по Скалагеровской хронологии, санкционированной Тридентским собором. Обратимся к Православной энциклопедии (ПЭ). Считается, что первый полный печатный текст Библии это Вульгата (1548 год), причём тогда же Библия была размечена на стихи Робертом Стефаном. К более ранним временам относят рукописи Библии (Ватиканский кодекс и Александрийский кодекс на греческом языке, которые датируются по-разному, но по времени своего создания не выходят за пределы средневековья). К тому же, нет ни одного цельного печатного текста Библии на еврейском языке до того же времени, и есть основания полагать, что текст Св. Писания был переведён не с еврейского «оригинала» на греческий и латинский языки, а наоборот. Об этом так и написано в ПЭ: «Принятие Церковью перевода LXX в качестве текста Свящ. Писания следует рассматривать как промыслительное». И далее: «НЗ принципиально пишется на греческом языке».И ещё одно признание, на современный взгляд прямо-таки парадоксальное: «Перевод LXX явился условием пришествия Христа в мир». Об этом вопросе А. Кураев тоже молчит, так же как и о том, что канон Библии «в полной мере известен нам только по христ. Источникам». (ПЭ).
Таким образом, вполне резонно предположить, что еврейский текст ВЗ до христианства вообще и не существовал. Датировка имеющихся налицо немногочисленных отрывков еврейского текста, так же, как и их подлинность, вызывает у специалистов самые серьёзные сомнения. Все это палимпсесты, написанные на пергаменте, на котором до того существовали другие рукописные тексты, но вот, что на них было написано мы не знаем.
Продолжение следует
Комментарий