Вероятность нарастания сложности живых систем
Эволюционисты «решают» проблему происхождения жизни, просто не замечая трудностей. Рассмотрим следующее замечательное утвержде*ние профессора Дж. Уолда:
«Важно, что поскольку жизнь должна была возникнуть хотя бы однажды (не обязательно используя все максимальное число попыток Прим. пер.), то время работает на этот процесс. Каким бы невероятным мы не считали это событие, при наличии достаточного времени оно почти наверняка произойдет хотя бы однажды... Главным действующим лицом здесь является время... Если времени много, невозможное стано*вится возможным, возможное вероятным, а вероятное почти определен*ным. Нужно лишь ждать: время само совершит чудо».5
Но, как мы видели, достаточного времени для этого чуда нет,
Но отвлечемся от этой проблемы и пойдем дальше, предполагая, что уже откуда-то появились живые организмы. Поставим такой вопрос: как может популяция живых организмов, находящихся на данном уров*не сложности, случайным путем перейти на новый, более высокий уро*вень сложности?
Принято объяснять это случайными мутациями и естественным отбором. Но эта задача по природе своей такова же, что и проблема неорганического «естественного отбора», действующего на молекуляр*ном уровне. Мы уже показали, что это объяснение совершенно не годит*ся с точки зрения вероятности, и потому нет оснований думать, что естественный отбор может успешно создавать новые уровни сложности в органическом мире.
Тем не менее эволюционисты глубоко верят в способность есте*ственного отбора совершить это. Дж. Хаксли так обсуждает это в одной из своих книг:
«Для полезных мутаций вероятность одна на тысячу кажется не слишком большой, но это может быть заниженной оценкой. Миллион стадий мутационного процесса, на первый взгляд это много, но и это, скорее, заниженная оценка... Однако примем эти цифры как разумные. При таких пропорциях, но без отбора, нам нужен будет миллион линий (тысяча в квадрате), чтобы получить две полезные мутации; и так далее, вплоть до тысячи в миллионной степени, чтобы получить особь, содержащую миллион полезных мутаций. Конечно, это не может про*изойти в действительности, но это показывает, сколь велики препят*ствия для получения нескольких полезных мутаций в одной линии за счет одной только случайности. Тысяча в миллионной степени это единица с тремя миллионами нулей, чтобы просто напечатать такую цифру, понадобится 500 страниц. Никто не будет полагаться на такое невероятное событие. И тем не менее это произошло! Это произошло благодаря действию естественного отбора и тех свойств живого, которые сделали отбор неизбежным».6
Если естественный отбор превращает невероятное в неизбежное, то это действительно очень мощная вещь! Правда, креационисты подчерки*вают, что все наблюдаемые примеры естественного отбора являются консервативными приспособлениями к окружающей среде (например, в случае с березовой пяденицей), а не созданием и сохранением более сложных мутантов. Мутации вредны, а не полезны, и естественный отбор предотвращает их закрепление и распространение в популяции.
Но будем максимально снисходительны, и положим, что каждый следующий шаг эволюции имеет вероятность успеха в 1/2. Это значит, что популяция, имеющая определенную степень организации, равнове*роятно может повысить или понизить степень своей организованности на шаг.
На самом деле гораздо вероятнее, что популяция будет деградиро*вать. Вредных мутаций куда больше, чем полезных, и хотя большинство сильно вредных мутаций будут устранены естественным отбором, оста*нутся слабо вредные, создающие генетический груз в популяции, как об этом уже говорилось в Главе III.
«Соматические воздействия мутаций варьируются от больших до почти неразличимых. Вероятность того, что мутация сохранится или распространится в ходе эволюции, обратно зависит от ее соматического воздействия. Большинство сильно проявляющихся мутаций детальны на ранних стадиях развития особи и потому имеют нулевую вероятность распространения. Слабопроявляющиеся мутации имеют некоторую нену*левую вероятность распространения, и обычно их шансы сохраниться тем лучше, чем меньше их воздействие на структуру организма».7
Следовательно, равная вероятность успеха и неудачи для каждого шага эволюции явно завышенная оценка. Даже если организм и получает полезную мутацию (полезную в смысле повышения уровня организации), она не будет действовать, пока не распространится в популяции через процессы инбридинга и не станет доминирующей. Про*цесс распространения такой мутации по всей популяции, приводящий к повышению уровня ее организации, представляется исключительно слож*ным и маловероятным.
Далее, в случае высших организмов уровень сложности несравнен*но выше того, что мы наблюдали на уровне «простых» белков и молекул ДНК. Каждое, к примеру, позвоночное животное состоит из триллионов живых клеток, каждая из которых выполняет свою собственную функ*цию в организме. Каждая из этих клеток сама по себе является высоко*организованной системой, включающей огромное число белковых моле*кул, каждая из которых занимает свое определенное место. Развитие всей этой сложнейшей системы управляется молекулами ДНК, передаю*щимися потомству.
Чтобы один вид животных изменился и стал более высокоразви*тым, необходимо огромное число мутационных событий. Приведенный выше пример Хаксли предполагал миллион шагов для эволюции лоша*ди. Учитывая, что мутации должны быть слабопроявляющимися, мил*лиона и в самом деле недостаточно.
Из предыдущего очевидно, что миллион последовательных успеш*ных шагов с вероятностью успеха в 1/2 каждый, в сумме имеет чудо*вищно малую вероятность. Численно она оценивается примерно в Ю300000.
Такие числа слишком велики, чтобы их можно было себе предста*вить. Вселенная размером в 5 миллиардов световых лет содержит 1080 частиц размером с электрон. Если бы они были упакованы без проме*жутков, так, чтобы вся вселенная была битком забита электронами, она вместила бы 10130 электронов. Если бы каждый из этих электронов был мутационной системой, претерпевающей нужный миллион мутаций каж*дую миллиардную долю секунды в течение 30 миллиардов лет, то общее
число возможных попыток составило бы 1015Т. При этом нет ни малей*шей возможности успеха, потому что вероятность его при этом была бы равна одному шансу из Ю299Ш.
Чем выше сложность живого организма, тем меньше, вплоть до бесконечно малых величин, вероятность случайного развития. Подумай*те, к примеру, о десяти миллиардах скоординированных друг с другом клеток коры головного мозга человека!
Креационную модель такие сложности не смущают, потому что они лишь отражают всезнание и всемогущество Творца. Эволюционисты, отвергающие идею сотворения как «невероятную», тем не менее легко принимают на веру естественный отбор с его статистической невероятно*стью. Вера креационистов представляется, таким образом, не менее ра*зумной, чем вера эволюционистов.
Эволюционисты «решают» проблему происхождения жизни, просто не замечая трудностей. Рассмотрим следующее замечательное утвержде*ние профессора Дж. Уолда:
«Важно, что поскольку жизнь должна была возникнуть хотя бы однажды (не обязательно используя все максимальное число попыток Прим. пер.), то время работает на этот процесс. Каким бы невероятным мы не считали это событие, при наличии достаточного времени оно почти наверняка произойдет хотя бы однажды... Главным действующим лицом здесь является время... Если времени много, невозможное стано*вится возможным, возможное вероятным, а вероятное почти определен*ным. Нужно лишь ждать: время само совершит чудо».5
Но, как мы видели, достаточного времени для этого чуда нет,
Но отвлечемся от этой проблемы и пойдем дальше, предполагая, что уже откуда-то появились живые организмы. Поставим такой вопрос: как может популяция живых организмов, находящихся на данном уров*не сложности, случайным путем перейти на новый, более высокий уро*вень сложности?
Принято объяснять это случайными мутациями и естественным отбором. Но эта задача по природе своей такова же, что и проблема неорганического «естественного отбора», действующего на молекуляр*ном уровне. Мы уже показали, что это объяснение совершенно не годит*ся с точки зрения вероятности, и потому нет оснований думать, что естественный отбор может успешно создавать новые уровни сложности в органическом мире.
Тем не менее эволюционисты глубоко верят в способность есте*ственного отбора совершить это. Дж. Хаксли так обсуждает это в одной из своих книг:
«Для полезных мутаций вероятность одна на тысячу кажется не слишком большой, но это может быть заниженной оценкой. Миллион стадий мутационного процесса, на первый взгляд это много, но и это, скорее, заниженная оценка... Однако примем эти цифры как разумные. При таких пропорциях, но без отбора, нам нужен будет миллион линий (тысяча в квадрате), чтобы получить две полезные мутации; и так далее, вплоть до тысячи в миллионной степени, чтобы получить особь, содержащую миллион полезных мутаций. Конечно, это не может про*изойти в действительности, но это показывает, сколь велики препят*ствия для получения нескольких полезных мутаций в одной линии за счет одной только случайности. Тысяча в миллионной степени это единица с тремя миллионами нулей, чтобы просто напечатать такую цифру, понадобится 500 страниц. Никто не будет полагаться на такое невероятное событие. И тем не менее это произошло! Это произошло благодаря действию естественного отбора и тех свойств живого, которые сделали отбор неизбежным».6
Если естественный отбор превращает невероятное в неизбежное, то это действительно очень мощная вещь! Правда, креационисты подчерки*вают, что все наблюдаемые примеры естественного отбора являются консервативными приспособлениями к окружающей среде (например, в случае с березовой пяденицей), а не созданием и сохранением более сложных мутантов. Мутации вредны, а не полезны, и естественный отбор предотвращает их закрепление и распространение в популяции.
Но будем максимально снисходительны, и положим, что каждый следующий шаг эволюции имеет вероятность успеха в 1/2. Это значит, что популяция, имеющая определенную степень организации, равнове*роятно может повысить или понизить степень своей организованности на шаг.
На самом деле гораздо вероятнее, что популяция будет деградиро*вать. Вредных мутаций куда больше, чем полезных, и хотя большинство сильно вредных мутаций будут устранены естественным отбором, оста*нутся слабо вредные, создающие генетический груз в популяции, как об этом уже говорилось в Главе III.
«Соматические воздействия мутаций варьируются от больших до почти неразличимых. Вероятность того, что мутация сохранится или распространится в ходе эволюции, обратно зависит от ее соматического воздействия. Большинство сильно проявляющихся мутаций детальны на ранних стадиях развития особи и потому имеют нулевую вероятность распространения. Слабопроявляющиеся мутации имеют некоторую нену*левую вероятность распространения, и обычно их шансы сохраниться тем лучше, чем меньше их воздействие на структуру организма».7
Следовательно, равная вероятность успеха и неудачи для каждого шага эволюции явно завышенная оценка. Даже если организм и получает полезную мутацию (полезную в смысле повышения уровня организации), она не будет действовать, пока не распространится в популяции через процессы инбридинга и не станет доминирующей. Про*цесс распространения такой мутации по всей популяции, приводящий к повышению уровня ее организации, представляется исключительно слож*ным и маловероятным.
Далее, в случае высших организмов уровень сложности несравнен*но выше того, что мы наблюдали на уровне «простых» белков и молекул ДНК. Каждое, к примеру, позвоночное животное состоит из триллионов живых клеток, каждая из которых выполняет свою собственную функ*цию в организме. Каждая из этих клеток сама по себе является высоко*организованной системой, включающей огромное число белковых моле*кул, каждая из которых занимает свое определенное место. Развитие всей этой сложнейшей системы управляется молекулами ДНК, передаю*щимися потомству.
Чтобы один вид животных изменился и стал более высокоразви*тым, необходимо огромное число мутационных событий. Приведенный выше пример Хаксли предполагал миллион шагов для эволюции лоша*ди. Учитывая, что мутации должны быть слабопроявляющимися, мил*лиона и в самом деле недостаточно.
Из предыдущего очевидно, что миллион последовательных успеш*ных шагов с вероятностью успеха в 1/2 каждый, в сумме имеет чудо*вищно малую вероятность. Численно она оценивается примерно в Ю300000.
Такие числа слишком велики, чтобы их можно было себе предста*вить. Вселенная размером в 5 миллиардов световых лет содержит 1080 частиц размером с электрон. Если бы они были упакованы без проме*жутков, так, чтобы вся вселенная была битком забита электронами, она вместила бы 10130 электронов. Если бы каждый из этих электронов был мутационной системой, претерпевающей нужный миллион мутаций каж*дую миллиардную долю секунды в течение 30 миллиардов лет, то общее
число возможных попыток составило бы 1015Т. При этом нет ни малей*шей возможности успеха, потому что вероятность его при этом была бы равна одному шансу из Ю299Ш.
Чем выше сложность живого организма, тем меньше, вплоть до бесконечно малых величин, вероятность случайного развития. Подумай*те, к примеру, о десяти миллиардах скоординированных друг с другом клеток коры головного мозга человека!
Креационную модель такие сложности не смущают, потому что они лишь отражают всезнание и всемогущество Творца. Эволюционисты, отвергающие идею сотворения как «невероятную», тем не менее легко принимают на веру естественный отбор с его статистической невероятно*стью. Вера креационистов представляется, таким образом, не менее ра*зумной, чем вера эволюционистов.
Комментарий