Поэтическая классика

[Azomorph]

Отрывок из Божественной комедии Данте Алигьери

Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.

БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.

ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,
И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.

Красива надпись на вратах Ада.

[Евлампия]

Зинаида Гиппиус

* * *
Тяжки иные тропы...
Жизнь ударяет хлестко...
Чьи-то глаза из толпы
взглянули так жестко.

Кто ты, усталый, злой,
Путник печальный?
Друг ли далекий мой?
Враг ли мой дальний?

В общий мы замкнуты круг
Боли, тоски и заботы...
Верю я, все ж ты мне друг,
Хоть и не знаю, кто ты...

[komi]

Вероника Сенькина

РАЗВЕ МЫ УМРЕМ?

Ну, что ты, что ты! Разве мы умрём?
Мы просто поменяемся местами
С серебряными тонкими тенями
И будем ярче вечером, чем днём...

Ну, что ты, право! Разве это страх?
Скорее неприметная тревожность
За то, что на себя примерить сложно,
Как поцелуи на чужих губах...

Ну, что ты! Я рукИ не отпущу,
Смотри: я только крепче стисну пальцы,
Чтобы тебе хватило сил подняться
На самую большую высоту...

[Евлампия]

Зинаида Гиппиус


Брачное кольцо

Над темностью лампады незажженной
Я увидал сияющий отсвет.
Последним обнаженьем обнаженной
Моей душе - пределов больше нет.

Желанья были мне всего дороже...
Но их, себя, святую боль мою,
Молитвы, упованья,- все, о Боже,
В Твою Любовь с любовью отдаю.

И этот час бездонного смиренья
Крылатым пламенем облек меня.
Я властен властью - Твоего веленья,
Одет покровом - Твоего огня.

Я к близкому протягиваю руки,
Тебе, Живому, я смотрю в Лицо,
И, в светлости преображенной муки,
Мне легок крест, как брачное кольцо.

[Евлампия]

Игорь Северянин

Поэза сострадания

Жалейте каждого больного
Всем сердцем, всей своей душой,
И не считайте за чужого
Какой бы ни был он чужой.

Пусть к вам потянется калека,
Как к доброй матери - дитя;
Пусть в человеке человека
Увидит, сердцем к вам летя.

И обнадежив безнадежность,
Все возлюбя и все простив,
Такую проявите нежность,
Чтоб умирающий стал жив!

И будет радостна вам снова
Вся эта грустная земля...
Жалейте каждого больного,
Ему сочувственно внемля.

[Kipic]

Гляжу на вас я, умница моя,
Как на своем болезненном вы ложе
Откинулись, раздумие тая,
А против вас, со сказочником схоже,
И бормочу и вспоминаю я
О временах, как был я молод тоже.

Фет.

[Евлампия]

А мне почему-то на память пришла замечательная элегия "К морю" Александра Сергеевича Опять ностальжи что-ли? А может это уже подкрадывается старость?

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас,
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,-
И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтической побег.

Ты ждал, ты звал... я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я.

О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы...
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.

Мир опустел... Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.

Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.

[Евлампия]

Поток

Источник страсти есть во мне
Великий и чудесный;
Песок серебряный на дне,
Поверхность лик небесный;
Но беспрестанно быстрый ток
Воротит и крутит песок,
И небо над водами
Одето облаками.

Родится с жизнью этот ключ
И с жизнью исчезает;
В ином он слаб, в другом могуч,
Но всех он увлекает;
И первый счастлив, но такой
Я праздный отдал бы покой
За несколько мгновений
Блаженства иль мучений.

(Лермонтов)

[Евлампия]

Поль Верлен

СОЛОВЕЙ

Как возгласы птиц, всполошенных во сне,
Слетаются воспоминанья ко мне,
Слетаются к сердцу, желтеющей кроне
Склоненной ольхи, отраженной в затоне,
В лиловом зерцале мерцающих вод
Печали, которая тихо течет,
Слетаются, слышится ропот невнятно,
Но ветер уносит его безвозвратно,
И шум затихает в листве, и слышна
На грани мгновенья одна тишина,
Ни звука, лишь голос, осанну поющий
Тому, что прошло, лишь томящийся в куще
Струящийся голос пичуги лесной,
Любви моей первой, воскресшей весной;
И в грустном сиянье луны восходящей,
Столь царственно бледной над темною чащей,
Задумчивой душною ночью, когда
Безмолвствует мрак и притихла вода,
Лишь ветер над синью качнет, яснолицей,
Дрожащее дерево с плачущей птицей.

[Евлампия]

Поль Верлен


Несчастный! Ты забыл крещенья благодать
И веру детскую и любящую мать,
Ты силы растерял, и бодрости не стало,
Тебе грядущее судьба предначертала
Такое светлое, как волны на заре,
Ты разбазарил все в кривлянии, в игре,
И даже разум твой поизносился малость.
Что за проклятие брести, забыв усталость,
Туда, где горизонт - манящая черта,
О скверное дитя с замашками скота!
Кто отвратит беду? Никто из прозорливых
Не в силах упредить тебя в твоих порывах.
Насмешки все презрев, идешь наперерез
Любым опасностям. Ты, словно Геркулес,
Чьи дерзкие дела безумным стали вздором.
Ах, дружба! Нет конца твоим глухим укорам.
Приди же, помолись, склони свой скорбный лик,
Как над безбожником в его последний миг.
Сурова родина к своим заблудшим чадам,
Мир окружил тебя бесплодным, голым садом,
Где пагубным страстям зачахнуть в свой черед.
Теперь ты проходи с оглядкой у ворот:
Еще натравят псов. И если ты, бедняга,
Не встречен хохотом, ну что ж, и это благо.
Француз! Христианин! И вдруг так низко пасть!

Но к светлым образам тебя уводит власть
Твоей фантазии, бессмысленной и темной.
Безбожен ты, как все, ревнивец неуемный,
Средь ненасытных толп ты ненасытен сам,
Влекомый к мишуре, к пирам и словесам,
К ученой трескотне, к попойкам, к острословью,
Ты тянешься к тому, за что мы платим кровью.
Ты проклял шумный свет, но ты им ослеплен,
Ты скотством заражен всех стран и всех времен.
Гляди! Мычит, жует пасущееся стадо,
Все смертные грехи, все наважденья ада
В твою проникли плоть, и крови цвет поблек;
От добродетели ты так теперь далек,
Твои слова убил жаргон и юмор сальный
И повторенье лжи из хроники скандальной.
Груз непристойностей на памяти твоей,
И места не найти для крохотных идей,
Средь себялюбия ты трешься, уповая,
Что некому сказать: посредственность какая!
Лишь гордость на твоих развалинах жива,
Она венчает лоб поэта-божества
И обаяние дарит усмешке вора,
В твоих глазах горит огонь ее задора,
Ей мил твой каждый грех и каждый твой порок.
- Прости безумного, мой милосердный Бог!

[Kipic]

Альберто Рохас Хименес пролетает

... Между кипарисами, ночами
и ветрами, западным и южным,
мимо птиц, магнолий, телеграмм,
ты пролетаешь.

Под могилами и стылым прахом,
под камнями раковин замерзших,
под последним руслом вод глубинных
ты пролетаешь...

П Н

[Евлампия]

Скиталец, ты о чем? О странах? О перронах?
А сбросил ты хандру, созревшую вполне?
Так и сидишь, чудак, в дыму сигар зловонных,
И профиль твой смешной чернеет на стене.

Твой взор, увы, погас от суеты бесцельной,
Все так же хмуришься, все также нелюдим,
Как мертвая луна над снастью корабельной,
Как древний океан под солнцем молодым,

Как новые кресты на кладбищах старинных.
Нет, лучше расскажи преданье без прикрас
О рухнувших мечтах, тоскующих в долинах.
О новых горестях своих начни рассказ,

О разных женщинах, о злобе ежечасной,
О страхе, что всегда крадется по пятам,
И о политике и о любви несчастной
Пиши чернилами, но с кровью пополам.

Ты вспомни и себя, хотя другим ты занят,
Себя, наивного, как малое дитя,
Пришедшего сюда, где люди любят, ранят
На странный свой манер, смеясь или грустя.

За искренность твою тебе досталось мало?
Мужчины недобры? А женщины? Ответь,
Кто внял твоим слезам? Чье сердце понимало
Страдания твои? Кто мог тебя согреть?

Тебя или других Ты лести верил слепо,
Несчастный, ты мечтал (безумье жить в мечтах!).
И смерти легкой нет, любая смерть свирепа,
О ангел во плоти, твои надежды - прах!

Сберег ли силы ты для достиженья цели?
Душа твоя от слез смягчилась или нет?
Под мягкою корой тверды дубы и ели,
Но мягкая душа нам не сулит побед.

Что ж, если так пошло, не требуй снисхожденья!
Совсем блаженным стань и пустоту небес
Весь день разглядывай в окно до одуренья,
Откуда на тебя с ухмылкой смотрит бес!

Что тут поделаешь, раз ты в таком упадке!
А ведь любой другой, в ком пламень не погас,
Позвал бы скрипачей, плясал бы без оглядки
На все приличия и на толпу зевак.

Пошарь в своей душе! Пошарь! Там есть пороки!
Какой - то извлекли, как шпагу из ножон!
Такой, чтобы краснеть, чтоб обжигало щеки,
Чтоб запустить его в багровый небосклон!

Твоих грехов не счесть? Тем лучше. Шпагу в руки!
Здесь выбор невелик. Не мешкай! С ходу в бой!
Прикрой свое лицо недвижной маской скуки
И ненависть свою под этой маской скрой!

Нельзя быть простаком в бездарной оперетте,
Где счастье горькое не в силах нас прельстить,
Поскольку сносит все, все мерзости на свете,
И чтоб не быть глупцом - злодеем надо быть.

- Ах, мудрость! Но ведь я прозрел иные вещи,
Твой голос мне твердит о суете земной,
А предо мной тоска, ее слова зловещи,
Я помню только зло, содеянное мной.

Во всех превратностях судьбы моей, богатой
Невзгодами, среди событий и дорог,
Моих или чужих, теперь или когда-то
Я лишь одно обрел: дарил мне милость Бог.

И если я судьбой наказан, так и надо.
Все люди тяжкий крест за что-нибудь несут
Но твердо верую, что ждет меня награда,
Прощение за все, Господень правый суд.

Обидно простаком быть в этой жизни бренной,
Но в Царство Вечности войдешь достойно ты,
Постигнув, что живет и правит во вселенной
Не зло, не ненависть, а воля доброты.

(Поль Верлен)

[Do-do]

За плечами с пустым мешком,
только хлеб там неся и воду,
в жалком рубище и пешком
есть надежда найти свободу.
(Игорь Губерман)

За плечами с пустым мешком,
Не совсем, извиняюсь за хлеб и воду,
В жалком рубище полез я пешком
В реку, не зная броду...

Жизнь былая моя ты - тюрьма!
Закормила лихая обжора...
Есть надежда свободным увидеть себя
Или сгинуть под чьим то забором...

Эх ты поле мое широко...
В скудость жизни я бодро шагаю!
Жить в довольстве, поверь, нелегко,
А как в голоде... Честно? Не знаю...

[Евлампия]

Эх ты поле мое широко...
В скудость жизни я бодро шагаю!
Жить в довольстве, поверь, нелегко,
А как в голоде... Честно? Не знаю...

Хорошие стихи, До-до. Однако ж они Ваши, а не классические. За сим милости прошу в тему "Вирши".

[Евлампия]

Всеволод Рождественский

Коктебель

Я камешком лежу в ладонях Коктебеля...
И вот она плывет, горячая неделя,

С полынным запахом в окошке на закат,
С ворчанием волны и трескотней цикад.

Здесь, в этом воздухе, пылающем и чистом,
Я сразу звонким стал и жарко-золотистым,

Горячим камешком, счастливым навсегда,
Соленым, как земля, и горьким, как вода.

Вот утро... Все в луче, лазурью пропыленном,
Оно к моим зрачкам подкралось полусонным,

И, распахнув окно, сквозь жаркий полумрак
Впускаю в сердце я огонь и Карадаг.

Пересекая свет и голубые тени,
Подошвой чувствуя горячие ступени,

По лестнице бегу на раскаленный двор,
На берег, где шумит взлохмаченный простор

И, с пеной на гребне, обрушив нетерпенье,
В тяжелых пригоршнях ворочает каменья.

Там, с ветром сочетав стремительный разбег,
Я телом брошенным разбрызгиваю снег,

Плечом взрезаю синь, безумствую на воле
В прозрачной, ледяной, зеленоватой соли.

Ловлю дыханье волн и, слушая прибой,
Качаюсь на спине под чашей голубой.

Потом на берегу, песком наполнив руки,
Я долго предаюсь пленительной науке,

Гляжу на камешки, на форму их и цвет...
То четки мудрости, жемчужины примет.

У ног моих шуршит разорванная влага,
Струится в воздухе громада Карадага,

И дымчатый янтарь расплавленного дня
Брожением вина вливается в меня.