Гульнара
Тут проблема не столько в авторах, сколько в переводчиках. Большинство издаваемых сейчас сочинений отцов Церкви переведены в XIX - нач.XX вв. и потому часто калькируют синтаксическую структуру древнегреческих предложений, а также изобилуют славянизмами. Более того, даже современные переводчики нередко стремятся переводить древние тексты буквально, а заодно «насыщают» его всевозможными «благолепными» фразами.
Православие (в т.ч. современное российское православие) в очень сильной степени связано с монашеской традицией (в гораздо большей степени, чем с ней связано современное католичество). Достаточно указать, что приходская жизнь РПЦ до сих пор определяется монастырским (!) уставом. Отсюда и очень сдержанное отношение ко всяким зримым проявлениям радости. Однако Ваши слова о том, что Бог в православии воспринимается как Бог карающий это заблуждение. Представление о любящем и милующем Боге не обязательно должно быть связано с хохотом и «радостями жизни». Во всяком случае, протестантизм XVI-XVIII вв. был куда более суров, чем тогдашнее православие (почитайте «Пуритан» В. Скотта). Конечно, и в современном православии хватает тех, кто считает «скорбный лик», нестиранную одежду и немытое тело выражением благочестия, однако не стоит судить обо всем православии по отдельным мрачным представителям. Если Вы читали, к примеру, книги митр. Сурожского Антония, то едва ли обнаружили в них «Бога, который постоянно твердит своим детям "Высоко сижу, далеко гляжу, не сметь делать того-то и того-то..."».
Мне кажется, что это связано с тем, что люди, писавшие многие труды - они не любят ни себя, ни читателя - иначе они никогда не стали бы изъясняться подобным языком. Это не живой язык. Он мертв. Он безупречен с точки зрения грамматики и стилистики, но он сух, мертв, в нем нет жизни, эмоции и дуновения живой души. |
Тут проблема не столько в авторах, сколько в переводчиках. Большинство издаваемых сейчас сочинений отцов Церкви переведены в XIX - нач.XX вв. и потому часто калькируют синтаксическую структуру древнегреческих предложений, а также изобилуют славянизмами. Более того, даже современные переводчики нередко стремятся переводить древние тексты буквально, а заодно «насыщают» его всевозможными «благолепными» фразами.
В православии, действительно, принимается человеческая личность - но на каких условиях?... В качестве вечного грешника, православие видит человека униженного, сгорбленного под тяжестью своих грехов, не смеющего даже помыслить, не то чтобы предаться радости жизни. Радость - это табу, это самый великий грех. Смех, радость, удовлетворение жизнью чужды православию, воспринимающего Бога как Бога карающего, Бога, который постоянно твердит своим детям "Высоко сижу, далеко гляжу, не сметь делать того-то и того-то..." Хотя я думаю, что для любящего отца самая большая радость - это когда твое дитя радостно, самая лучшая музыка - смех любимого чада... |
Православие (в т.ч. современное российское православие) в очень сильной степени связано с монашеской традицией (в гораздо большей степени, чем с ней связано современное католичество). Достаточно указать, что приходская жизнь РПЦ до сих пор определяется монастырским (!) уставом. Отсюда и очень сдержанное отношение ко всяким зримым проявлениям радости. Однако Ваши слова о том, что Бог в православии воспринимается как Бог карающий это заблуждение. Представление о любящем и милующем Боге не обязательно должно быть связано с хохотом и «радостями жизни». Во всяком случае, протестантизм XVI-XVIII вв. был куда более суров, чем тогдашнее православие (почитайте «Пуритан» В. Скотта). Конечно, и в современном православии хватает тех, кто считает «скорбный лик», нестиранную одежду и немытое тело выражением благочестия, однако не стоит судить обо всем православии по отдельным мрачным представителям. Если Вы читали, к примеру, книги митр. Сурожского Антония, то едва ли обнаружили в них «Бога, который постоянно твердит своим детям "Высоко сижу, далеко гляжу, не сметь делать того-то и того-то..."».
Комментарий