Поэтическая классика

[Евлампия]

Каролина Павлова


***
Снова над бездной, опять на просторе,
Дальше и дальше от тесных земель!
В широкошумном качается море
Снова со мною корабля колыбель.

Сильно качается; ветры востока
Веют навстречу нам буйный привет;
Зыбь разблажилась и воет глубоко,
Дерзко клокочет машина в ответ.

Рвутся и бьются, с досадою явной,
Силятся волны отбросить нас вспять.
Странно тебе, океан своенравный,
Воле и мысли людской уступать.

Громче все носится ропот подводный,
Бурных валов все сердитее взрыв;
Весело видеть их бой сумасбродный,
Радужный их перекатный отлив.

Так бы нестись, обо всем забывая,
В споре с насилием вьюги и вод,
Вечно к брегам небывалого края,
С вечною верой! Вперед и вперед!

***

Ты, уцелевший в сердце нищем,
Привет тебе, мой грустный стих!
Мой светлый луч над пепелищем
Блаженств и радостей моих!
Одно, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло;
Моя напасть! Мое богатство!
Мое святое ремесло!

Проснись же, смолкнувшее слово!
Раздайся с уст моих опять;
Сойди к избраннице ты снова,
О роковая благодать!
Уйми безумное роптанье.
И обреки все сердце вновь
На безграничное страданье,
На бесконечную любовь!

1840 г.

[Евлампия]

Василий Жуковский


К месяцу

Снова лес и дол покрыл
Блеск туманный твой:
Он мне душу растворил
Сладкой тишиной.

Ты блеснул и просветлел
Тихо темный луг:
Так улыбкой наш удел
Озаряет друг.

Скорбь и радость давних лет
Отозвались мне,
И минувшего привет
Слышу в тишине.

Лейся, мой ручей, стремись!
Жизнь уж отцвела;
Так надежды пронеслись;
Так любовь ушла.

Ах! То было и моим,
Чем так сладко жить,
То, чего, расставшись с ним,
Вечно не забыть.

Лейся, лейся, мой ручей,
И журчанье струй
С одинокою моей
Лирой согласуй.

Счастлив, кто от хлада лет
Сердце охранил,
Кто без ненависти свет
Бросил и забыл,

Кто делит с душой родной,
Втайне от людей,
То, что презрено толпой
Или чуждо ей.

[Azomorph]

Андрей Вознесенский.

ПОМИЛУЙ, ГОСПОДИ...

Отпевали Детонатовича в закрытом гробу.
Как пантера сидит телекамера у оператора на горбу.

Последней хохмой чертовой печаля иконостас,
Мария повязку черную повязала ему на глаз.
Пиратские череп и кости прикрыли зрачок его...

Упокой душу, Господи, усопшего раба Твоего.

А он отплывал пиратствовать в воды, где ждет Харон.
Сатана или Санта - Мария встретят его паром?
Изящные череп и кости, скрещенные внизу,
как фото на будущий паспорт, лежат на его глазу.

Стилист? Хулиган? Двурушник?

Гроб пуст. В нем нет никого.

Упокой, Господи, душу уставшего шута Твоего.

Спасли меня в "Новом мире" когда-то пират пера.
А вдруг и тогда схохмили? Все это теперь мура.
Земли переделкинской горсточку брошу на гроб его.

Успокой душу, Господи, духовного бомжа Твоего.

Мы выпили жизни чашу, полную денатурата.
Литература частная, вздохни по Андрею Фанатовичу.
Успокой, Господь, нашу агрессию,

гордынь мою успокой,

успокой страну нашу грешную, не брось ее в час такой!

Время шутить не любит. Шутник, уйдя подмигнул.
А вдруг не ошибся Лютер, что Богу милей богохул?
Упокой душу, Господи, усопшего Абрама Твоего.

Греховничая, кусошничая, хранит в себе божество
интеллигенции горсточка, оставшаяся в живых...

Упокой души, Господи, неусопших рабов Твоих.

[Azomorph]

Николай Гумилев

Волшебная скрипка.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть,-
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!


Портрет мужчины.

Его глаза - подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.

Его уста - пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом;
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.

И руки - бледный мрамор полнолуний.
В них ужасы неснятого проклятья.
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий -
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он, - на небе
Кровавая растаяла комета.

В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать... плакать больше он не может.

[murrka]

Евгений Евтушенко

Я разлюбил тебя... Банальная развязка...

Я разлюбил тебя... Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам к чему ломать комедь!

Лишь не понять щенку лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе он в дверь твою скребется,
а впустишь ты его скребется в дверь мою.

Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...
Сентиментальный пес, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать затягивать конец.

Сентиментальным быть не слабость преступленье,
когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь
и пробуешь, кряхтя, поставить представленье
с названием тупым «Спасенная любовь».

Спасать любовь пора уже в самом начале
от пылких «никогда!», от детских «навсегда!».
«Не надо обещать!» нам поезда кричали,
«Не надо обещать!» мычали провода.

Надломленность ветвей и неба задымленность
предупреждали нас, зазнавшихся невежд,
что полный оптимизм есть неосведомленность,
что без больших надежд надежней для надежд.

Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,
допрежь чем их надеть, таков закон вериг.
Не обещать небес, но дать хотя бы землю.
До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.

Гуманней не твердить «люблю...», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.

Не надо обещать... Любовь неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом конец.

Скулит наш бедный пес до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.

[Azomorph]

Осип Мандельштам


Я вздрагиваю от холода,-
Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото,
Приказывает мне петь.

Томись, музыкант встревоженный,
Люби, вспоминай и плачь,
И, с тусклой планеты брошенный,
Подхватывай легкий мяч!

Так вот она, настоящая
С таинственным миром связь!
Какая тоска щемящая,
Какая беда стряслась!

Что, если, вздрогнув неправильно,
Мерцающая всегда,
Своей булавкой заржавленной
Достанет меня звезда?

[Евлампия]

Умывался ночью на дворе,
Твердь сияла грубыми звездами.
Звездный луч как соль на топоре,
Стынет бочка с полными краями.

На замок закрыты ворота,
И земля по совести сурова,
Чище правды свежего холста
Вряд ли где отыщется основа.

Тает в бочке, словно соль, звезда
И вода студеная чернее,
Чище смерть, соленее беда,
И земля правдивей и страшнее.

(Он же)

[Azomorph]

Иосиф Бродский


Сонет


Переживи всех.
Переживи вновь,
словно они -- снег,
пляшущий снег снов.

Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.

Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.

Переживи стих.

Переживи всех.

[Евлампия]

Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.

Переживи стих.

Переживи всех.

Классный сонет! А мне нравится вот это:

С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.

[Azomorph]

Александр Галич

ЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ

Я считал слонов и нечет и в чет,
И все - таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.

И сказал мне мой черт: "Ну,как

старина,

Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!

И ты можешь лгать, и можешь

блудить,

И друзей предавать гуртом!
А то, что прийдется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!

Но зато ты узнаешь, как сладок

грех

Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один

за всех,

А в том, что все - как один!

И ты поймешь, что нет над тобой

суда,

Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь

- да!

И вместе со всеми - нет!

И ты будешь волков на земле

плодить!

И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так веть это ж, пойми, - потом!

А что душа? - Прошлогодний

снег!

А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш

каменный век,

На совесть цена пятак!

И кому оно нужно, это "добро",
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, в углу".

Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И подвинул ко мне флакон,

И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила", - ответил он...

Аллилуйя, аллилуйя!
"Чернила", - ответил он.

[Azomorph]

Иосиф Бродский


Гладиаторы

Простимся.
До встреч в могиле.
Близится наше время.
Ну, что ж?

Мы не победили.
Мы умрем на арене.
Тем лучше.
Не облысеем
от женщин, от перепоя.

...А небо над Колизеем
такое же голубое,
как над родиной нашей,
которую зря покинул
ради истин,
а также
ради богатства римлян.

Впрочем,
нам не обидно.
Разве это обида?
Просто такая,
видно,
выпала нам
планида...

Близится наше время.
Люди уже расселись.

Мы умрем на арене.
Людям хочется зрелищ.

[Евлампия]

Александр Галич - это моя студенческая юность...

Песни Галича, Макаревича, гитара и многочисленные походы...



Когда я вернусь ты не смейся, когда я
вернусь,
Когда пробегу, не касаясь земли, по
февральскому снегу,
По еле заметному следу к теплу и ночлегу,
И, вздрогнув от счастья, на птичий твой
зов оглянусь,
Когда я вернусь, о, когда я вернусь...
Послушай, послушай не смейся, когда я
вернусь,
И прямо с вокзал, разделавшись круто с
таможней,
И прямо с вокзала в кромешный, ничтожный,
раешный
Ворвусь в этот город, которым казнюсь и
клянусь,
Когда я вернусь, о, когда я вернусь...
Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо,
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит меня и заплещется в сердце моем...
Когда я вернусь... О, когда я вернусь...
Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи
Тот старый мотив, тот давнишний, забытый,
запетый,
И я упаду, побежденный своею победой,
И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои,
Когда я вернусь.. А когда я вернусь?

[Azomorph]

Александр Блок

На железной дороге.


Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.


Бывало, шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.


Три ярких глаза набегающих -
Нежней румянец, круче локон:
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон...


Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.


Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блеклыми,
Ее, жандарма с нею рядом...


Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною,
Скользнул - и поезд в даль умчало.


Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...


Да что - давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...


Не подходите к ней с вопросами,
Вам все равно, а ей - довольно:
Любовью, грязью иль колесами Она раздавлена - все больно.

[Евлампия]

Бессоница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,
На головах царей божественная пена,
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море и Гомер все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит.
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

[Azomorph]

Фридрих Ницше

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

Среди друзей(Эпилог)


Хорошо молчать совместно,
Лучше - вместе посмеяться,
Под шатром шелковым неба,
На зеленом мху под буком.
Сладко громко посмеяться,
Зубы белые поскалить.

Помолчим, коль дело ладно,
Если ж худо, посмеемся,
Поведем его все хуже
И опять смеяться будем
И, смеясь, сойдем в могилу.

Други, так ли? Жду признанья!
Так аминь! И до свиданья!


Мне не нужно извиненья!
Кто свободен и беспечен, -
Этой книге неразумной
В сердце дай своем приют!
Верьте, други: не проклятьем
Глупость мне была моя!

Что ищу, что нахожу я -
Разве в книге то стоит?
Вы глупца во мне почтите!
В этой книге вы прочтите,
Как умеет даже разум
"Образумить" сам себя!

Правда ль, други? Жду признанья -
Так аминь! И до свиданья!