О моровой язве:
«(К александрийцам) Для других людей праздник при настоящих обстоятельствах не мог бы показаться благовременным: ведь теперь для них нет ни такого ни иного подходяшего случая к празднованию, не говорю ужетакого, который относился бы κ числу печальных событий, но даже и такого, который они могли бы счесть за наиболее радостное событие. Ныне все слезы, все плачут, город стонет от жалобных криков по причне, множества умерших и ежедневно умирающих. И как написано ο первенцах египетских, так и ныне настал вопль великий. В городе нет дома, где небыло бы умершаго. И если бы только это! Ведь много ужасного произошло и раньше. Во-первых нас изгнали: однако, хотя одних нас только все преследовали и убивали, мы праздновали и тогда. И каждый раз всякое место скорби было для нас местом торжественных собраний, была ли то деревня, пустыня, корабль, гостиница иль темница; самый же светлый из всех праздников проводили, конечно, скончавшиеся мученики, вкусившие после этого блаженство на небсах. Затем наступили война и голод: их переносили мы конечно вместе с язычниками, при чем на нас одних пали все те бедствия, которым они нас подвергли: а те бедствия, которыми они поражали друг друга и от которых страдали сами, становились вместе и нашим уделом. Потом мы снова были обрадованы миром Христовым, который Он дал нам одним, но после самаго краткаго отдохновения, полученного и нами и ими, вдруг появилась вот эта болезнь. Для них это событие было ужаснее всякого ужаса и страшнее всякого бедствия; как сказал один из их писателей, оно одно было для них всех выше всякого ожидания. Но для нас оно было не таким: для нас оно было упражнением и испытанием не менее всякого другого. Правда, болезнь не миновалаи нас, но больше она свирепствовала между язычниками.
Весьма многие из наших братьев от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя и поддерживали друг друга, безбоязненно наблюдали за больными, неутомимо ухаживали за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, исполняясь страданиями других, привлекая на себя болезнь от своих ближних и добровольно принимая на себя их мучения. И многие, ухаживая за больными и подкрепляя других, скончались сами, перенеся на самих себя смерть их. Простонародную поговорку, повидимому, всегда служившую выражением одной только учтивости,они исполняли тогда на самом деле, так как выходили из мира, как всеми попираемый прах. Таким-то образом оставили жизнь лучшие из наших братий, некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма почтенные из числа народа, и этот род смерти, будучи делом великого благочестия и твердой веры, кажется, ничем не ниже мученичества. Они принимали тела святых на распростертыя руки и перси, злкрывали им глаза, заключали уста, носили их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе, обнимали, омывали и украшали одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что оставшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественников. Совершенно напротив поступали язычники: они прогоняли начавших болеть, убегали от самых дорогих людей, выбрасывали на улицу полумертвых и сваливали трупы без погребения, стараясь отвратить передачу и распространение смерти, хотя при всех усилиях им не легко было достигнуть этого».
«(К александрийцам) Для других людей праздник при настоящих обстоятельствах не мог бы показаться благовременным: ведь теперь для них нет ни такого ни иного подходяшего случая к празднованию, не говорю ужетакого, который относился бы κ числу печальных событий, но даже и такого, который они могли бы счесть за наиболее радостное событие. Ныне все слезы, все плачут, город стонет от жалобных криков по причне, множества умерших и ежедневно умирающих. И как написано ο первенцах египетских, так и ныне настал вопль великий. В городе нет дома, где небыло бы умершаго. И если бы только это! Ведь много ужасного произошло и раньше. Во-первых нас изгнали: однако, хотя одних нас только все преследовали и убивали, мы праздновали и тогда. И каждый раз всякое место скорби было для нас местом торжественных собраний, была ли то деревня, пустыня, корабль, гостиница иль темница; самый же светлый из всех праздников проводили, конечно, скончавшиеся мученики, вкусившие после этого блаженство на небсах. Затем наступили война и голод: их переносили мы конечно вместе с язычниками, при чем на нас одних пали все те бедствия, которым они нас подвергли: а те бедствия, которыми они поражали друг друга и от которых страдали сами, становились вместе и нашим уделом. Потом мы снова были обрадованы миром Христовым, который Он дал нам одним, но после самаго краткаго отдохновения, полученного и нами и ими, вдруг появилась вот эта болезнь. Для них это событие было ужаснее всякого ужаса и страшнее всякого бедствия; как сказал один из их писателей, оно одно было для них всех выше всякого ожидания. Но для нас оно было не таким: для нас оно было упражнением и испытанием не менее всякого другого. Правда, болезнь не миновалаи нас, но больше она свирепствовала между язычниками.
Весьма многие из наших братьев от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя и поддерживали друг друга, безбоязненно наблюдали за больными, неутомимо ухаживали за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, исполняясь страданиями других, привлекая на себя болезнь от своих ближних и добровольно принимая на себя их мучения. И многие, ухаживая за больными и подкрепляя других, скончались сами, перенеся на самих себя смерть их. Простонародную поговорку, повидимому, всегда служившую выражением одной только учтивости,они исполняли тогда на самом деле, так как выходили из мира, как всеми попираемый прах. Таким-то образом оставили жизнь лучшие из наших братий, некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма почтенные из числа народа, и этот род смерти, будучи делом великого благочестия и твердой веры, кажется, ничем не ниже мученичества. Они принимали тела святых на распростертыя руки и перси, злкрывали им глаза, заключали уста, носили их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе, обнимали, омывали и украшали одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что оставшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественников. Совершенно напротив поступали язычники: они прогоняли начавших болеть, убегали от самых дорогих людей, выбрасывали на улицу полумертвых и сваливали трупы без погребения, стараясь отвратить передачу и распространение смерти, хотя при всех усилиях им не легко было достигнуть этого».
Комментарий