ЦВЕТНИК ВЕРЫ.

[Люблю всех]

И далее:
«(Послание Домицию и Дидиму) А в городе скрылись с целью тайно посещать братьев пресвитеры Максим, Диоскор, Дмитрий и Луций, (известнейшие в мире Фавстин и Акила блуждают в Египте), а также и оставшиеся после умерших от болезни [Разумеется моровая язва, свирепствовавшая в Александрии почти во все время епископскаго служения св. Дионисия] диаконы Фавст, Евсевий и Хэремон. Евсевия Бог с самаго начала укрепил и уготовал для безбоязненнаго служения бывшим под стражею исповедникам и для небезопаснаго погребения тел почивших и блаженных мучеников [По свидетедьству св. Афанасия (Vita b. Antonii), «у египтян был обычай благоговейно погребать тела усопших и особенно св. мучеников, завертывать их вполотно, не (тот-час) предавать их земле, а возлагать на ложе и хранить в частных помещениях»]. Правитель (города) и доныне не перестает одних из приводимых к нему, как я сказал, жестоко умерщвлять, других терзать пытками, иных изнурять темницами и узами и предписывает, чтобы никто не приближался к ним, наблюдая, не попадется ли кто-нибудь. И однако Бог, благодаря ревности и неусыпности братий, облегчает страдальцев».

[Второисайя]

Вот скажи брат, были ли у Церкви определения, постановленные Апостолами и пресвитерами на соборах, были ли толкования св. Писания для народа. И что говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите понему, и найдете покой душам вашим, почему я не должен последовать совету Господа, а должен последовать совету, вот этому, под которым сейчас пишу?

Зачем противопоставлять, если Бог говорит то же, что и говорю я - остановись, исследуй, но не надо читать так "тут читаем - ту не читаем" - надо воспринимать все факты, только и всего.

[Люблю всех]

Зачем противопоставлять, если Бог говорит то же, что и говорю я - остановись, исследуй, но не надо читать так "тут читаем - ту не читаем" - надо воспринимать все факты, только и всего.

Хорошо брат, справедливо, все воспринимаем, не нужное выплевываем

[Люблю всех]

О гонителях и гонимых:
«(Послание к Фабию, епископу Антиохийскому) Гонение началось у нас не со времени царскаго указа, но целым годом ранее. Какой-то предвещавший бедствия этому городу поэт еще наперед возбудил и возмутил против нас толпы язычников, воспламенив в них обычное суеверие. Возбужденные им, они считали вполне позволительным всякое злодеяние и единственное благочестивое дело полагали в служении этим своим демонам, именно в убийствах, замышляемых против нас. Прежде всего захватили они старца, по имени Метру, и заставляли его произносить богохульныя слова, а когда он не послушался их, стали наносить ему удары палками по телу, кололи ему лицо и глаза острыми тростями и, отведя в предместье, побили камнями. Потом отвели они в идольское капище одну правоверную женщину, по имени Квинту, и принуждали ее поклониться идолам. Α когда она с отвращением отказалась от этого, схватили ее за ноги и потащили чрез весь город по неровной мостовой, ударяли о мельничные жернова и, поражая в то же время бичами, отвели на то же самое место и убили. Затем все вместе стали врываться в дома богобоязненных (христиан), и каждый спешил ограбить известных ему соседей и расхитить имущество их. Более ценныя из домашних вещей они брали себе, а более дешевыя и сделанныя из дерева раскидывалии сожигали на улицах, так что Александрия походила на город, находящийся в руках неприятелей. Братья уклонялись и уходили и на расхищение имущества смотрели с радостию, подобно тем, о которых свидетельствовал Павел (Евр. 10,34). И я не знаю, отрекся ли доселе от Господа хотя кто нибудь, исключая разве только одного, который попал в руки язычников. Взяли (тогда) и дивную старицу деву Аполлонию и ударами по челюстям выбили ей все зубы; потом, устроив за городом костер, угрожали сожечь ее живою, если она не произнесет вместе с ними нечестивых слов. Она же, отпросившись не надолго и получив свободу, вдруг бросилась в огонь и сгорела. Взяли и Серапиона в собственном его доме, терзали его жестокими пытками и, переломав ему все члены, бросили его с кровли дома вниз головою. Нельзя было нам ни днем ни ночью пройти ни по большой дороге, ни по проселку, ни по тропинкам, потому что все постоянно и всюду кричали: кто не произнесет богохульных слов, того немедленно тащить и сожигать. И все это продолжалось не мало времени. Последовавшее затем возмущение и междоусобная война обратили направленную против нас жестокость против них самих, и мы немного отдохнули, потому что их ярости было не до нас».

[Люблю всех]

Продолжает:
«(Послание к Фабию, епископу Антиохийскому) Но вдруг пришло известие о смене благосклоннаго к нам царствования и всюду распространился великий страх пред грозным, направленным против нас приговором. Потом появился и указ, почти осуществивший тот самый ужас, о котором предсказал Господь: якоже прельстити, аще возможно, и избранныя (Матѳ. 24, 24). Все были поражены страхом. И тотчас же многие из знатнейших людей от страха сами спешили исполнить повеление императора; других, занимавших общественныя должности, вынуждали сделать это самыя занятия их; иных увлекли близкия к ним лица. Вызываемые по именам, они приступали к нечистым и скверным жертвоприношениям одни бледные и трепещущие, как будто им предстояло не жертву принести, но самим сделаться жертвами, закалаемыми в честь идолов. Многочисленныя толпы приступившаго к ним народа смеялись над ними, и для всех ясно было, что они боятся и вкусить смерть и принести жертвоприношение. Другие же смелее приближались к жертвенникам и самою смелостию старались показать, что они и ранее не были христианами. К ним-то относится в высшей степени истинное предсказание Господа, что им трудно спастись (ср. Матѳ. 19, 23). Из прочих же одни следовали за теми, другие за другими, иные убежали, а некоторые были схвачены. Из последних одни устояли до уз и темницы, а некоторые хотя и провели в заключении не мало времени, но потом, еще не дождавшись суда, отреклись. Другие, вытерпев некоторыя пытки, на дальнейшия мучения не отваживались.
Но твердые и блаженные столпы Господа, укрепленные Им Самим и получившие (от Него) силу и крепость, достойную и соответственную необоримой вере их, сделались дивными свидетелями Его царства. Первым из них оказался Юлиан, человек, страдавший подагрою. Он уже не в состоянии был ни стоять, ни ходить и приведен был вместе с двумя другими, которые несли его. Из последних один тотчас же отрекся, а другой по имени Кронион, по прозванию Евний, равно как и сам старец Юлиан, исповедав Господа, провезены были на верблюдах по всему городу, весьма обширному, как вам известно; они подверглись бичеваниям, высоко над землею, и наконец сожжены были на сильнейшем огне, в присутствии всего окружавшаго их народа. Когда вели их на смерть, воин, находившийся возле них, стал противиться оскорбителям, но народ закричал (на негосамого), и этого мужественнейшаго поборника Божия Виса, хотя он храбро выдержал великую борьбу за благочестие, отвели (на место казни) и отсекли ему голову. Равным образом и другой, по происхождению ливиец, a по названию и обетованию истинный Макарий [Св. Дионисий, называя св. мученика «Макарием», что значит блаженный, очевидно имеет в виду слова Спасителя: блажени есте, егда поносятвам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради (Матф. 5, 11)] не послушав настойчивых убеждений судии отречься, был сожжен живым. После них сожжены были также на сильнейшем огне Епимах и Александр, находившиеся сперва долгое время в заключении, а потом перенесшие множество мучений, строгание и бичевание».

[Люблю всех]

И далее повествует:
«(Послание к Фабию, епископу Антиохийскому) Вместе с ними пострадали и четыре женщины: святая дева Аммонария, претерпев от судьи продолжительныя, соединенныя с жестокой пыткой, мучения, была уведена на казнь, потому что наперед отказалась произнести хотя бы одно слово из того, что он приказывал ей, и устояла в своем слове. Прочия же: достоуважаемая старица Меркурия, многочадная Дионисия, любившая однако-ж детей своих не более Господа, и другая Аммонария умерли от меча, не испытав других мучений, так как правителю сделалось стыдно по-напрасну мучить их и терпеть поражение от женщин. Первая поборница Аммонария приняла мучения за всех их.
Представлены были также египтяне Ирон, Атир и Исидор, и вместе с ними пятнадцатилетний отрок, по имени Диоскор. Судья прежде всех обратился к юноше и пытался то обольстить его словами, как более доверчиваго, то принудить пытками, как более податливаго; но Диоскор не уступил ни убеждениям, ни пыткам. Прочих, после жесточайших пыток, он также предал огню, а Диоскора, блиставшаго пред всем народом и возбудившаго в нем удивление весьма мудрыми ответами на его вопросы, отпустил, сказав, что снисходя к его возрасту, он дает ему время одуматься. Этот богоугодный Диоскор и теперь находится с нами, ожидая более высокаго поприща и важнейшаго подвига. Α некто Немезион, тоже египтянин, сначала был оклеветан в сообщничестве с разбойниками; но он очистил себя пред сотником от этого обвинения, так как оно ни мало не согласовалось с его жизнию. Потом на него донесли уже, как на христианина, и он в узах явился к правителю. Правитель был человек самый не справедливый; он подверг его сугубым пыткам и бичеваниям сравнительно с теми, каким он подвергал разбойников, и между разбойниками же предал его огню. Таким образом блаженный удостоился быть подобием Христовым.
Пред судилищем стоял и целый отряд воинов Аммон, Зенон, Птоломей и Ингенис и с ними старец Феофил. Когда один человек, обвинявшийся в принадлежности к христианству, стал уже склоняться к отречению, эти воины, стоя тут же, скрежетали зубами, делали знаки взглядами, простирали руки, двигали всем телом. Когда же все обратили на них внимание, они, недожидаясь, пока возьмут их другие, сами поспешно подбежали к судейскому седалищу и исповедали себя христианами, так что правитель и сидевшие вместе сним испугались. И вот подсудимые, ожидая мучений, становятся дерзновеннее, а судии трепещут. И они (мученики) с торжеством вышли из судилища, ликуя по случаю исповедания, так как Бог даровал им славную победу».

[Люблю всех]

«(Послание к Фабию, епископу Антиохийскому) По городам и селениям было истреблено язычниками весьма много и других. Из них, для примера, я упомяну только об одном. Исхирион по найму служил поверенным у одного из начальников. Нанявший его (хозяин) приказал ему принести жертву (идолам), и когда тот не послушался, бранил и поносил его за непреклонность; а так как и при этом терпение его не поколебалось, то схватил большую палку и, пронзив ею внутренности (Исхириона), умертвил его. Нужно ли говорить о множестве тех, которые, блуждая в пустынях и горах, погибли от голода и жажды, от холода, болезней, разбойников и диких зверей? Свидетелями их избрания и победы служат те, которые уцелели между ними. Для удостоверения я приведу один случай и в этом роде. Хэремон в глубокой старости был епископом города Нилополиса [в среднем Египте]. Вместе с своею спутницей жизни (συμβίῳ) он ушел на Аравийскую гору и уже не возвращался, и братия, сколько ни искали их, не могли найти ни живыми, ни мертвыми. На той же самой Аравийской горе многих захватывали в рабство варвары сарацины, и одни из них с большими затруднениями выкупались за большия деньги, а другие и доныне еще не выкупились. И это я разсказал, брат мой, не без цели, а для того, чтобы ты знал, сколько и какие именно случились у нас ужасныя бедствия. Те, которые в большей мере испытали их на себе, конечно, знают еще больше».

«Но эти самые божественные мученики наши, возседающие ныне со Христом, общники царства и участники суда Его, производящие вместе с Ним суд, принимали некоторых падших братий, виновных в жертвоприношении идолам. Видя обращение и раскаяние их и полагая, что оно может быть приятно Тому, Который вообще не хочет смерти грешника, но ожидает его покаяния, они допускали и вводили их в свои собрания и делали их общниками в молитвословиях и трапезах. Итак, что советуете вы нам, братия, в этомъ случае? Что нам делать? Остаться ли в согласии и единомыслии с ними, соблюсти их суд и любовь и сделать добро тем, которых они миловали? Или признать их суд не справедливым, поставить самих себя ценителями их мнения, оскорбить милосердие и разрушить (установленный ими) порядок?»
«Я приведу тебе один случившийся у наспример. Был у нас один верный старец, некто Серапион. Он жил долго безукоризны, но во время искушения пал. Часто потом просил он прощения, но никто не внимал ему, так как и он (в числе других) принес жертву идолам. Сделавшись болен, Серапион три дня сряду оставался без чувств и без языка, но на четвертый день, несколько отправившись, позвал своего внука и говорит ему: «дитя! долго ли еще вы будете держать меня? Поспешите, прошу вас, и разрешите меня скорее. Позови ко мне кого-нибуд из пресвитеров». Сказав это, он опять лишился языка. Мальчик побежал к пресвитеру. Была уже ночь. Пресвитер также был болен. Прийти он был не в состоянии, но так как я приказал, чтобы умирающим, если они просят, а особенно если они и ранее просили, давать разрешение, дабы они отходили от сей жизни с доброю надеждою, то он дал мальчику маленькую частицу Евхаристии, приказав размочить ее и положить в уста старцу. Мальчик возвратился с Евхаристией, и прежде, чем он вошел в комнату, Серапион опять пришел в себя и сказал: «ты пришел, дитя мое? Пресвитер не мог прийти сам, так сделай скорее, что тебе приказано, и отпусти меня». Мальчик размочил частицу и влил (ἐνέχεε) в уста его. Старец, лишь только проглотил ее, тотчас же испустил дух. He явно ли, что он был сохраняем и оставался в живых до минуты разрешения, до того времени, когда, по отпущении греха, он мог быть исповедан (Христом) за многия совершенныя им добрыя дела».

[Люблю всех]

О милосердии к раскаявшимся и не раскаявшимся:
«(Конону, епископу эрмополисской церкви) Человеколюбию, согласному с божественною мудростию, приличествует отпускать свободными (Ιλεν&ίοους) и тех, которые находятся при исходе жизни и, имея пред глазами суд, на который отходят, просят ο прощении добиваются его мольбами, помышляя в себе ο том, что им придется испытать, когда они будут заключены в оковы и будут преданы на суд, и в то же время веруя, что,в случае разрешения здесь, они получат отпущение и облегчение наказания за гробом (έχει), ибо благоволение Господне истинно и несомненно. Мне не представляется справедливым снова связывать их узами и подавлять их бременем грехов, если они после этого снова будут пребывать в этой жизни. В самом деле, весьма неразумно снова обвинять в грехах тех, которые уже получили разрешение, предстояли вместе с другими Богу, снова явились общниками божественной благодати и отпущены были ко Господу свободными, если тем временем они не совершили ничего другого. Как будем мы требовать от Бога, чтобы Он исполнял определения нашего суда, а для себя не будем считать их обязательными? Как будем обещать милосердие Господа, а в своем отказывать? Если кто-нибудь по выздоровлении окажется нуждающимся в более сильном взыскании, мы советуем ему добровольно смирить, наказать и укратить самого себя в виду собственной своей пользы, благоприличия в отношении к остальным братьям и безупречности в глазах язычников. Если он послушается, получит пользу. Если же не послушается и будет противоречить, тогда это и послѵжит новой виной, достаточной для вторичнаго отлучения».

[Люблю всех]

О единомыслии в Церквах:
«(К Стефану, епископу Римскому) Знай же, брат, что все восточныя и еще более отдаленныя церкви, некогда разделенные между собою, пришли теперь к единению. Предстоятели их везде согласны в образе мыслей и исполняются великою радостию ο неожиданном утверждении мира: Димитриан в Антиохии, Феоктист в Кесарии, Мазабан в Элии, Марин, после смерти Александра в Тире, Илиодор, по упокоении Филимидра, в Лаодикии, Елен в Тарсе и все киликийские церкви, Фирмилиан и вся Каппадокия. Не желая сделать свое послание черезчур длинным, а речь тяжелою, я наименовал только знаменитейших епископов. Все сирийские области и Аравия, куда вы всякий раз посылаете свое пособие и куда пишете в настоящее время, также Месопотамия, Понт и Вифиния, одним словом все и везде радуются ο единомыслии и братолюбии, славя Бога.
У них, если кто произносил что-либо нечестивое ο Боге, как делают люди, считающие Бога лишенным милосердия или вводящие почитание новых богов, того закон предписывал побивать камнями, а мы будем поражать их словами здравой веры. Кто не принимает, изменяет и извращает таинство, установленное Христом, или проповедует, что Христос не есть Бог или не был человеком, или не умер, или не воскрес, или не придет судить живых и мертвых, или кто благовествует не то, что мы благовествовали, анафема да будет, как говорит Павел. Кто отрицает воскресение, к мертвым да причтется. Это предусмотрительно сказали мы ο них, чтобы пребывали в единении церкви с церквами, епископы с епископами, пресвитеры с пресвитерами.
В судах и делах, касающихся отдельных лиц, как следует относиться к тем, которые вне церкви, и обращаться с теми, которые принадлежат к ней, по нашему мнению, следует подчиняться предстоятелям отдельных церквей, которые, в силу божественнаго посвящения, стоят во главе служения. Α суд ο делах их предоставляем Господу нашему».

[Люблю всех]

В отношении к еретикам :
«(К Филимону, пресвитеру Сикста) Я изучал и сочинения и предания еретиков; несколько времени осквернял душу свою гибельными их мнениями; впрочем, получил от них ту пользу, что опроверг их в себе самом и еще более возгнушался ими. Один брат из числа пресвитеров, опасаясь, как бы не сообщилась и мне мерзость их, старался удерживать меня и, по собственному моему сознанию, справедливо замечал, что я вредил своей душе, но посланное Богом видение явилось и укрепило меня. Я слышал голос, который ясно повелевал мне, говоря: «читай все, что попадется под руки, потому что ты имеешь способность обсудить и изследоватъ каждую мысль; это и в начале было причиной твоей веры». Это видение принял я, как согласное с апостольским словом, которое говорит сильным: будьте мудрыми купцами
Следующее правило и образец принял я от блаженнаго нашего папы Иракла: людей, обращающихся из ересей и отпавших от церкви, а еще более-тех, которые, не отлагаясь от нее и, по видимому, имея с нею общение, однако же не скрывали, что ходят к кому-нибудь из лжеучителей, он отлучал от церкви и, внимая их просьбам снова принимал, но не прежде чем они пред лицем народа высказывали все то, что они слышали от представителей противнаго учения. После того он вводил их в церковь и не требовал от них вторичнаго крещения в виду того, что они ранее получили от него Святого Духа.
Узнал я также, что не теперь и не в одной только Африке введен этотъ (обычай), но что подобное мнение существовало с давнего времени еще до нас у епископов, в церквах многолюднейших и на соборах братий в Иконии, Синиаде и во многих других (странах). Извращать их мнения и вызывать их на состязания и распри я не хочу. Да не предвижеши пределов ближняго своего, яже поставиша отцы твои, говорит писание».

[Люблю всех]

Об одном брате:
«(К Сиксту II, епископу Римскому второе послание) Я действительно имею нужду в совете и прошу твоего мнения, брат, из боязни, чтобы при таком обстоятельстве, в каком я нахожусь, мне не сделать ошибки. В собрании братьев находился один такой, который считался издавна верным и сделался участником общества христиан еще до моего рукоположения, даже, кажется, до поставления блаженнаго папы Иракла. Недавно он присутствовал при крещении и, выслушав вопросы и ответы, пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав мне в ноги, начал исповедоваться и клясться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общаго с нашым, ибо исполнено нечестия и богохульства. Говоря, что душа его ныне сильно страдает, и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвести очи к Богу, он просил меня преподать ему истиннейшее очищение (κάΰαροις), усыновление (παραδοχή) и благодать (χάρις). Ηо я не решился сделать это, сказав, что для сего довольно долговременнаго общения его с церковью, что я не дерзаю снова приготовлять того, который внимал благословению даров (ενχα>ιστίας) вместе с другими произносил: аминь (Ο том, что в первые века христианской эры все присутствовавшие при совершении евхаристии христиане отвечали словом: аминь на молитвословия и возгласы предстоятеля, cвидетельствует и Иустин Мученик), приступал к трапезе, простирал руки для принятия святой пищи, принимал ее и долгое время приобщался тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. Я повелевал ему дерзать и с твердою верою, с доброю совестию приступать к приобщению святых (даров). Но он не перестает скорбеть, страшится приступать к трапезе и только по приглашению едва позволяет себе присутствовать при молитвах».

[Люблю всех]

Захват Дионисия и снова о гонимых:
«(Против Германа) Говорю пред Богом Он знает, что я не лгу : никогда сам по себе без мановения Божия не решался я бежать. Напротив, еще прежде, во время гонения, предписаннаго , Декием, (когда) Сабин тотчас же послал фрументария искать меня, я пробыл дома в течении четырех дней и ожидал его прибытия. Он в поисках обошел все дороги, реки, поля, где, по его мнению, мне надлежало прятаться или странствовать. Он поражен был слепотою, если не открыл моего жилища. Ему казалось невероятным, чтобы гонимый жил дома. И только по прошествии четвертаго дня, согласно повелению Божию переменить место пребывания, под дивным Его водительством, я выехал вместе с детьми и со многими из братий. Α что это произошло по воле Промысла, ясно из последующих событий, которыя подали нам случай 6ыть для некоторых людей полезными.
Я и все бывшие со мною, при закате солнца, взяты были воинами и отведены в Тапозирис, а Тимофея, по усмотрению Божию, в то время с нами не было, и он не был захвачен. Возвратившись после, он нашел дом пустым под охраною стражи; а мы находились уже в неволе.
И что за дивный образ Божия домостроительства? Скажу истину. Когда Тимофей в сильном безпокойстве бежал, встретился с ним один поселянин и спросил его ο причине такой поспешности. Тимофей обьявил правду. Поселянин этот шел на брачное пиршество, а у них подобное собрания продолжались обыкновенно целую ночь. Пришедши туда, он разсказал присутствующим ο том, что слышал. Они все вдруг, как будто по условию, встали и с величайшею поспешностию побежали за нами и, догнав нас, подняли крик. И так как охранявшая нас стража тотчас же разбежалась, то они подошли к нам и нашли нас лежащими на голых скамьях. Я же, видит Бог, принял их сначала за разойников, бродивших для грабежа и хищничества, и оставаясь на той самой скамье, на которой я лежал нагим, в (одном только) льняном одеянии, протянул им остальную одежду, лежавшую возле меня; но они приказывали мне встать и как можно скорее уходить. Тут только понял я, зачем они пришли, и стал кричать, прося и умоляя их удалиться и оставить нас, а если им угодно оказать лишь какую-нибудь услугу, то предупредить сопровождающих меня воинов и отсечь мне голову. И когда я взывал ο всем этом,ο чем знают сотоварщи и соучастники всех моих бедствий,они подняли меня насильно. Я снова упал было спиною на землю, но они, схватив меня за руки и за ноги, вытащили и увели меня. За мной следовали: Гаий, Фавст, Петр, Павел, которые были свидетелями всего этого; они взяли меня, вынесли из местечка на носилках и увезли, посадив на свободного осла».
«Побуждаемый необходимостию повествовать ο дивном Божием домостроительстве по отношению к нам, я боюсь впасть в великую глупость и безумие; но так как, по слову Писания, тайну цареву добро хранити, дела же Божия открывати славно, то я готов вступить в борьбу с силой Германа. Я пришел к Эмилиану не один: меня сопровождали сопресвитер мой Максим и диаконы Фавст, Евсевий и Хэремон; вместе с нами вошел к нему также один из бывших (в Александрии) римских братьев. Эмилиан не сказал мне сначала: не делай собраний; ведь для него это было делом посторонним и последним, а он стремился к главному: он заботился вовсе не ο том, чтобы мы не собирали других, а ο том, чтобы мы сами не были христианами. Вот от этого-то он и повелевал воздержаться, конечно в тех разсчетах, что если я отклонюсь (от христианства), то и другие за мной последуют. Но мой ответ был естественен и краток: повиноватися подобает Богови паче нежели человеком. Я открыто засвидетельствовал, что, покланяясь Единому Богу и не признавая никакого другого (бога), не оставлю своего убеждения и никогда не перестану быть христианином. После этого он приказал нам отправиться в селение Кефрон, находившееся вблизи пустыни. Впрочем, выслушайте слова той и другой стороны, как они записаны в актах. Когда приведены были Дионисий, Фавст, Максим, Маркелл и Харемон, Эмилиан, исполнявший обязанности правителя, сказал:«Я устно беседовал с вами ο том человеколюбии, какое наши властелины оказывают вам. Вы получили от них позволение спастись, если захотите обратиться к тому, что согласно с природою; поклонитесь богам, охраняющим царство их, и забудете ο том, что противно природе. Что же вы скажете на это? Я не думаю, чтобы вы остались неблагодарными за их человеколюбие, ведь они направляют вас к лучшему». Дионисий отвечал: «Не все поклоняются всем богам, но каждый только тем, которых признает. Мы исповедуем единаго Бога и Творца всяческих, вверившаго и (самое) царство боголюбезнейшим императорам (августам), Валериану и Галлиену. Его-то чтем мы, Ему поклоняемся и Его молим непрестанно ο безмятежности их царствования. Но правитель Эмилиан сказал им: «Кто-же препятствует вам поклоняться и этому, если только ОнБог, после того как вы поклонитесь тем, которые по природе суть боги? Ведь вам повелевается почитать богов и именно тех, которых признают все». Дионисий отвечал: «мы никому другому не поклоняемся». Α правитель Эмилиан сказал: «Вижу, что вы неблагодарны и безчувственны к милости наших императоров; посему вы не останетесь в зтом городе; вас пошлют в пределы Ливии, в место, называемое Кефрон; это место я выбрал по повелению наших императоров. Ни вам, ни другим ни под каким видом не будет дозволено делать собрания или посещать так называемыя усыпальницы. Α кто не явится в назначенное мною место или будет найден в каком-либо собрании, тот сам себя подвергнет опасности: в надлежащем надзоре недостатка не будет. Ступайте же, куда вам приказано». И тотчас, несмотря на мою болезнь, он принудил меня отправиться, не отсрочил отъезда и на один день. Какой же я мог иметь еще досуг делать или неделать собрания?»

[Люблю всех]

И далее:
«(Против Германа) Впрочем, при помощи Господней, мы не переставали собираться даже видимым образом: братий, живших в городе, я собирал еще с большею ревностию, чем прежде, когда находился вместе с ними. Я был в отсутствии, так сказать, только телом, а духом присутствовал (с ними). В Кефронe же составилась y нас великая церковь, частию из братий, жителей города, которые прибыли вслед за мною, частию из пришельцев египетских. Бог и там отверз нам двери слова. Сперва преследовали нас и били камнями, а потом немалое количество язычников, оставив идолов, обратились к Богу; и тогда-то посеяны наши первыя семена слова, котораго прежде они не принимали. Как будто для того именно Бог и привел нас к ним: как только мы исполнили это служение, Он опять вывел нас отсюда. Эмилиан захотел переселить нас в места, повидимому, более дикие, в самую отдленную Ливию. Он всем приказал собраться в Мареотский округ и каждой общине назначил в стране известное селение, а нас заблагоразсуди лпоместить на большой дороге, с тою целию, чтобы (в случае надобности) взять нас первыми. Очевидно, он распоряжался и действовал так, чтобы иметь нас всех под руками на случай, если захочет взять нас. Когда мне велено было отправиться в Кефрон, я даже не знал, где находится этот город, и прежде почти не слыхал его имени; однакожь отправился благодушно и без страха. Потом мне объявили приказание переселиться в страну Коллутийскую и бывшие со мною знают, как я тогда был подавлен. Теперь начну обвинять самого себя. Сначала я был опечален и сильно негодовал. Хотя те места нам были более известны и привычны, но сказывали, что там нет братий и людей честных, что та страна подвержена нападениям бродяг и набегам разбойников. Впрочем, я утешился, когда братия напомнили мне, что место это гораздо ближе к городу, и что как ни многочисленно было в Кефроне стечение братий из Египта, позволявшее нам делать большие собрания, но там, по причине более близкого растояния от города, мы будем чаще наслаждаться лицезрением истинно возлюбленных, родных и друзей. Они будут приходить к нам и успокоиваться у нас, а следовательно будут и частныя собрания, подобные тем, какие бывают в отдаленных загородных местах. Так ислучилось.
Вероятно, Герман станет хвалиться многократными исповеданиями? Но много ли он может указать бедствий, которые приключились с ним, столько ли, сколько мы перенесли судебных приговоров, конфискаций имущества, изгнаний, расхищений, отречений от гражданских достоинств, презрения к мирской славе, невнимания к похвалам правителей и советников, столько ли, сколько вытерпели мы неприятельских угроз, криков, опасностей, преследований, бегств, нужд и всяких скорбей? Что случилось со мною при Декии и Сабине? Что-теперь при Эмилиане? Где тогда находился Герман? Что говорили о нем? Но бросим это великое безумие, в которое я впадаю из-за Германа, и рассказ ο каждом событии в отдельности предоставим братиям, которые знают их».

[Люблю всех]

Об императорах:
«(К Эрмаммону) И Галл также не понял вины Декия и не заметил, что было причиною его падения; но споткнулся ο тот самый камень, который лежал пред его глазами. Несмотря на то, что царствование его было благополучно и все шло по (его) желанию, он преследовал святых мужей, которые молились Богу ο его мире и здравии, следовательно вместе с ними изгоняли молитвы ο себе.
Подобное откровение было и Иоанну: и даны быша ему уста, глаголюща велика и хульна и дана бысть ему область творити месяц четыредесятъ два.
То и другое, к удивлению исполнилось на Валериане. Особенно замечательно то, что прежде он не был таков, пока был кроток и благосклонен к людям Божиим: Ни один из бывших до него царей, не исключая и тех, которые явно назывались христианами, не был настолько благосклонен к ним, насколько милостиво и ласково принимал их в начале Валериан. Весь дом его наполнялся благочестивыми людьми и был церковию Божиею. Отступить же от такого образа мыслей убедил его учитель и начальник египетских магов. Этот учитель повелевал убивать и преследовать непорочных и святых мужей, которые противились и препятствовали ему совершать беззаконные и мерзкие чародейства,потому что есть и были (христиане), способные одним присутствием и взглядом, одним дуновением и словом разрушать лукавства злых духов; он установил также совершать нечистые посвящение, скверныя волхвования u непотребные жертвоприношения, убивать бедных детей, приносить в жертву младенцев несчастных родителей, разсматривать внутренности новорожденных, расторгать и разсекать создания Божии, как будто от этого они будут счастливы.
Итак Макриан хорошо возблагодарил их за возбужденную в нем надежду царствования. Тот, котораго называли стоящим во главе общественного счетоводства при самом царе, вовсе не считал нужным заботиться об общем благе. Напротив, он подвергся пророческому проклятию, которое гласит: горе прорицающим от сердца своeгo, а общаго не видящим; в самом деле он не имел и понятия ο Промысле устрояющем общее (благо) и не помышлял ο суде Того, Который прежде всех, во всех и над всеми. Поэтому он и сделался врагом вселенской (καθολικής) церкви Его, удалил и лишил себя милости Божией и весьма далеко отстранил от себя свое спасение, оправдывая тем самым значение своего собственного имени (Макриан-значит далеко).
Увлеченный этим (Макрианом), Валериан предался порокам и злодействам, как сказал (Господь) Исаии: и тии избраша пути своя и мерзости их, яже душа их изволи. И Аз изберу поругания их и грехи их воздам им. Макриан же вопреки своему достоинству сильно желал царствовать, но будучи не в состоянии возложить на себя царских украшений, вследствие своего телесного недостатка (он был хромым) поставил на высших степенях правления двух сыновей своих, принявших на себя грехи отца своего.
В этом исполняется пророчество, которое изрек Бог: отдаяй грехи отец на чада до третияго и четвертаго рода ненавидящим Мене. Возложив собственныя лукавыя неисполненные им желания на главы детей своих, он отпечатлел на них и собственную порочность и ненависть к Богу.
И вот, после того как (Макриан) одного из предшествовавших царей предал, а на другого вышел войной (Валериана предал персам, а на его сына Галлиена вышел войною) , он скоро погиб со всем своим родом окончательно, царем же был обьявлен и всеми согласно признан Галлиен, царь старый и вместе новый, ибо и прежде он был царем и потом после них опять оказался царем, по слову, прореченному пророком Исаией: яже изначала се приидоша и новая, яже ныне возсияют. В самом деле, как облако, прорезав лучи и на короткое время заслонив их, закрывает солнце и вместо нeгo появляется само, а потом, когда облако пройдет и разсеется, солнце, до того времени уже взошедшее, опять является светозарным: так и Макриан, заслонив собою существовавшее уже ранее царство Галлиена и приблизившись (к царской власти),теперь уже не существует, потому что он не был [тем, чем хотел быть]; напротив, Галлиен остается тем же, чем был прежде. Теперь царство как бы стряхнуло свою старость, и, очистившись от предшествовавших бедствий, зацвело еше с большею силою. Теперь гораздо далее видят его и слышат ο нем; оно распространяется повсюду.
Вот мне опять пришлось обнимать мыслию дни царственных лет. Вижу, как нечестивые, сделавшие себе имя, в короткое время остались без имени и как благочестивейший и боголюбивейший (император), совершив семилетие, ныне достигает девятаго года, в который мы будем праздновать (Пасху)".

[Люблю всех]

О тогдашней Александрии:
« (К епископу Иераксу) Что удивительнаго, если мне трудно беседовать хотя бы посредством писем с жителями отдаленными, когда мне не легко стало беседовать с самим собою посоветоваться с собственною душею? В самом деле, с моею утробою, с одножителями и единодушными со мною братиями, с членами одной и той же церкви мне приходится сноситься посредством писем, и, кажется, я не придумаю, как мне отправить их. Легче совершить путешествие не только в чужие края, но от востока до запада, чем пройти из Александрии в Александрию же. Средняя улица города теперь гораздо шире и не проходимее той безпредельной и не протоптанной пустыни, чрез которую в течение двух поколений прошел Израиль.
Зеркальные и тихие гавани похожи на море, разделившиеся на две части и ставшее стенами для прохода Израиля, а потом потопившее в своей пучине египтян. От совершенных в них убийств они часто походили на Чермное море. Α текущая через город река иногда была суше и скуднее той безводной пустыни, где странствующие израильтяне от сильной жажды кричали на Моисея, пока силою единаго Творца чудес для них не изведено было питие из крутой скалы. Иногда же она так переполнялась, что покрывала все окрестности, дороги и поля и угрожала таким же стремлением воды, как при Hoе. Постоянно оскверняемая кровью, убийствами и утопленниками, она несет свои воды, как во дни Моисея, когда он пред лицем фараона превратил ее в кровь и сделал смрадною. И какая другая вода могла бы очистить эту все очищающую воду? Мог ли бы даже великий и неизмеримый для людей океан омыть своим приливом это горькое море? Могла ли бы очистить ее скверну и та великая исходящая из Эдема река, даже те четыре потока, на которые она разделяется, соединить в один Гион? Очистится ли когда-нибудь воздух, зараженный ото всюду поднимающимися зловредными испарениями? От земли поднимаются такие пары, с моря веют такие ветры, с рек такой воздух и с гаваней такие туманы, что росы похожи на сукровицу трупов, разлагающихся на все свои составныя стихии. И после этого еще удивляются и недоумевают, откуда эти тяжелые болезни, откуда непрестанные язвы (например моровая язва в то время), отчего умирает так много людей, поражаемых разнообразными болезнями, что за причина, что в величайшем городе нет даже жителей столько, сколько прежде кормил он так называемых полустарцев если начать счет даже с безсловесных детей и кончить теми, которые достигли крайних пределов старости. Α прежде людей в возрасте от сорока до семидесяти лет было так много, что теперь не составится такого числа, если переписать и занести в роспись содержимых на общественном иждивении всех-от четырнадцатилетних детей до осьмидесятилетних стариков. Да и нынешние по виду юноши сделались как бы сверстниками тогдашних старцев! И замечая, что род человеческий все уменьшается на земле и исчезает, что гибель его все увеличивается и преуспевает, они все еще не трепещут!»