Твитнуть
Во-первых, здравствуйте! Жутко по всем соскучилась...
Почитав стихи к Дню Победы, решила тоже внести свою лепту...
Июнь, погодой будто межсезонной,
Холодным ветром воет и кружит.
Я первая в колонне похоронной,
В которой дед в гробу мой. Будто спит
И там, под левою рукой недвижной
Последнее мое ему письмо.
В нем исповедь, которую при жизни
Облечь в слова мне было нелегко.
И трижды как заклятие там в строчке:
«Прости меня, мой дед. Прости, прости»
За то, что в жизни сумасшедшей, срочной
К родному сердцу не нашлось пути.
Пути к тебе с тем, чтобы откровенно
Поведал ты, о чем всю жизнь молчал.
О том указе в жутком сорок первом,
Поволжских немцев что в Сибирь сослал.
Посыпались лишенья адов всполох,
И «немец» как презренное клеймо.
Жестокости несправедливый Молох
В тюрьму тебя упрятало оно.
Безропотная, мчалась отмечаться
В райцентр бабушка километры пешком.
Жила надеждою тебя дождаться,
И по ночам все плакала тайком.
Но подрастали дети дочь, два сына,
Четвертый, самый младший, - мой отец.
Работали Откуда только силы!
Пока тебя дождались наконец.
В тылу ковал победу ратный молот,
Что немец с русским наравне держал.
И вот победа! Но еще сколь голод
В степь ребятишек полуголых гнал.
И до сих пор в их памяти осталось
Давно уж сами деды, а, гляди
Как бабушка с запасов умудрялась
И натирала целый таз лапши.
И летом, на дворе, с таза того же
Ей угощались дети все окрест.
Свои, чужие поровну, без ложек
Лапшу съедали за один присест.
Ты знаешь, дед, я, думая о счастье,
Все вспоминаю маленький ваш дом.
Ручей и сад с черемуховой чащей,
Вкус ривелькуха в пасху, за столом.
Как в том письме, что унесла могила,
По-прежнему жалею, что спасти
Вас от невзгод судьба была не в силах
И за мое незнанье, дед, - прости
Почитав стихи к Дню Победы, решила тоже внести свою лепту...
Июнь, погодой будто межсезонной,
Холодным ветром воет и кружит.
Я первая в колонне похоронной,
В которой дед в гробу мой. Будто спит
И там, под левою рукой недвижной
Последнее мое ему письмо.
В нем исповедь, которую при жизни
Облечь в слова мне было нелегко.
И трижды как заклятие там в строчке:
«Прости меня, мой дед. Прости, прости»
За то, что в жизни сумасшедшей, срочной
К родному сердцу не нашлось пути.
Пути к тебе с тем, чтобы откровенно
Поведал ты, о чем всю жизнь молчал.
О том указе в жутком сорок первом,
Поволжских немцев что в Сибирь сослал.
Посыпались лишенья адов всполох,
И «немец» как презренное клеймо.
Жестокости несправедливый Молох
В тюрьму тебя упрятало оно.
Безропотная, мчалась отмечаться
В райцентр бабушка километры пешком.
Жила надеждою тебя дождаться,
И по ночам все плакала тайком.
Но подрастали дети дочь, два сына,
Четвертый, самый младший, - мой отец.
Работали Откуда только силы!
Пока тебя дождались наконец.
В тылу ковал победу ратный молот,
Что немец с русским наравне держал.
И вот победа! Но еще сколь голод
В степь ребятишек полуголых гнал.
И до сих пор в их памяти осталось
Давно уж сами деды, а, гляди
Как бабушка с запасов умудрялась
И натирала целый таз лапши.
И летом, на дворе, с таза того же
Ей угощались дети все окрест.
Свои, чужие поровну, без ложек
Лапшу съедали за один присест.
Ты знаешь, дед, я, думая о счастье,
Все вспоминаю маленький ваш дом.
Ручей и сад с черемуховой чащей,
Вкус ривелькуха в пасху, за столом.
Как в том письме, что унесла могила,
По-прежнему жалею, что спасти
Вас от невзгод судьба была не в силах
И за мое незнанье, дед, - прости
Браво Йицхаку! 
Комментарий