Твитнуть
Эти вопросом очень часто задавался писатель Чехов. В самый канун своей поездки на Сахалин в своих письмах друзьям и недругам, Антон Павлович обращается к высшей нравственности, в них слышится как бы прощальный (он до конца не был уверен, вернется ли из поездки) чеховский возглас: «Верую!»
И в повести «В овраге», и в рассказе «Убийство» звучат нравственные доводы писателя: служение Богу не исключает недобрых дел, вера может уживаться со страшными деяниями, даже с убийствами. Еще один довод, но уже переведенный на историческую почву, из «Рассказа старшего садовника». Религиозны были на протяжении истории человечества носители зла: «Веровать в Бога не трудно. В него веровали и инквизиторы, и Бирон, и Аракчеев» (Это я вспомнила одну из подписей друга Метаморфа Думаю, Мет, ты поймешь в связи с какой из них.)
Но я сейчас, в принципе не об этом. Я о повести «Дуэль» и художественном фильме по этой драме «Плохой хороший человек». Именно сегодня, когда я вновь перечитала эту повесть, я восприняла ее как диалог-спор начал, восходящих к двум пратекстам: Евангелию и «Происхождению видов путем естественного отбора» Ч. Дарвина.
По сути, эта повесть драматическая история взаимоотношений двух молодых героев, их непримиримости, антагонизме характеров, приведших к дуэли. Действие разворачивается в 90-е годы ХIХ века в небольшом городке на юге России. Промотавший состояние молодой дворянин Лаевский в канун дуэли с зоологом Кореном вспоминает свою беспутную жизнь...
Сразу скажу, мне близок фон Корен (Высоцкий в фильме неподражаем!). Близок именно своей активностью, а не человеконенавистническими теориями. Слава Богу, пока теориями. Пройдет совсем не много лет и идеи полезности и бесполезности людей будут воплощаться в жизнь. Так, что о фон Корене можно сказать: "Вашу бы энергию, да в мирных целях"! А вот Лаевский теоретик, причём в самом худшем смысле слова. Много болтовни, правильной, но болтовни (Как замечателен был в этой роли и мой наилюбимейший артист Олег Даль) Но, тем не менее, превращение Лаевского, его перелом к человеческому, таки кажется выпадающим из его естественного развития. Это как неоправданный скачок, как немотивированное чудо, как невероятное событие! Начав с эволюционных примеров, а затем дав возможность своему герою почти мгновенно родиться или возродиться как подлинному человеку, как спасшемуся христианину (под воздействием покаяния и наедине с Пушкиным: «с отвращением читая жизнь» свою), Чехов, думается, вступил в спор с классическим дарвинизмом в понимании возможности скачка, или «чудесного акта», как называл скачки в природе сам Дарвин. Напряженный диалог между дарвиновским и христианским пониманием природы человека завершился признанием возможности чуда!...
Если кого-нибудь заинтересовало то, о чем я пишу, то я продолжу свою мысль. Но если нет Пусть эта тема опять останется моим монологом.
Комментарий