Благая евангельская весть христианства заключается не в том, что людям в обмен на праведную жизнь обещана вечная, не в прощении многочисленных прегрешений, и даже не столько в пришествии в мир Спасителя или откровении Любви Божьей. Но благая весть христианства заключается единственно в этих двух простых словах, которые знает каждый ребенок, но понимает далеко не каждый взрослый: «Христос воскрес!».
В истории человечества и вселенной не было и не будет не только подобной, но и вообще какой-либо другой благой вести. Более того, она одна делает благими все прочие события и известия нашей жизни, и, не будь ее, все наше существование, с его относительными радостями и действительными скорбями, немедленно бы обессмысливалось и сводилось к нулю.
Само воскресение, бесспорно, является средоточием Священного Писания, величайшим событием в истории народа Божьего, апофеозом Ветхого и сутью Нового Завета, краеугольным камнем веры святой христианской Церкви, на котором непоколебимо зиждется ее исповедание. Воскресную весть передают из уст в уста, от сердца к сердцу, из поколения в поколение, верующие и не только в светлый праздник Воскресения Христова. Спустя две тысячи лет этот возглас, несмотря на всю нашу недостойность и богоотступничество, по-прежнему звучит так же победоносно (впрочем, теперь скорее торжественно), и почти также светло и радостно, как и тогда, когда он был произнесен в самый первый и главный раз.
Сегодня он не только не утратил своей актуальности и мощи, но стал со временем еще ощутимее и весомее. В самом деле, многое в этом мире испытывается временем и весть о воскресении Христовом, вне всякого сомнения, это испытание выдержала. Насколько удивительно было впервые услышать иудео-языческому миру это доселе неслыханное христианское провозвестие, настолько же и еще более поразительно слышать его теперь, в век небывалых научных свершений, когда старый мир и прежнее мировоззрение с его технической отсталостью и религиозными пережитками, казалось бы, безвозвратно уходят в прошлое.
Те, кто был рядом с Христом в Его земной жизни, слышал Его необыкновенные речи («Никто никогда не говорил так, как Этот Человек») и видел творимые Им чудеса, а потом опускал безо всякой надежды в пещеру Его бездыханное Тело для тех Его смерть стала их личной смертью, подобно тому, как смерть любимых людей становится нашей собственной. И как смерть Его стала воистину их смертью, точно так и воскресение Его стало воистину их воскресением, и, кто знает, может быть в большей степени их воскресением, нежели Его.
Конечно, нам, современным людям, в силу ряда причин едва ли возможно испытать ту необычайную радость и возбуждение, которые охватили в тот момент учеников. Мы, так или иначе взращенные в христианской культуре (что всерьез могли противопоставить поборники атеизма гению Пушкина и Достоевского?), знаем почти с пеленок о том, что Христос воскрес, но это как бы проходит мимо нас, не затрагивая сердец. Мы знаем, наслышаны об этом, как говорится «в курсе», точно также как знаем о сотнях других исторических событий, к нашей сегодняшней жизни прямо и даже косвенно не относящихся.
Итак, мы знаем, что Он воскрес, но, зная, как будто по-настоящему не верим в это, не прилагаем к знанию сердца. То есть умом признаем как факт свершившийся и бесспорный, но сердцем до конца не принимаем. И тем самым свидетельствуем, что если и воскрес Он, то где-то там, в прошлом не то на страницах Писания, не то в истории древнего мира, но только не в нашем сердце, не в нашей собственной жизни. Мы пытаемся убедить других в истинности христианства и искренности наших мотивов, приводим массу проверенных аргументов и веских доводов, насилуем ум собеседника вроде бы железной логикой, но совершенно бессильны покорить или даже отчасти затронуть его живое, в отличие от нашего омертвелого, сердце.
Смысл жизни христианина заключается именно в том, чтобы показать, доказать собственной жизнью не просто верность принципам, идеалу, Богу но доказать именно эту, казалось бы не требующую доказательств и незыблемую аксиому о том, что Христос воскрес. Доказать в первую очередь самим себе испытать в своей жизни радость воскресения Христова и вместе своего собственного воскресения, а для этого сначала пережить рождение Христа в глубине сердца, пройти с Ним Его земной путь, распятие и, наконец, смерть смерть своего «я» ради других и Бога. Без практической реализации нашей христианской веры, вера эта будет всегда мертва. Это будет пустое и по большей части ложное внешнее благочестие, оторванное от Христа, жизни и Евангелия лже-христианство ветхозаветного образца, когда Христос заменяется нами же выдуманным и подогнанным ради своего удобства сводом правил и заповедей, убивающим, но не могущим ни животворить, ни тем более воскресить.
И когда сегодня, глядя на нас, люди в упор не видят воскресшего Христа, как они поверят нашему словесному свидетельству? Ведь если мы практически во всем такие же себялюбцы, как они, если в нашей жизни весть о том, что Христос воскрес, остается святой теорией, то зачем, а главное, кому нужна такая беспомощная и абсурдная вера? Точно не Богу пожалуй, откровенное неверие и того лучше, по крайней мере, честнее. В последнем можно раскаяться в первом вряд ли.
А ведь что, положа руку на сердце, зачастую представляем собой мы, современные христиане? В лучшем случае, вечно кающиеся и никогда не могущие преодолеть своих немощей грешники, в худшем самодовольные фарисеи, а чаще всего убогая смесь того и другого. И единицы святых исключений из общего мрачного правила лишний раз подтверждают это люди, в чьей жизни, по слову апостола, действительно изобразился Христос, воистину воскрес. Пускай этих последних и не единицы, а сотни, или даже тысячи, даже теперь, в современном мире, то тех, остальных миллионы и миллиарды, так что в общей массе святой, как встарь, весьма единичный случай, вид почти вымирающий.
И это притом, что каждый, однажды назвавшийся христианином, не просто может, но решительно обязан стать святым. Святость понимается здесь не как идеал и притом недостижимый христианской жизни, но как повседневная норма. Мы же склонны намеренно ли ненамеренно, но весьма существенно занижать планку святости, до своих, слишком человеческих представлений. Не пьет, не курит, ходит в церковь, хороший семьянин ну чем не святой, хотя к святости все вышеперечисленное не имеет ровным счетом никакого отношения. Святость определяется-измеряется близостью человека к Христу, подобно тому, как яркость света, отражаемого небесным телом, зависит лишь от его близости к звезде-первоисточнику. Вспоминаются слова из известной песни: «кто светел, тот и свят», и еще другие, евангельские: «если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?». Иными словами, если то, что ты почитал светом, на поверку оказалось внутренней тьмой, то представь, сколь ужасна настоящая тьма, тьма внешняя, тьма кромешная та самая, участь в которой всех из нас лицемеров, заменивших Божью праведность своей собственной и подменивших Его стандарты человеческими.
На том, казалось бы, самое время поставить точку, если бы не одно важное «но», которое решительно меняет дело, превращая вчерашнего грешника-неудачника в самоотверженного христианина. Христос воскрес! и уже по одной этой причине мы не вправе отчаиваться. Ведь если воскрес Он, то может воскресить что неоднократно доказывал во время земной жизни и остальных из нас, умирающих во грехах и отчаявшихся было спастись.
Он приходит ко всем, страждущим от грехов и обремененным ими, и вселяет в наши души надежду, будущность и покой, дает нам силу жить по-христиански и власть претворять окружающий мир. Нужно только принять эту силу свыше, а для этого возжелать ее всем своим существом. И искать Христа денно и нощно, не успокаиваясь до тех, пока не обрящем Его, а после тем более не успокаиваться. Отложить в сторону, насколько это возможно, всякое ложное попечение, отвергнуть всякий соблазн, отречься собственных амбиций и представлений, и неустанно и целеустремленно двигаться к одной-единственной подлинной цели христианской жизни к Христу. Памятуя о том, что до тех пор, пока Христос не воскрес в нас, Он остается мертв для нас, а мы для Него. Поистине, в таком случае «мы несчастнее всех человеков».
И ровным счетом ничего не значит общехристианское и мое личное свидетельство миру о Христе, если в моей жизни нет места Воскресению, или есть место чему-то еще. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» - вот то единственно нормальное и приемлемое для христианина состояние, к которому мы призваны стремиться изо всех сил и достичь еще в этой жизни. Не достигнув же подобного состояния, мы не вправе считать себя в полном смысле христианами, поскольку христианин человек подобный Христу, похожий на Него и подражающий Ему во всем. В определенном роде, христианин есть Сам Христос, явившийся в ином времени, пространстве, теле.
Когда кто-нибудь неверующий поздравляет нас с праздником Воскресения Господня, и произносит ставшее обыденным «Христос воскрес!», душа его, сама того не ведая, быть может тут же вопрошает нашу: «Христос воскрес-то?». И как часто, отделываясь привычным «Воистину воскрес!», мы на каком-то другом, подсознательном уровне отвечаем: «Понятия не имею». И человек, не видя Христа в нашей жизни, не принимает Его в свою, и, разворачиваясь, уходит возможно навсегда.
Такого человека, в отличие от нас, вполне можно понять и оправдать недаром апостол Фома говорил: «Пока не увижу своими глазами, не поверю», на что Спаситель явился Ему лично и вдобавок продемонстрировал раны. Аналогичным образом и мы призваны явить окружающим Христа Воскресшим, себя же внешне такими же, но внутренне совершенно новыми, преображенными творениями. И когда сама собой (то есть без наших намеков-напоминаний о том, что мы-де верующие) станет явной в нас эта разительная и необъяснимая перемена, люди, по крайней мере, некоторые из них, сами потянутся к нам. Как удивительно точно заметил один человек: «Покажите людям христианина, и они пойдут за ним на край света».
В завершение хотелось бы привести другие слова, слова величайшего христианского подвижника и апостола: «Если Христос не воскрес, тщетна вера ваша». Ведь вера-то эта, в конечном итоге, и есть вера в Его воскресение, а наше свидетельство о Воскресении в совоскресении с Ним.
14.06.2009
В истории человечества и вселенной не было и не будет не только подобной, но и вообще какой-либо другой благой вести. Более того, она одна делает благими все прочие события и известия нашей жизни, и, не будь ее, все наше существование, с его относительными радостями и действительными скорбями, немедленно бы обессмысливалось и сводилось к нулю.
Само воскресение, бесспорно, является средоточием Священного Писания, величайшим событием в истории народа Божьего, апофеозом Ветхого и сутью Нового Завета, краеугольным камнем веры святой христианской Церкви, на котором непоколебимо зиждется ее исповедание. Воскресную весть передают из уст в уста, от сердца к сердцу, из поколения в поколение, верующие и не только в светлый праздник Воскресения Христова. Спустя две тысячи лет этот возглас, несмотря на всю нашу недостойность и богоотступничество, по-прежнему звучит так же победоносно (впрочем, теперь скорее торжественно), и почти также светло и радостно, как и тогда, когда он был произнесен в самый первый и главный раз.
Сегодня он не только не утратил своей актуальности и мощи, но стал со временем еще ощутимее и весомее. В самом деле, многое в этом мире испытывается временем и весть о воскресении Христовом, вне всякого сомнения, это испытание выдержала. Насколько удивительно было впервые услышать иудео-языческому миру это доселе неслыханное христианское провозвестие, настолько же и еще более поразительно слышать его теперь, в век небывалых научных свершений, когда старый мир и прежнее мировоззрение с его технической отсталостью и религиозными пережитками, казалось бы, безвозвратно уходят в прошлое.
Те, кто был рядом с Христом в Его земной жизни, слышал Его необыкновенные речи («Никто никогда не говорил так, как Этот Человек») и видел творимые Им чудеса, а потом опускал безо всякой надежды в пещеру Его бездыханное Тело для тех Его смерть стала их личной смертью, подобно тому, как смерть любимых людей становится нашей собственной. И как смерть Его стала воистину их смертью, точно так и воскресение Его стало воистину их воскресением, и, кто знает, может быть в большей степени их воскресением, нежели Его.
Конечно, нам, современным людям, в силу ряда причин едва ли возможно испытать ту необычайную радость и возбуждение, которые охватили в тот момент учеников. Мы, так или иначе взращенные в христианской культуре (что всерьез могли противопоставить поборники атеизма гению Пушкина и Достоевского?), знаем почти с пеленок о том, что Христос воскрес, но это как бы проходит мимо нас, не затрагивая сердец. Мы знаем, наслышаны об этом, как говорится «в курсе», точно также как знаем о сотнях других исторических событий, к нашей сегодняшней жизни прямо и даже косвенно не относящихся.
Итак, мы знаем, что Он воскрес, но, зная, как будто по-настоящему не верим в это, не прилагаем к знанию сердца. То есть умом признаем как факт свершившийся и бесспорный, но сердцем до конца не принимаем. И тем самым свидетельствуем, что если и воскрес Он, то где-то там, в прошлом не то на страницах Писания, не то в истории древнего мира, но только не в нашем сердце, не в нашей собственной жизни. Мы пытаемся убедить других в истинности христианства и искренности наших мотивов, приводим массу проверенных аргументов и веских доводов, насилуем ум собеседника вроде бы железной логикой, но совершенно бессильны покорить или даже отчасти затронуть его живое, в отличие от нашего омертвелого, сердце.
Смысл жизни христианина заключается именно в том, чтобы показать, доказать собственной жизнью не просто верность принципам, идеалу, Богу но доказать именно эту, казалось бы не требующую доказательств и незыблемую аксиому о том, что Христос воскрес. Доказать в первую очередь самим себе испытать в своей жизни радость воскресения Христова и вместе своего собственного воскресения, а для этого сначала пережить рождение Христа в глубине сердца, пройти с Ним Его земной путь, распятие и, наконец, смерть смерть своего «я» ради других и Бога. Без практической реализации нашей христианской веры, вера эта будет всегда мертва. Это будет пустое и по большей части ложное внешнее благочестие, оторванное от Христа, жизни и Евангелия лже-христианство ветхозаветного образца, когда Христос заменяется нами же выдуманным и подогнанным ради своего удобства сводом правил и заповедей, убивающим, но не могущим ни животворить, ни тем более воскресить.
И когда сегодня, глядя на нас, люди в упор не видят воскресшего Христа, как они поверят нашему словесному свидетельству? Ведь если мы практически во всем такие же себялюбцы, как они, если в нашей жизни весть о том, что Христос воскрес, остается святой теорией, то зачем, а главное, кому нужна такая беспомощная и абсурдная вера? Точно не Богу пожалуй, откровенное неверие и того лучше, по крайней мере, честнее. В последнем можно раскаяться в первом вряд ли.
А ведь что, положа руку на сердце, зачастую представляем собой мы, современные христиане? В лучшем случае, вечно кающиеся и никогда не могущие преодолеть своих немощей грешники, в худшем самодовольные фарисеи, а чаще всего убогая смесь того и другого. И единицы святых исключений из общего мрачного правила лишний раз подтверждают это люди, в чьей жизни, по слову апостола, действительно изобразился Христос, воистину воскрес. Пускай этих последних и не единицы, а сотни, или даже тысячи, даже теперь, в современном мире, то тех, остальных миллионы и миллиарды, так что в общей массе святой, как встарь, весьма единичный случай, вид почти вымирающий.
И это притом, что каждый, однажды назвавшийся христианином, не просто может, но решительно обязан стать святым. Святость понимается здесь не как идеал и притом недостижимый христианской жизни, но как повседневная норма. Мы же склонны намеренно ли ненамеренно, но весьма существенно занижать планку святости, до своих, слишком человеческих представлений. Не пьет, не курит, ходит в церковь, хороший семьянин ну чем не святой, хотя к святости все вышеперечисленное не имеет ровным счетом никакого отношения. Святость определяется-измеряется близостью человека к Христу, подобно тому, как яркость света, отражаемого небесным телом, зависит лишь от его близости к звезде-первоисточнику. Вспоминаются слова из известной песни: «кто светел, тот и свят», и еще другие, евангельские: «если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?». Иными словами, если то, что ты почитал светом, на поверку оказалось внутренней тьмой, то представь, сколь ужасна настоящая тьма, тьма внешняя, тьма кромешная та самая, участь в которой всех из нас лицемеров, заменивших Божью праведность своей собственной и подменивших Его стандарты человеческими.
На том, казалось бы, самое время поставить точку, если бы не одно важное «но», которое решительно меняет дело, превращая вчерашнего грешника-неудачника в самоотверженного христианина. Христос воскрес! и уже по одной этой причине мы не вправе отчаиваться. Ведь если воскрес Он, то может воскресить что неоднократно доказывал во время земной жизни и остальных из нас, умирающих во грехах и отчаявшихся было спастись.
Он приходит ко всем, страждущим от грехов и обремененным ими, и вселяет в наши души надежду, будущность и покой, дает нам силу жить по-христиански и власть претворять окружающий мир. Нужно только принять эту силу свыше, а для этого возжелать ее всем своим существом. И искать Христа денно и нощно, не успокаиваясь до тех, пока не обрящем Его, а после тем более не успокаиваться. Отложить в сторону, насколько это возможно, всякое ложное попечение, отвергнуть всякий соблазн, отречься собственных амбиций и представлений, и неустанно и целеустремленно двигаться к одной-единственной подлинной цели христианской жизни к Христу. Памятуя о том, что до тех пор, пока Христос не воскрес в нас, Он остается мертв для нас, а мы для Него. Поистине, в таком случае «мы несчастнее всех человеков».
И ровным счетом ничего не значит общехристианское и мое личное свидетельство миру о Христе, если в моей жизни нет места Воскресению, или есть место чему-то еще. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» - вот то единственно нормальное и приемлемое для христианина состояние, к которому мы призваны стремиться изо всех сил и достичь еще в этой жизни. Не достигнув же подобного состояния, мы не вправе считать себя в полном смысле христианами, поскольку христианин человек подобный Христу, похожий на Него и подражающий Ему во всем. В определенном роде, христианин есть Сам Христос, явившийся в ином времени, пространстве, теле.
Когда кто-нибудь неверующий поздравляет нас с праздником Воскресения Господня, и произносит ставшее обыденным «Христос воскрес!», душа его, сама того не ведая, быть может тут же вопрошает нашу: «Христос воскрес-то?». И как часто, отделываясь привычным «Воистину воскрес!», мы на каком-то другом, подсознательном уровне отвечаем: «Понятия не имею». И человек, не видя Христа в нашей жизни, не принимает Его в свою, и, разворачиваясь, уходит возможно навсегда.
Такого человека, в отличие от нас, вполне можно понять и оправдать недаром апостол Фома говорил: «Пока не увижу своими глазами, не поверю», на что Спаситель явился Ему лично и вдобавок продемонстрировал раны. Аналогичным образом и мы призваны явить окружающим Христа Воскресшим, себя же внешне такими же, но внутренне совершенно новыми, преображенными творениями. И когда сама собой (то есть без наших намеков-напоминаний о том, что мы-де верующие) станет явной в нас эта разительная и необъяснимая перемена, люди, по крайней мере, некоторые из них, сами потянутся к нам. Как удивительно точно заметил один человек: «Покажите людям христианина, и они пойдут за ним на край света».
В завершение хотелось бы привести другие слова, слова величайшего христианского подвижника и апостола: «Если Христос не воскрес, тщетна вера ваша». Ведь вера-то эта, в конечном итоге, и есть вера в Его воскресение, а наше свидетельство о Воскресении в совоскресении с Ним.
14.06.2009
Комментарий