Твитнуть
Предлагаю участникам форума высказать свои мнения относительно следующего текста:
В характеристике умственных способностей Мухаммеда мы не имеем никакого права отказывать ему в качествах ума, свойственных вообще восточным людям. Ничем более не отличается в этом отношении восточный человек от европейца, как своим воображением. Фраза «восточная фантазия» приобрела, кажется, такое значение, что ею лучше всего характеризуется ум восточных людей. Но что нужно разуметь под этим выражением? Прочтите известные и знаменитые арабские сказки «Тысяча и одна ночь», и вы получите полное понятие о восточной фантазии. Там если выводится царь, то самого богатого и великого царства; если этот царь терпит оскорбление, то от измены любимейшей и прекраснейшей царицы; если царица изменяет царю, то с самым презренным из рабов; если царь хочет отомстить царице, то рубит голову, и не ей только, а еще тысяче женщин; если он хочет избавить себя от обиды со стороны жены, то решает отрубать голову каждой новобрачной на первое же утро после брака и так делает каждый день, без конца. Таковы контрасты и шаги широкой восточной фантазии. Так как ислам явился на Востоке, то в развитии его у ученых мусульман мы на каждом шагу встречаемся с полетами этой фантазии. Если мусульманский богослов хочет изобразить величие ангела в сравнении с человеком, то говорит, что «в водах глаз каждого из них может плавать корабль целые годы, что пространство от плеча ангела до оконечности его уха равняется 700 лет пути, что расстояние между ухом и глазом равняется 500 лет птичьего полета, что ямочка большого пальца у ангела может вместить в себе все воды мира, если бы их вылить туда»11. До чего жизненны эти фантастичные описания предметов, которые едва поддаются воображению, можно судить по их влиянию на мусульман. Даже современные, мнящие себя учеными, русские мусульмане не могут отрезвиться от очевидных преувеличений. Желая, например, сказать об образовании арабов в Средние века, один из них совершенно откровенно заявляет, что халиф Хаким собрал библиотеку в 600 000 томов, что он прочитал все книги своей библиотеки, один каталог которой состоял из 44 томов, и оставил на каждой из книг свои заметки12. Таким образом, самые замашистые преувеличения, с длинными рядами нулей цифры, самые крайние контрасты и полнейшая противоположность действительности составляют особенность восточной фантазии в отличие от европейского идеального творчества, более близкого к реальной жизни, более естественного, остроумного и назидательного.
Будучи истинным сыном восточных родителей и воспитателей, Мухаммед неизбежно, по естественному закону, отличался восточным воображением. Обстоятельство это в высшей степени рельефно отобразилось на вероучительной книге ислама. Произнося разные речи арабам от лица Самого Бога, он, конечно, не замечал, что Бог его говорит не общечеловеческим языком, а языком восточного человека; вследствие чего в Коране мы часто встречаемся с такими выражениями, которые европейцу покажутся только наивными и смешными. Вот примеры. Если для выражения неограниченности Бога условиями времени священному писателю достаточно было сказать, что пред Господом день один, как тысяча лет (Пс. 89, 5; 2 Петр. 3, 8), то Мухаммед, услыхавши это от «людей Писания», почел недостаточным сказать так. Течение дня, говорит он, у Бога пятьдесят тысяч лет (70:4).
Чтобы выразить богатство некоего современника Моисея Каруна, он опять не перечисляет количества стад его, людей, семейных и т.п., как это делает священный писатель при описании богатства Иова например, а употребляет самую неправдоподобную фразу: «Мы доставили ему столько драгоценностей, что ключи от них едва могла носить толпа людей сильных» (28:76).
Вследствие этой бессознательной восточной фантазии Мухаммеда самые известные и назидательные библейские факты передаются в Коране дико, уродливо и весьма неправдоподобно. Вот как просто и естественно говорится в книге Моисея о красоте Иосифа: «Иосиф же был красив станом и красив лицем. И обратила взоры на Иосифа жена господина его» (Быт. 39, 67). Для Мухаммеда этой картины недостаточно. Он заставляет жену господина Иосифа пригласить других женщин, чтобы они подивились красоте Иосифа, и положить пред ними ножи, чтобы они от удивления порезали себе руки. «Когда они увидели его, говорит Мухаммед, то пришли от него в исступление, порезали себе руки и говорили: ей Богу, это не человек, это восхитительный ангел» (12:3031).
Известно, что евреи при горе Синайской в отсутствие Моисея заставили Аарона отлить тельца «И он, говорится в Библии, сделал литого тельца и обделал его резцом»13.
Мухаммед и этим не удовлетворяется. Чтобы усилить тяжесть вины евреев, он по своему воображению заставляет в Коране этого литого тельца замычать: «И вылил, сказано в Коране, для них тельца и он мычал (20:90) и сделал себе народ животное мычащее» (7:146).
История Давида и Соломона в Библии проста, естественна и назидательна. В Коране же она доходит до нелепости. Чтобы показать мудрость Соломона, Мухаммед не рассказывает о действительном проявлении проницательного ума его, а представляет его в чисто восточном, сказочном виде знающим язык птиц, разговаривающим с муравьями и т.п. У него будто было войско из гениев, людей и птиц, он будто подслушал совет муравья войску, улыбнулся и рассмеялся от этого; он делал осмотр птицам и, когда не нашел потатуя, разгневался, хотел его зарезать, но выслушал от него объяснение и простил (27:1545). Ему Бог покорил ветр, который по его повелению несся тихим веянием туда, куда он хотел, и диаволов, которые все были или строителями, или водолазами, и прочих, связанных цепями (38:3537);
«Из диаволов были некоторые у него водолазами для ловли жемчуга и кроме того делали другие дела» (21:82).
Давиду, по словам Корана, Бог тоже подчинил горы и птиц, чтобы с ним они восхваляли Его (21:79).
Под тем же влиянием искажена Мухаммедом история об Аврааме. В 15-й главе Книги Бытия говорится, что в удостоверение святейшего патриарха относительно многочисленности его потомства Бог велел ему принести в жертву трилетнюю телицу, трилетнюю козу, трилетнего овна, горлицу и молодого голубя. Он, говорится далее, взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой; только птиц не рассек. И налетели на трупы хищные птицы, но Авраам отгонял их (Быт. 15, 910).
Мухаммед не мог понять знаменательного чуда, и вот в какой фантастичной форме передает библейское событие. «...Бог сказал Аврааму: так возьми четырех птиц, рассеки их на куски, какие ты хочешь, и части их разложи по горам; потом позови их; они быстро прилетят к тебе; из этого узнай, что Бог силен, мудр» (2:262).
Мусульмане, унаследовавшие вместе с другими способностями, характеризующими восточных людей, и восточное воображение, не могут замечать дикости и неправдоподобности этих коранических выражений и описаний. Эти перлы художественного творчества Мухаммеда даже нравятся мусульманам более, чем, например, чернокожему негру нравится угольный цвет лица, толстые губы и широкий приплюснутый нос. Но людям, свободным от этих своеобразных вкусов, понятны эти частности. Если сравнить приведенные из Корана наиболее фантастические выражения с подобными им образами других восточных произведений, то получилось бы удивительное сходство в полетах воображения. Вот, например, как говорит Мухаммед о силе и тяжести Корана: «Если бы мы ниспослали этот Коран на какую-нибудь гору, то ты увидел бы, как она понизилась бы и распалась бы на части от страха Божия. Таковые образы мы представляем людям с тем, чтобы они размыслили» (59:21).
Так тяжеловесен Коран! Но как самая идея о массивности его, так и выражение ее свойственны только восточному человеку и потому на Востоке не новы. Мы знаем, что о сочинениях Зороастра персы говорили, что каждый из двенадцати его томов так был тяжел, что один вол едва мог везти его14. Спрашивается, что же было бы тяжелее: Коран или вся сумма того, что мог написать Зороастр? Оказывается, таким образом, что самая попытка возвеличить Коран приводит только к смешному, как уродливая с точки зрения европейской мысли, чуждой восточной оболочки.
Приведенные нами примеры суть более наглядные проявления этой туземной способности автора Корана. Менее, так сказать, выпуклыми следами ее следует признать те многочисленные изречения мнимого пророка, которые касаются разнородных предметов его убеждения и которые мог высказать, равно как и принять, только восточный человек. Таковы, например, стихи о том, что Коран находится в свитках на небе, что к Мухаммеду приходил ангел и разговаривал с ним «на расстоянии двух луков», что в войнах мусульман помогали тысячи ангелов и дьяволов, что «спутников слона»15 поражали некогда стаи птиц обожженными камнями и т.п.
Помимо резко поражающих своею неестественностью сочетаний и крайнего легковерия, восточное воображение не представляет ничего роскошно разнообразного в своих построениях. Оно, как бы обиженное дикооднообразною природой, в которой негде развернуться и неоткуда взять материала для своей переработки, поражает своим однообразием. Творчество араба так же скучно и монотонно, как однообразна и бедна пустыня Аравии. Эта монотонность более всего проявляется в одинаковых выражениях и буквальных повторениях одной и той же фразы бесчисленное множество раз. В самом известном и самом поэтическом народном произведении арабов, в тех же сказках «Тысяча и одна ночь» по раз заведенному порядку начинается и кончается каждый рассказ дочери министра, в одной формуле, в присутствии того же царя и сестры рассказчицы; притом рассказы ведутся на одну тему о путешествиях и о превращениях в какое-нибудь животное. В этом отношении арабские сказки ничем не отличаются от монотонных рассказов русских татар. Вот, например, в одном очень распространенном среди татар и написанном не без влияния арабских легенд «Рассказе о Соломоне»16 говорится: пришло к Соломону солнце и сказало: «О Соломон! соверши, пожалуйста, за меня одну молитву! Твоя молитва у Всевышнего будет принята». Соломон ответил: «Ты сегодня иди, я посоветуюсь с подданными своими и завтра дам тебе ответ»... Пришел к Соломону месяц и сказал: «О Соломон! соверши пожалуйста за меня одну молитву! Твоя молитва пред Всевышним будет принята»... Соломон сказал: «Ты сегодня иди; я посоветуюсь с подданными своими и завтра тебе дам ответ». Та же беседа у Соломона происходит и описывается в тех же выражениях с водой, ветром и змеем. Этой бледной стороны восточного воображения не победил и Мухаммед. Правда, в Коране, именно в меккских главах, речь пересыпается разнообразными картинами аравийского путешественника; но тут видишь и обратную сторону медали. Так же, как в татарской сказке о Соломоне, у него часто повторяются совершенно одни и те же выражения, хотя бы речь велась и от других лиц и к другим слушателям. Особенно характерны в этом отношении места из речей пророков, выводимых Мухаммедом. Вот, например, как сказалась у него в Коране эта бесцветная сторона восточной фантазии. В 26-й главе о Ное говорится: «Соплеменники Ноя посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Ной сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому, убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу с вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров (26:105109).
В той же главе о Иуде читаем: «Гадяне посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Гуд сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу с вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров (26:123127). О Салихе Мухаммед говорит тоже самое: «Фемудяне посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Салих сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу у вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров» (26:141145).
Совершенно в тех же словах далее говорится о Лоте (160164 ст.) и о Шогаибе (176186 ст.). Такую же тавтологию можно было бы привести и из 7-й и из 11-й главы. Но для нас довольно и этих примеров.
Мусульманский апологет никакими софизмами не может оправдать пред здравым смыслом это попугайство Мухаммедовых пророков. Во-первых, одни и те же слова в устах разных пророков и в обращении к разным народам подрывают веру в них. Во-вторых, в книге, которая выдается за копию с небесных свитков, эти повторения составляют такой балласт, который тем менее уместен в ней, чем она выше какой-нибудь сказки. Сказать, что Бог влагал в уста пророков одни и те же слова потому, что они должны были передать одну и ту же истину, нельзя, потому что в 7 и 11 главах эта мнимая истина выражается в других словах. Те же Ной, Гуд, Салих, Шогаиб и Лот в главе 7 повторяют фразу: «Народ мой! поклоняйтесь Богу: кроме Его у вас нет другого Бога; истинно, я боюсь наказания вам в великий день» (ср. 57, 63, 71, 78 и 83 ст.); а в главе 11: «Народ мой! поклоняйтесь Богу; кроме Его нет у вас никого достопоклоняемого» (ср. 52, 64, 85, 27 и 79 ст.).
Разница эта в выражениях показывает, что Коран приводит не тожественное с действительностью описание речей пророков, но или приблизительно верное, или совсем неверное, но в том и другом случае описывается бледно и по-восточному. Нельзя мухаммеданину сказать в оправдание этой тавтологии пророков и того, что в этих трех главах (7, 11 и 26) описываются три разные беседы всех поименованных пророков. Если бы в этих главах разумелись разные беседы пророков к своим народам, тогда хотя в какой-нибудь одной бы из них не говорилось о том, что Салих на требование от него знамения указал на верблюдицу и что ее народ убил и был истреблен: повторение этих фактов невозможно; между тем этот рассказ повторяется во всех трех главах (7:777; 11: 6471; 26:141159).
Итак, многократность рассказов о них в книге божественной нецелесообразна, а разность в этих рассказах невозможна. Тавтология, встречающаяся в Коране, с здравой логикой непримирима и была следствием не чего-нибудь другого, как той бледности творческой способности Мухаммеда, с какой пишутся разные сказки.
Смирнов Феодор Антонович (1865 после 1917) русский богослов и педагог. Приведенный отрывок взят из книги: «Зависимость мнимобожественных откровений Корана от обстоятельств жизни Мохаммеда» (Казань, 1893)
В характеристике умственных способностей Мухаммеда мы не имеем никакого права отказывать ему в качествах ума, свойственных вообще восточным людям. Ничем более не отличается в этом отношении восточный человек от европейца, как своим воображением. Фраза «восточная фантазия» приобрела, кажется, такое значение, что ею лучше всего характеризуется ум восточных людей. Но что нужно разуметь под этим выражением? Прочтите известные и знаменитые арабские сказки «Тысяча и одна ночь», и вы получите полное понятие о восточной фантазии. Там если выводится царь, то самого богатого и великого царства; если этот царь терпит оскорбление, то от измены любимейшей и прекраснейшей царицы; если царица изменяет царю, то с самым презренным из рабов; если царь хочет отомстить царице, то рубит голову, и не ей только, а еще тысяче женщин; если он хочет избавить себя от обиды со стороны жены, то решает отрубать голову каждой новобрачной на первое же утро после брака и так делает каждый день, без конца. Таковы контрасты и шаги широкой восточной фантазии. Так как ислам явился на Востоке, то в развитии его у ученых мусульман мы на каждом шагу встречаемся с полетами этой фантазии. Если мусульманский богослов хочет изобразить величие ангела в сравнении с человеком, то говорит, что «в водах глаз каждого из них может плавать корабль целые годы, что пространство от плеча ангела до оконечности его уха равняется 700 лет пути, что расстояние между ухом и глазом равняется 500 лет птичьего полета, что ямочка большого пальца у ангела может вместить в себе все воды мира, если бы их вылить туда»11. До чего жизненны эти фантастичные описания предметов, которые едва поддаются воображению, можно судить по их влиянию на мусульман. Даже современные, мнящие себя учеными, русские мусульмане не могут отрезвиться от очевидных преувеличений. Желая, например, сказать об образовании арабов в Средние века, один из них совершенно откровенно заявляет, что халиф Хаким собрал библиотеку в 600 000 томов, что он прочитал все книги своей библиотеки, один каталог которой состоял из 44 томов, и оставил на каждой из книг свои заметки12. Таким образом, самые замашистые преувеличения, с длинными рядами нулей цифры, самые крайние контрасты и полнейшая противоположность действительности составляют особенность восточной фантазии в отличие от европейского идеального творчества, более близкого к реальной жизни, более естественного, остроумного и назидательного.
Будучи истинным сыном восточных родителей и воспитателей, Мухаммед неизбежно, по естественному закону, отличался восточным воображением. Обстоятельство это в высшей степени рельефно отобразилось на вероучительной книге ислама. Произнося разные речи арабам от лица Самого Бога, он, конечно, не замечал, что Бог его говорит не общечеловеческим языком, а языком восточного человека; вследствие чего в Коране мы часто встречаемся с такими выражениями, которые европейцу покажутся только наивными и смешными. Вот примеры. Если для выражения неограниченности Бога условиями времени священному писателю достаточно было сказать, что пред Господом день один, как тысяча лет (Пс. 89, 5; 2 Петр. 3, 8), то Мухаммед, услыхавши это от «людей Писания», почел недостаточным сказать так. Течение дня, говорит он, у Бога пятьдесят тысяч лет (70:4).
Чтобы выразить богатство некоего современника Моисея Каруна, он опять не перечисляет количества стад его, людей, семейных и т.п., как это делает священный писатель при описании богатства Иова например, а употребляет самую неправдоподобную фразу: «Мы доставили ему столько драгоценностей, что ключи от них едва могла носить толпа людей сильных» (28:76).
Вследствие этой бессознательной восточной фантазии Мухаммеда самые известные и назидательные библейские факты передаются в Коране дико, уродливо и весьма неправдоподобно. Вот как просто и естественно говорится в книге Моисея о красоте Иосифа: «Иосиф же был красив станом и красив лицем. И обратила взоры на Иосифа жена господина его» (Быт. 39, 67). Для Мухаммеда этой картины недостаточно. Он заставляет жену господина Иосифа пригласить других женщин, чтобы они подивились красоте Иосифа, и положить пред ними ножи, чтобы они от удивления порезали себе руки. «Когда они увидели его, говорит Мухаммед, то пришли от него в исступление, порезали себе руки и говорили: ей Богу, это не человек, это восхитительный ангел» (12:3031).
Известно, что евреи при горе Синайской в отсутствие Моисея заставили Аарона отлить тельца «И он, говорится в Библии, сделал литого тельца и обделал его резцом»13.
Мухаммед и этим не удовлетворяется. Чтобы усилить тяжесть вины евреев, он по своему воображению заставляет в Коране этого литого тельца замычать: «И вылил, сказано в Коране, для них тельца и он мычал (20:90) и сделал себе народ животное мычащее» (7:146).
История Давида и Соломона в Библии проста, естественна и назидательна. В Коране же она доходит до нелепости. Чтобы показать мудрость Соломона, Мухаммед не рассказывает о действительном проявлении проницательного ума его, а представляет его в чисто восточном, сказочном виде знающим язык птиц, разговаривающим с муравьями и т.п. У него будто было войско из гениев, людей и птиц, он будто подслушал совет муравья войску, улыбнулся и рассмеялся от этого; он делал осмотр птицам и, когда не нашел потатуя, разгневался, хотел его зарезать, но выслушал от него объяснение и простил (27:1545). Ему Бог покорил ветр, который по его повелению несся тихим веянием туда, куда он хотел, и диаволов, которые все были или строителями, или водолазами, и прочих, связанных цепями (38:3537);
«Из диаволов были некоторые у него водолазами для ловли жемчуга и кроме того делали другие дела» (21:82).
Давиду, по словам Корана, Бог тоже подчинил горы и птиц, чтобы с ним они восхваляли Его (21:79).
Под тем же влиянием искажена Мухаммедом история об Аврааме. В 15-й главе Книги Бытия говорится, что в удостоверение святейшего патриарха относительно многочисленности его потомства Бог велел ему принести в жертву трилетнюю телицу, трилетнюю козу, трилетнего овна, горлицу и молодого голубя. Он, говорится далее, взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой; только птиц не рассек. И налетели на трупы хищные птицы, но Авраам отгонял их (Быт. 15, 910).
Мухаммед не мог понять знаменательного чуда, и вот в какой фантастичной форме передает библейское событие. «...Бог сказал Аврааму: так возьми четырех птиц, рассеки их на куски, какие ты хочешь, и части их разложи по горам; потом позови их; они быстро прилетят к тебе; из этого узнай, что Бог силен, мудр» (2:262).
Мусульмане, унаследовавшие вместе с другими способностями, характеризующими восточных людей, и восточное воображение, не могут замечать дикости и неправдоподобности этих коранических выражений и описаний. Эти перлы художественного творчества Мухаммеда даже нравятся мусульманам более, чем, например, чернокожему негру нравится угольный цвет лица, толстые губы и широкий приплюснутый нос. Но людям, свободным от этих своеобразных вкусов, понятны эти частности. Если сравнить приведенные из Корана наиболее фантастические выражения с подобными им образами других восточных произведений, то получилось бы удивительное сходство в полетах воображения. Вот, например, как говорит Мухаммед о силе и тяжести Корана: «Если бы мы ниспослали этот Коран на какую-нибудь гору, то ты увидел бы, как она понизилась бы и распалась бы на части от страха Божия. Таковые образы мы представляем людям с тем, чтобы они размыслили» (59:21).
Так тяжеловесен Коран! Но как самая идея о массивности его, так и выражение ее свойственны только восточному человеку и потому на Востоке не новы. Мы знаем, что о сочинениях Зороастра персы говорили, что каждый из двенадцати его томов так был тяжел, что один вол едва мог везти его14. Спрашивается, что же было бы тяжелее: Коран или вся сумма того, что мог написать Зороастр? Оказывается, таким образом, что самая попытка возвеличить Коран приводит только к смешному, как уродливая с точки зрения европейской мысли, чуждой восточной оболочки.
Приведенные нами примеры суть более наглядные проявления этой туземной способности автора Корана. Менее, так сказать, выпуклыми следами ее следует признать те многочисленные изречения мнимого пророка, которые касаются разнородных предметов его убеждения и которые мог высказать, равно как и принять, только восточный человек. Таковы, например, стихи о том, что Коран находится в свитках на небе, что к Мухаммеду приходил ангел и разговаривал с ним «на расстоянии двух луков», что в войнах мусульман помогали тысячи ангелов и дьяволов, что «спутников слона»15 поражали некогда стаи птиц обожженными камнями и т.п.
Помимо резко поражающих своею неестественностью сочетаний и крайнего легковерия, восточное воображение не представляет ничего роскошно разнообразного в своих построениях. Оно, как бы обиженное дикооднообразною природой, в которой негде развернуться и неоткуда взять материала для своей переработки, поражает своим однообразием. Творчество араба так же скучно и монотонно, как однообразна и бедна пустыня Аравии. Эта монотонность более всего проявляется в одинаковых выражениях и буквальных повторениях одной и той же фразы бесчисленное множество раз. В самом известном и самом поэтическом народном произведении арабов, в тех же сказках «Тысяча и одна ночь» по раз заведенному порядку начинается и кончается каждый рассказ дочери министра, в одной формуле, в присутствии того же царя и сестры рассказчицы; притом рассказы ведутся на одну тему о путешествиях и о превращениях в какое-нибудь животное. В этом отношении арабские сказки ничем не отличаются от монотонных рассказов русских татар. Вот, например, в одном очень распространенном среди татар и написанном не без влияния арабских легенд «Рассказе о Соломоне»16 говорится: пришло к Соломону солнце и сказало: «О Соломон! соверши, пожалуйста, за меня одну молитву! Твоя молитва у Всевышнего будет принята». Соломон ответил: «Ты сегодня иди, я посоветуюсь с подданными своими и завтра дам тебе ответ»... Пришел к Соломону месяц и сказал: «О Соломон! соверши пожалуйста за меня одну молитву! Твоя молитва пред Всевышним будет принята»... Соломон сказал: «Ты сегодня иди; я посоветуюсь с подданными своими и завтра тебе дам ответ». Та же беседа у Соломона происходит и описывается в тех же выражениях с водой, ветром и змеем. Этой бледной стороны восточного воображения не победил и Мухаммед. Правда, в Коране, именно в меккских главах, речь пересыпается разнообразными картинами аравийского путешественника; но тут видишь и обратную сторону медали. Так же, как в татарской сказке о Соломоне, у него часто повторяются совершенно одни и те же выражения, хотя бы речь велась и от других лиц и к другим слушателям. Особенно характерны в этом отношении места из речей пророков, выводимых Мухаммедом. Вот, например, как сказалась у него в Коране эта бесцветная сторона восточной фантазии. В 26-й главе о Ное говорится: «Соплеменники Ноя посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Ной сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому, убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу с вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров (26:105109).
В той же главе о Иуде читаем: «Гадяне посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Гуд сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу с вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров (26:123127). О Салихе Мухаммед говорит тоже самое: «Фемудяне посланных к ним считали лжецами. Вот брат их Салих сказал им: не убоитесь ли вы Бога? Действительно, я к вам верный посланник; а потому убойтесь Бога и повинуйтесь мне. Не прошу у вас за это никакой награды; награда мне только у Господа миров» (26:141145).
Совершенно в тех же словах далее говорится о Лоте (160164 ст.) и о Шогаибе (176186 ст.). Такую же тавтологию можно было бы привести и из 7-й и из 11-й главы. Но для нас довольно и этих примеров.
Мусульманский апологет никакими софизмами не может оправдать пред здравым смыслом это попугайство Мухаммедовых пророков. Во-первых, одни и те же слова в устах разных пророков и в обращении к разным народам подрывают веру в них. Во-вторых, в книге, которая выдается за копию с небесных свитков, эти повторения составляют такой балласт, который тем менее уместен в ней, чем она выше какой-нибудь сказки. Сказать, что Бог влагал в уста пророков одни и те же слова потому, что они должны были передать одну и ту же истину, нельзя, потому что в 7 и 11 главах эта мнимая истина выражается в других словах. Те же Ной, Гуд, Салих, Шогаиб и Лот в главе 7 повторяют фразу: «Народ мой! поклоняйтесь Богу: кроме Его у вас нет другого Бога; истинно, я боюсь наказания вам в великий день» (ср. 57, 63, 71, 78 и 83 ст.); а в главе 11: «Народ мой! поклоняйтесь Богу; кроме Его нет у вас никого достопоклоняемого» (ср. 52, 64, 85, 27 и 79 ст.).
Разница эта в выражениях показывает, что Коран приводит не тожественное с действительностью описание речей пророков, но или приблизительно верное, или совсем неверное, но в том и другом случае описывается бледно и по-восточному. Нельзя мухаммеданину сказать в оправдание этой тавтологии пророков и того, что в этих трех главах (7, 11 и 26) описываются три разные беседы всех поименованных пророков. Если бы в этих главах разумелись разные беседы пророков к своим народам, тогда хотя в какой-нибудь одной бы из них не говорилось о том, что Салих на требование от него знамения указал на верблюдицу и что ее народ убил и был истреблен: повторение этих фактов невозможно; между тем этот рассказ повторяется во всех трех главах (7:777; 11: 6471; 26:141159).
Итак, многократность рассказов о них в книге божественной нецелесообразна, а разность в этих рассказах невозможна. Тавтология, встречающаяся в Коране, с здравой логикой непримирима и была следствием не чего-нибудь другого, как той бледности творческой способности Мухаммеда, с какой пишутся разные сказки.
Смирнов Феодор Антонович (1865 после 1917) русский богослов и педагог. Приведенный отрывок взят из книги: «Зависимость мнимобожественных откровений Корана от обстоятельств жизни Мохаммеда» (Казань, 1893)
это вопрос Верю/не верю.
Комментарий