-
-
А Вы видели наше небо? Такого неба нет больше нигде: сумасшедший аквамарин, раскрашенный фанатсмагорией заката. Когда я прежде видел такое в голивудских фильмах, то считал это просто красивостями кинематографа...
Помню: первый раз я вышел на улицу... в Америке. До этого меня куда-то везли: в гостиницу в Нью-Йорке, снова в аэропорт, пересадка в Чикаго, потом встречали в Портленде. Нога моя еще не ступала на американскую землю. И вот уже на следующий день, утром, как Неил Армстронг, оставлявший первый отпечаток рифленой подошвы на лунной поверхности, я открыл дверь и вышел... в Америку.
Я увидел совершенно безлюдный город. Только машины проносились со страшной скоростью мимо да где-то на дальнем конце улицы маячила маленькая фигурка бездомного с тележкой из супермаркета. Я шел по улице, залитой солнечным светом, все время озираясь назад, чтобы не заблудиться. Но заблудиться в Портленде почти невозможно: все авеню пронумерованы по порядку: Первая Авеню, Вторая Авеню и т. д. до Грешема и дальше... 117-я Авеню... 122-я.... От перекрестка 38-й и Пауэлл я пошел на север, в сторону центра. Дошел до моста через Виламит. Дальше было что-то страшное: огроные башни небоскребов, словно кристалы или листья травы, уходили в синеву неба, испещренную клочьями облаков...Комментарий
-
А меня, бывало, останавливали полицейские за превышение скорости и, вместо, того, чтобы выписать мне штраф, просто просили ехать аккуратнее и... отпускали без штрафа. Какой это контраст с советскими гаишниками! Когда наш коп выпишет Вам штраф, он сделает это так уважительно к Вам и доброжелательно, что Вы на него даже не обидетесь, просто скажете: "Yes, sir". И на его вежливое "Have a nice day" Вы от души ответите: "Thanks, you too" - и будете негодовать лишь на себе, на собственную неосмотрительность. А коп... что ж, он просто выполнил свои обязанности.
Вот почему первые годы в Америке мне снился один и тот же ужасный сон: советский ОВИР: они меня не отпускали, они рвали мой вызов и кричали, что никогда не позволят мне уехать! И я просыпался со счастливым чувством, что это всего лишь сон...
Сколько ни пишите, все равно никто не поймет, если сам этого не пережил...
Иосиф Бродский
Осенний крик ястреба
Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.
На воздушном потоке распластанный, одинок,
все, что он видит -- гряду покатых
холмов и серебро реки,
вьющейся точно живой клинок,
сталь в зазубринах перекатов,
схожие с бисером городки
Новой Англии. Упавшие до нуля
термометры -- словно лары в нише;
стынут, обуздывая пожар
листьев, шпили церквей. Но для
ястреба, это не церкви. Выше
лучших помыслов прихожан,
он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
-- когти в кулак, точно пальцы рук --
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,
к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.
Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет
еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счет пустоты в лице
ребенка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.
Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из
труб поднимается дым. Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на
крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть, помесь гнева
с ужасом. Он опять
низвергается. Но как стенка -- мяч,
как падение грешника -- снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад
птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса -- крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.
И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не
предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы
задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло
обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая "вон,
там!" видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,
разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,
опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,
чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски --
бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски "Зима, зима!"Комментарий
-
а мне никто никогда не покажет что я потерял.
потому что я только нахожу.
Иерусалим в снегу или Цюрих в мае или Большой каньон в декабре. заполярное Белое море, или Кавказские горы.
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья:
И тропинка, и лесок,
В поле каждый колосок.
Речка, небо голубое
Это все мое, родное.
Это родина моя!
Всех люблю на свете я!
все проходитКомментарий
-
Ну, во-первых, Вы жили в России, а я - в Узбекистане. Все равно нужно было уезжать куда-то: в Америку или в Россию, которая была мне такой же чужой, как и Америка. А потом, знаете, я вырос с мечтой об эмиграции, которой заразился еще в детстве. Мои друзья специально шли учиться в мурманскую мореходку, чтобы попасть на сухогруз и... остаться в первом же канадском порту. Мы готовы были стать евреями, чтобы попасть в Израиль, уехать хоть наемниками в ЮАР - куда-угодно лишь бы подальше от СССР. И эта затянувшаяся на много лет репитиция бегства с "одной шестой части суши" приобрела такую инерцию, что мы уже не видели ваших закатов, мы не замечали ваших перестроек и становлений, нам вообще ни до чего до этого не было дела. Мы лишь следили за одной единственной возможностью: уехать. И мы уехали. А когда мы уехали, мы в первый раз в жизни начали жить, т. е. не готовиться больше к отъезду, не складывать чемоданы, крутя по ночам коротковолновый приемник, а просто жить: учиться, работать, ростить детей...Комментарий
-
Продолжить?
- Не убивай, брат!
******
© "Брат"
Только не до смеха будет после прочтения таких цитат. Биг грины - не рулят.Последний раз редактировалось maestro; 07 July 2007, 02:08 AM.Комментарий
-
...Это росло у Бориса и Глеба,
в хохоте нэпа и чебурек.
Во поле хлеба чуточку неба.
Небом единым жив человек.
Их витражей голубые зазубрины
с чисто готической тягою вверх.
Поле любимо, но небо возлюблено.
Небом единым жив человек.
В небе коровы парят и ундины.
Зонтик раскройте, идя на проспект.
Родины разны, но небо едино.
Небом единым жив человек.
Андрей Вознесенский - "Васильки Шагала".Комментарий
-
Я наверное при встрече пожму крепко Вам руку. Вы приняли решение и Вы его воплотили в жизнь. Вы молодец. Люблю людей, которые принимают решения. Но поскольку Вы многое не знаете, касательно того, что происходило в СССР-России после Вашего отъезда, то у Вас остались только те воспоминания, которые были до отъезда. Сейчас у нас всё здОрово. Работаем, учимся, растём. Приезжайте в гости! Аллент не даст соврать - в России очень здорово жить, работать и просто отдыхать туристам.Комментарий
Твитнуть
Комментарий