22 июня... неполемическая тема

[Lada975]

Аминь, брат Аллент, ПУСТЬ!!!!! всегда-всегда...

[Lada975]

Я постараюсь, чтобы и мои дети (когда будут) знали и помнили своих дедов, которые сражались за их мир, и знали свою историю. И чтобы не были "иванами, не помнящими родства".

[Sky_seeker]

Низкий поклон пограничникам, солдатам и офицерам Крсной Армии, которые в ночь на 22 июня первыми встретили фашистов от Балтийского до Черного морей и смогли хоть как-то но первыми затормозить продвижение фашистов по нашим землям.

Эти ребята погибшие в первые дни войны, попавшие в окружение, переформировавшиеся в партизанские отряды навсегда останутся в нашей памяти.
Низкий поклон.

[josh]

Двое двоюродных братьев моего отца погибли: один в 42-м под Ленинградом, второй, офицер-в 44-м под Львовом. Отец призвался в 42-м в Казахстане, где был в эвакуации. Начал войну под Курском, закончил в Кениксберге(потом еще была Япония). Сейчас ему 84, но помнит все(ничего не рассказывает, правда). Считает, что остался жив чудом. Все его родственники, оставшиеся на Украине(кроме уехавших с ним отца, матери и сестры) погибли в гетто-ок. 40-а человек. Остался в живых единственный-дед отца-который сбежал из лагеря к красным партизанам. Тот с 44-го по 54-й был командиром Особого батальона НКВД по борьбе с бандитизмом на Западной Украине.
Всем погибшим покоя в их мире и памяти в этом.

[Ex nihilo]

[quote=Allent;910175]

Подвиг всегда делается незаметно.
Немцы грамотно брали в клещи дивизии. И их тоже брали.
Немцы очень красиво и по правилам защищали Берлин.
Но - количество. И качество. 122 и 152 мм арт-установки.
Мой дед погиб при штурме моста в Пеште. 1944 год. Декабрь.
Другой дед погиб 29-го апреля. 1945 год. Саксония. Мои деды рвались в Европу. Чтобы дать Европе что? Свободу? Европа имеет свободу.
А я?
22 июня для всех думающих - дата. Боже, как же защищали Киев....
Боже, так Москву не защищали. И Киев Сталин сдал...
Поцоватый грузин.
Нет Сталину прощения.
29 сентября в Бабьем Яру заработали пулеметы MG-40.
Сталин! Киев тебя не прощает!
В Адъ!

[Sky_seeker]

23:00 (GMT). Выступление Уинстона Черчилля в эфире радиостанции BBC

Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль 22 июня в 23:00 по Гринвичу сделал заявление в связи с агрессией фашистской Германии против Советского Союза.


"...Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма, - в частности, сказал он в эфире радиостанции BBC. - У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает.
Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен.
Я вижу их, охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся - да, ибо бывают времена, когда молятся все, - о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры.
Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.
Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран.
Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи.
Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще незажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую и верную добычу.
За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий... Я должен заявить о решении Правительства Его Величества, и уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки. Я должен сделать заявление, но можете ли вы сомневаться в том, какова будет наша политика?
У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока, с божьей помощью, не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига. Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, наши враги... Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем..."

[Sky_seeker]

22 июня 1941 года фашисты, наступая, ворвались в деревню Альбинга Клайпедского района Литвы.

Солдаты ограбили и сожгли все дома. Жителей - 42 человека - согнали в сарай и заперли. В течение дня 22 июня фашисты убили несколько человек - забили насмерть или застрелили.
Уже на следующее утро началось планомерное уничтожение людей. Группами крестьян выводили из сарая и хладнокровно расстреливали. Вначале всех мужчин, потом очередь дошла до женщин и детей. Пытавшихся бежать в лес расстреливали в спину. В 1972 близ Аблинги был создан мемориальный ансамбль жертвам фашизма

[komi]

Хороший вопрос - но американцы, в отличие от вас, не празднуют такие странные "праздники", поэтому никто этим и не интересуется в США.

Мы не празднуем. Мы скорбим. Мы вспоминаем. Если у Вас есть совесть, то не флудите в теме. Мы здесь не о любимых Вами лав-стори и не о порно, которое Вы любите смотреть, говорим; а о Памяти людей, которые встали на защиту своей земли, на защиту своих семей. Вот и ведите себя достойно этой Памяти.


МОЛИТВА МАТЕРИ

Ах, мой сынок,
На какой из чужих дорог
Стынет сердце твое на снегу?
Я молитвой тебе помогу.
Ах, неспроста
Так уныло сияет звезда
Над далекой, чужой стороной
Над твоей и моей судьбой.

Мне бы быть звездой,
Той, что над тобой.
Видеть, что ты рядом, и что живой.
Радоваться вместе рождению дня,
Хрупкую надежду в душе храня.
Если снова в бой -
Вся моя любовь
Устремится первой, теряя кровь.
Мы уйдем от нашей с тобой войны
И моей невысказанной вины.


Ах, мой малыш,
Среди улиц, домов и крыш
Неприкаянно, чуть дыша,
Заплутала моя душа.
Ах, неспроста
Так упрямо твердят уста
Все пройдет, и весенней порой
Ты вернешься, мой сын, мой герой.

Мне бы быть звездой,
Той, что над тобой.
Видеть, что ты рядом, и что живой.
Радоваться вместе рождению дня,
Хрупкую надежду в душе храня.
Если снова в бой -
Вся моя любовь
Устремится первой, теряя кровь.
Мы уйдем от нашей с тобой войны
И моей невысказанной вины.


Ах, мой сынок,
На какой из чужих дорог
Стынет сердце твое на снегу?
Я молитвой тебе помогу...

Здесь можно прослушать: Комментарии. Без заголовка : LiveInternet - Дневники,Новости,Форумы

[колхозник]

Евгений Астахов
Я был убит под Туапсе

Я был убит под Туапсе,
На склоне высоты Семашхо.
Слезой по мне блеснет в росе
Пробитая осколком фляжка.

Уходят годы день за днем,
А я все здесь, на дне лощины,
Где умирали под огнем
двадцатилетние мужчины.

Мой автомат лежит со мной,
Узором ржавым разрисован.
Я так давно окончил бой,
но все не демобилизован.

И ты, что пулями не сбит,
Ты, мне когда-то руку жавший,
Ты всем скажи, что я убит,
что я не без вести пропавший.

Скажи, что мы убиты все.
Плечом к плечу на дне лощины
Собой закрыли Туапсе
двадцатилетние мужчины.

[Св.]

На войне атеистов не бывает

Отрывок из рассказа протоиерея Николая Агафонова "Чаю воскресение мертвых"

Атака.

"Я поднялся, хотел бежать, да наступил на полу собственной шенели и опять упал прямо в грязь. За мною выпригтвал старшина. Да не повезло ему, только охнуть успел "Мама родная" - и оптяь в окоп свалился. Видно пуля мне предназначенная, в него угодила. Поднялся я из грязи, перекрестился:"Царство небесное тебе, товарищ старшина" - заткнул полы шинели за ремень и побежал за своими. Уж чего-чего, а бегать я умел. В селе меня никто догнать не мог. И тут я припустил по полю, петляя словно заяц, так, чтобы немец прицелиться в меня не сумел. Вижу, лежит наш политрук, руками, бедняга, за живот схватился, а сквозь пальцы кровь струится. Ох, думаю неповезло лейтенанту, ранение вживлт самое паршивое дело, редко кто после него выживает. Упал я рядом с политруком на колени и говорю ему:"Товарищ лейтенант, давайте я Вам помогу." А он сердится на меня:"Отставить, товарищ Лугов, только вперед!" -"А как же Вы?-говорю я.-Меня санитары подберут", и видя, что я не ухожу, как закричит:"Ты что, рядовой, не слышишь приказа!" И за пистолетом потянулся. Тут я вскочил, как ошпаренный, ору:"Есть товарищ лейтенант, только вперед" - и припустил далее. Прибегаю к немецкому окопу, а там уже рукопашная. Я в окоп спрыгнул, вижу, моего друга ефрейтора Трошкина немец душит. Хотел я вначале этому немцу штык в спину всадить, а потом передумал. Развернул винтовку и прикладом по голове его саданул. Каска с его головы сползла, и он как-то удивленно на меня оглянулся. Видать, в это время он схватку ослабил, ну и Трошкин вывернулся из-под него и вцепился ему в лицо. Да одним пальцем прямо в глаз ему угодил. Немец как взвыл нечеловеческим голосом, Трошкина совсем отпустил, а сам за лицо схватился и по земле катается и воет, бедняга. Трошкин схватил валяющийся рядом автомат и добил немца. А потом на меня накинулся:"Ты что, Лугов, не мог его сразу штыком?" -"Так как же штыком в спину? - оправдываюсь я, - все же как-никак живой человек". -"А то, что этот живой человек меня мог придушить, в твою глупую башку не пришла такая мысль?" Я, конечно, понимаю, что не прав, но все же оправдваюсь:"Так ведь не придушил же." -"А что с тобой толку говорить,-махнул он на меня рукой, -ты же у нас блаженный, ладно, айда к своим." Смотрим бежит по окопу нам навстечу рядовой Квасов, глаза выпучил и орёт не свои голосом:"Братцы, спасайся, "тигры" прямо на нас прут, шесть штук, сам видел, передавят нас, как тараканов." С другой стороны бежит сержант Языков, весь в крови, видать, раненый. Схватил Квасова за ворот, тряхнул, как следует: "Ты что, сукин сын -кричит он на него, - панику разводишь. Докладывай обстановку по всей форме." - Чего докладывать? - кричит тот. - Командир убит, замкомандира тоже, об остальном тебе сейчас "тигры" доложат, вон они уже на подходе. Языков сразу все сообразил и говорит:"Отступать будем, но организованно. Беги Квасов, собирай всех оставшихся бойцов, а вы, Трошкин с Луговым, берите противотанковое ружье и гранаты, выдвигайтесь вперед к тому окопу, постарайтесь задержать танки."
Приказ есть приказ, поползли мы вперед и залегли в указанном окопе. "Тигры" от нас уже метров двести. Трошкин ворчит6"Попробуй тут такие махины с ружьишка этого пробить. Придется ближе подпустить." Потом повернулся ко мне:"Ну что, брат Никола, пришел и наш черед, давай прощаться." Обнялись мы с ним расцеловались троекратно. А потом вдруг Трошкин говорит:"Христос воскресе!" У меня в ответ само вырвалось:"Воистину воскресе!"- а подумав говорю: - Ты что, ведь Пасха давно прошла." -"Да так, отвечает он,- вспомнил, как в детстве с отцом и матерью христосовался. А сейчас подумал, может, и нас с тобой, Христос когда-нибудь воскресит из мертвых." -"Ты даже не сомневайся, братишка, не сомневайся", -говорю я ему. Трошкин сразу повеселел:"тогда, Лугов, давай зададим фрицам напоследок жару."

Продолжение следует.

[Св.]

Продолжение

Прицелился и выстрелил по переднему "тигру", тому хоть бы хны, прет на нас, не сбавляя скорости. "Сейчас, Никола,- говорит Трошкин,-я ему по гусенице дам." Выстрелил снова и гусеница оборвалась. Танк развернуло, и он остановился, а там еще два танка прут. Трошкин передал мне противотанковое ружье."Давай, братишка, - говорит он,- бери левый танк под прицел, а я правый - гранатой." И пополз в сторону "тигра". Когда метров пять до тигра осталось, он встал, чтобы метнуть гранату, тут то его из танкового пулемета и подстрелили. Падая, он ко мне развернулся, а на лице улыбка. Я, уже не таясь, кинулся к нему, схватил его гранату, сдернул чеку и швырнул, что было сил в "тигра", танк загорелся. Я кричу Трошкину:"Валя, Валя, смотри, я подбил его!" А Трошкин открыл глаза и говорит мне:"Лугов, скажи мне лучше еще раз, что Христос воскрес." -"Христос воскресе!"- говорю я и запалакал. "Что же ты Лугов плачешь-говорит он-ведь Христос действительно воскрес! Я в этом сейчас уже не сомневаюсь! До встречи там..." Сказал и умер. Закрыл я ему глаза, а сам дума:"Что же мне еще остается, пойду и я умирать." Тот танк, что слева был, уже через окоп наш переваливает, я за ним кинулся вслед. Тут что то рядом шарахнуло, меня подбросило вверх, так что показалось, будто я к небу лечу. Но это только показалось, а на самом деле, конечно, на землю упал и потерял сознание..."
(Из рассказа прихожанина, ветерана ВОВ регенту церковного хора)

Окончание рассказа:
"...Все плохое, что в плену претерпел, как то со временем забывается. А вот гибель моего друга Василия Трошкина не идет из головы. И вот почему. Парень -то он был простой , веселый. Не больно - то скажешь, что верующий. Надо мной часто подтрунивал за мою веру, хотя в тоже время и уважал меня. Дружили -то мы с ним крепко. А перед смертью ведь как онвсей душою поверил в Воскресение Христово. Тогда я почувтсвовал, что его вера сильней моей будет. А до этого я про себя думал, что выше его, потому как верующий и Богу молюсь. Получилось же наоборот, моя молитва и вера была о земном, а он сразу, как в церкви поём6"Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века." Давеча я на проповеди слыхал, как батюшка говорил, что если Христос не воскрес, то и вера наша напрасна. Как Вы думаете, Ляксей Палыч, принял Господь моего друга Ваську Трошкина к себе в рай, яко и разбойника во единый час?
Я, немного подумав, сказал:
-Умом не знаю, Николай Иванович, а вот сердцем верю,что принял.
-Умом-то и не надо,- вздохнул Николай Иванович,-если б я все в концлагере умом воспринимал, то, пожалу, и свихнулся бы. Вот и я верю да Бога прошу, чтобы Он сподобил меня когда-нибудь встретиться и обнять друга, там"

И еще один маленький эпизод из того же рассказа:
"Приехало в наш лагерь какое-то высокое начальство. Нас всех построили и говорят:"Кто хочет служить великой Германии и бороться с большевизмом, выходите на три шага вперед". Некоторые стали выходить, хотя надо сказать, не так много их оказалось. Сосед, что рядом со мной стоял, мне и говорит:"А что, может и правда пойти к ним служить? Кормить, небось,хорошо будут, а то коммунисты нас впроголодь держали, и здесь голодуем." Я ему говорю:"Да как ты можешь такое говорить? Коммунисты коммунистами, а Родина нам Богом дана, грех её за кусок хлеба продавать." - "Ну и подыхай со своей Родиной,-говорит он,- а я пойду." Наверное, он не только к немцам служить пошел, но и на меня им чего-то наговорил. Подзывает меня изний офицер и через переводчика спрашивает:"Ты коммунист?" -"Какой я коммунист, я простой крестьянин..."

Полностью здесь Красное Крещение

[Sky_seeker]

Присоединяюсь к вашим пожеланиям.
Тема о памяти, а не о политических агитках времен правления Сталина.
Диспуты с человеком, считающим войну достойным возмездием миллионам мирных людей, опускают уровень общения на форуме до имбецильного.


СЕРГЕЙ НАРОВЧАТОВ

Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожженных сел, казненных городов,
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.

Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.

И воронье кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все казни
Паучий извивающийся знак.

В своей печали древним песням равный,
Я сёла, словно летопись, листал
И в каждой бабе видел Ярославну,
Во всех ручьях Непрядву узнавал.

Крови своей, своим святыням верный,
Слова старинные я повторял, скорбя:
- Россия, мати! Свете мой безмерный,
Которой местью мстить мне за тебя?
1941

[Sky_seeker]

ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ
(1899-1982)

Я ЭТО ВИДЕЛ!

Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.

Вот тут дорога. А там вон - взгорье.
Меж нами
вот этак -
ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.

Нет! Об этом нельзя словами...
Тут надо рычать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,
Заржавленной, как руда.

Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька -
Ему одиннадцать лет.

Тут вся родня его. Хутор "Веселый".
Весь "Самострой" - сто двадцать дворов
Ближние станции, ближние села -
Все заложников выслали в ров.

Лежат, сидят, всползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,

И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Как митинг, шумит эта мертвая тишь.
В каком бы их ни свалило виде -
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: "Не победишь!"

Парень. Он совсем налегке.
Грудь распахнута из протеста.
Одна нога в худом сапоге,
Другая сияет лаком протеза.
Легкий снежок валит и валит...
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: "Стреляйте, черти!"
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мертвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха ее видна далеко.

Бабка. Эта погибла стоя,
Встала из трупов и так умерла.
Лицо ее, славное и простое,
Черная судорога свела.
Ветер колышет ее отрепье...
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
"Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет".

Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне...
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги -
И рыжая струйка
из детского уха
Стекает
в горсть
материнской
руки.

Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей ее фальши
"Сентиментальность" пруссацких грез,
Так пусть же
сквозь их
голубые
вальсы
Торчит материнская эта горсть.

Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ты за руку их поймал - уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
все это
сам ты
видел
И не сошел с ума.

Но молча стою я над страшной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время - писал я о милой,
О щелканье соловья.

Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.

А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Но строчки... глуше вареных вязиг.
Нет, товарищи: этой муки
Не выразит язык.

Он слишком привычен, поэтому бледен.
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведен
Каждый крик, слетающий с губ.

Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече,
Из всех племен от древка до древка
И взять от каждого все человечье,
Все, прорвавшееся сквозь века,-
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни...
Не это ль
наречье
муки бездонной
Словам искомым сродни?

Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение... Крики... Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.

Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Травою взойдите у этих высот.
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесет.

Ров... Поэмой ли скажешь о нем?
Семь тысяч трупов.
Семиты... Славяне...
Да! Об этом нельзя словами.
Огнем! Только огнем!
1942, Керчь

[Lada975]

НУ ЧТО С ТОГО?......

Ну что с того, что я там был?
Я был давно, я всё забыл.
Не помню дней, не помню дат,
Ни тех форсированных рек
Я неопознанный солдат,
Я рядовой, я имярек,
Я меткой пули недолет,
Я лед кровавый в январе,
Я прочно впаян в этот лед,
Я точно мушка в янтаре

Ну что с того, что я там был?
Я всё избыл, я всё забыл..
Не помню дат, не помню дней,
Названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней,
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
Я бой на дальнем рубеже,
Я пламя Вечного огня,
И пламя гильзы в блиндаже

Ну что с того, что я там был?
Чтоб в Грозном быть или не быть,
Я это всё уже забыл,
Я это всё хочу забыть..
Я не участвую в войне,
Война участвует во мне.
И пламя вечного огня
Дрожит на скулах у меня..

Уже меня не исключить
Из этих дней, из той войны.
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
И с той землей и с той зимой
Уже меня не разлучить.
До тех снегов и вам уже
Моих следов не различить

Ну что с того, что я там был.......

Ю.Левитанский, 1996 год.
Найдено в военном госпитале, в г.Грозном.., написано на листке, наклеенном на разбитой гитаре

Хоть и не во время Отечественной, но это о всех солдатах....

[YouПитер]

У славной могилы

Нам памятна каждая пядь
И каждая наша примета
Земли, где пришлось отступать
В пыли сорок первого лета.
Но эта опушка борка
Особою памятью свята:
Мы здесь командира полка
В бою хоронили когда-то.
Мы здесь для героя отца,
Меняясь по-двое, спешили
Готовый окопчик бойца
Устроить поглубже, пошире.
В бою как в бою. Под огнем
Копали, лопатой саперной
В песке рассекая с трудом
Сосновые желтые корни.
И в желтой могиле на дне
Мы хвои зеленой постлали,
Чтоб спал он, как спят на войне
В лесу на коротком привале.
Прости, оставайся, родной!..
И целых и долгих два года
Под этой смоленской сосной
Своих ожидал ты с восхода.
И ты не посетуй на нас,
Что мы твоей славной могиле
И в этот, и в радостный час
Не много минут посвятили.
Торжествен, но краток и строг
Салют наш и воинский рапорт.
Тогда мы ушли на восток,
Теперь мы уходим на запад.
Над этой могилой скорбя,
Склоняем мы с гордостью знамя:
Тогда оставляли тебя,
А нынче, родимый, ты с нами.
1943
А. Твардовский.