Что делать?
Все события в повести вымышлены.
Прошлой весной в город Южный приехал новый тренер футбольной команды "Скиф" Георгий Мартынов. Его пригласили вместо Федора Борисоглебского, и никто не увидел в этом ничего значительного: в Борисоглебском к тому времени успели разочароваться, Мартынова не знали, а к частой смене тренеров привыкли и футболисты, и болельщики.
И только сам Мартынов никак не мог избавиться от неотступной мысли: "Надо же - снова Федька ..."
Она возникла еще в Москве, и все звучала на одной и той же назойливой ноте: в реве двигателей за иллюминатором лайнера, в шелесте ожидаемого Мартыновым весеннего дождя, в поскрипывании "дворников", стирающих мутные капли с лобового стекла таксомотора.
В Южном стояла самая что ни на есть весенняя пора. Бежали справа и слева частые черные стволы деревьев, кора на них была даже на взгляд скользка, желтая земля под ними - неуютна, мокра и кое-где растоптана. Было сыро, душно и серо. Мелькали одинаковые простенькие особнячки под черепичными крышами. Потом встали впереди большие здания, открылась за поворотом площадь с памятниками и фонтаном. Возникла высокая легкая гостиница.
"Все-таки большой город", - успокоил себя Мартынов.
Представление о Южном сложилось у него еще в юности, после какой-то случайно прочитанной книги, и было таким же традиционным, как у всех, кто здесь не бывал: духота и овощи.
Сейчас солнца не было. Над городом висело низкое небо, белесое и влажное, напоминающее мокрую вату.
Мартынов поднялся в номер. Он постоял у окна, разглядывая сверху площадь. Асфальт отсюда казался лакированным. Множество людей озабоченно и торопливо сновали по нему, словно все спешили в сухость и уют. Только автобусы оживляли пейзаж, блестя красными и синими боками. Мартынов вспомнил Северодвинск, где он прожил дюжину лет, и вздохнул, будто был виноват и пожинал плоды возмездия.
- Надо же! - в который раз подумал он, услышав властный стук в дверь, и тут же понял, что это действительно Федька. Федор Андреевич Борисоглебский шагнул к нему навстречу, высокий и усатый, и обхватил Мартынова широкими мягкими ладонями. Потом отодвинул его, секунду разглядывая его молча, даже к свету повернул, и наконец воскликнул:
- Гошка! Ей-богу Гошка! Все такой же. - Он выпустил сочную очередь смеха, мгновенно успокоился и сел. Словно выполнил обряд. Он обрюзг, но все равно был красив и солиден. Влажные глаза блестели, и дышал он уверенностью и силой. - Сколько же мы с тобой не виделись? - Борисоглебский запрокинул голову и зашевелил губами. - Дюжину лет, точно Да-а ... - Он похлопал сидящего напротив Мартынова по колену.
Снизу доносился задушенный ресторанными стенами мотив:
Издалека долго течет река ...
- Может, спустимся? - кивнул Федор. - Или ты до сих пор: ни-ни?
- Честное слово, я только пообедал, - извиняющимся тоном ответил Мартынов. "Сколько лет не виделись, - подумал он, перехватив взгляд Федора, и вот тебе на: встретились как чужие. Да и у тех хоть какой-то интерес друг к другу, а тут ... - Он посмотрел на скучающее и сразу постаревшее лицо Борисоглебского, слушал его вялые слова. - А чего было ждать? - продолжал он про себя. - Как это в геометрии? "Если две линии расходятся под углом из одной точки, то чем значительней удаление, тем больше расстояние между ними". Может, и нет такой аксиомы. Может он изобрел ее сейчас, слушая сочное гудение баса ("а раньше был басок ..."), глядя на литые щеки ("а полнеть Федор еще когда начал ..."). Все было, только разрослось"
- Я тебе сейчас все по-быстрому выкладываю, - говорил Федор, - чтобы завтра в Совете голову друг другу не морочить. Передам дела - и баста.
Он рассказывал сейчас о спортбазе "Скифа".
- В хорошем колхозе - и то лучше. Своими глазами увидишь.
- Может, вместе пойдем? - спросил Мартынов.
- Время душит - вот так, - Федор провел большим пальцем по горлу и сделал умоляющие глаза. - Сезон же на носу, сам понимаешь.. Бомбят телеграммами из Алайска: "Команда и болельщики ждут ..." Он сокрушался, но губы расползались в довольной улыбке. Хату хотели дать на окраине, я сказал нет! Только в центре. Нашли. Ему не терпелось, наверное, выложить еще один козырь. С каким-то они там заслуженным тренером договаривались до меня. Оставили. В общем, ладно. Все это не важно. Он снова обрел товарищеский тон. Главное будем рядом. Отсюда до Алайска минут сорок лета. Так что будем встречаться. Он захохотал. На высшем уровне. Ты же знаешь: «Скиф" и "Алайск" - все равно, что «Спартак» и «Динамо». Как встретятся рубка страшная. Дерби одно слово. Эти, - он кивнул за окно, - ни разу не выигрывали там, а «Алайск» - здесь. Счеты старые, а мы будем расплачиваться. Он протянул пальцы. Держи!
Мартынов вяло хлопнул. Федор поднялся и встал к нему вполоборота, поднес ладонь к лицу, прикрывая деланный зевок, и спросил:
- Ну, как твои?
- Скоро здесь будут, ответил Мартынов. Заезжай. Соня тебя сегодня вспоминала, как раз перед отъездом о тебе говорили.
- Ладно, - поспешно откликнулся Федор. Спасибо. Передавай ей привет.
- А ты? спросил Мартынов.
Борисоглебский рассмеялся, но уже не так удачно:
- Я как всегда в кандидатах. Ты же слышал: по переписи тридцать миллионов лишних. Кому-то надо заботиться? Он присел на ручку кресла, и оно накренилось под его тяжестью. Да! вспомнил он, но прежде долго прикуривал от зажигалки в виде монетки. Ты, конечно, будешь обижаться, Георгий Петрович, - решительно произнес он, выпустив длинную струю дыма, но со мной все-таки уезжают несколько игроков. Можешь поверить: никого я не подбивал, не агитировал. Привыкли ко мне они, что ли? Он пожал покатыми плечами. Ну Белкин, Губанов понятно. Я же их и привел в эту «столицу». Он показал глазами на площадь внизу. Так нет! Чередин тоже просится. Просто проходу не дает. Вот, - он начал шарить в карманах, - вчера написал.
- Я верю, - остановил Федора Мартынов.
- Я тебе по-честному, - сказал Борисоглебский. Клянусь. Ты же знаешь.
- Спасибо, - сказал Мартынов.
- Ну и чудак ты! Такой, как был, - на этот раз искренне расхохотался Борисоглебский. Он наклонился к Мартынову. Скажу по секрету: думал, как услышишь, так съездишь мне.
- За что? без энтузиазма спросил Мартынов. Не ты, так другой. Хорошо хоть сразу.
- Легко тебе жить, - развел руками Борисоглебский. Теоретик, философ! Ну, бывай!
- Федор! окликнул Мартынов. А с этим, с центральным нападающим, с Сербовым ты не говорил?
Борисоглебский потоптался.
- Он сам чего-то все набивается, - ответил он, нащупывая портсигар.
- Ты бы уж со всеми, - сказал Мартынов.
- Издеваешься? спросил Борисоглебский.
- Зачем? Я серьезно. И не обижусь, и никому не скажу. Пусть сразу.
Борисоглебский задумался, глядя на него широко открытыми глазами. Сигарета прилипла к его губе.
- Хитер ты! неуверенно погрозил он пальцем, украшенным двумя перстнями. Ну, до завтра!
Мартынов выглянул в окно. Федор стоял у входа в гостиницу под бетонным навесом. Он что-то соображал, рассеянно похлопывая себя по карманам, достал свою блестящую зажигалку, подержал ее, сжал в ладони, и наконец прикурил. Но тут же бросил сигарету, растер подошвой и шагнул в людской поток. Мужчины и женщины, как и всюду в дождь, почти бежали, сутулясь. Покатая спина долго еще была видна. Мартынов следил за ней, пока она не исчезла.
- Опять Федька, - сказал он вслух. Судьба, не иначе.
(продолжение следует)
Все события в повести вымышлены.
Прошлой весной в город Южный приехал новый тренер футбольной команды "Скиф" Георгий Мартынов. Его пригласили вместо Федора Борисоглебского, и никто не увидел в этом ничего значительного: в Борисоглебском к тому времени успели разочароваться, Мартынова не знали, а к частой смене тренеров привыкли и футболисты, и болельщики.
И только сам Мартынов никак не мог избавиться от неотступной мысли: "Надо же - снова Федька ..."
Она возникла еще в Москве, и все звучала на одной и той же назойливой ноте: в реве двигателей за иллюминатором лайнера, в шелесте ожидаемого Мартыновым весеннего дождя, в поскрипывании "дворников", стирающих мутные капли с лобового стекла таксомотора.
В Южном стояла самая что ни на есть весенняя пора. Бежали справа и слева частые черные стволы деревьев, кора на них была даже на взгляд скользка, желтая земля под ними - неуютна, мокра и кое-где растоптана. Было сыро, душно и серо. Мелькали одинаковые простенькие особнячки под черепичными крышами. Потом встали впереди большие здания, открылась за поворотом площадь с памятниками и фонтаном. Возникла высокая легкая гостиница.
"Все-таки большой город", - успокоил себя Мартынов.
Представление о Южном сложилось у него еще в юности, после какой-то случайно прочитанной книги, и было таким же традиционным, как у всех, кто здесь не бывал: духота и овощи.
Сейчас солнца не было. Над городом висело низкое небо, белесое и влажное, напоминающее мокрую вату.
Мартынов поднялся в номер. Он постоял у окна, разглядывая сверху площадь. Асфальт отсюда казался лакированным. Множество людей озабоченно и торопливо сновали по нему, словно все спешили в сухость и уют. Только автобусы оживляли пейзаж, блестя красными и синими боками. Мартынов вспомнил Северодвинск, где он прожил дюжину лет, и вздохнул, будто был виноват и пожинал плоды возмездия.
- Надо же! - в который раз подумал он, услышав властный стук в дверь, и тут же понял, что это действительно Федька. Федор Андреевич Борисоглебский шагнул к нему навстречу, высокий и усатый, и обхватил Мартынова широкими мягкими ладонями. Потом отодвинул его, секунду разглядывая его молча, даже к свету повернул, и наконец воскликнул:
- Гошка! Ей-богу Гошка! Все такой же. - Он выпустил сочную очередь смеха, мгновенно успокоился и сел. Словно выполнил обряд. Он обрюзг, но все равно был красив и солиден. Влажные глаза блестели, и дышал он уверенностью и силой. - Сколько же мы с тобой не виделись? - Борисоглебский запрокинул голову и зашевелил губами. - Дюжину лет, точно Да-а ... - Он похлопал сидящего напротив Мартынова по колену.
Снизу доносился задушенный ресторанными стенами мотив:
Издалека долго течет река ...
- Может, спустимся? - кивнул Федор. - Или ты до сих пор: ни-ни?
- Честное слово, я только пообедал, - извиняющимся тоном ответил Мартынов. "Сколько лет не виделись, - подумал он, перехватив взгляд Федора, и вот тебе на: встретились как чужие. Да и у тех хоть какой-то интерес друг к другу, а тут ... - Он посмотрел на скучающее и сразу постаревшее лицо Борисоглебского, слушал его вялые слова. - А чего было ждать? - продолжал он про себя. - Как это в геометрии? "Если две линии расходятся под углом из одной точки, то чем значительней удаление, тем больше расстояние между ними". Может, и нет такой аксиомы. Может он изобрел ее сейчас, слушая сочное гудение баса ("а раньше был басок ..."), глядя на литые щеки ("а полнеть Федор еще когда начал ..."). Все было, только разрослось"
- Я тебе сейчас все по-быстрому выкладываю, - говорил Федор, - чтобы завтра в Совете голову друг другу не морочить. Передам дела - и баста.
Он рассказывал сейчас о спортбазе "Скифа".
- В хорошем колхозе - и то лучше. Своими глазами увидишь.
- Может, вместе пойдем? - спросил Мартынов.
- Время душит - вот так, - Федор провел большим пальцем по горлу и сделал умоляющие глаза. - Сезон же на носу, сам понимаешь.. Бомбят телеграммами из Алайска: "Команда и болельщики ждут ..." Он сокрушался, но губы расползались в довольной улыбке. Хату хотели дать на окраине, я сказал нет! Только в центре. Нашли. Ему не терпелось, наверное, выложить еще один козырь. С каким-то они там заслуженным тренером договаривались до меня. Оставили. В общем, ладно. Все это не важно. Он снова обрел товарищеский тон. Главное будем рядом. Отсюда до Алайска минут сорок лета. Так что будем встречаться. Он захохотал. На высшем уровне. Ты же знаешь: «Скиф" и "Алайск" - все равно, что «Спартак» и «Динамо». Как встретятся рубка страшная. Дерби одно слово. Эти, - он кивнул за окно, - ни разу не выигрывали там, а «Алайск» - здесь. Счеты старые, а мы будем расплачиваться. Он протянул пальцы. Держи!
Мартынов вяло хлопнул. Федор поднялся и встал к нему вполоборота, поднес ладонь к лицу, прикрывая деланный зевок, и спросил:
- Ну, как твои?
- Скоро здесь будут, ответил Мартынов. Заезжай. Соня тебя сегодня вспоминала, как раз перед отъездом о тебе говорили.
- Ладно, - поспешно откликнулся Федор. Спасибо. Передавай ей привет.
- А ты? спросил Мартынов.
Борисоглебский рассмеялся, но уже не так удачно:
- Я как всегда в кандидатах. Ты же слышал: по переписи тридцать миллионов лишних. Кому-то надо заботиться? Он присел на ручку кресла, и оно накренилось под его тяжестью. Да! вспомнил он, но прежде долго прикуривал от зажигалки в виде монетки. Ты, конечно, будешь обижаться, Георгий Петрович, - решительно произнес он, выпустив длинную струю дыма, но со мной все-таки уезжают несколько игроков. Можешь поверить: никого я не подбивал, не агитировал. Привыкли ко мне они, что ли? Он пожал покатыми плечами. Ну Белкин, Губанов понятно. Я же их и привел в эту «столицу». Он показал глазами на площадь внизу. Так нет! Чередин тоже просится. Просто проходу не дает. Вот, - он начал шарить в карманах, - вчера написал.
- Я верю, - остановил Федора Мартынов.
- Я тебе по-честному, - сказал Борисоглебский. Клянусь. Ты же знаешь.
- Спасибо, - сказал Мартынов.
- Ну и чудак ты! Такой, как был, - на этот раз искренне расхохотался Борисоглебский. Он наклонился к Мартынову. Скажу по секрету: думал, как услышишь, так съездишь мне.
- За что? без энтузиазма спросил Мартынов. Не ты, так другой. Хорошо хоть сразу.
- Легко тебе жить, - развел руками Борисоглебский. Теоретик, философ! Ну, бывай!
- Федор! окликнул Мартынов. А с этим, с центральным нападающим, с Сербовым ты не говорил?
Борисоглебский потоптался.
- Он сам чего-то все набивается, - ответил он, нащупывая портсигар.
- Ты бы уж со всеми, - сказал Мартынов.
- Издеваешься? спросил Борисоглебский.
- Зачем? Я серьезно. И не обижусь, и никому не скажу. Пусть сразу.
Борисоглебский задумался, глядя на него широко открытыми глазами. Сигарета прилипла к его губе.
- Хитер ты! неуверенно погрозил он пальцем, украшенным двумя перстнями. Ну, до завтра!
Мартынов выглянул в окно. Федор стоял у входа в гостиницу под бетонным навесом. Он что-то соображал, рассеянно похлопывая себя по карманам, достал свою блестящую зажигалку, подержал ее, сжал в ладони, и наконец прикурил. Но тут же бросил сигарету, растер подошвой и шагнул в людской поток. Мужчины и женщины, как и всюду в дождь, почти бежали, сутулясь. Покатая спина долго еще была видна. Мартынов следил за ней, пока она не исчезла.
- Опять Федька, - сказал он вслух. Судьба, не иначе.
(продолжение следует)
Комментарий