Пять мифов Путина: как империя маскирует экспансию под восстановление справедливости
Oleh Cheslavskyi

Декабрьское выступление Путина и Белоусова на коллегии Минобороны — это не столько озвучивание планов, сколько очередная порция идеологического наркотика для внутреннего потребления и информационного оружия для внешнего применения.За каждым тезисом скрывается отработанный столетиями имперский миф, который работает по одной схеме: патриотическая риторика маскирует банальную экономическую экспансию, а религиозно-исторические претензии прикрывают элементарный грабеж.
Разберем пять ключевых мифов, которые Кремль выдает за аксиомы. Миф первый: "Исторические земли" требуют возвращения
Путин оперирует понятием исторических земель, под которыми подразумевает не только Донбасс, но всю Украину. Это классический имперский нарратив, который использовали все континентальные империи — от Османской до Габсбургской. Суть его проста: любая территория, которая когда-то находилась под контролем метрополии, автоматически считается ее исторической собственностью навечно.
Проблема этой логики в том, что она превращает всю европейскую историю в бесконечную серию взаимных претензий. По такой логике Турция имеет право на Балканы, Австрия — на половину Центральной Европы, а Монголия — на всю Евразию от Тихого океана до Днепра. Историческое право — это не юридическая категория, а идеологический конструкт, который всегда обслуживает текущие экономические интересы.
В случае с Украиной под историческими землями скрываются вполне материальные активы: черноморские порты, металлургические комбинаты Донбасса, аграрные земли юга, транзитные коридоры. Москва не восстанавливает историческую справедливость — она пытается захватить контроль над экономическими ресурсами и стратегической инфраструктурой, которые позволят ей доминировать в регионе.
Исторический прецедент показателен: когда Москва в XV-XVI веках поглощала Новгород и Тверь, риторика была той же — собирание русских земель вокруг законного центра. На деле это было подчинение богатых торговых республик бедному военизированному княжеству, которое паразитировало на контроле торговых путей между Европой и Азией. Экономическая модель не изменилась за пятьсот лет. Миф второй: НАТО готовится напасть на Россию
Белоусов заявил о форсированной подготовке НАТО к противостоянию с Россией к 2030 году. Это зеркальная проекция собственных намерений на противника — классический прием пропаганды, известный со времен Геббельса. Обвинить врага в том, что собираешься сделать сам, чтобы оправдать превентивные действия.
Реальность прозаична: НАТО не имеет ни малейшего интереса нападать на ядерную державу с территорией в 17 миллионов квадратных километров. Альянс создавался и функционирует как оборонительная структура, что подтверждается всей его историей. За 75 лет существования НАТО не провела ни одной наступательной операции против России, хотя возможностей было предостаточно — от чеченских войн до грузинского конфликта.
Зато Россия за последние 15 лет провела военные операции в Грузии, Сирии, аннексировала Крым, оккупировала части Донбасса, а теперь ведет полномасштабную войну против Украины. Кто именно представляет угрозу, вопрос риторический.
Разговоры о подготовке НАТО к 2030 году нужны для внутреннего потребления — чтобы оправдать военные расходы, мобилизацию, экономические трудности. Население должно верить, что жертвы необходимы для защиты от внешней угрозы, а не для реализации имперских амбиций узкой группы, которая присвоила государственные ресурсы. Миф третий: украинская государственность разваливается
Путин утверждает, что украинское государство деградирует, ссылаясь на коррупцию и дезертирство. Это проекция собственной системы на противника плюс классическая тактика деморализации. Враг должен выглядеть слабым и обреченным, чтобы собственное население не сомневалось в победе.
Парадокс в том, что украинское государство показало гораздо большую жизнеспособность, чем прогнозировали в Москве. Вместо трехдневного коллапса — почти четыре года эффективного сопротивления армии, которая численно превосходит украинскую в разы. Вместо бегства власти — функционирующее правительство, которое координирует оборону, экономику и международную поддержку.
Коррупция в Украине действительно проблема, но это проблема транзитного общества, которое проходит путь от постсоветской системы к европейским стандартам. Этот путь всегда болезненный и сопровождается институциональными кризисами. Но принципиальная разница в том, что в Украине антикоррупционные реформы идут, системы контроля создаются, а публичное давление работает.
В России коррупция — это не баг, а базовая операционная система. Там нет и не может быть антикоррупционной борьбы, потому что коррупция и есть способ распределения ресурсов между кланами внутри режима. Золотые унитазы, о которых упомянул Путин, это вообще-то традиция российских чиновников, от патриарха Кирилла до силовиков.
Что касается дезертирства — это проблема любой армии в затяжной войне. Но если сравнивать масштабы, то российские потери личного состава на порядок выше украинских, а российская армия вынуждена проводить скрытую мобилизацию через СИЗО, долговые ямы и вербовку мигрантов за гражданство. Миф четвертый: с новыми элитами в Европе будет проще договориться
Путин открыто ставит на ультраправых и ультралевых популистов в Европе, рассчитывая, что они развалят единство альянса. Это не новая стратегия — Москва финансирует и поддерживает антисистемные партии в ЕС уже больше десяти лет, от французского Национального объединения до немецкой Альтернативы для Германии.
Логика простая: демократические правительства предсказуемы и договороспособны, но они же и принципиальны в вопросах территориальной целостности и международного права. С популистами действительно проще — они готовы торговать принципами за экономические выгоды и политическую поддержку.
Но здесь Кремль делает стратегическую ошибку. Популисты непредсказуемы не только для противников, но и для союзников. Они приходят к власти на волне популярных настроений, которые быстро меняются. Сегодня они могут быть пророссийскими, завтра — нет. Более того, популисты у власти быстро сталкиваются с реальностью и вынуждены проводить прагматичную, а не идеологическую политику.
Главное же в том, что ставка на раскол Европы через популистов — это признание слабости, а не силы. Сильные державы не нуждаются в манипуляциях чужими выборами, они договариваются с любыми правительствами на основе взаимных интересов. Манипулируют только те, кто не может конкурировать на равных. Миф пятый: Россия не угрожает, ей угрожают
Это главный миф, который цементирует все остальные. Россия позиционирует себя как жертву западной агрессии, которая вынуждена защищаться. Классическая инверсия агрессора и жертвы, отработанная всеми империями в истории.
Факты упрямы: Россия единственная страна в Европе, которая за последние 30 лет регулярно применяет военную силу против соседей. Молдова, Грузия, Украина — везде одна схема: создание сепаратистских анклавов, заморозка конфликтов, постепенное поглощение. Это не оборона, это экспансия по классическим лекалам континентальной империи.
Разговоры об угрозе со стороны НАТО нужны для внутренней легитимации режима. Путин не может сказать населению правду: мы воюем, потому что хотим восстановить империю и контролировать соседние территории. Это честно, но не продается. Нужен образ врага, который угрожает самому существованию России, чтобы оправдать жертвы и мобилизацию.
Инверсия агрессора и жертвы работает эффективно, потому что апеллирует к травматическому историческому опыту. Россия действительно пережила нашествия — от монголов до Наполеона и Гитлера. Этот опыт глубоко укоренен в коллективном сознании. Кремль эксплуатирует эту травму, проецируя образ внешней угрозы на любого, кто не соглашается с имперской экспансией. Итого:
Все пять мифов работают по одной схеме: экономическая экспансия маскируется патриотической риторикой, захват ресурсов выдается за восстановление исторической справедливости, а агрессия позиционируется как оборона.
Это не новая игра. Ее играли Габсбурги в Центральной Европе, Османы на Балканах, британцы в Индии. Меняются декорации и риторика, но механизм остается тот же: империя нуждается в постоянной экспансии для поддержания внутренней стабильности, потому что паразитическая экономическая модель не может существовать без притока внешних ресурсов.
Путин действительно не скрывает своих намерений. Он озвучивает их открыто, потому что уверен: Запад не поверит или не захочет верить, что в XXI веке возможна классическая имперская война. Эта самоуверенность основана на прошлом опыте — после Грузии и Крыма серьезных последствий не последовало.
Но 2022 год изменил правила игры. Европа осознала, что имперская экспансия России не остановится сама собой. Вопрос теперь не в том, хочет ли Путин воевать — он это уже делает. Вопрос в том, хватит ли у Запада воли и ресурсов остановить его до того, как конфликт перерастет в прямое столкновение с НАТО.
Потому что единственное, что останавливает империи, это не моральные аргументы и не международное право. Их останавливает только превосходящая сила или экономическое истощение. Все остальное — иллюзии, которыми империи кормят своих жертв, пока готовят следующий удар.
Oleh Cheslavskyi

Декабрьское выступление Путина и Белоусова на коллегии Минобороны — это не столько озвучивание планов, сколько очередная порция идеологического наркотика для внутреннего потребления и информационного оружия для внешнего применения.За каждым тезисом скрывается отработанный столетиями имперский миф, который работает по одной схеме: патриотическая риторика маскирует банальную экономическую экспансию, а религиозно-исторические претензии прикрывают элементарный грабеж.
Разберем пять ключевых мифов, которые Кремль выдает за аксиомы. Миф первый: "Исторические земли" требуют возвращения
Путин оперирует понятием исторических земель, под которыми подразумевает не только Донбасс, но всю Украину. Это классический имперский нарратив, который использовали все континентальные империи — от Османской до Габсбургской. Суть его проста: любая территория, которая когда-то находилась под контролем метрополии, автоматически считается ее исторической собственностью навечно.
Проблема этой логики в том, что она превращает всю европейскую историю в бесконечную серию взаимных претензий. По такой логике Турция имеет право на Балканы, Австрия — на половину Центральной Европы, а Монголия — на всю Евразию от Тихого океана до Днепра. Историческое право — это не юридическая категория, а идеологический конструкт, который всегда обслуживает текущие экономические интересы.
В случае с Украиной под историческими землями скрываются вполне материальные активы: черноморские порты, металлургические комбинаты Донбасса, аграрные земли юга, транзитные коридоры. Москва не восстанавливает историческую справедливость — она пытается захватить контроль над экономическими ресурсами и стратегической инфраструктурой, которые позволят ей доминировать в регионе.
Исторический прецедент показателен: когда Москва в XV-XVI веках поглощала Новгород и Тверь, риторика была той же — собирание русских земель вокруг законного центра. На деле это было подчинение богатых торговых республик бедному военизированному княжеству, которое паразитировало на контроле торговых путей между Европой и Азией. Экономическая модель не изменилась за пятьсот лет. Миф второй: НАТО готовится напасть на Россию
Белоусов заявил о форсированной подготовке НАТО к противостоянию с Россией к 2030 году. Это зеркальная проекция собственных намерений на противника — классический прием пропаганды, известный со времен Геббельса. Обвинить врага в том, что собираешься сделать сам, чтобы оправдать превентивные действия.
Реальность прозаична: НАТО не имеет ни малейшего интереса нападать на ядерную державу с территорией в 17 миллионов квадратных километров. Альянс создавался и функционирует как оборонительная структура, что подтверждается всей его историей. За 75 лет существования НАТО не провела ни одной наступательной операции против России, хотя возможностей было предостаточно — от чеченских войн до грузинского конфликта.
Зато Россия за последние 15 лет провела военные операции в Грузии, Сирии, аннексировала Крым, оккупировала части Донбасса, а теперь ведет полномасштабную войну против Украины. Кто именно представляет угрозу, вопрос риторический.
Разговоры о подготовке НАТО к 2030 году нужны для внутреннего потребления — чтобы оправдать военные расходы, мобилизацию, экономические трудности. Население должно верить, что жертвы необходимы для защиты от внешней угрозы, а не для реализации имперских амбиций узкой группы, которая присвоила государственные ресурсы. Миф третий: украинская государственность разваливается
Путин утверждает, что украинское государство деградирует, ссылаясь на коррупцию и дезертирство. Это проекция собственной системы на противника плюс классическая тактика деморализации. Враг должен выглядеть слабым и обреченным, чтобы собственное население не сомневалось в победе.
Парадокс в том, что украинское государство показало гораздо большую жизнеспособность, чем прогнозировали в Москве. Вместо трехдневного коллапса — почти четыре года эффективного сопротивления армии, которая численно превосходит украинскую в разы. Вместо бегства власти — функционирующее правительство, которое координирует оборону, экономику и международную поддержку.
Коррупция в Украине действительно проблема, но это проблема транзитного общества, которое проходит путь от постсоветской системы к европейским стандартам. Этот путь всегда болезненный и сопровождается институциональными кризисами. Но принципиальная разница в том, что в Украине антикоррупционные реформы идут, системы контроля создаются, а публичное давление работает.
В России коррупция — это не баг, а базовая операционная система. Там нет и не может быть антикоррупционной борьбы, потому что коррупция и есть способ распределения ресурсов между кланами внутри режима. Золотые унитазы, о которых упомянул Путин, это вообще-то традиция российских чиновников, от патриарха Кирилла до силовиков.
Что касается дезертирства — это проблема любой армии в затяжной войне. Но если сравнивать масштабы, то российские потери личного состава на порядок выше украинских, а российская армия вынуждена проводить скрытую мобилизацию через СИЗО, долговые ямы и вербовку мигрантов за гражданство. Миф четвертый: с новыми элитами в Европе будет проще договориться
Путин открыто ставит на ультраправых и ультралевых популистов в Европе, рассчитывая, что они развалят единство альянса. Это не новая стратегия — Москва финансирует и поддерживает антисистемные партии в ЕС уже больше десяти лет, от французского Национального объединения до немецкой Альтернативы для Германии.
Логика простая: демократические правительства предсказуемы и договороспособны, но они же и принципиальны в вопросах территориальной целостности и международного права. С популистами действительно проще — они готовы торговать принципами за экономические выгоды и политическую поддержку.
Но здесь Кремль делает стратегическую ошибку. Популисты непредсказуемы не только для противников, но и для союзников. Они приходят к власти на волне популярных настроений, которые быстро меняются. Сегодня они могут быть пророссийскими, завтра — нет. Более того, популисты у власти быстро сталкиваются с реальностью и вынуждены проводить прагматичную, а не идеологическую политику.
Главное же в том, что ставка на раскол Европы через популистов — это признание слабости, а не силы. Сильные державы не нуждаются в манипуляциях чужими выборами, они договариваются с любыми правительствами на основе взаимных интересов. Манипулируют только те, кто не может конкурировать на равных. Миф пятый: Россия не угрожает, ей угрожают
Это главный миф, который цементирует все остальные. Россия позиционирует себя как жертву западной агрессии, которая вынуждена защищаться. Классическая инверсия агрессора и жертвы, отработанная всеми империями в истории.
Факты упрямы: Россия единственная страна в Европе, которая за последние 30 лет регулярно применяет военную силу против соседей. Молдова, Грузия, Украина — везде одна схема: создание сепаратистских анклавов, заморозка конфликтов, постепенное поглощение. Это не оборона, это экспансия по классическим лекалам континентальной империи.
Разговоры об угрозе со стороны НАТО нужны для внутренней легитимации режима. Путин не может сказать населению правду: мы воюем, потому что хотим восстановить империю и контролировать соседние территории. Это честно, но не продается. Нужен образ врага, который угрожает самому существованию России, чтобы оправдать жертвы и мобилизацию.
Инверсия агрессора и жертвы работает эффективно, потому что апеллирует к травматическому историческому опыту. Россия действительно пережила нашествия — от монголов до Наполеона и Гитлера. Этот опыт глубоко укоренен в коллективном сознании. Кремль эксплуатирует эту травму, проецируя образ внешней угрозы на любого, кто не соглашается с имперской экспансией. Итого:
Все пять мифов работают по одной схеме: экономическая экспансия маскируется патриотической риторикой, захват ресурсов выдается за восстановление исторической справедливости, а агрессия позиционируется как оборона.
Это не новая игра. Ее играли Габсбурги в Центральной Европе, Османы на Балканах, британцы в Индии. Меняются декорации и риторика, но механизм остается тот же: империя нуждается в постоянной экспансии для поддержания внутренней стабильности, потому что паразитическая экономическая модель не может существовать без притока внешних ресурсов.
Путин действительно не скрывает своих намерений. Он озвучивает их открыто, потому что уверен: Запад не поверит или не захочет верить, что в XXI веке возможна классическая имперская война. Эта самоуверенность основана на прошлом опыте — после Грузии и Крыма серьезных последствий не последовало.
Но 2022 год изменил правила игры. Европа осознала, что имперская экспансия России не остановится сама собой. Вопрос теперь не в том, хочет ли Путин воевать — он это уже делает. Вопрос в том, хватит ли у Запада воли и ресурсов остановить его до того, как конфликт перерастет в прямое столкновение с НАТО.
Потому что единственное, что останавливает империи, это не моральные аргументы и не международное право. Их останавливает только превосходящая сила или экономическое истощение. Все остальное — иллюзии, которыми империи кормят своих жертв, пока готовят следующий удар.


Комментарий