Твитнуть
Один чел как-то высказался:
А что думаете по поводу Вечной Молодости вы?
Когда мы говорили о жизни и деятельности того или иного работника науки, то вправе ли мы не говорить о самой науке? Работники науки существуют для науки, а не наука для них.
Давайте на минуту всмотримся в то, в чем заключается отличие науки от работников науки. В первую очередь она отличается тем, что никогда не умирает, а существует всегда и никогда не стоит на месте (если она настоящая наука), а всегда изменяется. Но здесь существует удивительная особенность, ибо всякое изменение чего бы то ни было предполагает либо приумножение, либо убывание. Все на свете либо развивается, то есть становится более крепким и молодым, либо слабеет, ветшает, стареет. Но удивительным образом наука только молодеет. То, что в ней стареет, остается в ней навсегда как фундамент более зрелых достижений. Я осмелюсь даже сказать что настоящая наука не имеет возраста. Таблицей умножения можно пользоваться или не пользоваться; и ей можно пользоваться правильно, а можно в ней и ошибаться. Но сама таблица умножения - вне всяких правильных или ошибочных методов ее применения. К самой таблице умножения категория времени неприменима. Сама таблица - вне возраста. Я вот и думаю, что та наука, которой мы служим, полна всяких заблуждений, бесплодных поисков, бесчисленного множества всяких недостатков, всякого рода бесплодных потуг. Но это - история науки, а не сама наука. Сама наука неизменно сияет для нас светлой звездой, и бессмысленно говорить о ее возрастах.
Поэтому и думаю: кто причастен к подлинной науке, тот живет вне возраста. Физически он расцветает или увядает, рождается или умирает. Но как работник науки он всегда только расцветает. Точнее сказать: он всегда вне возраста. О многих научных работниках даже и по внешнему физическому виду часто приходится говорить что они вне возраста.
Имеется одно греческое слово, о котором сейчас стоит вспомнить. Это - "айон". Обычно его всегда понимали как слияние двух слов - "аэй" ("всегда") и "он" ("существующее"). И получалось: "айон" - это "всегда существующее", "вечность". Такое объяснение слова "айон" всегда фигурировало и часто еще и теперь фигурирует в словарях и комментариях к греческим писателям. Но вот в 1937 г. появилась работа видного лингвиста Э. Бенвениста, в которой давалась совершенно новая этимология этого слова. Э. Бенвенист убедительно доказывал, что индоевропейский корень этого слова "ю" или "юн" (с вариантами), который значит "молодой" или "молодость". В индоевропейских языках, по Э. Бенвенисту, этот корень отнюдь не редок. Его мы находим и в таком латинском слове как "ювенис" ("юноша"), и в немецком "юнг" ("молодой"), французском "жен" (тоже "молодой"), да и в славянских языках - "юный", "юноша". Но самое интересное то, что когда когда в древнегреческом мышлении появилась потребность различать временное и вечное, то древнегреческий язык для обозначения понятия вечности не нашел ничего лучшего, как воспользоваться старым термином, обозначающим молодость. Конечно, в греческом философском языке это была уже не просто "молодость", но именно "вечная молодость". Другими словами, даже и как абстрактное понятие упомянутое греческое слово "айон" обозначало собою то, что сразу и одновременно является и "вечностью", и "молодостью". Подобно тому как при встрече веселый грек говорил не "здравствуй", а "радуйся", подобно этому и при мысли о вечности он вспоминал только вечную молодость. В христианстве молятся о вечном покое, а древнегреческий язычник стремился к вечной молодости. В своих работах по истории терминологии я посвятил достаточно времени изучению термина "айон". И в конце концов я должен был присоединиться к Э. Бельвенисту на почве классической филологии.
Кажется странным: каким же это образом жизнь развивается все дальше и дальше и, казалось бы, должна переходить от детства к зрелости и от зрелости к старости, а тут оказывается, а тут оказывается, что чем дальше, тем жизнь становится богаче и полнее, при этом всегда только молодея. Если бы я сейчас стал заниматься теоретической диалектикой, то, вероятно, доказал бы вам эту возможность. Но сейчас я не хочу утруждать вашего вниманиясложнейшими философскими изысканиями. Я хочу указать только на констатацию самого факта вечной молодости. Для меня это факт - несомненный и убедительный. И это вывод всей моей научной жизни. Когда я больше занимался наукой, я был моложе. А когда переставал заниматья ею, становился старше. Это веяние вечной молодости в науке я ощущал даже физически. И если я прожил столь долгую жизнь и написал столь много сочинений, то лишь потому что меня тянула к себе вечная молодость.
Поэтому вот вам мой завет: если хотите быть вечно молодыми, всегда старайтесь служить вечной молодости в науке. Постоянное приобщение к науке будет приобщать и вас самих к вечной молодости; и сколько бы вы не жили, вы всегда будете чувствовать себя вне возраста.
Наука представляется мне какой-то прекрасной дамой, величественной и всемогущей, которая только и может научить совмещать бытовую жизнь с красотой вечной молодости. Это та наша возлюбленная, которая является единственно верной, всегда окутанной вечными тайнами, но всегда раскрывающей эти тайны в их вечно молодой привлекательности. Мне сейчас приходят на память стихи одного старого поэта, имя которого я забыл, котрый говорил не о науке, но о своем лирическом отношении к возлюбленной. Эти стихи я сейчас применяю к науке. Вот они:
О, не уходи, единая и верная,
Овитая радостями тающими,
Радостями знающими
Всё.
...
Давайте на минуту всмотримся в то, в чем заключается отличие науки от работников науки. В первую очередь она отличается тем, что никогда не умирает, а существует всегда и никогда не стоит на месте (если она настоящая наука), а всегда изменяется. Но здесь существует удивительная особенность, ибо всякое изменение чего бы то ни было предполагает либо приумножение, либо убывание. Все на свете либо развивается, то есть становится более крепким и молодым, либо слабеет, ветшает, стареет. Но удивительным образом наука только молодеет. То, что в ней стареет, остается в ней навсегда как фундамент более зрелых достижений. Я осмелюсь даже сказать что настоящая наука не имеет возраста. Таблицей умножения можно пользоваться или не пользоваться; и ей можно пользоваться правильно, а можно в ней и ошибаться. Но сама таблица умножения - вне всяких правильных или ошибочных методов ее применения. К самой таблице умножения категория времени неприменима. Сама таблица - вне возраста. Я вот и думаю, что та наука, которой мы служим, полна всяких заблуждений, бесплодных поисков, бесчисленного множества всяких недостатков, всякого рода бесплодных потуг. Но это - история науки, а не сама наука. Сама наука неизменно сияет для нас светлой звездой, и бессмысленно говорить о ее возрастах.
Поэтому и думаю: кто причастен к подлинной науке, тот живет вне возраста. Физически он расцветает или увядает, рождается или умирает. Но как работник науки он всегда только расцветает. Точнее сказать: он всегда вне возраста. О многих научных работниках даже и по внешнему физическому виду часто приходится говорить что они вне возраста.
Имеется одно греческое слово, о котором сейчас стоит вспомнить. Это - "айон". Обычно его всегда понимали как слияние двух слов - "аэй" ("всегда") и "он" ("существующее"). И получалось: "айон" - это "всегда существующее", "вечность". Такое объяснение слова "айон" всегда фигурировало и часто еще и теперь фигурирует в словарях и комментариях к греческим писателям. Но вот в 1937 г. появилась работа видного лингвиста Э. Бенвениста, в которой давалась совершенно новая этимология этого слова. Э. Бенвенист убедительно доказывал, что индоевропейский корень этого слова "ю" или "юн" (с вариантами), который значит "молодой" или "молодость". В индоевропейских языках, по Э. Бенвенисту, этот корень отнюдь не редок. Его мы находим и в таком латинском слове как "ювенис" ("юноша"), и в немецком "юнг" ("молодой"), французском "жен" (тоже "молодой"), да и в славянских языках - "юный", "юноша". Но самое интересное то, что когда когда в древнегреческом мышлении появилась потребность различать временное и вечное, то древнегреческий язык для обозначения понятия вечности не нашел ничего лучшего, как воспользоваться старым термином, обозначающим молодость. Конечно, в греческом философском языке это была уже не просто "молодость", но именно "вечная молодость". Другими словами, даже и как абстрактное понятие упомянутое греческое слово "айон" обозначало собою то, что сразу и одновременно является и "вечностью", и "молодостью". Подобно тому как при встрече веселый грек говорил не "здравствуй", а "радуйся", подобно этому и при мысли о вечности он вспоминал только вечную молодость. В христианстве молятся о вечном покое, а древнегреческий язычник стремился к вечной молодости. В своих работах по истории терминологии я посвятил достаточно времени изучению термина "айон". И в конце концов я должен был присоединиться к Э. Бельвенисту на почве классической филологии.
Кажется странным: каким же это образом жизнь развивается все дальше и дальше и, казалось бы, должна переходить от детства к зрелости и от зрелости к старости, а тут оказывается, а тут оказывается, что чем дальше, тем жизнь становится богаче и полнее, при этом всегда только молодея. Если бы я сейчас стал заниматься теоретической диалектикой, то, вероятно, доказал бы вам эту возможность. Но сейчас я не хочу утруждать вашего вниманиясложнейшими философскими изысканиями. Я хочу указать только на констатацию самого факта вечной молодости. Для меня это факт - несомненный и убедительный. И это вывод всей моей научной жизни. Когда я больше занимался наукой, я был моложе. А когда переставал заниматья ею, становился старше. Это веяние вечной молодости в науке я ощущал даже физически. И если я прожил столь долгую жизнь и написал столь много сочинений, то лишь потому что меня тянула к себе вечная молодость.
Поэтому вот вам мой завет: если хотите быть вечно молодыми, всегда старайтесь служить вечной молодости в науке. Постоянное приобщение к науке будет приобщать и вас самих к вечной молодости; и сколько бы вы не жили, вы всегда будете чувствовать себя вне возраста.
Наука представляется мне какой-то прекрасной дамой, величественной и всемогущей, которая только и может научить совмещать бытовую жизнь с красотой вечной молодости. Это та наша возлюбленная, которая является единственно верной, всегда окутанной вечными тайнами, но всегда раскрывающей эти тайны в их вечно молодой привлекательности. Мне сейчас приходят на память стихи одного старого поэта, имя которого я забыл, котрый говорил не о науке, но о своем лирическом отношении к возлюбленной. Эти стихи я сейчас применяю к науке. Вот они:
О, не уходи, единая и верная,
Овитая радостями тающими,
Радостями знающими
Всё.
...
О.. А мне интересно, Вы понимаете истинные причины очерствения разума?.. Может, для лучшего понимания Вечной Жизни нужно разделить науки, одна из которых - светская, от мира сего, а другая, истинная, высшая наука, полученная от Божьей Премудрости, занимаясь которой - приобретаешь ту самую Вечную Жизнь (молодость) о которой Вы так печётесь. Нужно Вам признать приоритет истинной науки, вот и всё. А в затворничестве Вы будете пребывать или в социуме плавать - не имеет значения. Каждому своё.
Комментарий