Стихи простых и неизвестных авторов.

[Akella]

Какой-нибудь великий грешник, Любитель резать, жечь и гнуть, Карманник, шкурник, кэгебешник, Секир-башка какой-нибудь, Который после ночи блудной Доцедит сто последних грамм И с головой, от хмеля трудной, Пройдет сторонкой в Божий храм, Поверит милости Господней И отречется от ворья, Тебе не то чтобы угодней, Но интереснее, чем я.

Емелькой, Стенькой, Кудеяром Он волен грабить по ночам Москву, спаленную пожаром, На радость местным рифмачам; Стрелять несчастных по темницам, Стоять на вышках лагерей, Похабно скалиться девицам, Терзать детей и матерей, Но вот на плахе, на Голгофе, В кругу семьи, за чашкой кофе Признает истину твою И будет нынче же в раю.

Бог созиданья, Бог поступка, Водитель орд, меситель масс, Извечный враг всего, что хрупко, Помилуй, что тебе до нас? Нас, не тянувшихся к оружью, Игравших в тихую игру, Почти без вылазок наружу Сидевших в собственнном углу? Ваятель, весь в ошметках глины, Погонщик мулов и слонов, Делящий мир на половины Без никаких полутонов,

Вершитель, вешатель, насильник, Строитель, двигатель, мастак, С рукой шершавой, как напильник, И лаской грубой, как наждак, Бог не сомнений, но деяний, Кующий сталь, пасущий скот, К чему мне блеск твоих сияний, На что простор твоих пустот, Роенье матовых жемчужин, Мерцанье раковин на дне? И я тебе такой не нужен, И ты такой не нужен мне.

Д. Быков

[Akella]

Из-под покрова тьмы ночной,
Из чёрной ямы страшных мук
Благодарю я всех Богов
За мой непокорённый дух.

И я, попав в тиски беды,
Не дрогнул и не застонал,
И под ударами судьбы
Я ранен был, но не упал.

Тропа лежит средь зла и слёз,
Дальнейший путь не ясен, пусть,
Но всё же трудностей и бед
Я, как и прежде, не боюсь.

Не важно, что врата узки,
Меня опасность не страшит.
Я властелин своей судьбы,
Я капитан своей души.

У. Хенли

[Akella]

Жил не свою. Теперь кукую, все никак не разберу как обменять ее? В какую написать контору.ру? Мол, признаю, такое горе, сам виновен, не вопрос, был пьян при шапочном разборе, взял чужую и унес, и вот теперь, когда почти что каждый вздох подкладку рвет, прошу вернуть мое пальтишко, а в обмен возьмите вот. Я не сдавал ее в кружало, не таскал ее в кабак. И не сказать, чтоб слишком жала, проносил же кое-как до тридцати семи неполных, не прося особых прав, не совершив особо подлых и не слишком запятнав. Тут брак какой-то, там заплата, что хотите, крепдешин. Тут было малость длинновато, извините, я подшил. Но, в общем, есть еще резервы, как и всюду на Руси. Иные чудища стозевны скажут сам теперь носи, но до того осточертело это море дурачья, получужое это тело и душа незнамо чья, и эти горькие напитки (как ни бился, не привык), и эти вечные попытки приспособить свой язык, свои наречия, глаголы и служебные слова под эти проймы, эти полы, обшлага и рукава, но главное под эти дырки, дешевый лоск, ремень тугой И «Быков» вышито на бирке. Но я не Быков, я другой! Причем особенно обидно, что кому-то в стороне так оскорбительно обрыдла та, моя! Отдайте мне! Продрал небось, неосторожный, понаставил мне прорех, а ведь она по мерке сложной, нестандартной, не на всех, хотя не тонкого Кашмира и не заморского шитья Она моя, моя квартира, в квартире женщина моя, мои слова, мои пейзажи, в кармане счет за свет и газ, и ведь она не лучше даже, она хуже в десять раз! И вот мечусь, перемежая стыд и страх, и слезы лью. Меня не так гнетет чужая, как мысль, что кто-то взял мою, мою блистающую, тающую, цветущую в своем кругу, а эту, за руки хватающую, я больше видеть не могу.

Но где моя я сам не ведаю. Я сомневаюсь, что в конце она венчается победою и появляется в венце. В ней много скуки, безучастности, что вы хотите, та же Русь но есть пленительные частности, как перечислю разревусь. Я ненавижу эти перечни квартира, женщина, пейзаж, за них хватаюсь, как за поручни в метро хватается алкаш; ну, скажем, море. Ну, какая-то влюбленность, злая, как ожог. Какой-то тайный, как Аль-Каеда, но мирный дружеский кружок. А впрочем, что я вам рассказываю, как лох, посеявший пальто, про вещь настолько одноразовую, что не похожа ни на что? Похожих, может быть, немерено, как листьев, как песка в горсти. Свою узнал бы я немедленно. Куда чужую отнести?

Теперь шатаюсь в одиночку, шепча у бездны на краю, что все вовлечены в цепочку, и каждый прожил не свою. Сойтись бы после той пирушки, где все нам было трын-трава, и разобрать свои игрушки, надежды, выходки, права! Мою унес сосед по дому, свою он одолжил жене, она свою дала другому, и чья теперь досталась мне? Когда сдадим их все обратно, сойдясь неведомо куда, тогда нам станет все понятно, да фиг ли толку, господа.

Д. Быков

- - - Добавлено - - -

Если бы кто-то меня спросил, Как я чую присутствие высших сил Дрожь в хребте, мурашки по шее, Слабость рук, подгибанье ног, Я бы ответил: если страшнее, Чем можно придумать, то это Бог.

Сюжетом не предусмотренный поворот, Небесный тунгусский камень в твой огород, Лед и пламень, война и смута, Тамерлан и Наполеон, Приказ немедленно прыгать без парашюта С горящего самолета все это он.

А если среди зимы запахло весной, Если есть парашют, а к нему ещё запасной, В огне просматривается дорога, Во тьме прорезывается просвет, Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Внушает надежду там, где надежды нет.

Но если ты входишь во тьму, а она бела, Прыгнул, а у тебя отросли крыла, То это Бог, или ангел, его посредник, С хурмой "Тамерлан" и тортом "Наполеон": Последний шанс последнего из последних, Поскольку после последнего сразу он.

Это то, чего не учел Иуда. Это то, чему не учил Дада. Чудо вступает там, где помимо чуда Не спасет никто, ничто, никогда.

А если ты в бездну шагнул и не воспарил, Вошел в огонь, и огонь тебя опалил, Ринулся в чащу, а там берлога, Шел на медведя, а их там шесть, Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Отнимает надежду там, где надежда есть.

Д. Быков

[Akella]

И подходят они ко мне в духоте барака, в тесноте и вони, и гомоне блатоты. Посмотри вокруг, они говорят, рубака, посмотри, говорят, понюхай, все это ты! Сократись, сократик, теперь ты спорить не будешь. И добро б тебя одного а ведь весь народ! Полюбуйся на дело рук своих, душегубец, духовидец, свободолюбец, козлобород! На парашу, шконку, на вшивых под одеялом, на скелеты, марширующие по три, полюбуйся своим надличностным идеалом, на свои надменные ценности посмотри. Посмотри вертухаи брюкву кидают детям. Посмотри доходяг прикладами гонят в лес. Если даже прекрасная дама кончилась этим, если даже ночная фиалка куда ты лез?! Твое место здесь, шмотьё твое делят воры, на соседних нарах куражатся стукачи. Посмотри, дерьмо, чем кончаются разговоры об Отечестве. Вот Отечество, получи. Что, не нравится? Забирай его под расписку. Шевели ноздрей: так пахнет только в раю. И суют мне под нос пайку мою и миску мою чёрную пайку, пустую миску мою.

Ваша правда, псы, не щадите меня, Иуду, это сделал я, это местность моей мечты. Да, я им говорю, о да, я больше не буду, никогда не буду, меня уже нет почти. Слава Богу, теперь я знаю не понаслышке (а когда я, впрочем, не знал в глубине души?): вертикалей нет, имеются только вышки, а на вышках мишки, а у них калаши! Отрекаюсь от слов, от гибельной их отравы, как звалась она в старину. Позор старине. До чего я знал, что всегда вы будете правы потому что вы на правильной стороне, потому что вы воинство смрада, распада, ада, вы цветущая гниль, лепрозной язвы соскоб, ибо всё идёт в эту сторону так и надо, и стоять у вас на пути значит множить скорбь, значит глотки рвать, и кровь проливать, как воду, и болото мостить костями под хриплый вой, потому что я слишком знаю вашу свободу дорогую свободу дерева стать травой! О блаженство распада, сладостный плен гниенья, попустительства, эволюции в никуда, о шакалья святость, о доброта гиенья, гениальность гноя, армада, морда, орда! Вы осиновый трепет, ползучий полёт осиный, переполз ужиный, сладкий мушиный зуд. Никаких усилий поскольку любых усилий несравненный венец мы явственно видим тут! Поцелуй трясину. Ляг, если ты мужчина. Не перечь пружине, сбитая шестерня. Это я, говорю я вам, я один причина, это я виноват во всем, не бейте меня.

И внезапно в моём бараке постройки хлипкой затыкаются щели и вспыхивают огни. Вот теперь ты понял, они говорят с улыбкой, вот теперь ты почти что наш, говорят они. Убирают овчарку, меняют её на лайку, отбирают кирку, вручают мне молоток, ударяют в рельс, суют мне белую пайку и по проволоке без колючек пускают ток.

Д. Быков.

- - - Добавлено - - -

Как сдать свое дитя в работный дом, Как выдать дочь изнеженную замуж, Чтоб изнуряли гладом и трудом, И мучили, а ты и знать не знаешь, Так мне в чужой душе оставить след, Привычку, строчку, ежели привьется, А повстречавшись через много лет, Узнать и не узнать себя в уродце.

Зачем я заронил тебя сюда, Мой дальний отсвет, бедный мой обломок, В трущобный мир бесплодного труда, Приплюснутых страстей и скопидомок? Все то, что от меня усвоил ты, Повыбили угрюмые кормильцы. Как страшно узнавать свои черты В измученном, но хитром этом рыльце! Ты выживал в грязи и нищете, В аду подвала, фабрики, казармы, Ты знаешь те слова и вещи те, Которых я скоту не показал бы. Гиеньи глазки, выгнувшийся стан, Гнилые зубы жалкого оскальца Но это я! И я таким бы стал, Когда б остался там, где ты остался. Полутуземец, полуиудей, Позорное напоминанье, скройся. О, лучше мне совсем не знать людей, Чем видеть это сходство, это скотство! Чужая жизнь, других миров дитя, Возросшее в уродстве здешних комнат, Тотчас ко мне потянется, хотя Себя не знает и меня не помнит, И сквозь лохмотья, язвы, грязь и гной Чуть слышно мне простонет из-под спуда: "Зачем я тут? Что сделали со мной? Мне плохо здесь, возьми меня отсюда".

Да и другим, другим он был к чему? В моих привычках людям все немило, И память обо мне в чужом дому Была страшна, как знак иного мира. Так работяга, захворав впервой И вдвое похудев за две недели, Все думает тяжелой головой Что это завелось в послушном теле, Что за хвороба, что за чуждый гость Припуталась во сне, и жрет, и гложет А это смерть врастает в плоть и кость, Он хочет к ней прислушаться не может Ни слова разобрать. Придет жена Или брательник с баночкой гостинца, Брательник хмур, она раздражена, Обоим ясно, что пришли проститься: Сопит, бурчит На нем уже печать, Он всем чужак. Скорей спихнуть его бы. Так всех моих умеет отличать Любой на них клеймо моей хворобы. О, лучше бы с рожденья, как монах, Разгромленного ордена осколок, Я оставался в четырех стенах, Среди моих листов и книжных полок, Чем заражать собою этот мир! Ужель себя не мог остановить я, В картонных стенах нищенских квартир Плодя ублюдков нашего соитья? Низвергнутая статуя в снегу, Росток ползучий, льнущий к перегною, Вот все, что с миром сделать я могу, И все, что может сделать он со мною.

Скажи, ты смотришь на свои следы? Или никак, как написал бы Павел? Что ты меня оставил полбеды. Но для чего ты здесь меня оставил? Зачем среди расползшихся дорог Нетвердою, скользящею походкой Блуждаю, полузверь и полубог, Несчастный след твоей любви короткой? Твой облик искажен моей виной, Гримасой страха, судорогой блуда. Зачем я тут? Что сделали со мной? Мне плохо здесь, возьми меня отсюда.

Д. Быков

[greshnik]

Вера
Не спешу к небесному порогу.
Не питаюсь щами из мощей.
В час, когда молюсь я тихо Богу,
Я взываю к логике вещей.
Не колосс мне по сердцу, а колос.
Свист хлыщей продам за свист пращей.
В час, когда молюсь я Богу в голос,
Я взываю к логике вещей.
Не играю в капитана Немо.
Не фанат кинжалов и плащей.
В час, когда молюсь я Богу немо,
Я взываю к логике вещей.
Всех религий догмы и химеры,
Обхожу вас стороною я:
Логика вещей! не сыщешь веры
Праведней и чище, чем моя.(с)

[Евлампия]

Как много о любви
Мы, люди, говорим,
Как часто мы за ней
Гоняемся по свету,
А если и найдём,
То долго не храним,
Вчера была любовь,
А завтра её нету.
Как мало придаём
Значения словам,
Таким, как "позвони",
"Прости" или "скучаю",
Любви не видя здесь,
Зачем-то ищем там,
Стремясь за журавлём,
Синицу выпускаем.
И так за годом год
Проходит наша жизнь,
Мы всё чего-то ждём,
И всё чего-то ищем,
А ты хотя бы раз
Возьми да оглянись,
И может быть, найдёшь
И может быть, отыщешь. (с)

[Евлампия]

- А знаешь ли ты, что такое любовь?
- А знаю ли я, что такое любовь?
- Да, ты, поднимающий радостно бровь,
А знаешь ли ты, что такое любовь?
- Я помню тех дней позабытую новь,
Как в жилах кипит неуёмная кровь,
Как рвётся душа, словно лань, из груди,
Как звёзды игриво блестят впереди.
- Так это и есть, ты считаешь, любовь?
- Да, это и есть, я считаю, любовь.
- Тогда повторю свой вопрос тебе вновь:
А знаешь ли ты, что такое любовь? (с)

[Евлампия]

Шёл апрель пешком по лужам,
Слёзы тёплые роняя,
Неприветлив и простужен,
Словно изгнанный из рая.
Не принёс с собою солнца,
Хмуро в двери постучался,
Сквозняком пропев в оконце,
По карнизам пробежался.
А потом скользнул за ворот
Лёгкой моросью бесшумной
И наполнил этот город
Грустью сонной и бездумной. (с)

[Гиви]

[Novoe]

Ярко-пепельный свет в облаках на закате,
Ветер стих и пустынно так в мыслях моих,
Чувства легкая тень не прошедшей утраты,
Как потерянный луч... луч весны на двоих.

Синий сумрак настал, веет холод бесснежный,
Без телесно в душе замирает Любовь...
Кто поймет, кто поверит, Ее радости нежной,
Как звезде, что горит в темноте голубой...

Не себя, не свой мир, не свое ощущенье...
То искомое стало давно уж ничем ,
Но то тайное в духе, Любви просветленье
Овладеет тобой, станет вечностью... всем...

[Евлампия]

Вроде не обидчивой
Я считалась смолоду,
Обижаюсь нынче я
По любому поводу.

Брови часто хмурю я,
Молча глядя в зеркальце.
Женщина понурая
В нём туманом стелется...

Как тут не обидеться?
Зеркало проклятое!
Хмурый взгляд мне видится
Да лицо помятое...

Я купила новое
Зеркало, красивое.
И домой с обновою
Я пришла счастливая.

Зеркало, хоть верь - не верь
Я в чулан повесила.
И гляжусь в него теперь,
Улыбаясь весело.

Не видать морщинок в нём
И лица помятого,
Ведь в чулане, даже днём,
Света нет приятного.

(Галина Дьячкова)

[Гиви]

По мотивам Псалма 18:2-5

Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. 3 День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. 4 Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. 5 По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их. Он поставил в них жилище солнцу, (Пс.18:2-5)

Ты когда-нибудь слышал песню - догорающего заката?
Уходящего в колыбель неба с наступлением темноты?
А ведь Бог эту песню пишет, распуская снопы света,
Собирая лучи - в ноты, чтобы слышал её и ты.

Эту песнь напевают звезды, и разносит повсюду ветер,
Её голос к тебе близко, в крике грома и вкусе хлеба,
Чтобы ты не прошёл мимо, чтобы силу её заметил,
А, заметив - нашёл Бога, Композитора песни неба.

В ней и сочный рубин граната, и слеза всех снегов талых,
Ароматы степного лета, и загадки лесной глуши.
Бог даёт тебе песню света, чтобы жить тебе краше стало,
Эта солнечная соната - для тебя и твоей души

Хочешь знать, для чего - это? Cила звуков - сиянью света?
Где у Бога бушует море, и взметается ввысь - скерцо?
Чтобы в этом вселенском хоре - ты нашёл и своё место,
Чтобы в этом вселенском хоре - стало петь и твоё сердце.

[Гиви]

Аввакум 3:17-19

17 Хотя бы не расцвела смоковница и не было плода на виноградных лозах, и маслина изменила, и нива не дала пищи, хотя бы не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах, -
18 но и тогда я буду радоваться о Господе и веселиться о Боге спасения моего.
19 Господь Бог - сила моя: Он сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня! (Начальнику хора).


Когда нас покидают люди ты не плачь: они просто не были наши.
Когда нас покидают силы не горюй: мы всего лишь становимся старше.

Нас однажды покинет и жизнь,
Но и это не страшно: ведь мы же
Стали чуточку Богу ближе,
Стали чище и в чём-то мудрее,
Стали сыну Его роднее.

Слава Богу! Все эти потери не стрАшны!
Страшно в жизни совсем другое:
Без надежды остаться однажды
И у Бога прослыть изгоем.

Так что пусть покидают нас люди,
Пусть и годы уходят, и силы.
Пусть мы нищими даже будем,
Станем немощны и некрасивы.

Пусть умолкнут и наши песни.
Пусть исчезнем мы скоро сами.
Все потери ничтожны, если
Божий дух остаётся с нами.

[Novoe]

Все во власти Любви...вся природа цветет,
Как невеста любимому ласки несет...
Нежный ветер весенний, ароматы цветов
И лобзание майских, цветущих садов...
Как бесценны все формы Ее красоты,
Слаще меда незримый блаженства оплот,-
Только ты, можешь все, только ты...-
Дорогая Любовь...Дорогая Любовь...

Все во власти Любви , ты не бойся, ничто !
Не отлучит тебя от блаженства Ее ...
Если крест твой удел, а страдание мать,
Ты найдешь светлый путь, чтобы счастье узнать,
Сколько можешь цвести, до предела гармоний,
Что отсыпана мера в горнило твое...
Пока жизни зерно колос твой не обронит?
Чтобы дальше кому-то просторы пахать.

Все во власти Любви и поля и леса
Путь звезды в небесах и земная судьба,
Каждый час, каждый миг у нее на весах...
Ждать и медлить нельзя, это зов для тебя,
Кто искал и нашел Ее мудрый пролог,-
Весь в крестах и цепях, непосильна борьба,
Как страдал на кресте умирающий Бог ...
Каждый цвет, каждый лист умирает любя !

[Аннели]

Вот повзрослели и слезы высохли
Смотреть по-львиному, ходить полисьи мы
Уже научены, вполне способны и
Кошачьи правила давно усвоены.
И посовиному ночами охаем
Когда неистово по-зверски плохо нам.
К добыче ястребом и к цели - гончими
Рвать пошакальему, да выть по-волчьему.
Перевзрослели мы. Учиться нечему.
Еще б любить начать почеловечьему.