О Священнике Александре Мень

[iosef]

Исповедальные проповеди отца Александра действительно вызывали у большинства верующих искреннее желание изменить свою жизнь. Часто после проповеди можно было услышать такие признания: "Отец Александр говорил сегодня специально для меня". И это было совершенно естественно для каждого: воспринимать слова батюшки, как обращенные лично к нему.
Но также лично воспринимали проповеди отца Александра и его враги. Они испытывали к нему лютую ненависть; ведь батюшка всегда обращался не к внецерковным людям, не к язычникам, а к тем, кто внутри Церкви, к тем, кто называет себя христианами:
"Бог не спросит с незнающих и не спросит с неведающих, а спросит с нас, здесь стоящих. Потому что, как говорит нам Слово Божие, "Кому много дано, с того много и спросится". То, что мы пришли в храм Божий, это не наша заслуга, а наша ответственность. Вдвое, втрое, вдесятеро мы отвечаем теперь перед Богом и перед своей совестью.
И если мы, дети Божии, поступаем хуже детей мира, то подумайте, каков будет для нас Суд этот? Что скажет нам Господь?
Он скажет: вы зря приходили пред лицом Моим, вы зря считали себя христианами. Вы были язычниками и хулили имя Божие! Отойдите от Меня проклятые, потому что вы не творили воли Моей. Вот, что скажет Господь! И не через тысячу лет, а СЕГОДНЯ. Сегодня каждая душа обнажена перед Ним. Все наши помыслы обнажены перед Ним. И судимся мы постоянно.
Каждое утро мы приносим Ему свое сердце в молитве. Два, три слова, которые мы произносим стоя, - это наше обращение к Нему, и вместе с тем к Нему идет наша мерзость, наша грязь, темнота нашей души. И совершается над нами Суд Божий...
Суд нелицеприятный. Иногда нам кажется, что жестоко говорит Господь в Писании: "Отойдите от Меня, проклятые".
Да, есть благословение и есть проклятие. Благословение - это жизнь с Богом, а проклятие - жизнь вне Бога.
Если мы жили так, что на устах у нас было имя Божие, а поступали мы, как предатели, как те, которые не желают совершать Его волю, разве мы себя тем самым уже не отделили? Разве не оказались среди тех, кому сказано: "Отойдите от меня все, делающие беззакония?" Молодой или старый, грамотный или неграмотный - любой человек предстанет перед судом Божиим. И тогда уже нам будет нечем оправдаться - нам с вами, которые каждый воскресный день слышат слова Христовы о блаженстве нищих духом, т.е. смиренных людей, знающих свое недостоинство... А ведь мы идем (к Богу) с гордостью, с самодовольством; мы слышим слова о кротости, о желании правды, а у нас ЛОЖЬ на устах, ЛОЖЬ в сердце! Все проникнуто ложью, завистью, ненавистью, нетерпением, маловерием. И приходит к нам Суд Божий. Так вот, дорогие мои, это все неслучайно Святая Церковь напоминает нам именно сейчас. Потому что кроме Суда, кроме Правды Божией, есть еще и милосердие Божие, на которое мы надеемся. Если бы только правда нас сегодня судила, ни один бы человек не остался в храме, пусто было бы, потому что всех бы изгнал Господь от Своего Лица. Мы все попали бы туда, куда Он послал грешников. Так что не на правду мы надеемся, а на милосердие... Поэтому повторяем бесконечно, особенно часто Постом Великим: "Боже, милостив буди нам грешным".
Не смотря на то, что во время службы он мог сказать такую суровую проповедь, в отношениях с людьми отец Александр всегда был преисполнен доброжелательности и терпимости. Для него было очевидно, что человек видит дурное в других людях только тогда, когда хочет возвысить себя в собственных глазах. Батюшка сравнивал осуждение с качелями - если ты внизу, то я наверху. И еще он говорил: "Где гордыня, там и осуждение. Где осуждение, там и гордыня. Они живут рядом. Когда мы часто осуждаем, это значит, что у нас в душе - гордыня. Хотя бы мы говорили день и ночь: "Мы себя чувствуем грешными больше всех", но на самом деле в сердце будет жить гордыня". Не зря Д. Бонхеффер говорил: "Недоверие и подозрительность по отношению к людям - это бунт неполноценных!" [21]. "Никого не обличай, не поноси, даже крайне худых по жизни своей, распростри свою одежду над падающим, накрой его", - писал Исаак Сирин [22]. Насколько это сложно! Как много людей нам кажутся совсем негодными, но думает ли так Господь? Отец Александр - единственный человек на моей памяти, который точно следовал заповеди "не осуждай" и исполнял эти слова св. Исаака. Я никогда не слышал от него чего-нибудь осудительного даже тогда, когда приходилось говорить о людях, причиняющих ему зло. Я знаю человека, который буквально вел войну против батюшки, плел интриги, но, когда я стал вслух осуждать его, то батюшка так посмотрел на меня, что я устыдился своих слов.
Отец Александр умел не видеть зла в человеке. Как-то он сказал мне, что принципиально отказывается анализировать своих друзей и знакомых. Конечно, многие в результате его подводили, но такая позиция позволяла избегать самой возможности осуждения.
Батюшка обращал на грех осуждения такое серьезное внимание еще и потому, что знал: когда человек осуждает, он не способен подставить свои раны под исцеляющие лучи благодати. А без благодати никто не способен справиться со своими грехами. Получается замкнутый круг. Человек, одержимый грехом осуждения, прекращает развиваться, останавливается на духовном пути.
"Осуждение, - говорил батюшка, - есть затор на пути к очищению сердца. И вот всегда надо помнить, что если дорогу перегородить, то не сможет пройти никакой транспорт; если постоянно осуждать, то твоя дорога в Царство Божие закрыта".
Отец Александр любил повторять слова своего первого настоятеля в Новой Деревне отца Григория: "Услышишь хорошее - передавай, услышишь плохое - не передавай, потому что это все равно, как заразу распространять по миру".
Батюшка даже советовал людям, которые не могут перенести искушения (например, осуждения), не общаться с теми, кто их искушает. Можно вспомнить св. Максима Исповедника, который говорил: "не терпи подозрения людей, причиняющих тебе соблазны против кого-нибудь" [23]. "Если кто искушает человека, - говорил отец Александр, - то человек должен, как Иосиф, бежать в Египет от него. Надо бороться, держаться, беречь огонек (веры) в душе. И если враги очень подступают (мысли распутства, осуждения, невоздержания), если они все начинают слишком сильно напирать, надо сделать рывок и отсечь. Если твои друг или подруга явно наносят тебе вред, отводят тебя от веры, лучше всего это общение прекратить. Надо это сделать тактично, но решительно. Лучше от этого искушения бежать, потому что огонек маленький и он должен вырастать в соответствующих условиях..."
Батюшка также советовал помнить о том, что мы сами не впали в какие-то грехи часто только потому, что Бог не дал нам этого сделать. А вот осуждая кого-то, то есть замечая чей-то грех и возмущаясь им, мы можем быть уверены, что он живет и в нас, и сами мы могли бы оказаться на этом месте. Ибо подобное измеряется подобным. Не зря апостол Павел говорит: "Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть" (1 Кор.10. 12). Если мы любим кого-то и помогаем ему, то мы помогаем Христу, Который пребывает невидимо в этом человеке. Если осуждаем кого-то, то осуждаем Христа, который в нем. (Другое дело - осудить грех, но человека, который его совершает, мы не можем осудить, потому что в каждом есть не только грех, но и зерно вечной жизни).
В этом основа христианского персонализма, таких новых отношений между людьми, пример которых должна дать человечеству христианская Церковь.
...

16

Батюшка хотел, чтобы мы учились смотреть на события глазами других людей, вместо того чтобы искать у них злые намерения. Он считал важным понижать дух критицизма у современного человека, ибо этот дух убивает в людях чувство священного. Особенно странно ему было видеть критицизм в тех, кто сам страдает крайней необязательностью.
Один раз отца Александра спросили, какой грех ему кажется наиболее типичным для нашей страны. Батюшка подумал и ответил, что таким характерным и важным недостатком является ненадежность, необязательность. Например, "человек тебе что-то обещает; ты смотришь в его светлые, прозрачные глаза, и он в этот момент верит, что все сделает, как обещал. Но вот он вышел, переступил порог и тут же забыл о том, что ты существуешь...
Вот эта ненадежность, эта безответственность, эта несобранность являются источником всякого рода халтуры. С этим пороком надо бороться". И добавлял, что христианин должен быть таким человеком, на которого можно положиться.
Порок необязательности, как и другие грехи, не является отклонением от разума, как считали стоики. Это, прежде всего, болезнь воли. Разум направляется именно волей, и отсюда следует, что для укрепления нравственности и борьбы с пороком хороши упражнения, которые укрепляют волю, препятствуют разнеженности и расхоложенности.
В этом плане любому человеку полезен некоторый внутренний аскетизм, который ослабляет нашу зависимость от низших типов удовольствия. Напротив, расхлябанная жизнь ведет к метанию ума и ослабляет скрепы, которые держат разум.
Другим серьезным грехом батюшка считал претензии к людям, к миру, обстоятельствам. "Человек, - говорил отец Александр, - рождается, притязает и не понимает, что ему никто ничего не должен... Жизнь не так устроена. Мы должны из себя изгнать эти притязания.
Если мы копнем поглубже, то увидим, что у нас ко всем есть притязания: к родным, к близким, к сослуживцам, ко всем людям - как будто нам все должны, а мы, как непризнанные, таинственные гении, идем непонятые и одинокие по жизни".

Иногда отец Александр использовал в исповедях довольно резкие слова, чтобы они дошли по-настоящему. Так, про женщин, сделавших аборт, он говорил, что они "раздавили своих детей, как червяков". Или мог сравнить людей, которые не умеют слушать и делать выводы, с "дырявыми ботинками, в которые просачивается вода".
Батюшка предупреждал нас, чтобы мы не думали, что последствия греха так же мгновенны, как последствия приема цианистого калия. "Грех, - говорил он, - может действовать не сразу... можно есть ядовитую пищу и воображать, что она нормальная, не чувствовать, что она ядовитая".

Важным препятствием на пути духовного возрастания отец Александр считал неблагодарность людям и Богу. Ему этот грех казался просто странным, "потому что естественно, казалось бы, человеку быть благодарным. Ведь это чувство, - говорил он, - даже собаке свойственно. Но оказывается, что у нас и этого чувства нет.
Нет его по отношению к родителям, которые страдали из-за нас, трудились ради нас, воспитывали нас, кто как мог. Мы много причиняем им в ответ горя, обид, а когда они умирают, забываем о них молиться. Нет его и к тем, кто в жизни приносил нам добро. Чем мы им воздали? Что мы сделали для них в ответ?"
Простые, но замечательные слова о благодарности он говорил не раз: "Если мы не любим Бога, мы лишены самого простого чувства благодарности. И мы становимся ниже животного". Но ведь "мы не сами себе родители, мы не сами себе назначили место и год рождения, мы не сами себе дали бытие. Это все не от нас... Это идет от Господа. Поэтому от Него же и правила нашей жизни. От Него и задачи нашей жизни. Именно этим все и определяется..."
"Вера неотделима от любви к Нему. Если мы с вами эту любовь не чувствуем, то надо начать с благодарности и сказать:
"Господи, Ты дал нам так много! Мы к этому привыкли, мы этого не замечаем, мы больше обращаем внимания на дурное, склонны к недовольству, к ропоту, к мрачному взгляду на мир, к стремлению увидеть во всем только черные стороны".
Но если повернуть свой взгляд и увидеть то добро, которое Господь нам дает, несмотря на нашу немощь, вот тогда поднимется из глубины души благодарность, а вместе с ней придет любовь и покаяние..."
Благодарность Богу батюшка считал лучшим лекарством от отчаяния. Он советовал, когда не хочется жить, "напрячься и вспомнить ту любовь, то добро, которые дал каждому из нас Господь, и из глубины души все-таки вознести Ему хотя бы маленькую благодарность за все хорошее, что было".
В моменты, когда подступает отчаяние, он также рекомендовал прибегать к Иисусовой молитве. То, что таким образом можно развеять темное облако безнадежности, подтверждает мистический опыт многих святых Церкви.

На частной исповеди отец Александр прежде всего старался помочь человеку вернуться к Евангелию, к истокам, вглубь своего сердца. Иногда он мог посоветовать совершить резкий поворот в жизни, круто разделаться с тем, что накопилось. Но, конечно, все наставления, данные им в частных беседах, были строго индивидуальными.
Батюшка писал о своем первом наставнике Серафиме Батюкове, что тот беседовал с каждым человеком отдельно, его советы относились только к данному человеку. "Он нередко даже запрещал их передавать другим людям" [24]. Также и слова отца Александра, сказанные на исповеди, могли иметь настолько приватный характер, что их ни в коем случае нельзя выдавать за универсальный рецепт для всех.
Духовная школа отца Александра несомненно содержит много общего с учением Святых Отцов о первостепенной важности покаяния и смиренного предстояния перед Богом. Если есть такое предстояние, может быть подлинное богообщение, которое одно является залогом настоящего раскрытия замысла Бога о человеке, т.е. его истинного возвеличивания.
Отец Александр всегда говорил о наших грехах с огромной скорбью, которая шла из глубины сердца. Он ощущал наши грехи как свою личную неудачу, страдал от них чрезвычайно. Когда было необходимо, батюшка не только давал советы, но начинал молиться вместе с человеком, иногда прямо сразу, во время исповеди. Мог даже стать на колени и начать долго "вымаливать" кающегося.
И потом, когда человек уходил из храма, то чувствовал себя "летящим на крыльях", очищенным от мелочных забот и тревог, возрожденным батюшкиной молитвой к новой жизни.

"Господи, Ты видишь, что с утра до вечера,
каждый день и каждый год своей жизни
я только и делал,
что нарушал Твою волю.
Я не просто, как блудный сын,
ушел на сторону далече.
Я против Тебя восстал,
я превратился в Твоего врага
всеми своими помышлениями, поступками и чувствами.
Простишь ли Ты меня, Господи?
Допустишь ли к Твоей святыне?
Вот о чем я сейчас молю и прошу -.
все, что было забыто мной,
пусть будет Тобой прощено.
Все, что было сделано по неведению, по непониманию,
множество грехов,
которые от самого детства и юности на мне, как язвы, -
пусть будут Тобой исцелены и очищены..."

Батюшка, конечно, жалел нас, когда с нами случались неприятности и искушения, но, с другой стороны, указывал, что искушения, огорчения, к сожалению, часто бывают нужны нам, чтобы мы знали, чего стоим. Более того, он считал, что нас не должно удивлять, когда на нашем пути встречаются искушения, и приводил в пример Иосифа Праведного.

>>>>>>>

[iosef]

Батюшка говорил: "Искушение может означать, что дело, которое делает человек, угодно Богу". И наоборот, нам должно становиться тревожно и непонятно, когда все слишком гладко, все слишком просто и все слишком легко.
Реакция самого отца Александра на внешние искушения была всегда одна и та же: мужество, крепость, благодарность Богу за то, что можно сражаться в Его рядах. Он действительно понимал жизнь как духовную битву. Не зря "Невидимая брань" старца Никодима была его настольной книгой.

Терпя искушения, неся свой крест, борясь за очищение своего сердца, христианин освящает мир любовью Христа. Брат Роже писал в своей книге о молитве: "Свет Христов светит в ночи наших сердец... таким образом Бог принимает человечество. Христианин, живущий в мире, несет в себе Дух воскресшего Христа. Он неслышно передает людям самого Бога" [25].
"Взявши свой крест, - говорил отец Александр, - мы должны из любви к Нему идти навстречу Спасающему и отдающему Себя за нас. И разделить Его скорбь ради людей, Его любовь к людям, Его терпение.
Подражая Ему с твердостью, с упованием, с любовью, с готовностью трудиться друг для друга без ропота и уныния... зная, что Господь к нам идет, чтобы принести нам спасение.
Он - наше начало и конец, мы Им движемся и дышим... И когда мы с вами переживаем Крест Христов и ликуем на Пасху, то мы снова и снова живем с Божьим Спасением, которое для нас ЖИЗНЬ.
Все то, на чем мы стоим, начало и конец, Альфа и Омега, Христос - Спаситель наш".
На пути к Нему у нас есть незыблемая поддержка. Для того чтобы ее почувствовать, по словам батюшки, нам надо "уподобиться Богородице и сердцем не отходить от Христа, нести к подножию Его Креста свою душу, свои трудности, свои радости - все, что имеет человек в жизни.
Тогда Он с вершины своего Креста бросит Свой последний взгляд на нас, поручит нас Своей Матери, как поручил Он Ей Иоанна Богослова. Поручит нас этому покрову до того времени, когда мы вместе с Умершим увидим Свет Жизни вечной". Ибо "христианство есть религия смерти, которая тут же сменяется жизнью".




Часть пятая.
Молитва и малые группы

Отношение к молитве в наше время. Молитва как участие в борьбе Логоса с Хаосом.
Активность духовного человека. Уникальность каждого для Бога познается в молитве.
Внутреннее безмолвие и преданность Христу. Что такое целомудрие? Как бороться с посторонними мыслями. Защита от ложной мистики. Рост духовного существа происходит поэтапно. Наши упражнения и благодать Божия. Происхождение поста. Христианское восприятие поста. Простой способ научиться настоящей молитве. Смысл благодатных переживаний. Обретение бесконечного ресурса для жизни. Зачем нужна практика сосредоточения и созерцания. Отец Александр о непрерывной и Иисусовой молитве. Кто сильнее всех в этом мире? "Благодать даруется ради других". Как жить полноценно и радостно? Глубокие человеческие отношения и совместная молитва как способ созидания Церкви. "Христианское возрождение будет происходить в очень маленьких общинах людей". Малые группы в приходе отца Александра. Осознать свою ответственность за других - трудное дело. Строительство Церкви - дело каждого. Воспитание руководителей молитвенных групп. Смысл совместного причащения. Плюрализм общин в приходе отца Александра. Церковь для современного человека и верность традиции. Опыт западных приходов и практика отца Александра - подобия и отличия. Отец Александр как пастырь малых общин.

...

2

Кто бескомпромиссно идет по пути спасения, может отрешиться от страстей этого мира, не выходя из него. Но без внутренней жизни, без некоторой "инаковости" действия христианина в любом случае будут профанированными, не насыщенными любовью и, в конечном счете, безрезультатными.
Таким образом, открытая любовь к людям невозможна вне любви к Богу; одно есть следствие другого. Чтобы "принять откровение образа Божия в брате нашем", надо сначала обрести открытость, даруемую постоянным внутренним общением с Господом [6]. Может быть, конечно, и псевдооткрытость, игра в открытость, но ложь легко познается по плодам - многозаботливости, обидам, зависти, нестроению в человеческих отношениях, подавленному состоянию души.
У отца Александра открытость была абсолютно искренней; его общение с людьми было наполнено бесконечной любовью, и, значит, общение с Господом у него было подлинным, что возможно только в постоянной молитве.
Православный богослов Оливье Клеман писал, что "тех, чей "дух-сердце" достиг окончательного очищения, призывание Имени (Господа) ведет к таинственному познанию истоков и предназначений. Это познание обращается в видение путей Промысла как отдельного человека, так и целого народа, и человечества. Благодаря дару, которого он не искал, Pneumatikos становится подлинным "духовным отцом". Это различение "огня вещей", "иконы лика" опирается на непосредственное ощущение Бога в особой динамике, в которой внутреннее (молитвенное) делание и общение с ближними пребывают в постоянном взаимодействии и согласии" [7].
Трудно представить себе слова, лучше характеризующие отца Александра, - настоящего служителя Божия, духовидца, делателя добра, умевшего "различать в глубине людей и вещей мерцание Света, чтобы дать Ему просиять для вечности и хвалы".

Батюшка не переставал напоминать об уникальности каждого из нас для Бога. Ибо, только осознав, что Христос любит не всех скопом, а каждого - меня, его, ее - лично, можно с надеждой обратить к Нему свой взгляд, полюбить Его самому, по-настоящему вступить в диалог, то есть начать молиться.
"Если у человека есть искорка Божия в сердце, - говорил отец Александр, - то у него и с утра первая мысль о Христе, и вечером последняя мысль о Христе". У него Дух Божий сказывается в молитве, потому что он постоянно ощущает Его присутствие. Он в любую минуту может к Нему повернуться и почувствовать, что рядом Господь.
Тот, кто этого жаждет, должен буквально культивировать в себе чистоту мыслей и сердца, ибо в этом заключается его верность Богу. Если мы дорожим внутренней чистотой, мы действительно хотим быть с Богом, Который иначе нам не открывается. Если не стремимся искренне к чистоте, то мы себя обманываем и любим не Бога, а то, что от Него получаем.
Чистота сердца и молитва даются тому, кто учится молчанию, не только внешнему, но, главное, внутреннему.
Отец Александр говорил: "Кто хочет узнать волю Божию, ищите тишины. Кто хочет собрать свои мысли и чувства, ищите тишины, потому что наши мысли и чувства разбегаются, не подчиняются нам. Мы живем всегда в рассеянности. Но истинно духовная жизнь происходит только в собранности, внутреннем уединении" [8]. "Благодать приходит... Но принять ее может только готовый человек".
Именно в безмолвии человек может почувствовать любовь Бога, которая укрепит в нем решимость идти за Господом. Но человек исковерканный, рассредоточенный боится тишины. "Страх тишины, - говорил батюшка, - проистекает из нашей размагниченности, размытости нашей внутренней духовной жизни..."
Григорий Палама, великий учитель исихазма, писал: "Все мы густые и непрозрачные, а призвание человека постепенно так очиститься, чтобы стать, как хрусталь чистым, чтобы через человека лился божественный свет беспрепятственно, благодаря ограненности светил бы во все стороны, изливался на все твари вокруг".
Чем сегодня привлекают людей внецерковные, пантеистические мистики? Тем, что дарят им крупицы мистического опыта. Так, Кришнамурти учил о безмятежности ума, о молчании ("Мы можем осознать что-то только тогда, когда наш ум молчит, а не болтает", или: "Если мы можем посмотреть на вечернюю зарю над морем и наш ум будет неподвижен, тогда мы действительно осознаем необыкновенную красоту"). Но у отца Александра был не меньший опыт созерцания. И он говорил:
"Вот вы встаете утром рано. Часто многие люди встают нехорошо. Мир кажется им противным. И вот в это время на одну минуту (если вы находитесь за городом) надо выйти в сад. И в молчании побыть наедине с природой.
Над нами - небо, мы его часто не замечаем. Восходящее солнце, гаснущие звезды, бледнеющий серп луны. Пение птиц, звон кузнечиков. Тишина мира.
Побыть перед этой тишиной хотя бы несколько мгновений целительно для души. Потому что в этом молчании присутствует Творец. Человек неверующий все равно может Его ощущать.
И если человек будет каждый день вот так стараться искать минуты внутреннего безмолвия, он обретет нечто, предваряющее молитву. Это будет источником силы. Вы потом будете скучать по этим минутам. Этому надо научиться, и этому можно научиться".
А задолго до батюшки о важности молчаливого предстояния учили православные исихасты и еще раньше Святые Отцы. Мы ощущаем близость Бога только тогда, когда наш ум неподвижен. И техники медитации, необходимые для такого сосредоточения, тоже давным-давно известны в Церкви. (Кстати, забвение этого наследия - одна из причин ухода молодежи в неформальные мистические секты).
Святой Паисий Величковский писал: "Мы в себе, как в зеркале, видим Бога, если мы очищаем сердце священным безмолвием". "Матерь Божия открыла новый и неизреченный путь на небо, который есть, скажу так, мысленное молчание..."
В христианстве это молчание - не растворение в ничто и не освобождение от оков окружающего мира, а свободная преданность Христу. Это свобода и любовь, а значит - подчинение себя Богу, желающему вместе с человеком участвовать в делах мира.
В этом отличие христианской мистики от прочих мистических учений. Если христианин действительно хочет, чтобы его дела и творчество принадлежали Богу, ему надо учиться слушать Его с большим терпением, постепенно, но постоянно.
В молчании мы избавляемся от рациональных конструкций, которые обусловлены нашей культурой, во многом идущей от эллинизма. Мы даже не отдаем себе отчет в том, насколько наша ментальность детерминирована не библейской, а древнегреческой традицией. А она основывается на представлениях, в которых нет места Богу Авраама, Исаака и Иакова...
Внутреннее безмолвие, напротив, делает разум восприимчивым к необусловленному восприятию, позволяет познавать новую для нас Божественную реальность. Оно готовит душу стать храмом Господним.

Отец Александр считал, что каждый раз, когда мы открываем Священное Писание, когда мы встаем утром для того, чтобы трудиться, или ложимся спать в конце дня - в любое мгновение и, особенно в поворотные моменты жизни, мы должны настроить себя так, чтобы слышать голос Божий.
"Сейчас любой человек, - говорил батюшка, - слушает приемник. Но если приемник не работает, то пусть даже все вокруг будет наполнено волнами и голосами, идущими из мира, что можно услышать?
Наш приемник духа - это наша собственная душа, и если она мертва, то все потоки духа не могут ее оживить. Значит, нам надо настроить свою душу, потрудиться, чтобы услышать. Раз мы себя не можем спасти, то мы можем предстать перед Богом, а не дремать, повернувшись к Нему спиной".
Мейстер Экхарт по этому поводу говорил: "Бог готов ежечастно, но мы не готовы, Бог к нам близок, но мы далеки. Бог внутри, но мы снаружи, Бог у нас дома, но мы чужие".
А наш современник, брат Роже, писал в своей книге о молитве: "Если уметь ждать, созерцание принесет счастье; это счастье есть источник борьбы за человечество, оно дает мужество, энергию, помогает идти на риск".
Таким образом, настоящая молитва, и даже исихазм, не отгораживают от мира, но ведут к истинной, то есть несуетной открытости. И напротив, слишком сильный акцент на внешнем может быть попыткой самоутвердиться, компенсировать внутренние конфликты и неудовлетворенность духовной жизнью. Часто мотивы такой деятельности недоступны сознанию, но, если копнуть поглубже, станут явными тщеславие и ущемленная гордыня.

...


6

В книге о молитве отец Александр подробно останавливается на возможных трудностях и испытаниях, ожидающих христианина по мере возрастания в молитве. Эмоциональный подъем, духовная радость, которые испытывает человек в начале пути, может потом смениться периодом "сухости".
Это означает, что Бог хочет "научить нас более твердому благочестию среди испытаний и искушений" [12]. В это время мы учимся искать в молитве Самого Бога, а не радостей, которые от Него исходят. Но благодатное переживание любви к Богу и нежности к людям это то, что позволяет нам всецело отдать себя нашим ближним [13].
Силой любви Господь ведет нас за пределы самости, двигает нашу душу вперед, в вечность. Кроме того, благодатная сладость в сердце, радость и мир души - эти поощрения, которыми мы влечемся к молитве. Святой Макарий Великий говорил: "Как при насаждении винограда... если их (плодов - А.Е.) не будет, то все дело будет тщетно, так и при молитве, если не будет плодов мира, радости, то бесполезен труд наш..."
Есть смысл в том, чтобы снисхождение Духа Божия было психологически ощутимо, но этот смысл не абсолютен, состояние экстаза может быть временным, преходящим. Кроме того, таинственное действие Духа далеко не всегда подобно огню и буре. Тому свидетельство Священного Писания - явление Господа пророку Илье на горе Хорив (3 Цар 19.12).
Христианство не экстатическая вера, не психологическое состояние. О подлинной молитве свидетельствует само Евангелие: мы никогда в Нем не видим Христа в состоянии экзальтации. Он всегда ясный и трезвенный. И всегда апостолы призывают нас смотреть на плоды Духа в жизни христианина. Действие Духа познается по плодам.
Христианские мистики и святые считали также, что на пути каждого христианина может рано или поздно возникнуть состояние сухости, воспринимаемое как богооставленность, ощущение "темной ночи". Но оно не является чем-то окончательным.
"Не нужно в этих случаях отчаиваться, - говорил батюшка, - нужно оставаться в спокойствии, помня, что Господь не оставит нас даже в периоды бесчувствия и немощи". Если упорно идти по пути молитвы, то со временем этот период должен смениться состоянием непрестанной молитвы, в которой человек находит для себя бесконечный ресурс, неиссякаемый источник духовных сил.
Если мы будем верны Ему в испытании, если мы устоим в периоды сухости и духовного бесплодия, Он придет к нам и откроет в нас источник безмолвной молитвы. "Она уже не будет зависеть от нас, а потечет как тихая струя благодати... Когда Господь освящает нас благодатными дарами, наша сокровенная молитва становится сознательной и частая молитва переходит в непрерывную".
Такая молитва есть неизменное пребывание пред лицом Божиим, постоянное присутствие в Его Славе, ежесекундное общение с Ним в любых обстоятельствах жизни. Это общение, которое наполняет человека радостью, энергией, силой для активной, творческой жизни. Такую молитву батюшка называл Встречей, это то, что признано главным в традиции Восточного христианства.
>>>>>>>

[iosef]

8
Человек становится самим собой и узнает свое истинное призвание в той степени, в какой он приближается к Богу. Однако духовное возрастание подлинно только тогда, когда сохраняется его связь с миром. "Ибо всякая благодать даруется ради других", - писал А. Любак. "Благодать созерцательной жизни... даруется избранным душам во благо тех, кто несет бремя жизни деятельной. И оттого причастность этой благодати, которая делает нас членами Церкви, требует от нас двух вещей: содействовать спасению мира, где каждый на собственном пути участвует в созидании великого Здания, для которого мы должны служить одновременно и работниками, и камнями, и содействовать спасению тех, кто внешне остается "неверными". Две эти обязанности проникают одна в другую, обе они, если так можно выразиться, содействуют созреванию Искупления" [15].
Дух, действуя незаметно и неявственно, показывает Свою силу в конкретных обстоятельствах человеческой жизни. "Если человек, слабый нравственно, - говорил батюшка, - обретает нравственную силу, человек робкий обретает мужество, человек, неспособный к молитве, приобретает дар молитвы, человек, который не имеет естественных даров, вдруг их получает, это и есть действие Духа Божия". Поэтому мы и говорим: "...приди и вселись в нас". Ибо это есть самое интимное воздействие, которое вожделенно для каждого христианина.
Духом Божиим освящается дух человека, его душа и тело. Дух Божий дает силу не на бесполезное чудо, вроде умения говорить странными языками, а на развитие нужных людям способностей. Если это мать - быть хорошей матерью, если это работник - быть хорошим работником, если это человек, имеющий какое-то призвание, - достойно осуществлять это призвание. Важно помнить, что "без этой силы мы бессильны" и желать обрести ее в молитве.
Но у современного человека мало времени на молчание и молитву. Ему необходимо постоянно готовить свою душу стать храмом Святого Духа. Моисей и Амос, по словам батюшки, годами готовились к Встрече с Господом. И мы должны внедрять созерцание и молитву более основательно в нашу жизнь, помня о нашей земной суете. Ведь так важно не просто прийти в Церковь, а стать Церковью, то есть сочетаться с телом Христа, в котором Он глава, а мы члены. Это понимают сегодня и на Западе, и на Востоке.
Молитвой, смиренным трудом, заботой друг о друге люди привлекают Христа, чтобы Он обитал в них самих и в Церкви. Их дела могут быть невелики, но, когда рядом есть братья и сестры, можно жить полноценно и радостно, делая и малые дела. Главное нести с собой радость, тепло и любовь в наш враждебный и холодный мир...

Христианство, по мысли отца Александра, это религия сердца, религия личного спасения, которая в истории получила перевес над казенным патриотическим благочестием.
И этот новый индивидуальный характер веры требует новых форм общности.
Батюшка считал, что "едва рожденная Церковь уже имела прообраз в сакральных корпорациях античного мира". Эти общины собирались на совместную молитву и братские трапезы, в них посвященные чувствовали себя членами духовной семьи. С этого Церковь начиналась, а потом все погасила увлеченность массовым культом, мистериями, больше напоминающими театр.
И действительно, разве были вначале пышные храмы? Христиане скромно встречались по домам, при том, что жили и работали в самых разных местах. Было очень мало внешней, обрядовой атрибутики, которая со временем породила подсознательное ощущение "своей" и "правильной" веры, закрепляя мировосприятие, противное библейскому духу.
Когда христиан объединяет только храм и совершающееся там богослужение, а общение между ними становится поверхностным и безличным, даже Литургия теряет Дух Любви и превращается в малопонятное зрелище.
Но настоящее христианство никогда не удовлетворялось только богослужением. Жажда личностного общения и настоящей молитвы приводила к появлению христианских братств, в центре которых был Христос. Так возникли и братства св. Франциска, и Киево-Печерская Лавра, и многочисленные общины наших дней.
Сегодня поток христианской жизни устремляется все дальше от массовых и пышных богослужений в сторону созидания небольших молитвенных групп, связанных глубокими личными отношениями. Церковь больше не может быть коллективным предприятием. Настоящая вера должна всегда оставаться чем-то прикровенным и личностным. Отец Александр подчеркивал: "Человек есть прежде всего личностное существо. Самосознающая личность, способная в своем мышлении охватить весь мир, не растворяясь в нем, есть вершина тварного бытия. Именно возрастание личностного начала было условием для движения человечества вперед. Но магизм затормозил "исполнение времен" на многие тысячелетия. Он извратил и самую религиозность человека, его отношение к Богу, Природе и себе подобным" [16].
Максимилиан Волошин писал в поэме "Путями Каина":

"Пока рука давила на рычаг,
А воды
Вращали мельничное колесо -
Их силы
Не нарушали древних равновесий.
Но человек
К извечным тайнам подобрал ключи
И выпустил плененных исполинов".

Уже в 20-е годы, когда были написаны эти строки, люди страдали от выпушенных на волю демонов цивилизации. Тогда Церковь не смогла противопоставить их влиянию новые формы социальных отношений, соответствующих истинной духовной природе человека. Магическая религиозность масс заморозила животворящий источник милосердия и любви. И мир был ввергнут на несколько десятилетий в хаос ненависти и террора.
Сейчас, когда жизнь стала еще более бездушной, Церкви необходимо наконец повернуться лицом к человеку, к личности. На Западе такой поворот был инициирован Вторым Ватиканским Собором. Повсеместно стали возникать молитвенные группы, появился апостолат мирян, школы верных, школы евангелизации и многое другое. Основная ответственность за судьбу Церкви легла на членов христианских общин.
В результате произошло существенное изменение качества христианской жизни. Церковь стала тем, чем призвана быть: Народом Божиим, "святым храмом в Господе", который "устрояется в жилище Божие Духом" (Еф 2.21) [17]. Если раньше церковный приход состоял из людей, живущих неподалеку от храма, то в настоящее время, говорил батюшка, "приход становится эквивалентом общности совершенно другого типа".
Сегодня во всех приходах наблюдается стремление к более глубоким человеческим отношениям. Приходы превращаются в конгломераты малых групп верующих, спаянных общими интересами. Те, кто прошел катехизацию и крестился, не хотят потом затеряться в массе себе подобных. То, что их сблизило (совместная катехизация, вхождение в Церковь), естественно становится началом малой общины, где христианская жизнь может продолжаться.
Отец Александр, цитируя К. Льюиса, писал: "Если и впрямь начинается христианское возрождение, то оно будет развиваться медленно, тихо, в очень маленьких группах людей" [18].
А отец Жак Лев считал, что церковным деятелям сегодня необходимо сконцентрироваться на самом главном: "создании местных общин, воспитании и подготовке вдохновителей..." [19]. Все, кто хотел изменить мир, следовали по такому пути: находили людей, побуждали их к самостоятельной активности для продолжения начатого дела.
Именно этим и занимался батюшка - созданием общин и подготовкой их лидеров. Отец Александр и отец Жак Лев пришли к этим выводам независимо друг от друга, они познакомились и сверили свои позиции намного позже - в конце 70-х годов, когда в приходе отца Александра уже много лет действовали малые группы.
Некоторым такие формы церковной жизни, как молитвенные группы и экуменическое общение, кажутся модернистскими. Но на самом деле, подобные отношения между верующими реанимируют настоящую жизнь древней Церкви. Заученная, обрядовая молитва и межконфессиональные распри были привнесены в более поздние века. Первоначальная, апостольская, Церковь была открыта к изменениям и росту.

9

Именно в молитвенных группах, а не в уединенных скитах возможно сегодня восхождение на высшие ступени молитвы. Еще святой Феофан Затворник, по словам Григория Флоровского, указывал на отсутствие опытных учителей, способных безопасно провести по дорогам "умной" молитвы. Но он же дал и рецепт: собираться вместе желающим научиться молитве, читать слово Божие вместе, "жить общим советом"[20].
Значит, уже в XIX веке Церковь считала, что небольшие молитвенные общины могут компенсировать нехватку опытных пастырей и дать опыт молитвы. Также и наш современник брат Роже из Тезе говорил: "Церковь занимает нас не сама по себе, а постольку, поскольку дает нам возможность найти Бога у истоков молитвы" [21].
Вхождение в Церковь должно сопровождаться такой молитвенной Встречей, после которой человек обретает настоящий опыт внутреннего перерождения. Когда человек спасен, когда он искуплен, когда он соединен с Господом и с другими христианами, он познает истинную свободу.
Отец Александр считал, что "никакие внешние перемены не могут дать радикальных изменений, если люди не переживут эту свободу" в собственной жизни [22]. Поэтому апостолы призывали присоединяться к той общине, в которой опыт обновления, радости и любви стал реальным.
Батюшка говорил про раннюю Церковь, что мир, из которого люди ушли, был тьмой по сравнению с новой жизнью. Так и в наше время: жизнь до участия в общинах и жизнь, которая в них началась, - отличались кардинально.
Те, кто тосковал по свободе в советское время, не могли обрести ее в общественной деятельности, но осознавали свое достоинство как детей Божиих именно в малых группах. Несмотря на постоянную угрозу ареста и притеснений, духовно мы чувствовали себя счастливыми. Ученик и друг отца Александра поэт Александр Зорин, сформировавшийся как христианин именно в подобной общине, так писал о нашей жизни в период гонений:

"В клубке оголенных проблем
любой - намагниченно-взвинчен.
Стал до осязанья привычен
шуршащий, свистящий Мальстрем.
Но есть же преграда ему!
Мир светлому дому сему...
Чуть брезжит окошко в тумане.
Уж за полночь. Христиане
расходятся по одному

Как слушал апостола Рим,
Теснившийся в инсулах, чтобы
спастись. Как святой Серафим
Российские плавил сугробы
И Спасу цветами кадил -
Так верную Весть Гавриил
Приносит в высотки, в хрущобы.

Приносит и через порог,
И с музыкой сквозь потолок,
И с грохотом по водостокам.
Толкает чудесный челнок -
Хитон еще новый не соткан.
Тот самый, что небо и землю
покроет сияющей сенью.

И хоть сатана побежден,
а все же в агонии страшен.
Не сдаст без сражения он
своих циклопических башен.

Здесь мирного не было дня.
Здесь гибнет и гибнет живое.
Здесь самое жало огня.
Здесь самое месиво боя.

Но Весть, как стрела с тетивы,
слетает под блочные своды.
Чтоб встали сквозь камни, сквозь годы,
сквозь темное поле Москвы
ее оперенные всходы".

Существует обычай, когда на Пасху все зажигают свечи в начале Пасхальной заутрени: человек подходит, берет огонь от светильника на подсвечнике, а к нему подходят другие и зажигают свои свечи от его, и так далее, пока все в храме не оказываются с запаленными свечами... Потом все идут крестным ходом вокруг храма в ночной темноте, которую освещает только мерцающее пламя свечей... Но иногда они гаснут на ветру, и если рядом идет кто-то с огоньком в руках, то можно быстро зажечь свою свечу от его и опять хранить тепло в своей ладони...
Также и в христианской жизни, чтобы никогда не смог погаснуть свет собственной веры, важно, чтобы рядом были люди, в чьих сердцах горит огонь Господень.
Совместная еженедельная молитва и чтение Слова Божия в малых группах - это как раз тот стержень, вокруг которого должна вращаться вереница обыденных дней. Это то, что было в древних пророческих общинах, и то, что послужило образцом для будущей апостольской Церкви.



Часть шестая.
Дорогой апостолов

Образцы для подражания о. Александра. Задача человека - родиться для Новой жизни. Как можно помогать Богу в этом мире. Каждый может узнать свое призвание и волю Божию. Значение просветительской активности мирян в современном мире. Таинственный парадокс христианской жизни - быть детьми мира и детьми Царства. Почему материализм захватил все сферы современной жизни. Важность богословской подготовки мирян. Соблазн лидерства и авторитаризма. Кто будет передавать смысл христианской жизни новому поколению? Когда богословие дискредитирует христианство? Стать пригодным для дела Божьего... О. Александр о свободе, неожиданно пришедшей в Россию. Старые искушения и новые горизонты. Влияние отца Александра на возрождение Церкви. Необходимо приобщиться к его духовному наследию.
>>>>>>>

[iosef]

1
Хотя последние годы жизни отца Александра были заполнены до предела общением с людьми, он по своей природе он был скорее человеком кабинетным, любящим отшельническое уединение и писательский труд. Лучше всего батюшка чувствовал себя в библиотеке или за письменным столом. И если бы он следовал своим склонностям, то, вероятно, и сейчас еще жил и работал бы в своем деревенском приходе, где два священника, чередуясь, служат по неделям, что очень удобно для клирика-богослова.
Конечно, и в уединении, и в молитве, и в творческих занятиях батюшка служил Богу. Но не этот тихий, спокойный образ жизни считал он своим призванием. Он был пастырем для сотен мирян, которым нужно было показать апостольский путь в наше время. А для самого батюшки образцом были святые, также поменявшие монастырский затвор на открытое служение обществу.
Отец Александр приводил в пример Серафима Саровского, который был безмолвным отшельником, затворником, но потом вышел к людям. Также преп. Сергий хотел укрыться навсегда в лесах, а стал человеком, который посвятил все силы своему народу. Эти и множество других примеров, по мнению батюшки, показывают, в чем Господь видит призвание христиан.
Христианство тем и отличается от других религий, что его Основатель продолжает таинственно, но реально пребывать в Своих учениках и действует через них в нашем мире. Это приобщение к Своей жизни Господь дарит людям через Второе рождение, которое умножает Его воплощенное Тело - Церковь.
"Для нас с вами, - говорил отец Александр, - это есть начало новой жизни, потому что раз Бог входит в нашу обычную, простую, земную человеческую жизнь, значит, она уже перестает быть простой, земной и обычной. Она становится о с в я щ е н н о й.
И нам надо, чтобы это ощущение к нам пришло. Это и называется рождением Господа в нас. Вторым рождением.
Мы все должны вместе об этом молиться: чтобы Господь в нас родился. Ибо Он Сам сказал (ясно и точно сказал!), что тот, кто не родится второй раз, тот не может войти в Царство Божие.
Что значит "родиться второй раз"? Не всем это бывает понятно...
Представьте себе тяжелобольного человека, прикованного к постели, живущего месяцами в больнице. Но вот какими-то особыми чудодейственными лекарствами этого человека поднимают на ноги... Или человека, у которого ноги не двигались, глаза еле смотрели, руки ослабели, в теле он чувствовал боль, был как бы обвешан гирями. Но вдруг он ощутил легкость, силу и радость жизни... В таких случаях говорят: "он второй раз родился". А иной раз бывает, что человек испытывает острую опасность, его жизни что-то угрожает, а потом благодаря заступничеству Божию он избавляется от этого, и ему жизнь как бы заново дается. Он з а н о в о родился. Также человек, который для себя открыл нечто важное, что-то понял, пережил и уже на все смотрит по-другому - он тоже заново родился. Для него и окружающие люди, и природа, и события жизни, и книги, которые он читает - все звучит по-новому, как будто бы у него открылись какие-то новые органы ощущений, новые каналы для переживаний...
Каждый из нас знает, что есть в жизни такие мгновения, когда мы как бы рождаемся заново .И мы все можем сказать, что Господь нас родил вторично для новой жизни... Став христианами, мы уже родились для новой жизни. Это возрождение, это переживание Божьего присутствия является не единственным моментом, после которого как бы опять идешь по безлюдной каменистой дороге, на которой тебя больше уже никто не сопровождает, не поддерживает, не указывает путь.
Нет! Время от времени это чувство второго рождения снова приходит к нам... И все тогда преображается. Ибо это переживание - совершенно особенное. Этого надо ждать от Господа и просить".
В подлинной молитве, в общении с братьями и сестрами, по мере вхождения в благодатный поток новой жизни у членов малых групп пробуждалось желание ответить на любовь Христа своей любовью, стремление Ему послужить в тех сферах деятельности, которые доступны конкретному человеку.
"Конечно, приятно пойти в храм помолиться, - говорил батюшка, - но иногда лучше послужить своим близким, потрудиться для них, ибо этого хочет от тебя Господь! Это счастье, что у тебя есть силы, чтобы что-то сделать в жизни".
Каким должен быть этот труд для людей, в конечном счете не знает никто, кроме самого человека, которого призывает Господь. Возможностей помогать Богу - великое множество, тем более сейчас, когда так расширился контекст осмысления притчи о Страшном Суде. Но во всяком служении главным остается не долг, а доброта и любовь. "Уходя из храма после причастия Святых Тайн, - говорил отец Александр, - каждый из вас должен решить в своем сердце: "Я иду проповедовать Христа к себе домой, в свою семью, на свою работу". Но проповедовать не так, как иные, просто говоря: мол, я верующий и вам того же желаю. Нет. А показывая всем, чему нас научила вера! Какое она нам дала просветление в сердце, какое она дала нам доброе отношение к людям. Нет большего величия, чем доброта! Но ее так мало в жизни..."
Поручая своим духовным детям те или иные дела, отец Александр всегда пытался помочь им раскрыть их призвание и волю Божию. Батюшка говорил, что эта воля не только начертана для нас в Священном Писании, в учении Церкви, она должна быть угадана, познана, почувствована сердцем. У каждого человека есть свое предназначение, и Господь не хочет нам жестко его диктовать. Он хочет, чтобы мы сами услышали, ощутили, искали, вопрошали Его. "Поверьте, Он всегда ответит, если мы будем с любовью и настойчивостью стучать и вопрошать: "Господи, укажи мне Твою волю". Кроме того, человек не задуман Богом как самостоятельная, ни от кого не зависящая единица. Даже если он в своей деятельности не связан видимыми нитями с другими людьми, он может осознать, что его труд совершается не ради него самого или абстрактных ценностей, но ради других людей. Когда связи с другими нет, человек падает духом и не выдерживает духовного пути. Но если он не одинок, если его труд необходим людям и благословен Богом, то он будет возрастать в любви и исполнять Его волю.
В одной из проповедей отец Александр говорил о том, как трудились апостолы, пока не благословил и не призвал их Христос:
"Они сказали Ему: "Всю ночь мы трудились и ничего не достигли". Не так ли и мы с вами? Когда действуем без благословения Божия, без большой цели, освященной нашей верой, трудимся, трудимся - и ничего не достигаем. Каждый из вас по своему опыту знает, как часто бывает, что человек о чем-то мечтает, к чему-то стремится, добивается, работает ради какой-то цели, и когда достигнет, опускаются у него руки. И кажется ему, что он шел на высокую вершину, надеясь там найти нечто необыкновенное, но ничего не нашел, кроме голых камней. Поэтому и есть такое мнение, что самая большая радость для человека это сам процесс труда, а не достижение цели. Оказывается, хотим мы гораздо большего, и поэтому, когда достигаются и исполняются наши мечтания, результаты нашего труда нас разочаровывают. Всякий труд, всякая работа, всякая цель, если они совершаются с благословения Божия, если они совершаются под знаком веры, под звездой Христовой, тогда они становятся совсем иными... Труд уже не является для нас идолом. Мы трудимся во славу Божию. И тогда мы видим, что труд есть благословенное призвание человека. С самого начала рассказывает нам Священное Писание о благословении труда. Первозданный человек был поставлен в мире возделывать и хранить природу. Так говорит нам книга Бытия. И когда сказано было, что труд стал проклятием, мы не должны этого понимать, что сам труд это проклятие, а просто человек стал трудиться только для себя, и тогда это становилось для него тяготой и проклятием. Без благословения Божия труд становился обременительным и даже страшным. Благословенный же труд приносит всегда великий плод. И в истории христианской Церкви мы видим множество примеров того, как сама Церковь освящала труд, и члены ее трудились во славу Божию.
Кто осушал болота в далеких, диких лесах? Монахи, первопроходцы в древние времена. Они трудились там, где еще не ступала нога человеческая. Кто переписывал сотни книг, начиная со Священного Писания, когда еще не печатались книги? Монахи, труженики Церкви. Кто создавал храмы, которые стоят уже столетия и даже тысячи лет, хотя не было тогда ни таких приспособлений, как теперь, ни таких условий труда, как теперь? Стоят незыблемо эти здания веками, переносят войны, пожары. Вот как трудились люди, осеняя себя крестом. И не только великие труды, но и самые простые, которые мы несем в своем доме, также могут быть у нас благословенны. Вспомним, что Христос трудился Своими руками и нам с вами это заповедовал.
Итак, будем помнить, что труд во славу Божию - это великое дело. Если мы забываем об этом, то будем подобны ученикам: "всю ночь мы трудились и ничего не достигли". Но лишь только скажет Господь: "Закинь по правую руку", и тотчас же все будет достигнуто, ибо Он будет с нами, трудящийся и благословляющий нашу жизнь и нашу работу".
Батюшка считал, что по мере духовного укрепления, которое человек получает в молитвенной общине, он должен включаться в практическую жизнь Церкви. Каждый христианин, по его мысли, призван стать соучастником Господа в чудесном преображении этого мира. Если члены молитвенной группы идут и свидетельствуют о Христе своей жизнью среди людей, то они "закваска" миру. Но молитвенная группа "не должна превращаться в гетто, не должна становиться комком в тесте". "Гетто" и "комок" возникают тогда, когда члены общины теряют смирение и начинают претендовать на какую-то особую роль. Напротив, скромная работа ради людей и жизнь в молитвенной общине - это то, что помогает христианам выдерживать порой весьма сложное существование и в тоже время освещать своих близких любовью, показывать пример доброты и терпения. Таким образом, община не самоцель, но средство и инструмент, помогающий в служении и христианской жизни.


2

Отец Александр не раз подчеркивал, что сегодня все большее значение приобретает просветительская активность простых христиан. Он указывал на то, что в разных странах уже давно появились миссионеры-неклирики. Это общее движение во второй половине ХХ века получило название апостолата мирян. "И если это признано важным и нужным на Западе, то, при специфическом характере обучения духовенства в России, нам оно тем более необходимо". Ибо уровень образования священников часто не соответствует миссионерским задачам современной Церкви.
Кроме того, как говорил батюшка, духовенства мало, оно загружено богослужениями, требами и прочими многочисленными обязанностями (например, поддержанием храма и др.). Сегодня просто необходимо активное включение мирян в просвещение, в апостольское служение Церкви.
У отца Александра вызывали удивление те молодые люди, которые, недавно придя в Церковь, еще не разобравшись во всех сложностях клиросного служения, во всех ограничениях, которое оно накладывает на христианина, рвались в семинарию или в монастырь. Н. Бердяев говорил: "Церковная жизнь есть полнота жизни, богатство бытия, а не семинарско-поповский-монашеский колпак". Также и отец Александр считал, что "в Церкви должно быть все самое дорогое, все самое ценное, все нами выстраданное в мире - наша любовь, наша мысль и поэзия, наше творчество, отлученное от Церкви старым сознанием". Таким образом, батюшка не хотел, чтобы его духовные дети разделяли мир на светский и духовный и "уходили из мира". Для него это означало не расширение возможностей служить Господу, а их уменьшение.
"Монастыри, - говорил он, - это великая вещь, но они не могут исчерпать все. Уйти туда, "окуклиться", конечно, стремление сильное. Как мы можем хотя бы частично удовлетворить желание жить святой жизнью? Только одним способом. У нас есть приход, и мы в нем общаемся, и он есть наш монастырь, но это монастырь с открытыми дверями и окнами. Он не является изолированным включением в Церковь, он в достаточной степени открыт. И нам нужно научиться находиться в обществе. Это - самое сложное, даже противное некоторым положение, но ничего не поделаешь! Господь сказал: "Я посылаю вас как агнцев среди волков". Он же не сказал: "Я вас посылаю на виноградник, где вы будете ловить кайф", нет: "посылаю вас как агнцев среди волков". То есть, это по сути довольно трудно. Если христиане не будут находиться в этом мире, то они станут как соль, которая потеряла силу и годна только на то, чтобы ее выбросить. <...>
Почему это так сложно? Здесь заключен таинственный, тонкий парадокс. Парадокс между двумя повелениями. Первое: отделись от них, выйди из их среды. Что общего между Христом и Велиалом? А другое: иди ко всем, иди в мир. Понимаете, мы одновременно являемся детьми мира и детьми Царства Божия. Здесь одно с другим должно соединяться. Легко стать либо сыном века сего, либо таким сыном Царства, который на все земное плюет с высокой колокольни, на нее забравшись. А самый трудный путь - это путь диалектического сохранения баланса между тем и другим. Это творческая задача. Задача трудная, всегда требующая напряжения и не исключающая срывов..."
Средний путь, "царский", по мысли отца Александра, самый сложный, но это есть единственный путь гармонии - путь восхождения человечества. "Царский" путь "это такой путь, когда человек открыт всему миру, любит весь мир, но в то же время особо, неповторимо любит свое. Человек, который высоко ценит свободу, без свободы не может дышать, но понимает, что свобода не есть анархия, своеволие и произвол. Человек, который считает добро высшим идеалом, но не сидит сложа руки, а способен служить добру и влиять на жизнь".
Не случайно батюшке были очень близки стихи Н. Гумилева [1]:

Есть Бог, есть Мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
>>>>>>>

[iosef]

3.
Николай Бердяев справедливо полагал, что религиозный дуализм, из-за которого "человеческое" еще и сегодня не входит в ограду Церкви, - есть хула на Духа Святого. Ибо охранительное, природное, возведенное коллективным (а не соборным), магическим (а не мистическим) сознанием в абсолют, естественно есть вражда против жизненного порыва.
Живя в России, отец Александр понимал, к чему приводит исключительно храмовое христианство. Он, может быть, лучше других видел, что материализм захватил именно те сферы человеческой деятельности (наука, социальная сфера, образование, культура), в которых не участвовала Православная Церковь. Батюшка считал очень важным, чтобы христианин занимался созидательным трудом, чтобы духовно богатый человек искал не конфронтации с миром, а точек соприкосновения с ним, чтобы привнести в мир то, что имеет. Перед христианином стоит задача - не противопоставлять себя обществу, но пропитывать его собой, чтобы туда, где царствует разделение, смогла прийти любовь. Не "мечом", не внешней борьбой со злом, но только "инъекциями" добра созидается мистически крепкое тело Церкви.
Сегодня Церкви не хватает именно активных мирян, а не только священников. Но "активный мирянин, - говорил отец Александр, - немыслим без богословской подготовки, не худшей, а втрое лучшей, чем у священников". Батюшка считал такую подготовку возможной для любого образованного человека. Вот почему столько внимания он уделял работе с интеллигенцией; для этого и создавались в его приходе группы подготовки катехизаторов и углубленного изучения Библии. Именно миряне, помогая духовенству, должны сегодня нести миру Слово Божие. О необходимости знания для всех Священного Писания преп. Серафим Саровский говорил: "Душу надобно снабдить словом Божиим: ибо слово Божье, как говорит Григорий Богослов, есть хлеб ангельский, им же питаются души, Бога алчущие... Надобно так себя приобучить, чтобы ум как бы плавал в законе Господнем, которым руководствуясь, должно управлять жизнь свою. Очень полезно заниматься чтением слова Божия в уединении и прочитать всю Библию разумно. За одно таковое упражнение, кроме других добрых дел, Господь не оставляет человека Своею милостию, но исполняет его дара разумения" [2]. Блистательный результат самостоятельного изучения Библии и Отцов Церкви - достижения крупнейших российских богословов, не имевших специального духовного образования: В. Соловьева, Н. Бердяева, братьев Трубецких, Г. Федотова, отца С. Булгакова, который долгое время был мирянином. "Почти весь русский религиозный ренессанс, - говорил батюшка, - был связан с деятельностью активных мирян, а не духовенства". Что же касается сегодняшней России, то здесь он просто не видел другого выбора.

4

Мы не можем формально перенести опыт святых прошлого в нынешний день. Но нам дано пропустить этот опыт через себя, взяв все лучшее, что есть в традиции Церкви. Только лично приобщившись к потоку предания, можно переотразить его в современных культурных формах - в языке, изобразительном искусстве, средствах массовой информации.
Со дня Пятидесятницы Бог вводит в этот мир Свой Дух через человека-христианина, когда тот встречается с Ним в молитве. Чтобы наше свидетельство было свидетельством не об идеологии, а о живом присутствии Христа, мы, по мнению отца Александра, должны "все время учиться молитве и углублять в себе опыт таинств". Только молящийся человек может стать настоящим богословом, христианином-делателем, апостолом Христовым.
Таким образом, апостолат мирян не означает простую передачу накопленной информации. Это жизнь, наполненная благодатной и нравственной силой. "Дрессированные" люди, считал батюшка, не познавшие великого тяготения Божьей любви, не способны передать свою веру дальше - только набор правил, которые со временем теряют изначальный смысл и становятся предрассудками. Напротив, молитва делает нашу веру настоящей, и это проявляется в милосердии, справедливости и ответственности.
Отец Александр не "усыплял" с помощью религиозной анестезии больное общество, но взращивал воинов Христовых, чтобы те справлялись с общественными проблемами Божией силой и Божией любовью. Он считал, что в этой борьбе христианин-мирянин может сделать не меньше, чем священник.
Некоторые члены Церкви оправдывают свою пассивность ссылками на авторитет, который есть у священника и которого нет у мирянина. Но отец Александр подчеркивал, что представление о необходимости авторитета надо преодолеть. Он был уверен, что авторитарно говорить о Христе не только не нужно, но и вредно, а навязывать свою веру - просто отвратительно. Нужно учиться разговаривать с людьми так, чтобы не насиловать человеческую свободу и не скрываться за саном.
Батюшка подчеркивал, что и сами апостолы не пользовались своим авторитетом и привилегиями. После того, как ученики пережили смерть и Воскресение Христа, они не хотели влиять на людей, совершать чудеса, мистифицировать, не стремились к собственному возвеличиванию; они только хотели служить Слову. "Мы не видим у апостолов ни тени мистификации", - говорил отец Александр. Апостолы могли бы использовать те почести, которые им воздавали, чтобы как-то усилить свою власть в Церкви, свое положение в обществе, но они никогда этого не делали.
Именно поэтому так осторожно относился отец Александр к желанию некоторых своих чад стать священниками. Он прекрасно знал, что непомерное стремление к лидерству, жажда духовной власти в той или иной форме являются для человека главным препятствием на пути стяжания даров Святого Духа. Средство против этого - настоящее христианское смирение, которое приходит после длительной (годами) духовной работы над собой.
"Сказать о себе: "мы - обыкновенные люди" не так просто, - говорил батюшка, - часто желание стать священником возникает у тех, кто стремится стать необыкновенным человеком. А апостолы подчеркивали, что они обыкновенные люди". Трудно сказать о себе, что ты обыкновенный человек, когда находишься наверху славы или занимаешь высокое положение в обществе, но это необходимо. Наше свидетельство должно быть ценно само по себе, без всякого внешнего авторитета. Для такого свидетельства куда важнее внутренне определить свою жизненную задачу, обрести личную позицию, найти свое отношение ко всем главным проблемам мира и Церкви.
Отец Александр соглашался, что есть вещи, которые лучше обсуждать со священником; но все, что касается христианского просвещения, разъяснения и усвоения христианства в жизни, должны делать подготовленные миряне. Также и для желающих креститься лучше, если на их вопросы дает ответы не священник, а мирянин.

Как бы предвидя, что скоро его с нами не будет, батюшка прямо говорил, что занимается подготовкой мирян еще и потому, чтобы в случае его смерти все замыслы, все построения, все, что им было наработано, не могло развалиться. Он не считал нормальным, когда каждое следующее поколение христиан начинает с нуля или, как он говорил, "с семени".
Отец Александр хотел, чтобы его взгляды обрели свою жизнь в Церкви, чтобы дерево, посаженное им, могло расти ввысь и вширь. Но для этого, предупреждал он, к проблемам христианского просвещения, мировоззрения, богословия надо подойти серьезно!
Батюшка не говорил, что так же серьезно надо подходить к строительству и реставрации храмов или к делам милосердия - это азы, это начало, без этого как бы и говорить не о чем. Наверное, он был уверен, что в подобных вопросах разберутся и без него. Так и произошло: строительство храмов в России сегодня идет очень активно.
А в том, что он считал главным, - в области подготовки христиан к работе по трем направлениям: "проповедь, свидетельство, присутствие" - тут дело обстоит не так хорошо, тем более, что по-прежнему не хватает людей, способных передать смысл христианской жизни новому поколению.
Знаменательно, что в то время, как православные верующие обеспокоены реставрацией и восстановлением храмов, протестанты занимаются миссионерской проповедью, подготовкой евангелизаторов, которые работают по всей России и весьма успешно.
Однако теперь у нас есть возможность учиться миссионерскому служению не только у протестантов, но и у отца Александра. Учиться находить общий язык с людьми нашего времени, не отождествляясь с ними полностью, но и не отгораживаясь от них стеной архаики. Беря пример с батюшки, мы можем теперь заново, свежо, как бы открывая впервые, определить все те вопросы, которые ставит перед нами Евангелие.

5.
Тем, кто готовит себя к миссионерской работе, надо, прежде всего, не забывать о христианской этике. Без этики, без молитвы, без духовной жизни, предупреждал батюшка, "богословие это даже не медь звенящая, это намного хуже". Богословие в союзе с безнравственностью дискредитирует христианство. "Тот человек, который щеголяет разрушенной этикой в жизни, пусть лучше прячет свое христианство, пусть лучше скрывает, что он христианин". Не зря преподобный Симеон Новый Богослов говорил, что "православный не тот, кто не изменяет догматы, а тот, кто имеет жизнь, согласную с Правым Словом".
Действительно, соблазны, которые приносят миру христиане, на несколько порядков страшнее тех, что приносят язычники. Это обусловлено тем, считал отец Александр, что каждый человек имеет веру, которая живет у него где-то в глубине, которую он ощущает смутно и бессознательно как некую очень высокую ценность. И потому он ожидает от христиан, что они будут носителями чего-то особенно прекрасного.
Батюшка говорил: "Христианин должен быть другом язычника, но, будучи христианином, должен сказать: я за тобой пойду всюду, но вот здесь, извини, я должен остановиться... Не обязательно в такой форме, но, по существу, это так" [3].
Не смущаемая ничем доброта, спокойствие, выдержка, нерушимая вера и преданность (которые были так характерны для самого отца Александра) - все это должно отличать человека, встретившего в своей жизни Христа.
Батюшка считал, что сейчас религиозная ситуация в России ближе всего к ситуации в языческом, античном мире. "Мы совершили круг и вернулись к тем временам", - говорил он. Значит, надо заново понять, как тогда побеждало христианство. Отец Александр часто вспоминал Климента Александрийского, утверждавшего, что христианами в его время были люди из самых разных слоев общества, и они везде оказывались самыми лучшими - терпеливыми, надежными, мирными, честными. Также Тертуллиан говорил: "Мы - христиане - находимся в ваших конторах, на ваших кораблях, на ваших рынках, занимаем общественные места, и всюду мы не худшие, а лучшие". История показала, что он был прав. Вот почему было признано христианство, вот почему оно стало развиваться.
Также и сегодня только тот человек, который имеет в своем сердце веру, может нести ее дальше. Вера помогает христианину делать свое дело, не обращая внимания на слабости. Главное чувствовать, что к этому делу тебя призывает Господь. Батюшка подчеркивал, что Бог может из самого неспособного сделать способного. Более того, он считал, что из самых, может быть, негодных могут получиться наиболее пригодные, чтобы люди не думали, что это только их заслуга.
Отец Александр не уставал напоминать, что мы располагаем всем для того, чтобы стать сознательными, разумными христианами, могущими принести пользу своей Церкви и тому обществу, в котором мы живем.
Наше главное богатство - это Сам Христос и Его святые. Среди них иногда восстают такие люди, как отец Александр, познавший Христа так глубоко, как этого не могли сделать даже Его современники. Значит, и мы можем так же познать Его. И можем исполнить самое заветное желание отца Александра - уже здесь и сейчас войти в чудесное лоно Божественной Любви.


6

Свобода, которая пришла в Россию, - это аванс, дар Бога, всегда идущего навстречу человеческим усилиям в правильном направлении. Христиане, которые способствуют возрастанию Церкви, создают мистические условия для исправления судеб общества, в котором они живут. Но в то же время именно члены Церкви, которые не понимают, в чем состоит их долг и призвание, наносят своей стране непоправимый вред. Так, отец Александр прямо связывал гонения на Церковь при Хрущеве с тем, что она никак не воспользовалась возможностями, открывшимися перед ней в конце 40-х - начале 50-х годов. Значит, когда христиане не справляются со своими задачами, им и обществу посылаются новые испытания и так до тех пор, пока люди не поймут, в чем их обязанность перед миром.
Сразу после Чернобыльской трагедии отца Александра спросили, не означает ли она для страны то же самое, что падение Силоамской башни для Иерусалима? Отец Александр ответил на вопрос кратко и резко: "Несомненно!"
Евангелие рассказывает, что когда Силоамская башня придавила восемнадцать человек, Господь сказал: "Если не покаетесь, все так же погибнете" (Лк 13.4). И через несколько десятилетий произошло крушение Иерусалима и разорение Израиля.
Но в конце 80-х годов в России, действительно, началось покаяние. Перед нами открылись новые горизонты, воскресла Церковь, начался медленный, трудный, но все-таки поворот на дорогу общемирового развития. А сейчас о покаянии забыли, преступления советского времени вычеркнули из памяти и вновь мечтают об имперском величии и "сильной" руке. Невольно вспоминаются жестоковыйные спутники Моисея, которые не оценили обретенной свободы и мечтали вернуться в Египет под ярмо фараона.
Сегодняшнее стремление к былому рабству, нераскаянность в ложных идеалах грозят нам, как и Моисееву племени, длительным блужданием по "пустыне" и новыми испытаниями. Ибо в истории Церкви, как и Библейской истории, действует закон условного Обетования [4]. "Жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие, избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое" (Втор 30.19).

Отец Александр изменял духовный климат внутри Церкви и влиял, таким образом, на судьбу страны. Исправляя духовный строй людей, он занимался работой по преобразованию общества.
Говоря о трудах отца Александра ради возрождения Церкви, последние годы его жизни, без сомнения, можно назвать героическими. Он сам был глубоко убежден, что возродить Церковь могут не сибариты, не люди полуправды, не люди компромисса (такие люди вообще никого не могут вести за собой), возродить Церковь может только тот, кто живет героической жизнью.
>>>>>>>

[iosef]

Именно поэтому такое теплое, любящее отношение было у батюшки к истинным свидетелям Христа: матери Марии Скобцовой, матери Екатерине (кн. Елизавете Федоровне), к А. Бухареву, Г. Павскому, т.е. людям Церкви, которые ради правды Божией, ради высокой жизненной цели много терпели, но не останавливались... Они понимали задачу, которую ставит Евангелие, как относящуюся лично к ним.
Отец Александр мечтал, чтобы его последователи переступили духовно за пределы, поставленные человеческому виду природой, но сделали это уже здесь, на земле, пользуясь всей силой Воскресшего Господа.
"Что дает возможность святым все время переходить границу физического мира, переходить через астральные врата в наш мир? - спрашивал батюшка. Я думаю - любовь к людям, находящимся здесь. И поскольку мы будем углубляться духовно в Церкви, постольку мы будем связаны друг с другом!"
"Ради Господа, ради Христа Спасителя мы приходим (в храм), чтобы понять Его любовь к нам, потому что Он нашу жизнь из жалкого существования превратил в настоящую, в жизнь вечную здесь, на земле, и по ту сторону гроба.
И тогда Он наш... .
Тогда Он наш и вечером, и утром; и в любви, и в испытаниях,
и в трудностях, и в болезнях, и в лучшие минуты нашей жизни.
Тогда мы знаем, что, когда светит солнце - это Его солнце.
Когда мы чувствуем себя здоровыми, -
это Его здоровье, посланное нам.
Когда мы радуемся общению друг с другом -
это Он нам посылает.
Все идет от Него. Все, что мы любим на свете,
всё, что радует наше сердце - это все Он, это все от Него.
Это Его улыбка, Его руки, Его любовь,
которая изливается на нас".

Главное, что для нас сейчас важно:

"Полюби Господа - и ты не будешь оскорблять Его грехом.
Полюби Господа - и станет тебе противно то,
что ты делал против Его воли.
Полюби Господа - и ты будешь приходить
на Божественную Литургию с радостью,
и молитва будет для тебя светлым окном в темной жизни...

Вот главное. Мы - дети Божии.
Много званных, мало избранных.
Мы избранные, хотя этого не заслужили..."

Отца Александра во многих областях христианской мысли можно назвать первооткрывателем. Так, принципы эволюционного богословия, сформулированные Тейяром де Шарденом, батюшка открыл для себя в те годы, когда книги католического теолога еще не были известны ни на Западе, ни в России. А целостная концепция борьбы магизма и единобожия, сквозь призму которой отец Александр рассматривал историю религий, - просто новое слово в богословии. То же можно сказать и о понимании им роли малых групп в будущем созидании Церкви.
И все же главное в отце Александре не его организаторская деятельность, не его книги, а необыкновенная вера. Митрополит Ювеналий вспоминал: "Всегда передо мной был пастырь с глубоким призванием, живой верой, бескомпромиссно совершающий служение Святой Христовой Церкви" [5]. А архиепископ Михаил писал: "Это был человек необыкновенной одухотворенности, который вел подвижническую жизнь и закончил ее мученически" [6]. Цельное гармоничное христианство отца Александра вызывает настойчивое желание понять тайну его личности. Его многочисленные труды интересны именно тем, что, изучая их, мы можем соприкоснуться с ним самим, лучше его почувствовать и понять.
Приобщаясь к духовному наследию отца Александра, мы можем сделать и следующий шаг - постараться продолжить его служение, превратить его идеи и планы в практику нашей жизни. Ведь в подражании свидетелям Христовым заложена возможность подражать Самому Христу. Г. Честертон указывал в своей книге о Франциске Ассизском, что мы можем не только "рассматривать Франциска в свете Христа, но... рассмотреть Христа в свете святого Франциска" [7]. Также теперь мы можем лучше рассмотреть Христа в свете отца Александра.
"Пусть каждый, - говорил митрополит Антоний Сурожский, - прикоснувшийся к его святой и мудрой душе, возблагодарит Бога за то, что и в наше безвременье есть подобные ему свидетели Веры, Жизни, Правды - и Божией, и человеческой" [8].
Христианство отца Александра - это будущее Вселенской Церкви. Для него нет временных ограничений. Всегда вечны и непреходящи слова подвижников Церкви, устами которых говорил Святой Дух. Именно Его учение составляет главную ценность в предании Церкви, хотя и принимает в зависимости от этноса и эпохи те или иные обличия. И отец Александр, свидетель Христа в наше время, всегда слышащий Его голос, вложил в мировую духовную сокровищницу не только свои знания и способности, но и свой опыт, помогающий нам, его современникам, живущим на рубеже веков, припасть к неизменному Источнику Вечной Жизни.




П р и л о ж е н и е

Шеститомник отца Александра
"История религии"
"В поисках Пути, Истины и Жизни"


Отец Александр всегда писал только о том, что ему самому было интересно, что захватывало его целиком. В детстве таким объектом, поразившим его воображение, был мир живой природы. И уже в 6 лет он попробовал сделать свою первую иллюстрированную книжку о мире животных.
Но в 12 лет в его жизнь вошла тайна, вошла любовь, несравненно превышающая его любовь к природе - тайна веры. Нельзя сказать, что до этого он был неверующим. Но, как он сам позже напишет в своей шеститомной "Истории религии" о природе веры, сущность подлинной религиозности состоит в "ощущении человеком присутствия Бога, во встрече с Ним, в любви к Нему, в жажде познания Его". И в жизни отца Александра были моменты особого присутствия Бога, которые он определял как этапные встречи, особые Откровения, Призывы, которые на многие годы определяли его судьбу.
Именно после того, как он пережил в детстве первую особую Встречу с Господом, у него возникло желание поделиться опытом своей живой веры на страницах книги. В результате появился первый рукописный вариант "Сына Человеческого". Автору было тогда 15 лет...
В дальнейшем он переписывал эту книгу несколько раз, она обогащалась научными данными, историческими и богословскими приложениями, но всегда оставалась, прежде всего, его "Символом веры".

Следующей книгой должна была стать многотомная "История Церкви" (в свое время таков был замысел и Владимира Соловьева, которого отец Александр всегда называл своим духовным учителем).
Он взялся за этот труд еще в юношеские годы. Однако, когда рукопись первого тома была оформлена в виде книги и стала доступной для чтения в кругу друзей и его семьи, она не встретила одобрения. И тогда он пришел к выводу, к которому пришел до него и Владимир Соловьев: для такой книги читателя надо сначала подготовить или даже создать. А для этого до "Истории Церкви" необходимо написать христианское изложение истории мировых религий, в которой происхождение и место христианства было бы показано с позиций всей совокупности как исторических, так и богословских знаний.
Известно, что В.Соловьев этот замысел осуществить не успел, но вслед за ним, подхватив его идеи, группа авторов - среди них А.Ельчанинов, С.Булгаков и П.Флоренский - в начале века написали краткий курс истории религий. Он был издан в 1911 году и послужил для отца Александра отправной точкой. (До этого были и другие попытки выполнить замысел В. Соловьева, но все они не были доведены до конца.) Что же касается очерка А.Ельчанинова и др., то хотя он и был закончен, но, по словам отца Александра, "осветил, да и то кратко, лишь важнейшие этапы религиозной истории". В дальнейшем план такой работы был намечен Н.Бердяевым в статье "Наука о религии и христианская апологетика". О западных авторах отец Александр говорил, что наибольшее влияние на него оказали идеи Кристофера Доусена.
Итак, отец Александр поставил перед собой задачу "выполнить то, что завещал Владимир Соловьев нашему времени. По возможности доступно изобразить драматическую картину духовной истории, воссоздавая ее в свете целостного христианского миросозерцания..." [1].
Другая задача "Истории религии" отца Александра, которая несомненно была близка планам Владимира Соловьева, - показать универсальный характер Божественного Домостроительства. На такую цель указывают многие сквозные темы шеститомника, а также само стремление автора искать и находить в разных религиях общие динамические и статические факторы.
И еще одну цель несомненно преследовал автор: продемонстрировать истинно христианское отношение к другим религиям, создать платформу для диалога, снять барьеры конфронтаций, воздвигнутые временем, невежеством, предрассудками.
Остановимся теперь на методах, используемых автором для решения поставленных задач. Отмечу главное.
Прежде всего, для отца Александра история религии (как и вообще всякая история) - это история великих личностей. Он писал: "История мысли - это в значительной степени история мыслителей. Личный гений оплодотворяет нерасчлененную и бесформенную стихию традиций, созидая нечто новое". Именно творческая сила личности определяет развитие религии [2]. И в другом месте: "схематические построения, догматические аллегории и легенды не могут создать настоящей религии. Новые религии, как новое видение мира и человека, как новое откровение и новое постижение, всегда зарождаются в глубинах человеческой личности".
И вот на страницах шеститомника через судьбы конкретных людей, повлиявших на духовное развитие своих народов, через обстоятельства их жизни и служение, через их призвание автор показывает нам направление религиозной истории, а так как Бог наш есть Бог истории, то и волю Бога.
Можно сказать, что глубочайшее уважение отца Александра к героям своего повествования есть другая сторона его благоговения перед Святым Духом, дыхание Которого он ощущал в каждом зачинателе новой религиозной традиции. Очевидно, отец Александр видел в таких людях действие Божественного промысла.
Возможно, поэтому его портреты духовных лидеров человечества всегда очень добрые. Читатель не встретит в его книгах попыток приписать нехристианским учителям, например, демонические черты.
За такой явный пиетет автора к основателям мировых религий и религиозных учений некоторые критики сегодня считают возможным упрекать отца Александра в излишней терпимости к иноверию. Они не понимают, что для историка-христианина такая терпимость - прежде всего дань уважения к своему Небесному Отцу, Которому было угодно направить разные народы в определенное время по путям, известным лишь Ему Одному. И отец Александр спокойно ведет читателя по этим путям Божественного Домостроительства, предлагает всматриваться, изучать, сопоставлять, вдумываться, чтобы уже потом помочь осмысленно вернуться на ту дорогу, которая была и его собственной - дорогу пророков Ветхого Завета, прямо восходящую на вершину Евангельского Откровения.
Надо заметить, что отец Александр предвидел, что некоторым читателям почудится в его книгах апология нехристианских верований, и тем не менее не счел нужным оберегать их от такого "соблазна". Сам он говорил об этом так: "Сфера религиозная - совершенно особая сфера. Без проникновения в самый дух вероучений, без частичного отождествления себя с их исповедниками невозможно ничего понять в сущности религий. Только путь внутреннего сопереживания, когда мы ищем истину вместе с анимистом, буддистом или греческим мыслителем, может помочь уловить подлинную динамику религий" [3].
Читатель, следующий за автором по ступеням духовного развития человечества, начинает глубже понимать и само христианство, ибо получает "возможность по-новому взглянуть на Евангелие, увидеть его в широкой мировой перспективе".
В результате такого "посвящения" история религии представляется уже "не скопищем заблуждений, а потоками рек и ручьев, несущих свои воды в океан Нового Завета".
Другой способ, которым пользуется автор, чтобы помочь читателю прикоснуться к исследуемой древней культуре - приобщение к её литературному наследию. На страницах шеститомника встречаются выдержки из литературных произведений древнего Шумера и Египта, шедевры Китайской поэзии и буддистские сутты и, конечно, обильные цитаты из Библии.
При этом отец Александр хорошо понимал, что нельзя оставлять читателя один на один с миром незнакомых символов и метафор, пусть формально и переведенных на русский язык. Используя весь аппарат современной научной экзегезы и одновременно старательно уходя от наукообразного языка, автор помогает преодолеть все барьеры непонимания и делает древние тексты интересными и близкими.
Если мы к тому же обратим внимание на подробнейшую библиографию к каждому тому, то нам станет ясен и еще один замысел отца Александра: посвятив читателя в язык древних культур, приоткрыть ему мир духовных и литературных первоисточников. Это особенно важно в такие времена, как сегодня, когда многие обращаются к второсортной оккультной и теософской литературе, которая, по мнению отца Александра, чаще всего опошляет и извращает идеи великих учителей древности.
Чтобы помочь своему читателю, отец Александр пользуется и письменными памятниками, и данными археологической науки, благодаря которой мы можем теперь в деталях знать особенности древнего быта... На неоспоримое преимущество такого "научно-критического исследования исторической человеческой оболочки" указывал протопресвитер Алексей Князев в своем предисловии к шестому тому "На пороге Нового Завета". Он писал, что "благодаря открытиям в области истории, философии, палеографии, других вспомогательных наук в области исагогики, мы приведены к возможности еще ближе, полнее и подробнее видеть действие открывающего Себя Бога человечеству и устрояющего его спасение" [4]. Алексей Князев - один из немногих современных православных ученых, кто сразу одобрил замысел отца Александра и кто призывал благословение на его труд...
Этот экскурс в методы отца Александра будет неполным, если не сказать о литературном стиле и языке, которым это огромное произведение написано. Мне навсегда запомнятся первые впечатления от чтения этих прекрасно оформленных, с таким трудом доставленных из-за границы книг: это было чувство наслаждения. Охватывал восторг от сочетания глубочайшей мысли с поэтической метафоричностью, кристальной ясностью изложения, динамичностью повествования и даже некоторой лапидарностью. Можно вспомнить и слова самого автора, который писал, что задумал свое повествование в духе повести или даже поэмы.
То, что книги отца Александра не пособие и не учебник, а прежде всего высокохудожественное литературное произведение, надо иметь в виду при подготовке их переводов на другие языки, но не менее важно учитывать всем издателям то, как щепетильно относился автор к оформлению книг шеститомника. Он считал абсолютно необходимым, чтобы эти книги были снабжены богатым иллюстративным материалом, отражающим культуру соответствующей цивилизации или эпохи.
>>>>>>>

[Родион]

Вы сами с собой общаетесь?
Александр Мень принёс в Церковь ужасную ересь - ересь экуменизма и был справедливо обличён владыкой Иоанном (Мельниковым). Его обращение к Меню можно найти в сети под названием "Постовой сионизма". Это и было ролью А. Меня в Православной Церкви.

[Вадим Ч.]

Александр Мень принёс в Церковь ужасную ересь - ересь экуменизма и был справедливо обличён владыкой Иоанном (Мельниковым).

Если Вы, действительно, православный, то, несомненно, должны знать решением какого именно Вселенского Собора была осуждена, так называемая, "ужасная ересь экуменизма".

[Родион]

Если Вы, действительно, православный, то, несомненно, должны знать решением какого именно Вселенского Собора была осуждена, так называемая, "ужасная ересь экуменизма".

Несомненно я это знаю: это произошло на Всеправославном совещании в 1948-м году.

[iosef]

Вы сами с собой общаетесь?
Александр Мень принёс в Церковь ужасную ересь - ересь экуменизма и был справедливо обличён владыкой Иоанном (Мельниковым). Его обращение к Меню можно найти в сети под названием "Постовой сионизма". Это и было ролью А. Меня в Православной Церкви.

Неправду изволите говорить, уважаемый.
Ничего такого Александр Мень в церковь не приносил; а вот против николаитской ереси он выступал, за что и пострадал.
Как и написано в Откровении - у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа

[iosef]

Шеститомная "История религии" была закончена к концу 70-х годов. Но, на самом деле, томов, в которых автор хотел рассказать о путях Божественного Домостроительства, могло бы быть пять, потому что именно в пяти книгах рассказывается о различных религиях и о религиозном восхождении человечества к Евангельскому Откровению. Однако понадобилась еще одна книга, первый том - "Истоки религии", который сам отец Александр называл введением ко всем остальным книгам.
Объясняется это тем, что ему прежде всего надо было установить с предполагаемой читательской аудиторией языковой, понятийный контакт. В аудитории же этой - будем помнить - были люди, не только неверующие, но со школьной скамьи усвоившие стереотипы атеистического воспитания.
"Впервые, - свидетельствовал владыка Михаил, - появилась духовная пища, предназначенная для членов нашего общества, воспитанного в атеизме, в отрыве от всякой религиозной традиции. Такие книги оказывали огромное воздействие на неверующих и колеблющихся" [5].
Можно даже утверждать, что весь круг тем первого тома определяется именно стремлением автора к налаживанию диалога с читателем. Среди вопросов, которые поднимаются на страницах первого тома, есть такие важные, как сущность и происхождение религий, взаимодействие науки и веры, воздействие религии на культуру и социальную жизнь.
Одна из тем, которую отец Александр разрабатывает в "Истоках религии" достаточно подробно, - это тема познания и связанные с ней вопросы: типы познания, роль интуиции в познании, что есть понятие религиозного опыта, место разума в Богопознании, познание мира и идея Бога и, наконец, важнейший вопрос, - что такое Божественное Откровение.
Этот очерк и сегодня достаточно актуален, ибо все советские люди десятилетиями воспитывались на так называемой ленинской теории познания - идеологической системе грубо атеистической, разработанной специально для манипуляции сознанием народных масс.
Отец Александр выделяет три типа познания: рациональное, основанное на здравом смысле; высшее - физико-математическое и философское мышление и третий путь познания - путь непосредственного, интуитивного восприятия. Последний тип познания он считает наиболее глубинным и полным восприятием реальности, которая превышает, хотя и не исключает, все остальные типы познания, ибо "познание, согласно отцу Александру, носит целостный характер, в котором тесно взаимосвязаны все три уровня постижения" [6].
В любом простом типе познания, считает отец Александр, активной является только одна воля - воля человека. Но когда человек включается в процесс познания сверхчувственного бытия, тогда в соприкосновение входят две активные воли, и такой процесс познания предполагает Диалог. Собственно, тут главное отличие человеческих открытий от Божественного Откровения.
Важнейшим следствием Откровения оказывается то, что человек выходит из Встречи уже не таким, каким он в нее вступал. Что-то происходит с ним самим. "Откровение есть процесс, тесно связывающий того, кто познает, с Тем, Кто ему раскрывается", - пишет автор [7].
Важно также отметить, что, по глубокому убеждению отца Александра, встреча с Богом - вовсе не уникальное событие, рано или поздно она "происходит в жизни каждого человека, и религиозный опыт есть опыт универсальный, всечеловеческий..."[8]. "Миллионы людей, имеющих чистое сердце и искренне любящих истину, способны к переживанию Божественной Реальности... Разница же между святыми, религиозными гениями и людьми обыкновенными - в человеческом ответе на Встречу с Богом". Для одних она подобна "мгновенной вспышке молнии, за которой нередко наступает мрак", другие же "всем своим существом приобщаются Божественной жизни и сами становятся ее носителями" [9].
С универсальностью религиозного опыта связывает автор возможность Диалога между представителями различных религий. Глубоко изучив все религиозные направления, отец Александр пришел к убеждению, что общим звеном между ними является само "единство человеческой природы, а также родственность переживаний, которые вызывают у человека чувство Высшего и мысль о Нем" [10].
Более того, он был уверен, что для тех, у кого есть настоящий диалог с Небом, обязательно найдутся общие темы и на Земле, ибо "благоговение, подлинное ядро религий, роднит между собой даже язычника и последователя высших мировых религий".
Важно только не потерять из виду, что такое отношение автора к другим религиям - это не проповедь панрелигии и не создание универсальной обезличенной религии. В основании позиции автора - глубочайшее уважение к культурным и национальным особенностям религиозных проявлений. Отец Александр в своих трудах всегда выступает против смешения в одну кучу национальных культур, против религиозной эклектики.
Отношение отца Александра к нехристианским верованиям (о которых, собственно, и идет речь в его шеститомнике) целиком основано на учении Отцов Церкви (св. Иустин Мученик, св. Климент Александрийский и др.), а также более поздних учителей, которые указывали на возможность частичного богопознания даже и у язычников (например, св.Серафим Саровский или святитель Иннокентий Херсонский).
Развивая их мысль, отец Александр писал, что "постижение божественной реальности осуществляется постепенно, в строгом соответствии с готовностью человека к мистической Встрече" [11].
Несмотря на то, что как историк автор видит религиозный путь человечества "зигзагообразным и неровным", тем не менее он убежден, что путь этот устремлен к свету Богочеловека.

Другой важной темой первого тома, дающей нам представление о взглядах отца Александра, является тема эволюции. Будучи последовательным эволюционистом, он не видит противоречий между Божественным Откровением, запечатленным в первой главе книги Бытия, и данными науки. "Откровение говорит нам о сущности и направленности процесса,- утверждает автор, - а наука пытается уяснить его конкретное содержание" [12]. В его рассказе об этапах творения поражает, как, гармонично дополняя друг друга, могут уживаться вера и научное мышление.
Чтобы не углубляться далее в эту огромную тему, достаточно сказать, что в этом вопросе отец Александр стоял на позициях, весьма близких к Тейяру де Шардену, причем еще тогда, когда католического ученого в России никто (включая и самого отца Александра) не знал и не читал. Только в 60-70-е годы отец Александр смог сравнить свои мысли с выводами Тейяра де Шардена. Он был во многом с ними согласен. Но, в отличие от французского философа, отец Александр всегда последовательно отстаивал Церковное учение о грехопадении и Спасении. Он писал, что "у Тейяра де Шардена, если не по форме, то по существу, как-то теряется проблема искаженности человеческой природы. Она оказывается далека от его основной интуиции". А это "ослабляет его учение, отрывает его от реальной действительности" [13].
И еще, с чем не мог согласиться отец Александр, так это с убеждением Тейяра де Шардена, что зло - это, прежде всего, естественный продукт "игры больших чисел", что беспорядки и неудачи являются продуктом разложения, который естественно и неизбежно сопровождает жизнь. Однако понимание Тейяром де Шарденом Церкви как творческого начала в современном обществе было для отца Александра исключительно близким. Более того, он считал это учение чрезвычайно важным именно сегодня, потому что оно помогает выработке положительного идеала [14]. В противовес мрачной безнадежности, враждебному неприятию мира и Тейяр де Шарден, и отец Александр предлагают нам сегодня одно: идти к миру с действенной проповедью Христа.
Теориям Тейяра де Шардена отец Александр посвятил одно из приложений к "Истокам религий", а также предисловие к недавно вышедшему в России сборнику его религиозных работ.

С темой эволюции для отца Александра тесно связана тема свободы. Для него очевидно, что возможность свободного выбора должна быть обязательно заложена в существо, задуманное как образ и подобие Творца Вселенной.
Одновременно автор начинает развивать темы греха, зла и страдания, которые проходят через все книги его религиозной истории. И на протяжении всего путешествия по мировым религиям отец Александр постоянно выделяет и сравнивает две религиозных тенденции, два мировосприятия, противостояние между которыми возникло на заре человечества и сохраняется, к сожалению, до сих пор даже в христианстве. Это, с одной стороны, - направления динамической духовности, сочетаемые с преклонением и благоговением перед Высшим. А с другой стороны - религиозные тенденции, имеющие истоки в регрессивных статических элементах подсознания, связанные со стремлением и "в религии находить корыстные цели", с искаженным представлением о своем месте в мире.
Так отец Александр открывает одну из самых важных тем шеститомника - тему магического богопротивления.
С другой стороны, через все повествование проходит мысль о том, что грехопадение не смогло уничтожить образ Божий в человеке, но что со временем "Бог снова начинает возвращаться в его сознание... и, в конце концов, отзвуки первоначальной интуиции Единого и новые духовные поиски приводят к великим мировым религиям и к восстанию против тирании магизма". "А эти религии уже, в свою очередь, - считает автор, - явятся прелюдией и подготовкой к Новому Завету, который откроет миру Сущего в лице Богочеловека" [15].

Название "Магизм и единобожие" как нельзя лучше определяет содержание второго тома цикла "История религии". Ибо весь он посвящен завязке мировой религиозной драмы, суть которой именно в столкновении магического мироощущения и настоящей веры.
Начинается же второй том с описания состояния человечества, оттесненного от Бога языческими представлениями. "Желание быть как Бог, - пишет автор, - отдалило человека от Источника Жизни и поработило его демонам и стихиям. Оно не только породило многобожие, но и вскормило магию, магическое миросозерцание"[16]. В библейских рассказах о Древе познания и о последующих этапах грехопадения отец Александр видит проявления как раз таких богоборческих притязаний древнейших людей.
В свою очередь, искаженное мировосприятие, стремление "овладеть силами божества, поставить их себе на службу" приводит человека к мысли, "что все в мире связано жесткой причинно-следственной связью и что определенные ритуалы могут дать в руки человеку рычаг для управления природой и богами" [17]. Отсюда, как следствие, - нарушение взаимосвязи человека с Богом, появление религий и, как ни печально, науки. В приложении ко второму тому отец Александр определяет единство Магизма и Грехопадения как духовную болезнь. Ибо "главный двигатель магии - самость, извечный антипод любви" [18]. Это замечательные слова, сказанные не просто ученым, но опытным пастырем, духовидцем, который прослеживает развитие магизма через всю историю человечества: от очевидных его демонстраций в древних языческих ритуалах до более тонких, но не менее греховных противодействий, оказываемых Духу Любви современными законниками и фарисеями.
Приверженцы строгого выполнения религиозных законов и ритуалов, к какой бы религии они ни принадлежали, обычно думают, что своими действиями они спасают как минимум национальную культуру, но для отца Александра очевидно, что именно обрядовое, родовое мировоззрение с самого начала и на протяжении всей истории цивилизации самым губительным образом воздействовало на ход духовного развития человека. В частности, оно породило идеологию материализма "с его полным отказом от всего, что выходит за рамки чувственного"[19].
С магическим миросозерцанием автор связывает и происхождение коллективного, родового сознания, а также влияние его на культуру и вообще на развитие человеческого общества.
Известно, что коллективные, магические представления подавляют творческое начало в личности. Взятые вместе, они глубоко антагонистичны христианскому учению о человеке. "В коллективе, подчиненном воле царя-мага, - пишет отец Александр, - личность должна раствориться среди племенного целого, ибо властителям легче управлять "массой", нежели личностями" [20].
Результат оказывается трагичным: коллективное магическое сознание давит на народы, "парализует творческую активность и религиозный гений человечества", тормозит развитие культуры [21].
Читая эти строки, мы не должны забывать, что они были написаны в самом эпицентре современной магической, коллективистской цивилизации, явившей всему миру очередной пример духовной, культурной и экономической стагнации.

Рассматривая во втором томе первобытные культы, порожденные угасающим религиозным сознанием и жаждой самоутверждения, отец Александр, прежде всего, исследует происхождение культа Богини Матери. Глубинные мифологические корни этого культа он обнаруживает в различных языческих религиях: то ей поклоняются под именем Судьбы или Рока, или Необходимости, то под видом все порождающей Бездны или Материи. Но, в любом случае, ее ставят всегда выше прочих богов.
Можно было бы пройти мимо, казалось бы, экзотической темы, если бы не очевидные проявления древнего культа в современной жизни России. Ведь все советские идеологические мифы так или иначе были пропитаны отголосками этого поклонения. Взять хотя бы, к примеру, патриотическое воспитание (понятие "Родина-мать") или песни о судьбе (постоянная тема советских композиторов). Могучая гордая женщина, антипод Честнейшей Херувим, вместе с другими языческими символами до сих пор смотрит на нас с советских "икон" на станциях московского метро, а ее статуи красуются в различных скульптурных группах, и все это доказывает, насколько легко подсознание, освобожденное пропагандой от настоящей веры, впускает в себя элементы языческой архаики...
Другая тема первых глав "Магизма и Единобожия" - пути возникновения доисторического мистицизма. К нему, согласно отцу Александру, восходит не только большинство экстатических языческих культов, вроде шаманских, но также и некоторые пророческие движения древнего Израиля. Вообще же, тема мистики, ее происхождения и развития - одна из наиболее проработанных и самых интересных во всем шеститомнике. При этом экскурсы в мистицизм не перегружены необыкновенными историями и приключениями из мира духов. Если автор и использует такие примеры, их цель одна - показать место мистических переживаний в истории религий. И оказывается, что это место совсем не простое, не однозначное....

После погружения в мир древнейших магических культов отец Александр прослеживает развитие языческих представлений в древних цивилизациях Египта, Шумера, Греции и древней Индии. Там в борьбе двух начал - магии и чистой религиозности - в конце концов победила магия.

>>>>>>>

[iosef]

Но вот в следующих частях книги мы уже видим, как тонкий, еле заметный ручеек Единобожия пробивается то тут, то там через воздвигнутые Магизмом преграды язычества в самых различных уголках Древнего мира: в том же Египте и в Древней Месопотамии, Индии и Греции. Однако "полноводной рекой, приведшей к возникновению религии Откровения", он становится не в могучих цивилизациях, а в маленьком Израиле, который теперь попадает в центр повествования автора.
Важно отметить, что такое развитие событий отец Александр отнюдь не рассматривает как результат эволюции религий. Вслед за Ж. Даниэлу он считает Божественное Откровение Израилю вторжением в историю Трансцендентного Бога, т.е. чудом. Но, с другой стороны, это не означает, что Откровение он видит как одностороннее и тираническое воздействие на человека. В Откровении, по мысли автора, приоткрывается тайна Богочеловечества... "преломление небесного света в духе сынов Земли".
Вот почему с темой Откровения так тесно связана тема призвания. Призвания Авраама, Исаака, Иакова и вообще призвания сынов Израиля.
Призвание - это тайна, которую нельзя определить однозначно. Но вот какие ориентиры дает нам отец Александр: прежде всего подробное описание исторического фона событий, особенностей национальной культуры Израиля и состояния религиозных взглядов. Его рассказ намного короче, чем известные работы на эту тему Соловьева, Бердяева и Булгакова, но его нельзя назвать поверхностным; эта краткость рождается, благодаря лаконичности метафорического языка автора и ясной логике повествования. "Религиозное призвание Израиля, - пишет отец Александр, - было даром великим и мучительным, и вся история народа-скитальца стояла под знаком борьбы, под знаком "исхода" - исхода Авраама из Харана, исхода из Египетского рабства, Вавилонского плена, из пут обрядовой религии. Величайшим "Исходом" был исход Израиля в Христианство, который совершила лишь часть народа"[22]. Вслед за отцом С. Булгаковым отец Александр видит на Израиле "печать избранничества и осевого положения в Истории". И этим избранничеством он объясняет отношение Израиля к Евангельскому событию. Именно осевое положение в Истории определяет "двойственность Израиля, родившего Мессию и отвергшего Мессию". Более того, с "величием и славой избранных Богом людей" отец Александр связывает благо всех племен и народов.
В то же время отец Александр начинает развивать мысль об универсальном характере Божественного Откровения, данного сначала праотцам Израиля, а затем через пророков и Христа - всему человечеству. "Обетование Израилю, - утверждает он, - не носило узкоплеменного характера". Но светлая точка, возникшая "среди сумерек многобожия, должна была расти, расширяться и превратиться в конце концов в Новый Завет". Здесь отец Александр видит истоки вселенского характера Нового Израиля - Христовой Церкви....

Еще одна тема, поднимаемая в "Магизме и Единобожии" (связанная с Обетованием и Избранием), - это тема Союза-Завета, и самые блестящие страницы второго тома посвящены главному герою Ветхого Завета - пророку Моисею. Глава о нем возможно еще и потому так трогает сердце, что многое в портрете Моисея напоминает самого отца Александра. Ведь им обоим в избытке была дана возможность и сила вдохнуть веру в окружающих их людей, укрепить их на пути поиска истины, вывести их из духовного рабства. И очевидно, что личный духовный опыт позволил автору написать, что именно "в общении с открывавшимся ему в горах Владыкой Вселенной черпал еврейский пророк силы для совершения своего непосильного подвига" [23].
В своей "Истории религии" отец Александр часто обращает внимание читателя на трагедии великих людей - Учителей человечества; как правило, эти трагедии связаны с непониманием современниками смысла их призвания и служения.
Это касается и пророка Моисея. Его судьба, действительно, была печальна. С его именем связали то, против чего он всегда вел самую решительную борьбу, ведь именно он, как считает автор, положил начало многовековой борьбе против ритуализма.
Последний яркий портрет книги - пророк Илия, овеянный легендарной славой, окруженный каким-то особым почитанием в Русской Православной Церкви. Пророка Илию отец Александр называет вторым Моисеем Израильской религиозной истории, который появился как раз тогда, когда Израилю снова угрожала опасность язычества, чтобы "нанести по нему сокрушительный удар"[24]. Автор обращает наше внимание на то, что великие пророки призываются, появляются на исторической сцене, когда для народа Божия (будь то Израиль или Церковь) возникает серьезная угроза уклонения с истинного пути.
Великие пророки Моисей и Илия ознаменовали начало духовного переворота в истории религии, но ни того, ни другого пророка, считает отец Александр, "нельзя рассматривать как изолированные явления. В то время уже все человечество как бы просыпалось после магического сна, тяготевшего нам миром" [25].

Вторым томом шеститомной "Истории религии" завершается предыстория религиозного возрождения человечества. И с третьего тома, который носит название "У врат молчания", отец Александр начинает свое повествование об "осевом времени" - эре мировых Учителей. Третий том посвящен религиозным исканиям Китая и Индии, четвертый - Греции, и пятый - пророкам Ветхого Завета.
Все три книги объединяет стремление автора находить сходные черты в религиях, возникших в странах, внешне никак друг с другом не связанных. Так, хотя 3-й том чрезвычайно интересен для европейца тем, что в нем приоткрывается завеса таинственности, всегда скрывавшая учения Востока, тем не менее, при ближайшем рассмотрении читатель понимает, что ничего принципиально нового в этих религиозных стремлениях не было.
Сравнивая духовные открытия Запада и Востока, отец Александр отмечает родство как в мистических, так и в рационалистических учениях различных стран и эпох.
Говоря о мистике, он прежде всего обращает внимание читателя на то, что восточная школа безмолвия духовно очень близка к Византийскому исихазму и что именно "поразительный опыт мистиков положил начало богословию, которое принято называть апофатическим, или отрицательным" [26].
С другой стороны, доброе отношение отца Александра к личности Конфуция не мешает ему написать о его учении, что "эта доктрина являлась общечеловеческим соблазном" [27]. Ибо и на Западе, и на Востоке во все времена возникали попытки "устранить высшие запросы духа из сознания человека и прикрепить его конечную цель к земле".
В глубокой заинтересованности отца Александра религиями Востока есть и еще одна причина: мы можем наблюдать множество аналогий между духовными проблемами того времени и поисками сегодняшними - например, подобие мотивов, ведущих к разочарованию в официальных доктринах, в приземленных идеологиях, в рационализме.
С фактом очевидного духовного кризиса "христианство закрытого типа", как всегда, не видит нужды считаться. А от возможной конкуренции со стороны других религий по привычке думает спастись с помощью государственных границ и противоестественных законов.
Но сегодня, в отличие от прежних времен, положение у закрытых религий стало намного труднее, ибо границы между странами исчезают и информационные барьеры рушатся. Люди получили возможность выбирать, а выбрав, оставлять привычную культурную оболочку (особенно, если она себя чем-то скомпрометировала) ради экзотических или эзотерических культов.
Отец Александр такую ситуацию предвидел. В своем третьем томе он деликатно, но достаточно убедительно объясняет, что вся экзотика восточной мистики только внешняя. С другой стороны, он считал необходимым научить современников разбираться в основах восточных вероучений. В ХХ веке кришнаизм и йога широко распространились во всем мире. Однако критика христианскими священниками этих учений, часто не только не конструктивна, но отличается еще и злобным поношением, обвинениями в демонизме и тому подобное. Естественно, разумного человека такая критика не убеждает.
А вот отец Александр в своих книгах уделяет этим мировоззрениям достаточно много места. Так, о йоге он начинает свой рассказ в третьем томе и заканчивает в шестом. Это подробный анализ, который может стать хорошим пособием для священников в тех случаях, когда им приходится вести диалог с адептами йоги.
Но главное место в третьем томе, конечно, отведено буддизму, причем отец Александр, как всегда, очень большое внимание уделяет основателю учения. Само возникновение буддизма, по мнению автора, не в последнюю очередь объясняется личностью Будды.
"Удивительная притягательность и тонкое психологическое чутье, - пишет он, - нежный вкрадчивый голос, привлекательная внешность, ореол святости и бесстрастия - все это не могло не оказывать колоссального воздействия на окружающих"[28].
Другим преимуществом Будды был его простой и ясный язык, на котором он говорил об очень важных вещах.
Но, конечно, не только внешними факторами объясняет автор популярность Будды и его учения, ведь буддизм обещал миру Спасение...
Отца Александра часто спрашивали на лекциях о сходствах и различиях буддизма и христианства, ведь и то, и другое учение говорят о Спасении.
Так вот, несмотря на то, что многие обрядовые стороны в них совпадают, "в буддизме, - писал отец Александр, - различия между восточными религиями и христианством достигают своего апогея". И главная причина тут в том, что по своей сути христианство есть религия воплощения, а буддизм - развоплощения. Кроме того, в оригинальном буддизме нет попыток обрести Живого Бога. Если в Упанишадах и Махабхарате такое стремление есть, то Будда уже отвергает все, кроме трансцендентного. Это значит, что "Бог как Творец, как Разум, как Любовь, Бог, изливающий Свою благодатную мощь на созданную Им вселенную, был неведом Будде"[29]. В результате такого анализа отец Александр называет Будду атеистом, а созданный им буддизм странной религией без Бога.
И все-таки отец Александр оценивает историческое значение Будды положительно. "Его величие, - отмечает он, - заключается в том, что он провозгласил Спасение главной целью религии, хотя и не мог спасти мир. Но, впрочем, кто из людей смог бы совершить это? Будда был поистине достоин любви и уважения". Так автор заканчивает свой третий том "У врат молчания".
В конце этой книги есть статьи-приложения, среди них весьма актуальный сегодня рассказ о Перевоплощении, Реинкарнации. Всем, кто когда-либо присутствовал на лекциях отца Александра и слышал задаваемые ему бесконечные вопросы о Перевоплощении, не надо объяснять, насколько актуальна эта тема.

В четвертом томе - "Дионис, Логос, Судьба", посвященном древней Греции, отец Александр поставил перед собой серьезнейшую задачу: проследить зарождение и развитие ряда идей, которые в дальнейшем оказали значительное влияние на становление европейской культуры и на развитие Вселенской Церкви. Действительно, "мученики и апологеты, учители и Отцы Церкви в большинстве своем, - пишет отец Александр, - были сынами греко-римского мира"[30]. А уже через них культура Древней Эллады оказала огромное влияние на все христианство. Автор ссылается на известные слова св. Иустина Мученика, считавшего, что для будущего восприятия Евангелия почву подготовили и учение Платона, и мировоззрение стоиков, и размышления философов.
Однако хорошо известно, что духовная подготовка не означает приобретение только положительного опыта. Часто бывает наоборот - разочарование в избираемых целях, в ложно понятых идеалах, в неправедных средствах скорее приводит к настоящему обращению. Так вот у жителей Эллады было более чем достаточно причин пережить необходимый для обращения духовный кризис. Романтические представления о прекрасной Элладе, о Золотом веке, о некоей обетованной и спокойной земле после исследований историков XIX - XX вв. оказались не более чем мифом, унаследованным Европой от позднего Возрождения. И легенда оказалась весьма далека от действительности. На самом деле, Греция так же, как и другие страны и культуры, имела все атрибуты, свойственные порочным магическим цивилизациям, "она была полна зверств, предательств, насилий, безумия и фанатизма. Она знала и коррупцию властей, и преследование инакомыслящих, и жестокий деспотизм" [31].
Но в том же XIX веке, утверждает автор, в результате исследований религии и философии "заново была открыта мистическая Эллада, суровая и трагичная...обнаружилась удивительная близость путей Греции и Востока". Древней Элладе были знакомы и вера в Судьбу, и оргиастические культы, и как итог развития, - "пессимизм и уныние, растерянность и отвращение к жизни. Мы обнаруживаем в ней мистическую тоску и проповедь аскетизма" [32].
Правдивый анализ поисков истины в Древней Греции, который предпринимает отец Александр на страницах четвертого тома, особенно важен для христиан Восточной Церкви, которая многими корнями уходит именно в эту культуру.
Не пересказывая содержания всей книги, хотелось бы выделить несколько самых важных тем и, прежде всего, обратить внимание на те страницы, которые содержат анализ греческих религиозных форм, связанных с радикальным спиритуализмом. Ведь именно через религиозную и философскую мысль древней Греции проникли в раннехристианские общины такие заблуждения, как манихейство, другие гностические культы и различные церковные ереси. Их общей отличительной особенностью было выхолащивание из христианства тайны Воплощения.
К ранним религиозным сектам, исповедующим крайний спиритуализм, отец Александр относит, в первую очередь, орфиков, ибо у них уже были все те "принципы аскезы, которые в дальнейшем стали характерны для манихейства: разделение души и тела, отношение к телесному и материальному как к нечистому".
>>>>>>>

[Вадим Ч.]

Несомненно я это знаю: это произошло на Всеправославном совещании в 1948-м году.

Даже если предположить, что Вы лично участвовали в этом Совещании и слышали кулуарные беседы иерархов православия, а также, если не принимать во внимания решения Архиерейских соборов РПЦ 1961 и 2000 годов (равно как и заявления Священного Синода от 20 марта 1980г.), то и тогда Ваше заявление об осуждении экуменизма как "ужасной ереси", будет, мягко говоря, не соответствующим действительности. Да будет Вам известно, православный мой брат, что упоминаемое Вами Всеправославное совещание 1948г. определило УСЛОВИЯ участия ПЦ во Всемирном Совете Церквей (войти в который, ПЦ тогда была не готова), и только. Никаких официальных заявлений, определяющих негативное отношение ПЦ к экуменизму, вообще, и ВСЦ, в частности, со стороны делегатов Совещания НЕ ДЕЛАЛОСЬ. См. резолюцию "Экуменистическое движение и Православная Церковь" от 17 июля 1948г.
(P.S. Рекомендую Вам, Родион, пока Вы не погрязли в потоке домыслов, прекратьть попытки очернить дело протоиерея Александра Меня, пытаясь выдать мнение отдельных "деятелей от православия" за официальную позицию Православной Церкви. В противном случае, Вы окажете недобрую услугу имиджу столь любимой Вами конфессии. Мир Вам.)

[iosef]

Еще одна важная тема, поднимаемая в четвертом томе, - анализ отличий мистики от мистериальной драмы на примере элевсинских культов. Эти строки особенно интересно читать, когда вспоминаешь, что написаны они не бесстрастным ученым-исследователем, а прослужившим многие годы православным священником. Отец Александр объясняет, что, хотя в "культовой оболочке драмы, возможно, и была какая-то связь с определенным религиозным и нравственным учением, все же они были не способны захватить все существо человека!" Их воздействие на душу человека всегда только внешнее, психологическое. Ведь мистерии - это, прежде всего, зрелища, а ее участники - прежде всего, зрители.
Очевидно, что автор хорошо представлял себе все те многочисленные соблазны, которые таятся в культивировании лишь внешних сторон богослужения, когда форма становится самодовлеющей. "Священная драма, - пишет отец Александр, - при всей своей воспитательной силе не могла заменить непосредственного причастия к Божественному. А ведь именно к этому стремится человек, ищущий спасения" [33].
И не случайно в последующих главах автор показывает типичную реакцию на обрядовую религию, на мертвые, внешние формы: возникновение дионисических, оргиастических культов. Для читателя-христианина есть возможность задуматься над путями своей Церкви, над возможными неудачами в деле христианской проповеди среди молодежи, над причинами таких общественных явлений, как разгул чувственности, насилия, наркомании. Да, собственно, и сам автор пишет об этом совершенно ясно: "...чем меньше идеи века способны утолить жажду души в Божественном, тем сильнее может оказаться взрыв". И в другом месте: "Когда душа не находит подлинно высокого, ее порывы могут принимать самые устрашающие и уродливые формы. Это мы видим и в нашу эпоху, эпоху "сексуальной революции" и наркотиков" [34].
К положительному наследию древнегреческой культуры относит отец Александр происшедшее именно тогда разделение науки и веры. С этого момента они должны были "созревать, не препятствуя друг другу". "Изучение природы и отвлеченная мысль требуют своих "правил игры", - писал он, - и вторжение в эту область религиозных доктрин, смешивающих два плана познания, сковывало науку. А с другой стороны, религия не зависит от науки, так как сфера ее по природе глубже научного исследования". "Эмансипация науки и философии от опеки богословских теорий, - считает автор, - расчищает путь как для знания, так и для веры"[35].
Такая позиция, однако, не означает, что отец Александр считал науку абсолютно автономной от веры. "Отправной пункт науки всегда связан с верой", - замечал он, говоря о природе научных постулатов.
И еще одна нерелигиозная тема, специфичная именно для четвертого тома, интересна тем, что раскрывает для читателя политические убеждения самого отца Александра.
Сравнивая иерархические и демократические структуры полисов Древней Греции, автор дает им такие определения: иерархическую структуру он рассматривает как унаследованную человеческим обществом еще от животного мира, т.е. такую, в которой действуют те же законы. В демократическом же устройстве общества он видит чисто человеческие проявления и, следовательно, считает его более прогрессивным. К таким чисто человеческим явлениям он относит и религию, и человеческое творчество, и искусство, и науку. Таким образом, изобретение демократии попадает у отца Александра именно в этот ряд.
Конечно, это не означает, что он идеализирует демократию. Идеальной она могла бы быть, по мысли отца Александра, только в том случае, если бы была образована идеальными людьми. И все-таки автор считает ее лучшей из возможных политических структур, ибо "она меньше всего подавляет свободу личности". В другом месте он пишет: "Каковы бы ни были несовершенства демократии, свободно-правовой строй и в древности, и впоследствии показал себя как наиболее соответствующий достоинству и природе человека" [36].
Последние слова сказаны отцом Александром в полемике с политическими взглядами Платона, который, как известно, был противником демократии.
Платону и его учителю Сократу в четвертом томе уделена почти половина книги. Но из этих двух мыслителей отцу Александру, очевидно, ближе Сократ. Их роднит многое, например, отношение к истине не как к отвлеченному понятию, но как к тому, что требует "благоговейного и любовного подхода" [37]. И особенно ценной представляется для отца Александра бесконечная преданность Сократа небесной воле, "которая была источником его мужества и спокойной радости"[38]. А в конце своего рассказа о Сократе отец Александр даже утверждает, что "Сократово богословие стоит ближе к библейскому учению, чем все, чего достигла античная мысль до Сократа" [39].
Что же касается Платона, то, несмотря на то, что для многих образованных греков и римлян Платон был проводником к Новому Завету, а христианское богословие часто использовало Платона, отец Александр не торопится отвести этому ученику Сократа почетное место среди "христиан до Христа". Он пишет, что "дела с Платоном обстоят куда сложнее, чем кажется на первый взгляд" [40]. Большое эссе о Платоне носит скорее критический характер.

Говоря о взглядах Платона, отец Александр предупреждает: "Идеализм таил в себе угрозу извращения христианства тем, что вносил в него идеи, глубоко ему чуждые". Что же это за чуждые идеи? Автор отмечает три главные угрозы в платонизме: "отвлеченный спиритуализм, родственный индийскому; пантеистическую струю и отсутствие духа свободы, без которого христианство немыслимо" [41]. Отец Александр также подчеркивает, что важнейшие ереси первых веков в той или иной мере были связаны с платоновским идеализмом и отрицанием ценностей земного, плотского начала. Эта критика касается философии, что же говорить о политических взглядах Платона, которые, как известно, не принимались даже многими его почитателями.
Сам же автор в привязанности Платона к иерархическому строю видит наследие магических представлений, где род, племя, народ ставились выше личности. А ведь лучшие завоевания культуры родились именно в борьбе за человека, т.е. на путях противления "родовому" наследию [42]. Если Платон был убежден в правомерности навязанного добра и насильственного спасения людей, то для отца Александра совершенно очевидно, что "добро без свободы неизбежно оборачивается злом" [43].
Есть, пожалуй, только одно общее качество у двух великих мыслителей. Их обоих можно назвать "мыслителями-художниками".

Да, нельзя назвать отца Александра платоником, и в этом он принципиально отличается от своего духовного учителя Вл. Соловьева. Возможно в этом отличии содержится ключ к пониманию того, почему отцу Александру промыслом Божиим было разрешено сделать то, что не удалось Вл. Соловьеву. Их взгляды на историю религии коренным образом расходятся: взгляд христианина-платоника и христианина-персоналиста.

Итак, все попытки искать истину, о которых мы узнаем на страницах четвертого тома, не могли, по мысли отца Александра, удовлетворить настоящую тягу к вере. Хотя он отдает дань уважения той культурной подготовке человечества, которую дала миру Греция, греческий язык, все то, что создало условия, необходимые для того, чтобы встретить апостолов, принесших на эту землю "свет Нового Завета", тем не менее "человек, искавший живую веру, не мог удовлетвориться отвлеченной метафизикой", - заключает автор.

Но вот в это же самое время в другом месте, в Израиле, зазвучал голос пророков, обращенный к конкретному человеку и возвещающий о Боге живом...
Пятый том "Истории религий" отца Александра посвящен пророкам Ветхого Завета и называется "Вестники Царства Божия".
Кем обычно считают пророков? Чаще всего - провидцами, предсказателями будущего, а также теми, кто предвидел приход Иисуса Христа.
Но для автора шеститомника главный смысл служения пророков раскрывается прежде всего в свете Евангельского Откровения, ибо они были его предтечами. "Пролагая путь Богочеловеку, - пишет отец Александр, - они возвещали высокое религиозное учение, которое хотя и несравнимо с полнотой Евангелия, тем не менее остается жизненным даже в наши дни" [44].
Именно в этом причина того, почему пятый том стал у отца Александра центральным во всей "Истории религий". Эта книга завершает внутренний цикл шеститомника, посвященный "осевому" историческому времени и Великим Учителям. Работа над этой книгой потребовала от отца Александра более всего времени и сил, возможно, из-за того, что автор чувствовал особую ответственность перед этой задачей, а может быть, из-за того, что по его словам, в семье духовных вождей человечества, действующих приблизительно в одно и то же время, "пророки стоят особняком" [45]. Писал батюшка эту книгу несколько лет, по ходу дела хорошо изучил древнееврейский язык, и все переводы ветхозаветных текстов в книге сделаны им самим.
Пятый том (так же, как и шестой) по стилю существенно отличается от предыдущих книг религиозной эпопеи. Если предыдущие тома - это преимущественно статичные картины, то повествование пятого тома насыщено поистине кинематографической динамикой. Перед читателем проходят перемещения народов, движения войск, он видит осады городов, заговоры правителей, строительство крепостей, торжественные богослужения. Безусловно, пятый том - один из наиболее сильных в литературном отношении.
И еще одна особенность повести о пророках: если в остальных томах автор раскрывает свой замысел, в основном, через личные портреты гениев - мыслителей, основателей религий, то в этой книге перед нами проходит целая плеяда проповедников, "сменяющих друг друга на протяжении столетий" [46]. Но, сменяя друг друга, пророки не зачеркивали религиозный опыт предшественников. Взятые в совокупности, различные аспекты проповеди пророков создают стереоскопическую картину или, как говорил отец Александр, "единый образ Сущего" [47]. Разглядеть этот бесконечно любимый Образ самому и дать прикоснуться к нему читателю - вот та сверхзадача, которую ставит перед собой отец Александр в пятом томе.
С этой задачей непосредственно связана тема, которая, по всей видимости, больше всего интересовала самого отца Александра, - тайна профетизма, тайна отношений пророков с Богом. Эта тайна, пишет отец Александр, не может быть разрешена ни "ссылками на личный гений", ни в плане историческом [48].
Но почему же тайна пророков оказывается столь трудной для постижения? Потому что богопознание, которое присуще пророкам, - это совсем не то же самое, что достоверность у мистиков Востока, которые, по словам автора, входили в Бога, оставив весь мир и самих себя. Это также и не догадки философов, размышлявших о Боге.
Отец Александр пишет, что Сущий был для пророков "пламенеющей бездной, ослепительным солнцем, сияющим превыше постижения и достигаемости. Они не поднимали глаза на это солнце, но Его лучи пронизывали их и озаряли окружающий мир. Их не покидало чувство, что они живут в присутствии Вечного, находясь как бы в Его поле" [49]. И это было названо ими Богопознанием - Даат Элогим.
Таким образом, если для индийцев постижение Бога означало слияние с Ним, отождествление себя с Ним, то "пророки ни на минуту не забывали, - пишет отец Александр, - что они лишь проповедники высшей воли" [50]. Бог сам вторгался в их жизнь. Отец Александр сравнивал это Вторжение с Откровением, которое было у ап. Павла. Это был Тот же все превозмогающий Свет, Который остановил ап. Павла на дороге в Дамаск, - Свет Божественной Любви.
И еще одна деталь пророческого служения, которую подчеркивает отец Александр: "Иной раз пророк, устрашенный трудностью подвига, даже противился небесному зову, но автоматом он никогда не был и всегда оставался человеком. Именно поэтому он мог, в конечном счете, стать свободным соучастником Божиих замыслов. Он следовал призыву во имя верности Богу и любви к Нему" [51].
И только этой свободой можно объяснить "чудо двуединого сознания пророков, не имеющее аналогий в религиозной истории. В их лице дохристианский мир был вознесен к последней черте, за которой открывается Богочеловечество.
В этом смысле каждый пророк был живым прообразом Христа, "нераздельно и неслиянно" соединившего в Себе Бога и человека" [52]. Вот в чем причина бесконечного интереса отца Александра к пророкам: на самом деле тайна пророков в том, что они - прообразы Иисуса Христа.
С Христом пророков сближает и то страдание, которое практически всем им пришлось претерпеть на путях своего служения. "Почему, - спрашивает отец Александр, - Иеремия, избранник Божий, был подобен агнцу, ведомому на заклание? Потому что Он нес на себе бремя грехов своих братьев! И не только Иеремия, но и многие другие пророки прошли в своем пути через "долину смерти""[53]. И в результате им была открыта великая тайна Нового Завета: "тайна Творца, страждущего за мир, чудо Божественной любви".
С тайной жертвенного страдания связывает автор и тему "святого остатка", к которой обращаются многие пророки.
"Не в этом ли жертвенном крестоношении, - пишет отец Александр, - заключена роль "святого Остатка" и "бедняков Господних", которые, претерпев мучения, принесут миру Божию правду? Тут мы приближаемся к самому таинственному месту в Ветхом Завете и в то же время к самому возвышенному, где более всего он связан с Евангелием" [54].
Опираясь на такой идеал служения, отец Александр составляет свое представление о библейской философии истории, которая отвергает как горделивую мысль об автономии человека, так и пассивный фатализм, который все выводит из влияния высших сил. В библейской перспективе "история - это не только проявление воли Божией, но и арена деятельности человека"[55]. И вот краткая формулировка отца Александра: "все от Бога, но и все от человека" [56]. Зная Божественную цель, люди должны сосредоточить все усилия своей нравственной воли для того, чтобы достичь ее. "С другой стороны, они должны полностью доверять Богу, потому что результат находится в Его руках".
Казалось бы, органически эти два понимания соединить трудно, но, по мнению автора, "оба они с разных сторон отражают единую истину".

Отец Александр разбирает в пятом томе также и другие очень важные темы.
Прежде всего, "Вестники Царства Божия" продолжают тему спасения, поднятую автором на страницах предыдущих двух книг. "Если Конфуций и многие греки, - пишет отец Александр, - видели спасение в хорошо организованной общественной структуре, Будда и брахманы - в бегстве от мира, Платон в созерцании, приготовляющем человека к смерти, то пророки видели спасение человека как его приобщение к Божественной гармонии и полноте, которая произойдет, когда рухнет преграда между Богом и людьми". К понятию пророков о спасении прямое отношение имеет тема возобновления Завета, Нового Иерусалима и то, как намечается тема Нового Завета в Ветхом Завете.
>>>>>>>

[Родион]

Даже если предположить, что Вы лично участвовали в этом Совещании и слышали кулуарные беседы иерархов православия, а также, если не принимать во внимания решения Архиерейских соборов РПЦ 1961 и 2000 годов (равно как и заявления Священного Синода от 20 марта 1980г.), то и тогда Ваше заявление об осуждении экуменизма как "ужасной ереси", будет, мягко говоря, не соответствующим действительности. Да будет Вам известно, православный мой брат, что упоминаемое Вами Всеправославное совещание 1948г. определило УСЛОВИЯ участия ПЦ во Всемирном Совете Церквей (войти в который, ПЦ тогда была не готова), и только. Никаких официальных заявлений, определяющих негативное отношение ПЦ к экуменизму, вообще, и ВСЦ, в частности, со стороны делегатов Совещания НЕ ДЕЛАЛОСЬ. См. резолюцию "Экуменистическое движение и Православная Церковь" от 17 июля 1948г.
(P.S. Рекомендую Вам, Родион, пока Вы не погрязли в потоке домыслов, прекратьть попытки очернить дело протоиерея Александра Меня, пытаясь выдать мнение отдельных "деятелей от православия" за официальную позицию Православной Церкви. В противном случае, Вы окажете недобрую услугу имиджу столь любимой Вами конфессии. Мир Вам.)

Даже если официальных решений принято не было, то сам факт отказа участия в экуменическом сборище под названием ВСЦ говорит о многом.
А А. Мень для меня именно тот, кем он фактически и являлся - постовой новой ереси жидовствующих в Православной Церкви и защитник интересов жидовствующих, а не Христа. Это был не пастырь, а иуда.

"Тот, кто хочет спасаться лишь постом и молитвой, без подвига за истину, находится не на её пути" (Максим исповедник). Меня, если честно, мало волнует, как Вы конкретно будете относиться к Православию после моих постов, но озвучить истинное положение вещей и истинное место А. Меня в Православии я обязан.

- - - Добавлено - - -

Неправду изволите говорить, уважаемый.
Ничего такого Александр Мень в церковь не приносил; а вот против николаитской ереси он выступал, за что и пострадал.
Как и написано в Откровении - у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа

Открытое обращение владыки Иоанна (Мельникова) к о. Меню в помощь.