О Священнике Александре Мень

[iosef]

АНДРЕЙ ЕРЕМИН
"О.Александр Мень. Пастырь на рубеже веков".

Москва. "Сarte Blanche" совместно с издательством "Бумажная галерея", 2001,

Главы из книги

Часть первая.
Приход

Выбор о. Александром священнического пути. Духовная ситуация в стране; псевдорелигиозность народа. Церковь и Российская империя. Интеллигенция и Церковь (до революции и после). Священник отверженного сословия. Религия и научное мировоззрение. Поиски "золотой середины" в духовной жизни. Стратегия христианского возрождения в России. Свобода и творчество. Задачи и ценности человека. Стиль общения о. Александра с людьми. Работа с молодежью. Правильное понимание христианской аскезы. Неприятие рутины и начетничества в церковной жизни. Отношение к отцу Александру простых прихожан, духовное окормление пожилых. Благоговение перед природой - важный этап в развитии религиозного сознания. О. Александр о простоте церковного быта. Место Божественной литургии в его жизни. Как открыть в себе христологическое сознание. Современное пастырство и традиционное старчество. Смысл послушания. Отношение о. Александра к церковным реформам. Его взаимоотношение с епископатом. Деятельность отца Александра в последние годы его жизни.

....

7
Отец Александр легко общался с людьми, еще не принявшими христианскую веру. Он жил среди них и умел их любить, несмотря на то, что находился в идейной оппозиции существующему режиму. На вопросы о своей вере он отвечал, не нападая и не обличая, а, напротив, отыскивая положительные черты, общие для него и его собеседника. Общими были такие понятия, как справедливость, братство, скромность и некоторые другие, заимствованные коммунистической идеологией из христианской этики. Хотя эта идеология была лживой и использовала данные представления, чтобы манипулировать сознанием масс, но все-таки подобные положительные принципы питали ум и совесть многих честных людей советской эпохи. С этим надо было считаться.
Батюшка никогда не стремился доказать оппоненту его несостоятельность; он всегда апеллировал к лучшему в собеседнике и разговаривал с ним так, будто тот выше своего уровня, чтобы у человека был стимул подняться над тем, к чему он привык.

Неприятию людей и жизни, враждебности, осуждению, которые были весьма характерны для диссидентских кругов 60-80-х годов, батюшка противопоставлял любовь, сочувствие, милосердие, понимание. И все, что он делал и писал, пропитано этим духом. Он считал, что книги, где нет беспристрастности, доброжелательности, - это книги инквизиторов, которых лишили возможности сжигать людей на самом деле; так вот они сжигают их на бумаге.
Отец Александр полагал, что люди, для которых весь мир состоит из одних негодяев, - это те, у кого в душе царит зло, поэтому и кругом они видят одно только зло. А батюшка полагал, что живя в действительно трудных условиях, советские люди удивительным образом сохраняли человеческий облик. Он говорил, что они могли бы быть намного хуже, и мы должны удивляться тому, что они сохранили какую-то человечность. Сам отец Александр всегда старался в любом человеке найти что-то возвышенное, позитивное и сокровенное (в каких бы формах это ни выражалось) - найти, так сказать, его религиозный центр.
Библейская мудрость учит, что чистого и святого в человеке мало (не зря говорится в псалме: "Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя", т.е. грешен человек от рождения, по природе). Самое лучшее, если в личности изначально есть просто "человеческое" - невыдуманный, нелицемерный, истинный гуманизм. Это начало должно в человеке проявиться, а потом он должен почувствовать, что этого недостаточно, что, возможно, задумано о нем нечто большее.
Лишь с тем, у кого есть истинно позитивные принципы (доброта, справедливость, творчество, любовь к истине), можно говорить о большем, о том, чего ему не хватает. А тот, у кого все человеческое изъято из жизни, придя в Церковь, превращается в подобие старца Ферапонта из "Братьев Карамазовых". Его позиция - образец отрицательного, "закрытого христианства", граничащего с изуверством.
Отец Александр хотел, чтобы его ученики, выросшие во вражде к советской идеологии, не заразились чувством ненависти к "чужим", но учились христианской проповеди у апостола Павла на примере его обращения к жителям Афин [20]. Апостол говорил о неизвестном, но почитаемом горожанами Боге, исходя из убеждения, что искра Божия дана каждому человеку, и надо только найти слова, которые помогут людям вернуться к сердцевине своего собственного "я", найти лучшее, что есть в их душах.
Напротив, говорил батюшка, "тот, кто оскорбляет другого, кто его унижает, кто, даже имея сокровища веры, ставит себя выше и гордится этим, тот никогда не добьется успеха. Никогда не проникнет в человеческую душу и сердце, и вообще, такой человек неправ. Потому что злом добра никогда не посеешь".
Батюшка знал, что те люди, которые еще вчера являлись врагами Церкви, но по натуре своей были романтиками, идеалистами, потом вполне могли стать членами его паствы. Именно к ним можно было обратиться с настоящей христианской проповедью, именно тут можно было надеяться на настоящее обращение. И куда меньше шансов было в работе с циниками, зараженными мещанской рассудительностью, с теми, кто ни во что не верил, сумел обуржуазиться при коммунистах и забыл о поисках смысла жизни.
Что для отца Александра было абсолютно неприемлемо, так это вульгарный материализм в его низших формах, любая форма пошлости.

8

Работу с интеллигенцией отец Александр вовсе не считал для себя тяжелым крестом, гораздо труднее ему было иметь дело с косностью и невежеством. Он любил людей творческих, внутренне свободных, независимых. К ним он относился особенно бережно, никогда не "ломал", осторожно вел ко Христу. Батюшка старался "ювелирно" поворачивать их мышление, освобождая от стереотипов и идеологии, научая свободно и широко мыслить. Он всячески поощрял творческий рост, считая, что в этой жизни человек должен стремиться к максимальному развитию своей души, своих дарований.
Сам обладая огромным духовным и душевным богатством, он умел искренне радоваться способностям и успехам других людей. Причем он радовался за них так, как они сами за себя не радовались. Даниил Андреев верно отмечал: "Чувство сорадования свойственно просветленным" [21].
Обыкновенно люди плохо умеют сорадоваться. Но как умел это батюшка! Он "видел цветы, а не сорняки", обладал редким даром - видеть прекрасное, лучшее в людях, природе, мире. И поощрял именно такое отношение к жизни. Он говорил: "Один из ключей к счастью - научиться доброму отношению к людям". Все, кто его знал, действительно чувствовали, что он счастливый человек, что он имеет такой ключ.
Отец Александр был воодушевлен Богом и умел сообщать свое воодушевление другим. Он как бы распространял вокруг себя избыток собственной творческой силы, заряжал своей бесконечной энергией. Творческие люди тянулись к отцу Александру не только потому, что находили у него разрешение своих жизненных проблем, но и потому, что подобное притягивает подобное. Им было с ним хорошо, у них сразу возникало понимание без лишних слов.
Людей также притягивал его необыкновенный дар перевоплощения в собеседника. Батюшка сам говорил, что "единственное перевоплощение - это перевоплощение в другого человека", чтобы суметь чувствовать его боль и радость. Это и есть любить ближнего как самого себя.

Таким образом, сама личность отца Александра явилась для наших современников примером истинной интеллигентности, без которой нельзя сделать ничего стоящего в деле культурного возрождения общества и Церкви. Отец Александр хотел видеть христианских интеллигентов апостолами современности, но важно было снять с интеллигенции флер избранности, кастовости, научить открытости и ответственности перед народом.
Конечно, с творческими людьми работать непросто. Они не склонны к слепому послушанию, ничего не принимают на веру, могут "самоутверждаться" и обнаруживать трудный характер. Но отец Александр надеялся, что после прививки к истинной христианской традиции они смогут внутренне преобразиться и по-настоящему открыться миру, сохранив и приумножив все прекрасное, творческое, что было до них в истории Церкви. Отец Александр считал важным помогать таким людям: "Много людей было, погруженных лишь в повседневные заботы, но не они формируют душу культуры, а творческое меньшинство, и оно для этого должно иметь время".
Советская система, власть диктатуры пролетариата десятилетиями унижала российскую интеллигенцию, заставляла ее чувствовать себя в обществе так называемой "прослойкой". Но люди не хотят чувствовать себя ничтожными, не хотят быть винтиками в машине, не хотят, чтобы ими манипулировали.
Западный богослов отец Рене Вуайом писал, что люди сегодня жаждут не только простой воды, о которой говорил Христос в Своей притче о Страшном Суде. Один из наиболее часто встречающихся видов жажды - это жажда уважения, человеческого достоинства [22]. И отец Александр всегда старался поднимать в людях это достоинство, чтобы они осознали свою нужность обществу, избавились от чувства униженности через любовь Христа.
Для отца Александра как для пастыря это не было простым проявлением доброты. Он понимал, что ничтожному человеку трудно полюбить Господа, человек с пониженной самооценкой закрыт, замкнут на себе не меньше, чем человек гордый и самоуверенный. Тот, кто жалеет себя и страдает комплексом неполноценности, не видит людей вокруг и не догадывается о своих подлинных проблемах. Поэтому существенное место в проповедях и наставлениях батюшки занимала мысль о том, что ничтожных, маленьких людей нет; что все мы одинаково и бесконечно дороги нашему Господу. Кроме того, почувствовать любовь Бога может только тот, кто знает, что такое быть любимым другим человеком...

Осознание своей онтологической ценности в глазах Христа помогает человеку откликнуться на Его любовь, услышать Его призыв, открыть свое сердце. Ничтожный человек, недолюбленный, недооцененный, видит Бога как Громовержца и не верит в Его заботливый промысел, не верит в то, что Бог его любит, сколько бы ему об этом ни толковали.
Все святые - те, кто познал на себе преображающее действие Духа Святого, рождение в себе Новой твари, - говорили о высоком призвании человека: "Познай свое благородство, а именно, что призван ты в Царское достоинство", "ты призван к сыноположению, к братству, в невесты Христу" [23].
В одной из проповедей батюшка говорил: "Мы созданы, каждый из нас оберегаем, каждый из нас - дитя Божие, мы не можем быть ничтожны; мы об этом забыли, - вот почему мы несчастны".

Отец Александр высоко ставил поиск человеком своего и только своего места в жизни, верность своему призванию, чего бы это ни стоило. Он считал, что если Бог позвал, если дорога определена - нечего "подстилать соломку", чтобы не упасть. Тут он бывал непреклонен.
В книге "Сын Человеческий" батюшка писал: "Проповедь Иисуса обращена не к "массам", не к безликому муравейнику, а к личности. В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во власти стадных инстинктов. Поэтому Христос придает такое значение отдельным судьбам. В любом человеке заключен целый мир, бесконечно ценный в очах Божиих" [24].

Одна прихожанка Новой Деревни рассказывала мне о своем первом приезде в церковь со своим приятелем, который открыл ей туда дорогу. Когда она увидела, как батюшка подошел, обнял, поцеловал ее друга, она впервые в жизни почувствовала, что такое отец. Он не был гуру или суровым старцем, не был формальным "духовным отцом". Он был человеком, действительно родившим нас в духовную жизнь. Отношения отца Александра с прихожанами лучше всего иллюстрирует его же проповедь о блудном сыне:
"Заметьте, что отец как будто бы всегда стоял на пороге и ждал своего сына, которого продолжал любить, и ждал не с гордостью, не с тем, чтобы упрекнуть его, а ждал с горечью и любовью. И несмотря на то, что он был уже глубоким стариком, первым побежал ему навстречу, обнял и ничего не ответил на заученные слова, которые повторял его сын: "Отец, я согрешил, я не достоин называться сыном, я буду у тебя работником". Отец повел его в дом, велел одеть его в новые одежды и устроил пир в его честь. Нам всем понятно, какую радость испытывал отец, потому что почти у всех нас есть дети, и хотя они нередко нас огорчают, для матери и отца дети всегда остаются детьми, что бы они ни сделали. И вот об этих родительских чувствах говорит Господь в Своей притче - о том, что отец не упрекнул сына, не сказал ему: "Ты развеял по ветру мои деньги", а простил его и устроил праздник..."[25].

Для батюшки настоящий отец - тот, кто относится к детям с нежностью, без давления. Кто способен по первому требованию, без ссоры отпустить заблудшее чадо в "страну далече".
А как мечтал отец Александр, чтобы у нас в жизни что-то получилось, чтобы мы нашли себя, чтобы добились успеха в том, что делаем! Он и сам всячески этому способствовал. Но никогда не предопределял наших шагов, не навязывал своего мнения, хотя и обладал удивительной прозорливостью. Как деликатно он помогал проявиться талантам, но никогда насильственно не раскрывал руками лепестки еще не распустившегося цветка. Он только питал его своими соками, согревал своим теплом и любовью. И конечно, он дарил свободу, которая предполагала, что любой человек мог уйти от него. Это была любовь, подобная любви Небесного Отца. Люди, прошедшие в детстве через авторитарное воспитание, познавали в общении с батюшкой любовь Бога Отца...
...

14

Отец Александр никогда не жалел, что живет и служит за пределами Москвы, даже наоборот, считал свою работу за городом подарком судьбы. Свежий воздух, природа - все это компенсировало для него неудобства частых поездок на электричке в церковь и в семьи московских прихожан. Батюшка относился к природе так же благоговейно, как к самому прекрасному храму. Он рассказывал, что в детстве какое-то время ежедневно ходил в биологический музей и там его охватывало такое благоговение, что он с трудом сдерживал руку, чтобы не перекреститься. Именно тогда он стал понимать, что в мире нет ничего профанного, но что все сакрально, кроме греха. Созерцание природы с детства стало для него "теологией прима".

>>>>>

[Ilya Bordukov]

Христос очередной раз явился нам в этом священнике.

[iosef]

Позже всвоем шеститомнике он напишет замечательные слова: "Восхищенное смирение, рожденное панорамой мироздания, - вот один из верных путей к Богу. Это изумление лучше самой остроумной метафизики приводит к подлинному соприкосновению с верховной Реальностью Сущего" [32]. Как близки ему в этом и преподобный Серафим Саровский, и святой Франциск! Отец Александр говорил: "Все горы мира созданы для того, чтобы люди могли поднять своивзоры к небу, чтобы они могли молиться перед Господом". Тут вспоминаются слова святого Бонавентуры, который, размышляя о мире, о природе, писал:"По "следам" Божиим можно понять Бога, восхититься к Богу, и молиться, и узнавать Бога в проявлениях Его".
Благоговейное отношение к природе неоднократно было темой проповедей отца Александра. О необходимости приобщенияк ней для гармоничного развития души он часто говорил своим прихожанам, особенно городским. Он также хотел, "чтобы мы, дети Творца, дети природы, которые тоже являемся творением, получая радость, восхищение, вдохновение,когда мы видим чудеса природы, никогда не привыкали к этому..." "В такой момент мы должны стать такими, как Адам в первый день творения, когда он окинул взором все вокруг и увидел то чудо, которое его окружает. В таком созерцании, в такой медитации - один из источников счастья человека. И этовсегда рядом с нами". Только важно не забывать, что человек отличается от всех остальных творений даром нравственного чувства, этической волей, которая в природе нигде больше не существует.

Храм в Новой Деревне летним утром казался насквозь пронизанным солнцем. Когда длинные лучи из яркой синевы неба попадаливнутрь, они создавали косые снопы света, падающие на вынесенную Чашу с Причастием и на лица прихожан. И на фоне этого торжества света - пространствоклироса, погруженное в прохладный полумрак.
Этот деревянный храм с низким потолком и большими окнами, построенный в начале ХХ века, чем-то напоминал старинные русские церкви, ничем не примечательные, в которых еще не было никакой помпезности и роскоши.
Простота храма была близка душе отца Александра и вообще всему складу прихода в Новой Деревне.
Мне вспоминается одна картина. Конец лета 1990 года. Всенощная. Мы с ним вдвоем в алтаре. Стоит чудесный теплый вечер. Сулицы сквозь открытые окна доносится громкое пение птиц, заглушающее хор наклиросе. Алтарь погружен в дымку от курящегося ладана. Все вокруг оставляетощущение новизны и чистоты. И такие спокойные звуки - шелест перелистываемыхстраниц на аналое рядом с престолом. Слышится гул пчелы в углу оконного стекла. Мерное тиканье часов на стене... Батюшкина фигура, склонившаяся над книгой. Яподхожу к окну и обращаю его внимание на удивительный вид: яркий цветной узориз красных, желтых и изумрудных листьев в лучах вечернего солнца. Он смотрит и задумчиво говорит: "Это здесь самая замечательная икона".
У батюшки было умение расслабляться втакой атмосфере мира и тишины, он легко ловил неторопливый ритм немногозаунывного пения и становился совершенно умиротворенным.
Небольшой деревянный храм смотрелся красиво и зимой. Синева куполов, что появлялась еще издалека и просвечиваласквозь заиндевевшие ветки деревьев, сливалась с синевой зимнего холодного неба.Во дворе по бокам храма и на кладбищенских могилах лежали белые сугробы.Мохнатые еловые ветви, покрытые пушистым искрящимся снегом, были видны через окнахрама. Не зря это так запомнилось А. Галичу:

"Когда я вернусь,
Я войду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властносоперничать небо,
И ладана запах, как запах приютскогохлеба,
Ударит в меня и заплещется в сердцемоем..."

В созерцании природы отец Александрнаходил особое и лично к нему направленное обращение Бога. "Когда человек знает о небесном взоре, обращенном к земле, земля расцветает нетленнойкрасотой. Только тогда мироздание обретает смысл, ценность и цель", - писал он в книге "У врат молчания" [33].
Где мы можем ощутить Господа? Отец Александр отвечал:
"Господь повсюду. Если во время Своей земной жизни Он мог быть только в одном месте, - в Вифлееме, в Назарете,в Иерусалиме, то отныне Он принял в свои объятия всю землю, все мироздание. Подобно Отцу, Он всюду, Он с нами в каждый момент. И мы можем ощутить это, призывая Егов молитве, приступая к Святой Чаше, открывая Евангелие".
Эту атмосферу Богоприсутствия отец Александр дополнял собою необыкновенно; он участвовал в ее создании не меньше,чем природа, чем свет, попадающий через окна в храм.
Он очень любил пасхальные службы соткрытыми алтарными вратами, что подчеркивает присутствие Бога среди Своего народа. И он сам так вписывался в эту атмосферу Пасхальной радости, пения птиц, солнца! Сильный, светлый, жизнелюбивый - он был совершенно в своей стихии.
...
15

Храм для отца Александра был центром особого Богоприсутствия, местом, где совершается Божественная Литургия. Онслужил величественно и трепетно одновременно. В его движениях не было поспешности,но он был чужд всякой стилизации и не затягивал и без того длинные православныеслужбы.
Прекрасные слова оставила в своихвоспоминаниях профессор Е. Завадская: "Много раз я бывала в Пушкино, наслужбе, - и каждый раз меня поражало, что отец Александр всегда исполняет всена самом высоком эмоциональном и духовном подъеме. В Церкви я оказывалась и вбудние дни, когда прихожан было совсем немного, только местные старушки, ноотец Александр неизменно совершал церковную службу во всей ее полноте.Восхищала красота, абсолютная законченность его ритуальных жестов, значительностьи гармоничность произнесения молитвенного текста" [34].
С тем большей горечью и болью относилсябатюшка ко всякому неблагоговейному поведению в храме. "Только любовь,вера и благоговение, - говорил он, - угодны Богу, все остальное - на второмместе. Поэтому молящиеся должны беречь свое сердце, чтобы не оскорбить святыню". Отец Александр никогда никому не делал личных замечаний, но видел все, что происходило в церкви, и часто во время общей исповеди указывал на необходимость соблюдать благоговейную тишину:
"Божественная Литургия есть особенный, священный момент всей службы. В это время со страхом и трепетом мывсе призываем Господа, чтобы Он пришел к нам. И как бывает горько, как бывает стыдно, когда люди, пришедшие в храм, во время освящения Святых Даров начинаютхождения, разговоры, ставят свечи...
Как только мы поем "Достойно",все, у кого сил хватит, должны на коленях стоять, взывать, а в это время я постоянно вижу: кто-то выходит из храма, кто-то ходит. Я понимаю, что многие это делают по невежеству, по незнанию, но вы-то, которые ходите в храм десятки лет, должны понимать, что в это время Сам Господь приходит в Свой дом, в наш дом, в дом Церкви.
Вот представьте себе, что вы ждетекакого-то дорогого гостя, и не просто дорогого гостя, а очень любимого вами. Вот он стучится в дверь, вы ему открываете и вместо того, чтобы провести его всвою комнату, поворачиваетесь к нему спиной и начинаете заниматься своими делами. Конечно, это будет знак небрежения, невежливости, и никому из вас в голову непридет так сделать. А ведь мы так поступаем с нашим Господом Спасителем каждую обедню! Я не помню ни одной Литургии, чтобы кто-нибудь во время освященияСвятых Даров не оскорблял Его хождениями, разговорами, выходом из храма, передаваниемсвечей и т.д."
"Почему, - говорил отец Александр, -Господь изгнал торгующих из храма? Ведь они, казалось бы, пришли сблагочестивой целью - приносить жертву. Они, вроде бы, послужили для храма,однако у них не было благоговения. Поэтому Он изгнал их.... В храме мы должныособенно чувствовать благодать Божию, потому что храм - это не просто дом нашеймолитвы, а это еще и место особого пребывания Бога. Всегда на Святом престоле находятся Святые Дары, всегда оттуда идет сила Господня. Это Христос Воплощенный, который пришел к нам, в нашу жизнь..."
Шум разговоров, ходьба со свечами,передача записок в алтарь в самые важные моменты службы - такое поведение давностало нормой во многих православных храмах. Еще патриарх Тихон настаивал натом, что этот обычай надо изменить, потому что он глубоко чужд благоговейнойвере Священного Писания.
Отец Александр говорил в одной из проповедей, что он знает множество случаев, когда о вере христианской судили полюдям, ходящим в церковь; их поведение становилось соблазном для других. Почему новички, заглянувшие в храм, потом долго не хотят туда прийти? Да потому, что часто встречают там лишь суету, беспорядок, грубость, недоброжелательство.
"Если мы мешаем Богу, если мы неявляем миру такой пример, чтобы людям хотелось быть на нас похожими, значит, мыделу Божьему препятствуем, потому что человек, прежде чем узнать что-то оЕвангелии, чаще знакомится с кем-то из верующих людей и видит их вздор, нетерпеливость, злобность, ропот - в сущности, видит их живущими так, как будто вера не касаетсяих жизни. А это значит, что в церковном сообществе уже нет силы, потому что слово полностью расходится с делом.
И тогда люди говорят: "Вы ходите в Церковь для самоутешения, для самоублажения, из суеверных побуждений". Икрыть нам нечем, потому что это наша вина. Потому что Сам Господь сказал: "Да просветится свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела ипрославили Отца, Который на небесах"".
Батюшка прекрасно знал, что люди частоходят в Церковь по привычке и, несмотря на то, что бывают на службе, живут втех же грехах, что и неверующие, а иногда и похуже. Отец Александр называл их веру"косметическим христианством".


22

Вера, считал отец Александр, должна бытьздравой, твердой, спокойной и уверенной. С любителями показного благочестия, надевающими маску святош, батюшка был весьма холоден. Поведение таких людей обычно характеризуется неумеренным увлечением старинными обычаями, строгим следованием ритуалистике, излишней экзальтацией, бесконечными разговорами опостах и о количестве вояжей по святым местам. Они всегда нетерпимо относятся к чужим взглядам, особенно к другим религиям.
Батюшка считал, что подобное поведение неявляется признаком настоящей церковности. Примером истинной христианской верыдля него была жизнь преподобного Сергия Радонежского. Этот святой, по словам батюшки, "был одной из самых могучих личностей, самых сильных людей своеготрудного и тревожного времени. Это он вдохновлял на борьбу против иноземных завоевателей, это он мирил людей, это он был, может быть, самым авторитетным вто время в Московском государстве человеком. Казалось бы, такой человек долженбыть исключительно надменным, казаться "власть имеющим". Между тем этот поистине могучий и сильный человек с железной волей подвижника, прошедший через многолетний искус в лесу, оставался необыкновенно смиренным, простым,скромным, непритязательным".

Люди, подобные Сергию Радонежскому, не прячутся от жизненных проблем за церковной оградой, а воспитывают в себе волю к победе над грехами.
Воля, по словам батюшки, - это сила,которая связывает человека с окружающим миром, с тем, что мы воспринимаем всемиорганами чувств. Значит, нельзя терять эту силу и жить без нее. Но надо также научиться ее вовремя восстанавливать, иначе теряются гибкость, подвижность души, творческий дух и внутренняя свобода. "Главное, - говорил отец Александр, - быть в том, что сейчас делаешь. Но тот, кто постоянно напрягает эту силу, может оказаться в нужный момент обесточен".
Развить волю человеку помогают самыезаурядные дела. Важно только не забывать, что усилия мы прикладываем с одной целью - найти Господа в своем сердце, ибо, кто полюбит Его, тот получит Его силудля преодоления греха, для преодоления зла.
Сила Божия помогает человеку раскрыть своепризвание, найти свой собственный внутренний стиль и ритм жизни. Еще Гете стремился к тому, чтобы воспринимать единство бытия как род живого ритма,примиряющего кажущиеся непримиримыми реальности. Это было свойственно и отцу Александру - не противопоставление, не внутренняя борьба, а гармония. Батюшка считал, что внутренний стиль вырабатывает тот, кто постоянно учится доброму отношению к людям, умению держать себя перед лицом Божиим, управлению своими душевными порывами с невозмутимостью.
Батюшка понимал, что призвание каждогочеловека уникально, поэтому его педагогические, пастырские решения были сугубоиндивидуальными, сколько бы людей к нему ни приходило.
Конечно, у отца Александра были общиенаставления, которые он не уставал повторять всем в проповедях и исповедях.Прежде всего, о чтении Священного Писания. А дальше все зависело от того, когдачеловек услышит призыв, прозвучавший в его сердце. Один приходил и спрашивал, можно ли чаще причащаться, другой - чем он может помочь кому-либо из прихода, итак далее. Батюшка каждый раз решал вопрос конкретно.
>>>>>>

[iosef]

Если же кто-то хотел служить в Церкви, отец Александр проверял сначала, как он справляется с простыми поручениями, с семейными проблемами, со своей светской работой, какие отношения устанавливает с людьми в приходе. И благословлял на клиросное, и тем более на священническое, служение, только тогда, когда в мирских делах у человека все было в порядке. Он считал, что если член Церкви не может сделать свою жизнь Божьей в миру, то тем более он не сможет стать настоящим христианином, превратившись в служителя алтаря!
Часто к такой деятельности стремятся люди, не имеющие истинного призвания, а просто уставшие от беспорядочной светской жизни, думающие с помощью внутрицерковной дисциплины, церковного устава внести смысл в свое сумбурное существование. Превращая Церковь в некий психоневрологический санаторий, они и становятся основными носителями и хранителями мертвой религиозности.
Им кажется, что Церковь - это место, куда можно прийти после работы, посмотреть на лампадки, послушать хорошее пение. Отец Александр не возражал против желания отдохнуть душой в Церкви, но у него вызывало глубокое отвращение представление о храме как о месте, где можно, например, "заниматься вокалом, отрабатывать репертуар". С огромной горечью он говорил, что Господь Иисус пришел на землю вовсе не для того, чтобы здесь занимались вокалом. И не для того, чтобы привнести новые виды пения.
Батюшка по опыту знал, что люди, особенно новоначальные, которые сразу устремлялись на клирос, потом плохо усваивали настоящую молитву, не понимали христианского служения и Евангельской проповеди. Такие люди очень быстро отпадали от настоящей христианской жизни. Более того, становились от нее дальше, чем были, когда только пришли в храм. Отец Александр считал такую профанацию христианства самой большой угрозой для Церкви.

Всем, кто был знаком с отцом Александром много лет, запомнилась бесконечная мудрость и бережность, с которыми он вел своих духовных чад. В пастырском воспитании личности у него был такой план: "Человек замыкающийся должен учиться общаться с братьями, сестрами; человек, который чрезмерно общается, "размазывает себя по стенке", - тот должен немножко собраться; человек негибкий должен учиться смирению. На нашем языке смирение - это открытость, т.е. способность видеть, слышать и понимать. Смирение - это трезвость по отношению к себе, а ни в коем случае не компромисс со злом".
Отец Александр делал выводы о том или ином призвании человека на основании результатов, которых добивались его ученики в своей непосредственной работе или в исполнении данных им поручений.
У отца Александра всегда было много идей, и ему в самом деле нужны были деятельные помощники. Например, некоторых прихожан он привлекал к работе над книгами. Много времени и сил занимали сверка по словарям и энциклопедиям, библиографическая работа, редактура, корректура, машинопись, консультации со специалистами в узких областях знаний, подбор фотографий.
В последние годы отец Александр стал вовлекать своих духовных детей в различные общественные мероприятия. Творческую интеллигенцию он пытался объединить, создав в 1989 году общество "Культурное возрождение". Тех, чьи интересы лежали в области изучения и преподавания Библии, отец Александр ввел в состав редакции журнала "Мир Библии". Достаточно крепких душою и желающих послужить ближнему он направил на работу в группу милосердия при Республиканской детской клинической больнице. Кроме того, незадолго до своей гибели он открыл Воскресную школу, в которой также должны были работать члены его прихода.
"Служение людям, - говорил он, - должно быть таким же повседневным делом, как еда и питье" [55]. "Некоторые имеют такую возможность помогать постоянно, другие же должны активно искать случаев служить людям. Возможности послужить бывают разные, так как вокруг нас достаточно заблудших и печальных, нуждающихся и больных, старых, которые ждут помощи... само служение есть по существу форма Богослужения, форма молитвы". И всегда нужно помнить, что "вера без дел мертва".



Главы из книги

Часть вторая.
Смыслообразование

Сформулировать Предание на языке современности - задача Церкви. Язычество как следствие непонимания и незнания Библии. Открытость к миру, заповеданная Отцами Церкви. Роль личного духовного опыта в становлении христианского сознания. Усиление динамизма в христианской мысли - основа развития современного богословия. Причины стагнации в церковной жизни. Проникновение в христианство пессимистического мировосприятия. Представления о. Александра о Втором пришествии и Суде Божьем. Роль Церкви в общественной жизни. Христианское понимание гармоничного развития человека. Эволюционные взгляды отца Александра. Риск веры или гарантированное обеспечение. Светское и духовное. Значение разума в осмыслении веры. Чудеса и знамения. Средневековое христианство в наше дни, номинальные последователи Христа. Фундаментализм - измена Евангелию. Причины духовной деградации и материального обнищания России. Как вернуться на Евангельский путь. Роль монашества в современном мире. Библейское мировосприятие, как источник жизнеспособности Церкви. Антисемитизм и его связь с оккультизмом. Национальное и Вселенское. Призвание еврейского народа в истории спасения. Евреи в приходе о. Александра. Зачем нужно христианское образование. Подлинная педагогика с точки зрения о. Александра. Обучение детей вере. Отец Александр о посмертном существовании человека и существовании духовных миров. Путь к святости и общение со святыми. "Жемчужина Царства Небесного" - источник сил для обожения всех сфер жизни. Воскресение Христа и развитие Вселенной. Продолжающееся Воплощение - надежда будущего христианства. Воспитательные задачи канонизации и деканонизации святых. Призвание христианина.

1

Подобно пророкам Ветхого Завета и учителям Церкви отец Александр обогащает для нас церковное предание своим непосредственным духовным опытом. Тот, кто черпает Истину из Священного Писания и опирается на апостольское Предание, обновляет понимание Откровения для своих современников.
В книге "На пороге Нового Завета" батюшка писал: "Учение о постоянно обновляющемся Откровении было положено Самим Иисусом Христом, а потом апостолом Павлом в основу Евангельской проповеди. Она была неотделима от Писания, заповеди и пророчества которого приобретали в устах Иисусовых новое значение... Ученики Христа видели в Нем Учителя, который имел власть истолковывать Слово Божие" [1]. Но и сами ученики Господа, наделенные даром пророчества от Святого Духа, также имеют власть истолковывать Священное Писание, раскрывая его смысл своим современникам.
Дух обновления заложен в Церкви. "Церковь, - приводил отец Александр слова Иоанна Златоуста, - вечно обновляема". Реформаторство присуще ей изнутри, и только поэтому она может успешно бороться с приспосабливающимся ко всякому времени язычеством. Современный западный богослов Анри де Любак писал: "Чем больше растет человечество, тем больше оно изменяется, тем более должна обновляться Церковь. Из древнего, ревниво сохраняемого своего сокровища она умеет черпать новое. Но ее отношения с Иисусом Христом не меняются".
Условия прихода "новой весны", по Любаку, - "открытость и обновление". Однако он же предостерегал: "Открытость, которую от меня требуют, должна стать выражением моей укорененности в главном. Обновление, которому я должен способствовать, должно вытекать из моей верности Церкви ... Горе мне, если погонюсь за чисто человеческими новшествами, чей мгновенный пыл подобен теплоте еще не остывшего трупа, если я сам захочу худо-бедно составить свое кредо, извлеченное из глубоких колодцев истины, вместо того, чтобы опереться на ту мудрость и чистоту, коими Небесный Супруг навеки наделил Церковь Свою! Смогу ли я сохранить понимание того, что только моя связь с Преданием, вовсе не обременяющая, но укрепляющая меня, станет для меня основой плодотворной отваги!" [2]. Эта богословская позиция несомненно близка отцу Александру, в ней выражена суть одновременного движения в сторону укрепления традиции и в направлении обновления смысла.

Благодаря своему пророческому дару и способности к синтетическому восприятию мира, отец Александр сумел перевести многовековой опыт Церкви, ее Предание на язык современности. Он сформулировал ясную систему главных ценностей христианской жизни. Она стала синтезом лучшего, что создала человеческая мысль за последние две тысячи лет, и эта открытая система помогает сегодня войти в самый центр Евангельского Благовестия людям, отстоящим от него на двадцать веков, говорящим на языках, вовсе не укорененных в Священном Писании.
Раз Библия записывалась в определенной традиции, считал отец Александр, она нуждается в современных толкованиях, иначе люди не смогут ее читать, и она перестанет воздействовать на Церковь. Батюшка видел свою задачу в том, чтобы научить нас любви к Священному Писанию. Он считал, что Библия - это самые драгоценные страницы из всех, когда-либо написанных людьми, но "это не научный материал для интеллектуальных упражнений, и ее нельзя читать, как любую другую книгу... Писание похоже на звездное Небо. Чем больше в него смотришь, тем больше видишь звезд..." Читая Священное Писание, человек должен научиться прикладывать то, что сказано в нем, к своей жизни.
Отец Александр всегда был сторонником обновления переводов Библии. По его мнению, книги Священного Писания нуждаются в переводе каждые 25 лет, ибо язык меняется постоянно. Когда это не делается, в ограду Церкви начинают проникать всякие ереси, искажения, заблуждения.
Статическое мировоззрение и околоцерковное язычество процветают именно там, где христиане перестают понимать смысл Библии. Поэтому работу в области библеистики отец Александр рассматривал как особенно важную задачу Церкви. "Без предания, без библеистики, - говорил он, - Библия может быть даже разрушительной книгой". Чтобы она несла людям Свет и Жизнь, необходимо обратиться к ее сущности, скрытой за архаическим языком, а для этого нужны современные толкования, переводы, интерпретации.
"В каждую эпоху, - пишет историк В. Илюшенко, - библейская культура требует своего, нового слова. В наши дни это слово было сказано отцом Александром"[3].
Вологодский архиепископ Михаил, впервые познакомившись с книгами батюшки по истории религий, составил "впечатление об отце Александре как о замечательном богослове-христианине, о выдающемся борце за дело Христово, каким он был и каким он продолжает жить как в своих трудах, так и в памяти людей, имевших счастье знать его лично" [4].

...

3
Отец Александр почти не оставил письменного богословского наследия (лекции, проповеди, беседы - устный жанр), поскольку не считал для себя возможным тратить время на чисто богословскую работу. Теоретические проблемы не представлялись ему такими уж важными. Он говорил, что вопросы, занимающие умы современных теологов - о софийности мира, о предопределении и т.д. - конечно же, интересны, существенны и увлекательны, но это - то, без чего можно прожить. А вот без Бога, без Христа жизнь есть мука или самообольщение.
"Мир создан Богом (как? - пусть решают теологи), все осмыслено и полно таинственного значения (анализировать подробности предоставим мудрецам), я ответственен перед своим Создателем, я погибаю, но спасен Им. Он призывает к Себе. Он призывает к Крещению. Он созидает Церковь, Он воздвигает Чашу. Все прочее ВТОРИЧНО. И кризис наступает лишь тогда, когда мы отступаем от Него, от Его заповедей, от Его Церкви, когда мы изменяем вере в Него".
Будучи пастырем и историком религий, отец Александр надеялся, что богословскую работу продолжат его ученики.
В одном интервью он говорил: "У нас люди в основном требуют хлеба, простой пищи. И я работаю в этой пекарне. После меня придут те, кто будет изготовлять пирожные, но моя задача делать хлеб..." Батюшка всегда шел туда, где нужен был хлеб, "Хлеб жизни". Вот почему первая его книга "Сын Человеческий" - о Христе, а вслед за тем он написал шеститомник о происхождении и сущности религии. Оба труда ориентированы, прежде всего, на пастырские нужды.
В то же время анализ письменного и устного наследия отца Александра приводит к выводу, что самой серьезной задачей современного богословия он считал усиление динамизма в христианской мысли через возвращение к Библейскому профетическому духу.
Как историк батюшка полагал, что примерно с Константиновой эпохи, когда христианство стало государственной религией Римской империи, в мире началось взаимопроникновение Библии и язычества. Так как процесс этот продолжается до сих пор, нашу цивилизацию следует рассматривать как итог Константиновой эры. Батюшка был уверен, что человечество не сможет выйти на следующий духовный этап (вступить в подлинно христианскую эру), пока не осознает сам факт своего полуязыческого существования и не поймет, что именно из языческого прошлого проникло в его ментальность. Только освободившись от этого "наследия", Церкви удастся вернуться к чистоте первоначального предания.
Отец Александр видел, что языческие народы, принявшие из рук еврейских апостолов Благую весть, не смогли воспринять присущее им чувство развивающейся и осмысленной истории. Сначала эти народы постарались проникнуться Евангельским духом, но, испугавшись свободы, "заморозили его во времени". Этот страх перед Жизнью оказался для человечества губительным, ибо "закваска Слова Божия должна всегда оставаться живой".
"С одной стороны, - говорил отец Александр, - христиане якобы приняли Ветхий Завет, но тут же полностью откатились от динамического духа библейского профетизма, от идей поэтапного становления и остановились на эллинистических, антибиблейских, антииудейских позициях. С другой стороны, Церковь, отвергнув язычество и эллинизм, насквозь пропиталась элементами этих мировоззрений".
Кризис современной культуры является закономерным завершением двухтысячелетней эпохи эллинизированного "христианства" и присущей ему интерпретации Священного Писания. Сегодня, чтобы выйти из тупика, нужно вернуться к истинному, первоначальному смыслу Слова Божия. Книги отца Александра, написанные современным, понятным языком, как раз и возвращают нам понимание библейской символики в духе не эллинистической, но подлинной иудейской традиции.
>>>>>>

[iosef]

Пока Церковь существовала в лоне этой традиции, она была насыщена огнем и духом, в ней был жив эмоциональный и творческий порыв; но потом, когда христианство начало распространяться в Малой Азии, в местах процветания диких оргиастических культов (от которых требовалось отгородиться), - последовала стагнация. Жизнь в Церкви упорядочивалась, приспосабливалась к обыденным нуждам. Главное же, началось проникновение в понимание Нового Завета (естественной отрасли Ветхого) чуждых Ветхому Завету смыслов. В результате Церковь стала терять огонь Духа Святого и приобретать бытовые формы, связанные с верованиями окружающих Израиль народов.
На языке Библии Дух - это сила, это мощь, проявляющаяся исключительно в динамическом виде. Дух Божий в Библии связан с представлениями о движении. На Иордане Его видят как стремительно летящую птицу, ученикам Он был явлен в виде огненных языков, т.е. Он ни в коем случае не может быть представлен в виде неподвижных образов. Отец Александр говорил, что сила Божия "подобна огненной плазме".
Теряя силу Духа, свое духоносное призвание, Церковь постоянно опаздывала. А отказавшись от активной адаптации к изменениям внешнего мира, она уже не могла устоять в бурном море исторических перемен. Однако по отношению к самой возможности изменений в Церкви и обществе можно четко разделить языческое и подлинно христианское мироощущение. Батюшка считал, что вернуть свои позиции христианство сможет только через возврат к первоначальному, библейскому преданию, которое видит мир в становлении и развитии.

"Когда императоры стали христианами, - говорил отец Александр, - это было роковое событие. Может быть, для тогдашних людей это выглядело иначе, но для нас оно роковое". Батюшка воспринимал Церковь как открытую систему, такой, какой ее закладывал апостол Павел. Но открытость ранней Церкви, начиная с христианизации Византийской империи, все больше и больше сменялась закрытостью. Отец Александр полагал, что необходимо возвращение Церкви к первоначальной открытой модели. Он был убежден, что лишь в этом случае христиане смогут вникать в общественные проблемы и действенно участвовать в их разрешении; только такая Церковь может стать "закваской", которую Господь обещал миру. А закрытая система как может быть "закваской"?
В современном состоянии Церкви можно увидеть много параллелей с эпохами "закрытого" христианства. Некоторые иерархи до сих пор стремятся к санкционированному властью внешнему торжеству Церкви. Но история показала, что внешнее торжество, особенно в союзе с государственной властью, является убийственным для христианства.
Когда отцу Александру говорили о том, что Церковь до революции была могущественной, он отвечал: "Очень плохо, что она была могущественной, ничего из этого доброго не получилось" [8]. Ведь ее могущество вырастало не из Духовного Источника, а из тесной связи с империей. Однако Церковь никогда не развивается земными силами, земной помощью; только силой Божией она движется и живет. "Сила Моя совершается в немощи", - говорит Господь апостолу Павлу (2 Кор 12.9). Когда все внешнее терпит фиаско, тогда воскресает Церковь.
Не случайно праздник Торжества Православия был установлен на Востоке в честь Собора, объявившего ересью иконоборческое движение, которое поддерживали могущественные византийские императоры. Вся византийская власть, т.е. все силы государства были тогда против Церкви, а за истинную веру выступал народ и святые - св. Иоанн Дамаскин, св. Федор Студит. Не мечом, а духовной силой побеждало подлинное Православие. "Когда же в прошлом Церковь прибегала к внешней силе, она теряла право называться Христовой Церковью", - говорил батюшка.

Многие беседы и проповеди отца Александра были направлены на переосмысление истории страны, христианства, истории различных религий. Батюшка видел путь Церкви как единый и непрерывный поток: Церковь и Библия, Писание и Предание, закон и благодать - постоянно создающийся, обновляемый поток, в котором сливаются Божественная воля и человеческий дух. К этому единому потоку богочеловечества примешиваются грех и людская немощь - "все мелкое и временное, что прежде всего бросается в глаза; духовное же требует подвига и продвижения вглубь".
Предание суммирует духовный опыт Церкви, накапливаемый из поколения в поколение веками. А воплощают этот опыт святые. Он становится доступен всем членам Церкви через молитвенное общение. И отец Александр предание Церкви прежде всего ощущал в своей молитвенной жизни. Он писал: "Святые - это те, кто были причастны запредельной Реальности. Им во всей полноте присущи черты конкретного человека, вписанного в определенную эпоху. И в то же время они возвышаются над ней, указывая путь в будущее" [9].

...

6

Говоря о роли Церкви в общественной жизни, отец Александр часто ссылался на архимандрита Феодора (Бухарева), ученого-богослова и библеиста, жившего в XIX веке. Тот первым поднял вопрос о том, что проблемы, которые волнуют человечество, - проблемы культуры, творчества, социальной справедливости и т.д. - не могут быть безразличны для христиан. Напротив, духовные идеалы Евангелия должны стать источником внутренних сил для решения этих проблем.
Западный богослов отец П. Тиволье писал: "Христианин не может засесть в своей вере, как в неприступной крепости. Отнюдь нет. Скорее можно сказать, что он в лодке, которая качается от жизненных бурь - и может потонуть. Но направляет лодку Христос, Которому человек доверяет" [13]. Священное Писание ориентирует человека на взрослое, открытое, динамичное, ответственное христианство.
Батюшка считал, что молитва, пост и аскеза человеку необходимы. Но не для того, чтобы, прячась от мира, христианин развивал свою духовную силищу, а для того, чтобы по мере духовного становления он осторожно, со смирением, но все-таки двигался вперед. Ученик Господа должен быть воином, ибо в мире идет постоянная и усиливающаяся духовная битва. "Да, кругом стреляют, но что делать? Такие условия... Тот, кто отсиживается в траншее, работает на поражение своей армии", - говорил отец Александр.
Представление о спасении как бегстве от мира ведет к безответственности и является признаком инфантильной веры; на этом этапе грех считается нормой, а святость - исключением.
Человеку, увлеченному сверхаскезой, кажется, что, отказываясь от мира, он освобождается от желаний и как бы достигает спасения. Это бессмертие, которое предлагали человечеству Упанишады, йога, буддизм, манихейство, пифагоризм и гностицизм. На этом пути, пишет отец Александр, "ему не будет препятствовать главный тайный враг человека - гордость. Напротив, она будет полностью удовлетворена. Что может её питать больше, чем сознание, что человек стал высшим существом, стоящим надо всем!" [14].
Учитывая таящиеся в аскезе соблазны, батюшка в своем духовном руководстве по молитвенной жизни делал акцент на гармоничном сочетании деятельности в миру с молитвой и созерцанием.
"Человек, - говорил он, - в его телесном и душевном состоянии должен находиться в гармонии. Если он этого достигает хоть в какой-то степени, то он чувствует полноту жизни. Полнота жизни - это и есть переживание счастья. Но гармония не заключается в паритетных началах между духом и плотью, ибо плоть есть низшее в человеке. Гармония между духом и плотью заключается в подчинении плоти духу, в том, чтобы плоть являлась инструментом духа... Святой плоти нет, но есть плоть освященная, которая в человеке занимает соответствующее место. Гармония - это соотношение частей, иерархия... Пример - команда на корабле. Гармония не в том, чтобы все были равны, но чтобы матросы подчинялись капитану".

Для отца Александра не было противоречия между апостольским служением христианина в миру и углубленной молитвенной жизнью. В подобном синтезе он видел идеал, к которому в последние века ( и, может быть, более всего в ХХ веке) сделала самый серьезный шаг Церковь. Это тот поток, по которому струится наиболее насыщенная жизненная энергия, именно его выбирали самые могучие христианские подвижники последнего времени.
"Возвращение сегодняшнего христианского мышления к традициям Отцов Церкви есть возвращение христианства к открытой модели, когда оно принимает участие во всем движении человеческого общества. Н. Бердяев называл это воцерковлением мира" [15]. Отец Александр был носителем именно этой модели христианства.
Иисус Христос сравнивал Свой приход с закваской, которая должна постепенно забродить все "тесто" (Мф 13 33). Современный мир, как никогда, нуждается в этой закваске. А если Христа изымают из различных сфер этого мира, чем бы при этом ни руководствовались, это означает очередную победу сатанинских сил.
"Равнодушие или даже отвращение к телесной природе человека (которую ап. Павел называет "храмом Духа Святого") объясняет, - пишет отец Александр, - почему многие члены Церкви будут так легко мириться с положением обездоленных, с несправедливыми общественными порядками. Они станут лицемерно (или искренне) указывать на небо, напоминая о блаженстве за гробом, тогда как суровая притча Евангелия об овцах и козлищах требует именно земных дел, активной самоотдачи в этой жизни.
Говоря, что человек живет "не хлебом единым", Христос, однако, повелевает "накормить голодного", в лице которого верующий служит Самому Богу. Когда же христиане под благовидными предлогами откажутся исполнять эту заповедь, их постигнет неизбежное возмездие. Заботу о нуждающихся и социальной правде узурпируют враги веры..." [16].
Именно в результате безответственного отказа христиан от участия в социальной жизни совершается, по словам Бердяева, нынешний "...бунт человека во имя своей свободы и творчества". Он говорил: "На пустом месте, оставленном в мире христианством, начал строить антихрист свою вавилонскую башню". А ведь для того, чтобы место сие не было пусто, и создал Христос Свою Церковь.
В истинном христианстве "созерцание растворяется в действии, а человеческая воля сплавляется с божественной". Такое слияние делает человека орудием в руках Божьих. Гармоничное сочетание труда и молитвы становится отличительной чертой церковных лидеров именно в XX веке. Среди них батюшка особенно выделял мать Терезу Калькутскую, учеников брата Шарля де Фуко - Малых сестер матери Магдалены Иисуса и Малых братьев отца Рене Вуайома [17], мать Марию (Скобцову) и некоторых других.

7

Отец Александр говорил, что языческое обрядоверие, эллинистический идеализм и статическое мироощущение - наследие сорока тысяч лет язычества, и быстро тут изменить ничего невозможно. Только медленная, невидимая работа по преображению церковного сознания может принести надежные результаты.
На этом пути надо сохранить лучшее, что есть в традиции Церкви, и одновременно очистить ее от элементов, проникших в христианство из-за контактов с язычеством.
Батюшка считал, что возвратиться к чистоте Евангельского смысла, не растеряв всего ценного, наработанного в опыте святых разных народов, Церковь сможет, если будет настойчиво развивать в христианском миросозерцании эволюционные представления. Только двигаясь в этом направлении, христиане смогут наконец выйти из Константиновой эры.
Православный богослов Иоанн Мейендорф, специалист по святоотеческому наследию, замечал, что эволюционные взгляды не противоречат пониманию творения Отцами Церкви. Эволюционное, динамическое видение мира, истории рождается не от глубоких знаний, не от рациональных размышлений. Так, например, Аристотель имел глубочайшие знания, но мир для него был неизменен, статичен. Эволюционное видение мира, по глубокому убеждению батюшки, рождается из Божественного Откровения.
Вера и надежда христиан (в отличие от материалистов) основаны не на внешнем порядке и благополучии, но на ощущении духовного смысла всемирно-исторической драмы. "Град земной обречен, ибо в своих устремлениях не выходит за пределы посюстороннего, Град же Божий идет по пути бесконечного восхождения", - писал отец Александр [18].
Для тех, кто не верит в духовный смысл истории, вера в светлое будущее - лишь беспочвенное самоутешение. "Вера, - считал батюшка, - это то невыразимое, чем достигается пребывание с Богом. Она поднимает человека туда, где сами собой разрешаются все вопросы и недоумения, ибо человек начинает видеть жизнь глазами Божьими".
Отец Александр считал, что минувшая история человечества - отчуждение, озверение людей, возраставшие вместе с ростом технической цивилизации, - дает мало поводов к излишнему оптимизму.
Пессимисты, которые честно смотрят на происходящее, предрекают страшное будущее; но Библия дает нам видение, противоположное такому восприятию мира. Библейская эсхатология сейчас, как и во дни Исайи, есть нечто идущее вразрез с внешней очевидностью, и основана она не на научных прогнозах. Царство Божие не проверяется наукой и не имеет отношения к естественной религии, поэтому проповедь Благой Вести есть безумие в глазах мира.
Отец Александр ссылался на Лукреция ("О природе вещей"), который "признаки мировой осени замечал повсюду" [19]. Так же и у Гесиода ("Труды и дни") после золотого века наступает "серебряный", потом "медный" и затем "железный" - закат человечества. И современная наука, наблюдая за развитием вселенной, анализируя природные, экологические и исторические катаклизмы, дает основания скорее для пессимистического взгляда на мир.
Чувство мировой осени, ощущение близости бездны, небытия свойственны всем язычникам. Но Откровение Христа о Царстве Божием как о закваске, которая заквашивает мир, или о древе, которое растет из семечка, говорит нам, что мир находится в становлении. "Мир идет к свершению, мир идет к полноте, мир идет к тому, что все люди будут сынами Божьими", - говорил отец Александр.
В таком его убеждении нет ничего общего с прогрессизмом, который, хотя и претендует на научность, на самом деле, оторвавшись от библейских корней, висит в воздухе без всякой опоры. Никакая наука не дает оснований для выводов прогрессистов. "Человеческий вид, по своему определению, - говорил Бергсон, - является остановкой эволюции". Но в человеке есть тайна. Согласно психологу Виктору Франклу, "человек открыт миру. Этим он отличается от животных, которые привязаны к среде, специфической для каждого вида. В этой среде содержится то, что отвечает набору инстинктов, присущих данному виду. Напротив, человеческое существование характеризуется преодолением границ среды обитания вида Homo sapiens. Человек стремится и выходит за ее пределы, в мир, и действительно достигает его - мир, наполненный другими людьми и общением с ними, смыслами и их реализацией" [20].

>>>>>>

[Вадим Ч.]

АНДРЕЙ ЕРЕМИН
"О.Александр Мень. Пастырь на рубеже веков".

Благодарю Вас, josef, за интересную информацию, связанную с личностью уважаемого мной прот. Александра Меня. Лично мне тяжело переоценить деятельность этого выдающегося ученого и пастыря, поскольку благодаря его книге "Сын Человеческий" я ярко пережил встречу с Безначальным, а чтение его семитомника "История религии" заложило в моем сердце прочный фундамент веры. Я и сейчас, спустя 20 лет, продолжаю покупать книги со стенограммами его московских лекций, откуда черпаю вечные и жизнеутверждающие истины, без которых своего христианского мировозрения я уже не представляю. Благодарю Господа за то, что мне выпала честь быть современником Его истинного слуги - Александра Меня, не без помощи которого я есть то, что я есть. Да благословит Господь его благородную и светлую душу, да дарует ему высокий жребий среди верных Своих! (P.S. Как жаль, брат, что такие люди бывают с нами так недолго...)

[iosef]

Благодарю Вас, josef, за интересную информацию, связанную с личностью уважаемого мной прот. Александра Меня. Лично мне тяжело переоценить деятельность этого выдающегося ученого и пастыря, поскольку благодаря его книге "Сын Человеческий" я ярко пережил встречу с Безначальным, а чтение его семитомника "История религии" заложило в моем сердце прочный фундамент веры. Я и сейчас, спустя 20 лет, продолжаю покупать книги со стенограммами его московских лекций, откуда черпаю вечные и жизнеутверждающие истины, без которых своего христианского мировозрения я уже не представляю. Благодарю Господа за то, что мне выпала честь быть современником Его истинного слуги - Александра Меня, не без помощи которого я есть то, что я есть. Да благословит Господь его благородную и светлую душу, да дарует ему высокий жребий среди верных Своих! (P.S. Как жаль, брат, что такие люди бывают с нами так недолго...)

Истинные христиане есть в любой деноминации и вне их
И нам надлежит брать с них пример; о Александре Мень я пишу ещё и потому, что он был по крови евреем и при жизни за верное следование Учению Йешуа далеко не всегда пожинал от детей этого века приязненное отношение

Продолжение
Отец Александр очень благожелательно относился к взглядам матери Марии Скобцовой (лекцию, посвященную ей, он читал за неделю до гибели), считавшей, что наша жизнь на земле по отношению к Вечности похожа на жизнь эмбриона, ведущего биологическое существование и неспособного понять всю сложность и многогранность человеческого бытия. Подобно и мы своим ограниченным сознанием можем представить будущий мир лишь символически.
Батюшка пишет в "Истоках Религии": "Гибель тела открывает сознанию лишь путь к переходу в другую форму существования". "Однажды загоревшись во Вселенной, огонь духа, подобно жизни, не мог угаснуть, он воплотился не только в коллективном сознании, но прежде всего в каждой его единице... Личность - это высочайший шедевр мирового творения". "То, что дух в состоянии пережить распад тела, есть закономерность и важнейший шаг космоса на пути к сверхприродным мирам". В конечном счете, по мысли отца Александра, все наше "земное творчество есть радость, переплетенная с глубокой тоской по совершенству и идеалу".
Но сила Фаворского света может помочь человеку выйти за свои пределы уже в земной жизни. Благодарность Богу за даруемую благодать Святого Духа рождает желание ответить Ему своей, человеческой любовью. Деятельная любовь - и есть та сила, которая двигает человека за границы его вида. "Эта духоносность, - отмечал отец Сергий Булгаков, - не поддается точному описанию, однако она чувствуется при общении с имеющими ее как особая духовная сила, из них исходящая, как духовное благоухание, от них струящееся, как иная, высшая жизнь, в них открывающаяся в пределах нашей человеческой жизни. Они являют, что Царство Божие внутрь нас есть, между нами и в нашей жизни" [22].
Такому человеку становится мало земных сил и способностей и, соучаствуя в Божественном замысле, он выходит на новые рубежи. "Преодолеть силой духа косность материи, - считает батюшка, - преобразить ее, возвести через себя на высшую ступень развития - в этом космическая задача ноосферы, а венец ее устремлений есть победа над телесной смертью в природе" [23].
Путь к открытому христианству лежит через сопричастность каждого Откровению Божественной любви, которое дается через вхождение человека, рожденного от Святого Духа, во Христа. Вектор развития человечества задает Христос, т.е. сама Жизнь ("Я есмь жизнь"). Эта жизнь - кроткая и мужественная, свободная и устремленная к цели. Но к цели не обязательно практической и "полезной", а прежде всего, к стратегической, идеальной. В любом случае задача человека быть творческим, открытым, податливым, способным к обучению.
Западный богослов Р. Гуардини писал: "Главная задача - исполнение заботы Божией, внедрение Его Царства. Дар идет исключительно от Божественной свободы и никоим образом не является пленником каких бы то ни было прав и гарантий. Это свойство настолько важное для христианина, что он отказывается от всего, что носит название обеспечения. Обеспечение есть право, договор, обязательство, а христианин отбрасывает обеспечение со всеми его последствиями и, таким образом, в сердце своем соглашается с тем, что Бог мог создать человека, определить его место, решить его судьбу согласно Своей воле".
Когда исчезает открытость, свобода и возникает тяга к гарантированному обеспечению, пропадают вера и надежда. И человек уже идет не "по воде", а "по асфальту". Может быть, призвание христианина именно в том, чтобы он ходил "по воде", и нет для него ничего опаснее хождения "по асфальту". Это хорошо чувствовал Ш. Пеги, французский поэт: для него чувство твердой почвы противоположно состоянию благодати. "Хуже всего, - говорил он, - не злая извращенная душа, а душа, готовая окостенеть в привычке. На душу в состоянии привычки благодать не действует. Она скользит по ней, как вода по маслянистой ткани".
Первыми, познавшими благодать, были простые пастухи, патриархи Израиля, - Авраам, покинувший насиженные места, и его ближайшие потомки. Открытыми действию Бога были и царь Давид, и древние пророки. Им Господь противопоставляет хозяина, задумавшего построить житницы, заполнить их добром и успокоиться на этом (Лк 12.18). Иисус подталкивает учеников к состоянию "необеспеченности", которое "провоцирует" Бога на дары, способные укрепить веру и сделать жизнь по-настоящему зависящей только от Него.
Бесстрашному риску веры, открытости и благодати всегда противостоит магическое отношение к миру, стремление во всех сферах (и в духовной тоже) гарантировать себе надежность и незыблемость. И тогда обряду и ритуалу придается первостепенное значение. Но мы знаем, что "бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет" (Лк 12.21).
...

12

Батюшка считал необходимым заимствовать в традиции Отцов и Учителей Церкви то, что более всего соответствует Духу Священного Писания. Только так Церковь сможет вернуться к апостольскому служению и обретет способность работать на ниве Господней.
Лишь в свете библейского мышления станет, наконец, ясно, что делать с эллинистическим идеализмом и гностическими перегибами, породившими кризис христианского монашества. Отец Александр прямо связывал идеалистический пафос, привлекающий некоторых монахов, с незнанием Священного Писания. Недаром такие монахи, как св. Бернард Клервосский (который требовал участия христиан в мирской жизни, а не только подвигов ради "спасения" своей души), не всегда встречали понимание в Церкви. По этой же причине очень поздно появились монахи-врачи, монахи-миссионеры, монахи-просветители, которые не только молились за людей, но и трудились ради их пользы. Западная Церковь совсем недавно начала осуществлять этот синтез, свидетельствующий о накопившемся понимании Библии.
Хотя монашество было заимствовано христианством со стороны, на Западе сегодня оно несет в себе лучшие плоды церковного творчества, подвига, мысли. Именно поэтому в Католической Церкви оказалось возможным появление таких людей, как мать Тереза Калькутская или Винсент Де Поль. Это есть прямое согласование воли Божией с жизнью.
Когда человек посвящает себя другим, он выполняет прямое евангельское требование: "Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас", "отвергнись себя". "Те, кто подражает матери Терезе, - говорил отец Александр, - есть истинные последователи Христа, и то, что они монахи - совершенно естественно... Ибо люди, вложившие всю душу, все силы в какое-то дело, освобождаются от многого. Это жертвенная самоотдача".
Но на одном отрицании мирского быта монашество устоять не может. Когда вековой мистический опыт монашества уравновешивается евангельскими требованиями социальной справедливости, тогда есть и мистика, и настоящее богопознание.
Мистика магическая - это "многозаботливая" мистика, отяжеленная миром. Мистика гностическая - эзотерическая мистика, закрытая от непосвященных. В христианской мистике человек узнает, что Бог заботится о нем, как отец заботится о своем ребенке, потому что теперь в нем живет Его Сын. Вся христианская мистика может быть выражена словами апостола Павла: "Уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал 2. 20) Ибо христианская мистика - это молодость духа, это всегда свобода, открытость.
Но отец Александр предупреждал, что к людям, исповедующим открытое христианство, во все времена, даже если их святость была очевидна, относились плохо. Носители языческого мировоззрения всегда воспринимали их как покушающихся на базовые ценности. Батюшка говорил, что в этом была беда ученых-исследователей, например, святого Альберта, которого считали чернокнижником, хотя потом он был причислен к лику святых. Так же было с Авраамием Смоленским, который едва не попал на костер за свои проповеди, или с известным врачом Теофрастом.
За 20 веков язычество так и не было преодолено. Более того, оно извратило многие христианские идеи. Например, стремление послужить ближнему, заложенное в христианстве, вышло за рамки Церкви, приобретя искаженные формы социализма, а идея вселенской миссии была подменена идеей европейского империализма. "По миру пошло не Евангелие, а власть белых", - считал батюшка. В дальнейшем представление о Царстве Божием секуляризировалось и превратилось в различные виды социальных утопий.
"Сначала христианские идеи были погребены под властью язычества, - говорил отец Александр, - но вырвавшись из-под глыб, они потеряли свое духовное ядро и стали светскими". Однажды он даже сказал: "...прогресс - это осатанелое христианство", имея в виду социалистический интернационал, масонство и прочее.
Возрождение, расцвет или угасание христианства в то или иное время и в разных странах отец Александр связывал с приближением или удалением Церкви от Священного Писания. В ослаблении библейского духа уже таится тлен церковного угасания, порождающий искаженные представления о Боге и человеке, потерю чувства историзма, утрату ответственности за судьбы мира.
Как ветви эволюции, не ведущие к человеку, оказались тупиковыми, так же и любая другая духовность, существующая помимо Священного Писания, находится на "линии угасания". А "то, что находится на линии Евангельской, - находится на линии возрождения".
Замечательное доказательство этой мысли мы находим в развитии и укреплении протестантских церквей. Казалось бы, с православной или католической точки зрения, по многим признакам (отсутствие иерархии, неприятие святых, непочитание Девы Марии, несколько иной смысл таинств) протестантизм далеко ушел от первоначального и животворного Предания, а он тем не менее все равно находится на линии восхождения. Ибо протестантизм, начиная с переводов Лютера, всегда отличался здоровым стремлением приблизить Священное Писание к жизни каждого человека. И оказалось, что все "искажения" протестантов не так страшны, как отчуждение Церкви от Священного Писания, изъятие Слова Божьего из жизни христиан.
Отец Александр сделал очень многое для евангелизации России своим пастырским служением и своими книгами, прежде всего такими, как "Сын Человеческий". Батюшка понимал, что для дела Божьего нет ничего более важного, чем распространение Священного Писания.
Он говорил, что если человек не читает Слово Божие, то этот пробел не может заполнить ни чтение акафистов, никаких других книг. Слово Божие должно стоять в центре нашей жизни. Так же считали и видные святые Православной Церкви.
Святой Иоанн Кронштадтский писал: "Что положило прежде всего начало моему обращению к Богу? .. И что согрело мое сердце любовью к Нему? - Это святое Евангелие". То же можно было бы сказать о преп. Серафиме Саровском, который читал по Евангелию в день, о Ниле Сорском, Максиме Греке и о многих других.
А в древности Великий Анастасий Синаит утверждал: "Во всем, что мы говорим и делаем, должны мы видеть удостоверение от Священного Писания, иначе обманутые человеческими измышлениями, отпадем от истинного пути и впадем в пропасть погибели". "Нам необходимо со страхом и любовью поучаться Божественному Писанию, возбуждать себя и друг друга напоминанием Слова Божьего. Так учат нас все святые, побуждая нас к прилежному книжному чтению".

13

Существует прямая онтологическая связь между антибиблеизмом, антисемитизмом и демоническим, оккультным путем. (Ясно, откровенно выражена антисемитская позиция оккультистов в книге "Истоки тайноведения")[35]. Враждебность к евреям и оккультный подход к национальным вопросам, характерные для нацизма, неприемлемы для вселенского христианского сознания.
Но надо признать, что в пору борьбы за самоидентификацию, многие народы склонны к тем или иным видам магизма и одновременно к изоляционизму и национализму.
Известный богослов Луи Буйе считал, что "от самозамыкания к вселенскости можно перейти отнюдь не путем упразднения народа Божьего, а только его расширением, при котором он не только не теряет своих отличительных черт, но передает их другим, углубляя их и сам воспринимая их все глубже и глубже... Суровость первоначального отделения была условием для завершающей чистоты и, следовательно, единства... Такая вселенскость предполагала выделение из гущи заблуждений и смешений в качестве необходимой предпосылки для подлинного воссоединения" [36]. Естественно при этом, что национальное вселенским быть не может. Это понимал еще Чаадаев, когда писал: "Христианское сознание не терпит никакого ослепления и, менее всех других, предрассудка национального, так как он более всего разделяет людей" [37].
Вселенскость христианской Церкви появилась не на пустом месте, все развитие ветхозаветного иудаизма шло в направлении преодоления национальных предрассудков. Что же касается позиции Православной Церкви, то здесь по-прежнему остается актуальным предупреждение Г. Федотова: "Нет более распространенного недоразумения среди нас, чем совмещение православного и русского.... Православное - это вселенское, это для всех, а русское только для нас".
Таким образом, русская церковная культура не есть все Православие. Важно не выдавать за вселенское особенности своего национального пути. Как национальное, так и вселенское только страдают от этого смешения.
>>>>>>>

[Вадим Ч.]

На сообщение от iosef: Истинные христиане есть в любой деноминации и вне их
И нам надлежит брать с них пример;

Полностью согласен с Вами, брат.

о Александре Мень я пишу ещё и потому, что он был по крови евреем

Этот факт мне известен. Более того, убежден, что верные Божьи, в чьих жилах течет та же кровь, что текла в жилах пророков и апостолов, способны принести плод, превосходящий плод верных из неевреев (Рим.3:2).

и при жизни за верное следование Учению Йешуа далеко не всегда пожинал от детей этого века приязненное отношение

И это горькая правда. Чего только стоит злобный пасквиль "Постовой сионизма" (недавно смотрел в You Tube), которым злопыхатели о.Александра и по смерти его пытаются очернить его дело и светлую память.

[iosef]

Продолжение

"Не горделивое спасение мира, - писал Г. Федотов, - а служение своему призванию! Не мессианство, а миссия, путь творческого покаяния, трудовой трезвенности, переоценка, перестройка всей жизни - вот путь России, наш общий путь" [38].
Свои взгляды на проблему антисемитизма отец Александр отчетливо изложил в таких книгах, как "Вестники Царства Божия" и "На пороге Нового Завета". Известно, что многие члены Церкви до сих пор обвиняют евреев в том, что они не приняли христианство. Но отец Александр говорил, что это так же нелепо, как если бы буряты, принявшие буддизм, ненавидели Индию (где буддизм появился) за то, что та не приняла буддизм.
Антисемитизм появился в церковной ограде спустя приблизительно сто лет после появления первых Евангелий, когда, по словам отца Александра, "новую веру приняли восточные оккультисты и переплели христианство с гностической теософией"[39]. Антииудейское отношение, укоренившееся в Церкви, батюшка считал не просто каким-то конфликтом, не обыкновенной психологической нетерпимостью, а "величайшим грехом, гнусностью, потому что антисемиты в Церкви, - говорил он, - унижали именно тех людей, с которыми были связаны кровью".
Батюшка подчеркивал, что еврейский народ был избран для религиозного служения, и сияние Божие было с теми людьми, которые сохранили верность Богу в своем сердце. Куда бы они ни делись, всегда, если они сохраняют веру, с ними будет храм Божий; где бы они ни были, по всей земле, с ними будет Господь.
Призвание еврейского народа - нести Слово Божие другим народам - было и личным призванием отца Александра. Возможно, поэтому у него было столько благодатных даров и он так много сделал в своей жизни. У пророка Исайи мы читаем: "Он (Господь) сказал: мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли" (Ис 49. 6).
Еврейство после того, как в его недрах возникло христианство, стало своеобразным ферментом, который оказывает сильнейшее воздействие на мир, растворяясь, но не исчезая, превращаясь в новое качество. Евреи, ставшие "закваской" преображения - христианами, продолжают играть важную роль в духовном становлении человечества.
"История спасения, - полагал отец Александр, - все еще продолжается. И если в древности ограда Закона несла защитные функции, служа подготовке Ветхого Завета к Новому, то не окажется ли сохранение Израиля в христианскую эпоху тесно связанным с будущими религиозными судьбами мира? Коль скоро мы верим Писанию, то должны верить и тому, что обетования Божии непреложны" [40].
А в книге "На пороге Нового Завета" он писал: "Иисус одобрял ревностных книжников, наученных Царству Небесному, которые выносят из своей сокровищницы старое и новое. <...> Многие из них жили интенсивной духовной жизнью и исповедовали высокие нравственные понятия. <...> Христос засвидетельствовал, что Община Второго Храма сберегла завет Моисея и пророков. И через эту Общину происходит переход к новой мировой Церкви" [41].
<...>
"Избрание - это не привилегия, а великая ответственность, заключенная в духовном призвании. Не потому Израиль стал народом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему было предназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем. <...>
Пророк Амос говорил: "Только вас возлюбил Я из всех племен земли, потому и взыщу с вас за все зло ваше" (Ам 3.2). <...>
Слово "возлюбил" в подлиннике звучит как "познал", то есть приблизил к Себе, вступил в тесное общение. Это означало, что особый дар богопознания, который получил Израиль, требовал от него полного напряжения нравственной воли, всецелой преданности Богу и Его заповедям" [42].
Но тот же Амос считал, что будут спасены и другие народы, не только Израиль. А пророк Исайя, зная, какие сложные отношения были у Израиля с Египтом, понимая, какими врагами Израилю были ассирийцы, тем не менее говорил, что наступят времена, когда Бог благословит все народы. И скажет Господь: "Благословен народ мой - Египтяне, и дело рук Моих - Ассирияне, и наследие Мое - Израиль" ( Ис 19. 24-25). В этом тексте мы угадываем будущие строки Нагорной проповеди о том, что "Бог посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф 5. 45).
Отец Александр считал полезным возобновление диалога между иудаизмом и христианством, ибо в иудаизме он видел возможности для более совершенного познания Бога в грядущем, когда "мир сей сменится после явления Мессии миром будущим, когда Предвечный станет ближе к человеку. "Время Мессии" понималось как промежуточный период, связывающий оба мира. Некоторые раввины утверждали даже, что Помазанник Божий принесет людям "новый Закон". Этот взгляд, который обычно ускользал от внимания как христианских, так и иудейских богословов, приобретает исключительное значение в свете Евангелия" [43]. Если бы это принималось во внимание, возможно, было бы больше точек соприкосновения и понимания. Так, в первые века "многие раввины не считали границу между иудаизмом и христианством непроходимой".
И, конечно, прав был Владимир Соловьев, утверждавший, что сами христиане стали в дальнейшем препятствием для обращения иудеев в христианство. Именно антисемитизм и низкий моральный уровень христиан оказались непроходимой завесой для дальнейшей эволюции иудаизма. В первые же годы обращение иудеев в христианство, согласно книге Деяний Апостольских, происходило повсеместно.
Отец Александр, будучи по происхождению евреем, с одной стороны, гордился этим как особым призванием, но в то же время изобличал недостатки современного иудаизма.
А будучи православным христианином, он обличал и недостатки своей Церкви. Тем самым он вел себя подобно пророкам и невольно восстанавливал против себя как иудеев, так и православных.
Но совершенно не справедливы те, кто считает, что отец Александр был пастырем православных евреев и занимался прозелитизмом. Он был священником не для евреев, а именно для советских язычников, как Павел был апостолом язычников-эллинов.
Приходившие к батюшке евреи до своего Крещения никогда не исповедовали иудаизм. Они только этнически были евреями, до обращения в христианство считали себя людьми безрелигиозными и в этом отношении ничем не отличались от русских или татар.
Представление о том, что в приходе отца Александра были одни евреи - тоже миф, выдуманный антисемитскими кругами, чтобы оттеснить отца Александра на обочину Православной Церкви. Цель тут одна: показать, что он в Церкви не свой, что он, мол, Церкви не нужен.
Но ведущие иерархи Православной Церкви считают совсем иначе. Митрополит Ювеналий говорил в своем слове на отпевании батюшки: "Отец Александр был блестящим проповедником Евангелия Христова, для которого не было своих и чужих, близких и далеких. Его незлобивое, любящее сердце принимало всех людей" [44]. И действительно, батюшка уделял внимание евреям не больше, чем другим. Правда, для евреев было важно, что их здесь понимают и не унижают. Но в приходе отца Александра точно так же принимали и понимали людей любой этнической принадлежности.
И все-таки, призвание Божие, как говорил апостол Павел, отменить нельзя. Те, кто отрицает особую роль еврейского народа, отказываются и от Марии Девы, и от святых апостолов. Зараженные бациллами антисемитизма не смогут войти в удел Божий! А мы должны понимать, что живем у истоков нового эона, отмеченного в конце ХХ века все большим числом еврейских христианских мыслителей и подвижников.

14

Гностические представления, оккультизм и антисемитизм существуют в церковной среде во многом из-за необразованности христианского сообщества. Члены Церкви зачастую не имеют даже элементарных знаний о вере прежде всего потому, что немногие из них сегодня способны получать информацию из книг. Настало время подумать о том, как рассказать им о Библии, используя современные аудиовизуальные средства - увлекательные телепрограммы и кинофильмы.
Отец Александр считал грехом, когда на вопрос о своей вере человек не может ответить с достоинством, как подобает христианину.
Сам батюшка особое значение придавал катехизации перед Крещением. Одному очень нетерпеливому человеку, который хотел побыстрее креститься, он говорил:
"Представь себе пустыню, ты идешь по ней, и вдруг возникает прекрасный храм с очень красивыми золотыми дверями, он весь сияет и светится. Ты подходишь к дверям, открываешь их и видишь, что за ними такая же пустыня. Я же хочу, чтобы ты, открыв двери, попал не снова в пустыню, а в прекрасный Божий дом"[45].
Для подготовки к Крещению отец Александр уже при Советской власти создавал особые группы, которые вели специально отобранные им люди. Крестить взрослых людей, приводить их в Церковь - это не только апологетика и катехизация, но и миссионерский подвиг.
В одной из бесед с прихожанами батюшка рассказывал о начале своего священнического служения: "...Вначале, всякий раз, когда я крестил тех, кого приводил в Церковь сам, я тут же заболевал. И это продолжалось бесконечно, но я сказал себе, что все равно буду крестить, что бы со мной ни было, и в конце концов это отступило".

Люди лишь тогда могут по-настоящему войти в Церковь, когда встречают на своем жизненном пути вот таких истинных свидетелей Господа. Поэтому так важно впустить в себя Евангельский свет и принести его с собой туда, где живешь и работаешь. Все те, кто посвятил свою жизнь Христу, участвуют в преображении мира в направлении, заданном духовной эволюцией.
Отец Александр часто говорил в своих проповедях о призвании и ответственности христиан за то, чтобы ввести силу Божию во все сферы церковной и общественной жизни:
"Господи Иисусе Христе,
Ты призвал не людей сильных,
не людей мудрых,
не людей, у которых сердце открыто ко всем,
а Ты призвал нас всех без разбора,
как в той притче,
когда господин собрал по улицам всякий сброд,
всех, кто только ни шел, пригласил к себе.
...
Господь каждого из вас вел, каждого из вас нашел, застиг. Застиг в какой-то момент вашей жизни. Ведь у каждого из вас был свой кризис, свой перелом, свои трудности. И вот Господь вас встретил на дороге жизни, как апостола Павла на дороге в Дамаск. Встретил, остановил и... повел за Собой.
А других, может быть, так и не встретил...

Это может показаться несправедливым, но Бог Сам (все) знает, и не нам судить о Его деяниях. Нам важно, что Он вытащил нас из болота обыкновенной, умирающей, агонизирующей жизни. Жизни, на которой лежит печать смерти. И Он нам дал совсем другое...
...
Апостол Павел говорит, что, став христианами, мы должны были стать новой тварью, новым творением.
И это не просто слова. Это значит, что все качества вашей души должны были как бы высветиться: там, где была пассивность, покорность, - должно появиться здоровое, крепкое терпение. Там, где была скупость, - появилась бы умеренная нормальная бережливость. Там, где было желание вмешиваться в чужие дела, должна появиться ответственность за других, но ответственность целомудренная, скромная.
Все это, как бы, те же качества души. Бог ведь не хочет, чтобы мы перестали быть самими собой. Он хочет, чтобы из нас самих была новая тварь".

Человек, у которого есть намерение не грешить, может просить Бога о чудесной силе благодати. Без этой силы ни духовное совершенствование, ни духовная педагогика невозможны. Господь Иисус обещал, что пошлет ученикам Духа Святого, после того как кончится Его земная жизнь. "Дух Этот, - говорил батюшка, - придет в Его Церковь, придет к тем, кто захочет Его принять, и мы должны ожидать не каких-то сверхъестественных знамений (нам они совсем не нужны, мы и недостойны их), нам важно, чтобы мы почувствовали силу жить по-Божьи, действовать по-Божьи, чтобы жили, действительно, не пустой короткой жизнью, а полнотой жизни".
Батюшка хотел, чтобы люди, открывшие себя потоку любви Божией, потом начинали творчески участвовать в приобщении своих современников к Новой Жизни, несли им свет своей веры и словом, и делом.
. . .

Часть третья.
"Да будут все едино"

Стремление к всечеловеческой солидарности. Путь к взаимному пониманию и примирению. Предсмертный завет Христа - "Да будут все едины". Значение разномыслия в становлении культур. Национальные воплощения христианства в истории. Смысл экуменизма. Религиозное сознание противников экуменизма. Исторические причины раскола. Догматические разногласия. Филиокве. Святые Отцы предупреждали об опасности догматических споров. Новые основания для диалога. Двуединство Новозаветной Церкви. Универсализм библейских пророков и обрядовая психология. Открытость чужому - признак высокой духовности. Углубление личной веры - подлинный путь к единству. Достоинство христианства и недостоинство христиан. Динамическая религия и Вселенское христианство. Значение религиозной терпимости для выживания человечества. Плюрализм и единство. Разрушительная сила изоляционизма. Будущее миссионерского служения Церкви. "Единое кровообращение" в Церкви и евхаристическое общение христиан. Экуменизм не подразумевает эклектики. Сегодняшние христиане учатся друг у друга. Коллективистские чувства и развитие индивидуального начала. Смысл неравномерности Божественных дарований. Близость русских святых и западных подвижников. Восточное и Западное христианство - "легкие, которыми должна дышать единая Церковь". Идеальное призвание России. Вклад святых в Единую Церковь. Положительная функция современной цивилизации для Церкви. Пророческая харизма и знание Божественного Промысла. Главное в пророческом служении о. Александра.


1

Сегодняшняя действительность, по мнению отца Александра, характеризуется стремлением к единству, к всечеловеческой солидарности, к решению глобальных проблем. И в этом процессе особое место по праву принадлежит верующим в Того, Кто разрушил преграду между Израилем и язычниками, отдал Свою жизнь, чтобы рассеянных чад Божиих собрать воедино, и заповедал созданной Им Церкви подлинное человеческое братство.
Но пока христиане не согласны между собой, они не могут исполнять свою миссию. К счастью, в ХХ веке ненормальность этого разделения все более осознается не только богословами, но и массами верующих. Возникло искреннее желание преодолеть все недоразумения и расхождения во взглядах. Найден путь к взаимному пониманию - путь смиренной любви и раскаяния в грехах против единства, путь совместной молитвы (ибо "невозможное человекам возможно Богу" (Лук 18.27)) - путь экуменического диалога.
>>>>>>

[iosef]

Отец Александр старался показать, что Запад и Восток в первые века христианства не только не противостояли друг другу, не только не исключали друг друга, но с самого начала находились во взаимодействии.
Противоречия возникли прежде всего на основе психологической непримиримости в отношении к культовым формам.
В эпилоге своей книги "На пороге Нового Завета" отец Александр пишет:
"С давних пор люди колебались между национальной замкнутостью и обезличивающей нивелировкой. Христиане, в свою очередь, стоят перед этой нелегкой альтернативой. Как совместить слова апостола: "нет ни эллина, ни иудея" с реальной многоликостью культур и психологических типов? Желание сберечь отечественное наследие нередко выливается во вражду ко всему чужому. Истинным часто считают только одно из земных воплощений христианства, то есть свое. Разрушая духовное соцветие церквей, вспыхивают распри, соперничество, расколы. Противоположная уравнительная тенденция ведет к попытке умалить или игнорировать неповторимую красоту каждого исторического облика Церкви.
В действительности же вселенское христианство подобно горе, опоясанной лесами, кустарниками, лугами и ледниками, которые вместе составляют ее цельное одеяние. Нельзя ждать, что свет Евангелия будет преломляться везде одинаково. Проходя через толщу различных народов, он создает все новые и новые ландшафты духовности.
Знаменательно, что христианство не породило единой культуры, какую породили, например, буддизм или ислам. Теология Августина и Фомы, русская икона и готика - только грани христианского творчества, соответствующие определенной среде и эпохе.
Впрочем, плюрализм не упраздняет и принципа единства, напротив, чем богаче и разнородней становится жизнь Церкви, тем настоятельнее оказывается потребность в связующем ее стержне. Эту роль выполняют вероучительные формулы и канонический строй общин"[7].
Главное, что необходимо для сохранения такого единства, считал отец Александр, - "это наша добрая воля, чтобы видеть братьев по вере в тех, кто по-иному, чем мы, исповедует Христа Спасителя и Слово Божие, запечатленное в Библии. Мы должны относиться к ним с доброжелательством и терпением, памятуя слова Блаженного Августина: "В главном - единство, в спорном - свобода, во всем- любовь". Твердо держась Предания своей Церкви, мы не должны презирать и унижать других, ибо все разделения имеют земное, человеческое происхождение, а в глазах Божиих - все мы Его дети, искупленные кровью Христовой".
Батюшка был уверен, что дистанция между Евангелием и любым фанатиком-инквизитором - бесконечна. И почетные регалии инквизитора означают не больше, чем кресты на крыльях фашистских самолетов. Это только внешний знак, содержание же абсолютно антихристианское.
"Тем, кто выступает против экуменизма, нужно помнить, - говорил он, - что человек, который считает себя церковным деятелем, но идет против воли Христа, уже не выражает волю Христа и Церкви, он как бы выпадает из нее. Это совершенно очевидно. У него остается только название; если он говорит, что во имя Бога можно освящать зло и казнить людей, то такой человек уже вне святой Церкви. Он выражает свое ограниченное, греховное, отягощенное злом сознание, но не сознание Церкви. Это относится и к тем, кто разваливает Церковь".
Когда этнографические и временные факторы ставятся во главу угла, мы неизменно сталкиваемся с жестким разделением на "своих" и "чужих". Поскольку отец Александр по образованию был биологом, ненависть между людьми, привыкшими к разным культурным формам, он объяснял прежде всего зоопсихологическими причинами. Он считал, что в этих вопросах мы находимся на грани человеческого и нечеловеческого, ибо известно, что животные не любят непривычных вещей и тяготятся незнакомой обстановкой. Заменителем охранительных инстинктов у животных для человека являются статические мифологемы в религиозном сознании. И так как неприязненное отношение к чужому человек унаследовал от своих биологических предков, ему также тягостны чужие нравы, иностранный язык, необычная психология.
Отец Александр подчеркивал, что, чем ниже нравственный и культурный уровень человека, тем труднее ему переносить чуждые формы. И напротив, чем выше "этаж", тем легче принимаются самые непохожие обычаи. "Человек высокого духовного уровня понимает чужое: чужой стиль, чужую музыку, чужое искусство. Человек примитивный понимает только свое". И то же самое происходит в области церковной. Чем человечней религиозное сообщество, чем оно более открыто, тем спокойней относится к свободе других.
Если члены Церкви не признают за другими равных прав на существование из-за непривычной формы обрядов для совершения тех же таинств, то это слабость и ограниченность. И это идет со времен средневековья, когда, по словам отца Александра, нация была тождественна вере.
Верить в свою конфессию, любить ее - естественно. Но это не должно вооружать нас против других, потому что все, кто верует во Христа, принадлежат только Ему. Значит, разделения человеческие, исторические, психологические - условны.
Две тысячи лет назад человеку было дано великое богатство - возможность выйти из своей "клетки" навстречу Любви, которая соединила всех людей, открывающих ей свое сердце. В первые века Дух Божественной любви был настолько силен в Церкви, что существование в каждой стране местных обрядов и церковных обычаев, собственных понятий и правил никого не смущало. "Но потом, - говорил отец Александр, - охладела любовь между христианами, и начались споры и распри. "Мой устав лучше, он истинный, а остальные ложные", - доказывали члены общин друг другу. И если в III веке люди разных племен и христианских традиций еще считали друг друга братьями, то в VIII и IX веках отчуждение было уже очень глубоким, и это повлекло за собой серьезные последствия для всей мировой истории, для всей культуры, для России, для Европы, для всего мира - колоссальные последствия!"

3

Часто люди, далекие от настоящего Православия, оправдывают свою ненависть к Западной Церкви ссылками на Святых Отцов. Однако отец Александр, прекрасно знавший святоотеческое наследие, утверждал, что пока существовала традиция Святых Отцов, Запад с Востоком жили в мире. И обе части Церкви - Восточная и Западная - называли себя кафолической Церковью или в латинском произношении "католической", что значит "совокупная из разных народов", ВСЕЛЕНСКАЯ. И одновременно эта Церковь называла себя ортодоксальной, т.е. ПРАВОСЛАВНОЙ. Таким образом, православию противопоставлялось не католичество, а ереси! Отрицание ортодоксальности означало еретический уклон. А отрицание кафоличности (католичности) приводило к превращению в секту, которая выпадала из мирового христианства.
"Но в истории с терминами, - говорил батюшка, - происходят удивительные превращения. И через ряд веков Православие и Католичество стали как бы противостоять друг другу". О том, как это произошло, отец Александр рассказывал в своих беседах:
"Христиане раскалывались на различные группировки неоднократно... Поводы были догматические, но все-таки до Х в. Церковь оставалась единой и неразделенной. Хотя всюду были свои главы Церквей: папа в Александрии, папа в Риме, глава Церкви в Константинополе, в Антиохии; были и другие крупные центры. <...>
В эпоху средневековья культуры Запада и Востока развивались довольно своеобразно и в изоляции. В это время на Запад обрушились кочевники, варвары, гунны. Рим пал, и Италия была разорена. Единственно несокрушимым остался престол Святого Петра. Только церковная власть сохранила свою структуру. Она и стала источником духовного развития - все остальное было погружено в хаос.
На Востоке же сохранилась абсолютистская императорская власть. Сохранились все старые структуры. И церковное руководство, церковная община, церковная структура находились под жестким контролем государства. Эта была участь Восточной Церкви на протяжении полутора тысяч лет.
А на Западе Римская Церковь ощущала себя независимой от государства, потому что государства как бы и не было, а были возникающие варварские королевства, которые воевали между собой, рушились и снова возникали. И Западная Церковь стала мужественной, воинственной. <...>
Поэтому Римский первосвященник стремился быть главой Запада и не хотел вмешательства византийского императора, который мечтал подчинить себе Рим. Конфликт длился долго и в результате, в 1054 году, он кончился тем, что патриарх Константинопольский отлучил папского легата, а папский посланец отлучил патриарха, и это считается формальным началом разделения Церквей. <...>
И только в 1964 году Папа Римский встретился с Константинопольским патриархом, они сделали копии отлучительных документов того времени и торжественно сожгли их одновременно в Риме и в Стамбуле, бывшем Константинополе. Фактически схизма была ликвидирована, но за истекшие столетия столь велико оказалось различие - в догматах и в управлении, - что проблема христианского единства остается и до сих пор очень сложной. <...>
Что касается протестантизма, - продолжал отец Александр, - то разделения с ним возникли так же, как и у католицизма с православием, на национально-географической почве. Протестантизм был здоровой реакцией народов определенной культуры, преимущественно северно-европейских, на средиземноморское, романское христианство. Реакцией очень мощной и продолжающейся до сих пор..."
Некоторые катехизисы, говоря о последствиях раскола протестантского движения с Римским католицизмом, считают, что аскетический характер протестантского богослужения способствует развитию мрачного характера у северных народов. Но отец Александр все объяснял как раз наоборот: для него этнопсихологические различия и есть главная причина раскола между протестантами и католиками. О реформации он говорил, что она познается географической картой. Против Рима восстали северные народы, для которых достаточно жизнерадостное, но с элементами светскости, латинское христианство было эмоционально неприемлемо.
Батюшка также считал, что протестантский аскетизм родился из опыта душ, уязвленных страхом Божиим. "Человек, - говорил он, - начал сознавать, что справиться с грехом невозможно, что сегодня мы каемся, завтра опять грешим, потом опять каемся, и, в конце концов, начинало рождаться ощущение какого-то тяготеющего над тобой неизбывного проклятия. И тут для Церкви было необходимо вернуться к словам апостола Павла о том, что мы спасаемся верой, благодатью Божией".
Но как все первооткрыватели, вернее переоткрыватели, Лютер, по мысли отца Александра, тут перешел уже некоторые границы. "Есть такое свойство у первооткрывателей в области Духа и в области науки: они начинают пытаться своим ключом открывать все замки. Но если бы они вошли в Церковь, они бы были необходимым ее дополнением... Что мешает? - Мы сами мешаем!"

Таким образом, для отца Александра большинство христианских расколов связано не с вероучительными расхождениями, а с различиями этнопсихологического характера. Как-то раз он с усмешкой сказал: "Что эти готы понимали в Единосущии? Для них была важна своя Церковь и свои еретики. А другим было приятно видеть этих еретиками - вот и все!". При этом батюшка оговаривался, что бывали, конечно, моменты, когда противостояние приобретало форму полной религиозной несовместимости. Например, "когда персидский дуализм (который, кстати, не являлся христианским по сути), претерпевая всякие превращения, ворвался в виде учения катаров и альбигойцев на юг Франции и захватил там все".
Одно дело, когда речь идет о настоящих ересях, совсем другое - внутрихристианское противостояние, когда из-за духовной самости все с чувством собственного превосходства и правоты поносят друг друга. Есть враг - все просто, не нужно решать свои внутренние проблемы.
Отец Александр поэтому с большой настороженностью относился ко всяческим размышлениям о так называемых догматических различиях между христианскими конфессиями. Большинство из таких различий он просто не признавал настоящими вероучительными расхождениями, например, положение об особом статусе Папы, вызывающее ожесточенные споры.
Учение о папском примате (верховенстве) было сформулировано только на Первом Ватиканском Соборе в 1870 году. До этого никакого вероучительного определения не существовало. Тем не менее, разделение между Церквами длилось уже почти 1000 лет.
"Почему возникло представление о первоиерархе? Вовсе не потому, - говорил батюшка, - что западные церковные учителя вдруг впали в какое-то заблуждение. Или, как некоторые думают, их заело властолюбие. Когда начинают объяснять такие вещи просто грехами, это всегда самое неудачное объяснение. Ведь грехи - категория международная. Можно подумать, что на Востоке не было властолюбцев, - еще больше было властолюбцев! Именно потому там власть была всегда более деспотичной, неограниченной".
Причину декларации папского верховенства в Церкви отец Александр видел совсем в другом: в том, что в Западном мире в результате нашествия варваров и великого переселения народов были разрушены все социальные структуры, кроме Церкви. Она стала единственным центром, связующим духовно все многообразие населения прежней империи. Но, не имея соперников в лице императоров, церковная власть Рима сама стала напоминать светскую власть.
То, что Ватикан сейчас является самостоятельным государством, по мнению отца Александра, вовсе не означает, будто Папа обуреваем государственной гордыней. Мы должны признать естественным нежелание главы Церкви быть подданным какого-либо государства. Папы не хотели, чтобы светская власть могла оказывать на них какое-либо давление и иметь контроль над епископатом.

Из истории России ХХ в. мы знаем, какое колоссальное влияние на церковную жизнь могут оказывать государственные чиновники, если у них есть возможность назначать епископов и манипулировать ими. Отец Александр ссылался на патриарха Русской Православной Церкви Сергия (управлявшего Церковью с 1925 по 1944 год), который говорил, что "Церковь началась с раздробленных общин. Только во II веке она стала объединяться в епископии. И потом в метрополии. Позднее она начала объединяться в большие патриархаты, соответствующие уже целым империям или частям империй. И дальше, ввиду такого процесса централизации, не будет ничего удивительного, если когда-нибудь Церковь сможет получить единую структуру". Многострадальный патриарх, в полной мере испытавший, что такое вмешательство государства в церковные дела, понимал необходимость сильного и независимого церковного управления.
"Следовательно, - делал заключение отец Александр, - католическую традицию, объединяющую всю Западную Церковь под единым началом, нельзя считать еретической. Более того, если мы признаём, что есть глава или предстоятель Русской Церкви или Грузинской Церкви, то при более едином человечестве, очевидно, может быть глава и общецерковный, и ничего тут антихристианского нет".

>>>>>>

[iosef]

По поводу того, что следует считать еретическим, а что нет, отец Александр напоминал, что слово "еретик" обозначает человека, который придерживается некоторого учения, осужденного Вселенским Собором как несовместимого с христианством. Если же возникает учение, которое не осуждено еще ни Вселенским Собором, ни вытекающими из его решений постановлениями, ни общей верой Церкви, то это учение (если оно не общепринято) называется теологуменом (богословским мнением).
Смысл второго Ватиканского определения 1870 года относительно Папы сводится к тому, что Папа может авторитетно выступать от лица Церкви, между тем как в Православии от лица Церкви говорит собрание епископов.
Отец Александр призывал православных относиться терпимо и к этому положению Ватикана. Он предупреждал: "...если у Западной Церкви есть точка зрения, что Папа обладает таким авторитетом, а Вселенского Православного Собора, который торжественно провозгласил бы, что это заблуждение, не было, то вопрос этот остается вопросом веры".
О прочих вероучительных разногласиях между православными и католиками отец Александр говорил, что разногласия эти являются столкновением двух противоположных человеческих силлогизмов, с помощью которых не понимающие друг друга группы пытаются убедить противную сторону в своей правоте. "Два человеческих силлогизма стоят против друг друга. А на самом деле есть ТАЙНА, которая познается только в религиозном опыте".
Так, во всяком случае, обстоит дело с теологуменом о непорочном зачатии Девы Марии (он стал на Западе догматом в 1854 г.), который исповедовал, например, православный святой Дмитрий Ростовский. Все это сфера религиозного опыта, полагал отец Александр, поэтому можно предоставить право верить в непорочность или порочность зачатия Девы Марии в зависимости от того, как человек религиозно ориентирован.
Также он не считал чем-то страшным или достойным проклятия учение о Филиокве (утверждение, что Дух Святой может исходить от Отца и Сына), ибо это добавление в латинском символе веры существовало задолго до того, как представители Восточной и Западной Церквей стали проклинать друг друга. Да и в Евангелии есть тексты, из которых можно сделать вывод, что Дух исходит и от Сына Божия. "Преподобный Максим Исповедник, - подчеркивал батюшка, - когда ему напоминали, что у латинян символ веры имеет отличия, говорил, что они по своему правы, потому что Дух Божий исходит от Христа, когда Отец посылает Его нам. Слова "от Отца и Сына" надо понимать "от Отца через Сына"". Выражая эту мысль, преподобный Максим говорил, что Господь учит "нас усваивать те блага, которые действительно подает один Бог Отец, действуя через Сына - по природе Посредника во Святом Духе" [8]. Также святой Иоанн Дамаскин учил, что Дух Святой "через Сына открывается и раздается нам" [9]. Некоторые православные богословы считали эти высказывания признанных святых восточным теологуменом, не имеющим отношения к сути католического учения о Святом Духе. Но в наше время Папа Иоанн Павел II с определенностью высказывается в пользу именно такого толкования Филиокве [10].
Отец Александр предупреждал, что есть богословы, которые видят во всем этом "глубокие догматические ошибки", но ведь Соборов, подтверждающих это, не было! Сам батюшка считал подобные споры бесплодными, а наши притязания узнать внутреннюю жизнь Бога - необоснованными.
"Мы знаем о тайне Божией, которая есть любовь, соединяющая между собой Божественные Ипостаси, но, в основном, Евангелия и Ветхий Завет, и весь изначальный христианский опыт говорят о Боге, обращенном к миру... "Бога не видел никто, - утверждает Евангелист Иоанн, - а явил Его миру Единородный Сын". Таким образом, Бога мы знаем только через Христа".
Возникновение же различных богословских концепций объясняется тем, что людям, особенно с философским уклоном, всегда хочется уйти в глубокую онтологию и начать размышлять о природе Божества. Размышлять об этом можно, полагал батюшка, но считать эти размышления догматами, выражением какого-то глубинного откровения, скорее всего, нельзя...
Отец Александр постоянно напоминал, что Христос пришел учить нас не Филиокве, а жизни с Богом, которая дается причастием к Рожденному, Воплощенному, Распятому и Воскресшему. Его осторожное отношение к богословским спорам вполне согласуется с мнением учителей Православной Церкви. Так, преподобный Феогност писал: "Воздержись от высших созерцаний, если ты не достиг еще крайнего бесстрастия... помянув о богословии, напоминаю тебе - смотри не простирайся в высоту... ибо не пристало нам воспарять туда, чтобы понапрасну не растерять перьев... Когда же взыщем Бога, тогда, может быть, коснемся сколько-нибудь и богословия" [11]. Также и св. Исаак Сирин говорил: "Как мчящегося на всех льва, избегай рассуждений о догматах" [12].
Настало время вспомнить эти предупреждения Учителей Православия и вместо догматических дискуссий искать путь к единству через смиренную молитву, которая одна может дать общий для всех христиан опыт веры. Люди, писавшие о молитвенной жизни, например, отец Жак Лев, или отец Вуайом, или протестанты, использующие в своей практике Иисусову молитву, свидетельствуют, что подлинная встреча с Христом стоит выше догматических разногласий. Господь дал нам единство с Собой, а мы отступаем от Него, замыкаемся в своих национальных и исторических традициях и теряем Его во второстепенных спорах.
Отец Александр полагал, что история внутрицерковных конфликтов показала: когда люди спорят, они только ожесточаются. Богословы-спорщики не сумели сблизить позиции Церквей. Сейчас, когда на Востоке знают больше о Западе и Запад знает больше о Востоке, сближение идет совсем по другим каналам.
"К великому счастью, - говорил батюшка, - люди теперь начинают понимать, что многообразие есть судьба Церкви - судьба на долгие века, может быть, и на тысячелетия. И в этом многообразии, поднимаясь на неведомые высоты духа, встречаются святые - черные, желтые и белые - святые, говорящие на всех языках. Все они оказываются в одном лоне, в одном Царстве, более того, они оказываются ужасно похожи. <...> Такие святые, как Франциск Ассизский или преподобный Серафим Саровский не принадлежат одной конфессии, одному кругу христианства - они принадлежат всему миру. В этом-то и проявляется всемирность истинной Церкви".

...

8

Несомненно, существуют духовные различия между православным Востоком и Западным католическим миром. Отец Сергий Булгаков писал, что "католический мир воспринял с наибольшей силой человеческого Христа, притом страждущего, распинаемого. Сораспинаться с Ним, сопереживая Его крестную муку - едва ли не самое существенное в мистике Католичества, а в Православии главным является именно духоносность и стяжание духа... пророческое служение Христа".
И тем, и другим путем люди могут стать сопричастны Христу, сделать так, чтобы в них изобразился Господь (Гал. 4.19).
Отец Александр уникальным образом сочетал в себе мистические откровения Востока и Запада, и Церковь для него была действительно едина. Это его тайна - универсальное, целостное восприятие христианства. Христос изобразился в нем нерасколото, нераздельно, так, как Он был явлен только еврейским апостолам.
И в то же время, отец Александр всегда подчеркивал свою принадлежность к Православной традиции. Батюшка ценил и продолжал самое лучшее в ней, ему было близко выражение Восточной Церковью Пасхальной тайны. Его служение укрепляло позиции Православия, доказывало, что среди православных всегда были, есть и в будущем будут люди, способные обогатить мир своими духовными дарами. Это и русские религиозные философы, и такие святые и учителя, как мать Мария (Скобцова), отец Александр Ельчанинов, отец Сергий Булгаков, отец Александр Мень.

В 1989 году отцу Александру удалось съездить в Италию, и на него глубокое впечатление произвел тот интерес к восточной традиции, который он встретил на Западе. Вернувшись, он рассказывал, что, посещая католические храмы, в каждом видел образы известных православных икон: Владимирской Богоматери, "Троицы" Рублева, православных святых. А в библиотеке Милана нашел новые переводы на итальянский язык всего православного "Добротолюбия", огромное количество книг православных Отцов и русских подвижников. Разъединившись, Запад и Восток терпели жестокие потери, но теперь католики включили богатство Православия в свой духовный опыт, и им от этого стало не хуже, а лучше.
Любовь к обеим ветвям некогда единой Церкви заставляла батюшку переживать раскол между ними как трещину, проходившую через его сердце. Ему естественно было присуще миротворчество и чувство всеединства. Свое кредо он сформулировал так: "Христианство неисчерпаемо, уже в апостольское время мы находим целую гамму типов христианства, дополняющих друг друга. Если выразиться кратко, для меня вера, которую я исповедую, есть христианство как динамическая сила, объемлющая все стороны жизни, открытая ко всему, что создал Бог в природе и человеке. Я воспринимаю его не столько как религию, которая существовала в течение 20 минувших столетий, но как путь к грядущему".
В правильном понимании экуменизма заложена и успешность миссионерского служения Церкви. О том, как передавалась вера, батюшка говорил в проповеди на праздник торжества Православия: "Андрей сказал Петру, Филипп сказал Нафанаилу, и так они передавали эту радостную весть друг другу. И Церковь стоит именно там, где весть о Боге-Спасителе передается от сердца к сердцу, от человека к человеку, от народа к народу, от страны к стране, от одного времени к другому времени".
Церковь не имеет права быть только национальной, потому что тогда она не исполняет воли Христовой - идти и проповедовать Евангелие всему миру. Можно даже сказать, что национальная церковь - это языческая церковь. По своему первоначальному замыслу Христианская Церковь универсальна.
Но единая Церковь может существовать только в единстве Евхаристии. Когда в конце 70-х годов было нарушено евхаристическое общение со стороны Восточной Церкви, батюшка с послушанием принял это решение православного епископата. Однако он с большим сожалением и горечью говорил, что этот шаг означает новый поворот к церковному изоляционизму и разобщению христиан.
Отсутствие евхаристического общения, онтологический церковный раскол греховен по самой сути. В. Соловьев писал, что изоляционизм связан с эгоизмом, с падшим состоянием существ [28]. Вот что означает отказ от евхаристического общения. И тут не могут быть оправданием никакие политические причины и богословские расхождения.

Сегодня к проблеме общения (или необщения) Православной и Католической конфессий существует несколько подходов.
Есть подход, который просто не признает за другой Церковью права на существование. Его обсуждать бессмысленно.
Есть подход, который считает, что Православие и Католичество - это две различные Церкви, обе великие, но все-таки разные. И поэтому, чтобы найти точки соприкосновения, надо сначала изучить разногласия между ними. Это мнение предполагает, что путем научных изысканий и богословских споров противоречия в конце концов можно будет преодолеть. И множество людей всерьез изучают эти вопросы.
Но точка зрения отца Александра отличалась от данной позиции кардинально. Он считал, что есть "глубинная (мистическая) связь между Русской Православной Церковью и Западной Церковью, связь, которая идет от самого начала. Ибо князь Владимир, когда задумал крестить Русь, взял из города Херсонеса частицу мощей мученика Климента Папы Римского, который был сослан туда и там погиб..."

Таким образом, если бы христиане обеих конфессий чувствовали в себе живое Богоприсутствие, как это было свойственно раннехристианским святым и мученикам, разделение Церкви было бы просто немыслимым. Существующие различия в обрядах и мнениях не имели бы такого значения. Все признавали бы их вторичность по сравнению с первичностью онтологического единства.
"В теле должно быть единое кровообращение, - писал отец Александр, - иначе его ждет духовная гангрена". Поэтому миру необходимо "интегральное христианство, включающее всю гамму путей и переживаний" [29].
"Замысел Христа, - говорил батюшка, - это многоединственность. Принцип многоединства - это универсальный принцип для всей природы, для всей Вселенной. Вы посмотрите: что бы вам ни попадалось, будь то молекула, атом, клетка, популяция животных, группа, организм - это всегда многоединство. Это вводит нас в тайну Божества, которая тоже, по свидетельству Христа, есть некое многоединство. В этом тайна Троицы. Христос создал многоединство, которое Он назвал Церковью, и продолжает создавать его постоянно".
Упорный и мелочный догматизм есть зло для Церкви. "Если кто-то начинает говорить, что учение Церкви диктует что-то конкретное,- замечал батюшка, - не верьте. Он это говорит не от имени Церкви, а от себя. Эти категоричные заявления можно делать или от невежества, или от собственной узости, потому что Церковь как Целое давала какие-то определения по важным вопросам весьма осторожно, и обязательных определений очень мало".
...

10

Получая свой опыт в постижении Христа, открытые друг другу Церкви смогут образовывать гармоничное единство. На пороге 3-го тысячелетия, которое, по мысли папы Иоанна Павла II, должно стать эрой сплочения христиан, нам особенно важно собирать воедино идеи всех, кто внес свою уникальную лепту в экуменическое движение.
"Экуменизм - это такое общение, - говорил отец Александр, - которое способно обогащать каждую из конфессий". Он подробно останавливался на том, чему должны учиться православные у католиков и чему - у протестантов.
У католиков он рекомендовал брать дух миссионерства, учиться административному порядку, дисциплине, катехизации, заимствовать высокую богословскую подготовку. У баптистов - принцип общинности, совместное изучение Слова Божия в группах, подготовку к проповедям, взаимопомощь, дела милосердия. "Все эти принципы, - считал батюшка, - общие, они принадлежат всей Церкви органически, но в силу раскола отдельные Церкви лишены то одного, то другого". Он был уверен, что в России Церкви должны не конкурировать друг с другом, не перетягивать друг у друга паству, а взаимодополнять и обогащать друг друга своим опытом, ибо только "в постоянном коммуникативном обмене наше познание мира постоянно складывается" [35].
Главное в экуменизме отца Александра - практический подход. В словах Христа "да будут все едино" (Ин 17. 21) батюшка видел призыв не к богословствованию, а к действию... Поэтому к любому позитивному начинанию христиан других конфессий он относился терпимо и с интересом.

>>>>>>

[iosef]

В частности, думая над устройством своего огромного прихода, над организацией малых групп, отец Александр заимствовал опыт общинной жизни и совместного изучения Писания у баптистов. Батюшка читал баптистские журналы, общался с протестантами самого разного социального и образовательного уровня, стремился понять, почему в России уже более 100 лет они привлекают к себе тысячи людей. Ведь их Церковь не имеет в нашей стране древней традиции, эстетически она также непривычна: строгая, простая служба, интерьер без икон и фресок, нет пышных облачений.
В дружеских встречах с протестантами батюшка старался перенять у них все необходимое для Православной Церкви. Баптисты также с большим уважением относились к отцу Александру. Они признавали в нем истинного христианского проповедника, евангелизатора, миссионера Церкви. Отец Александр был для них свидетелем присутствия Христа в Православии. Таким образом, батюшка своими действиями "строил мост" в отношениях между этими двумя христианскими общинами России.
Стараясь обогатить Православную Церковь тем опытом, который был у других христиан, отец Александр в то же время никого не перетягивал на свой "корабль". На предложения некоторых ревнителей Православия спасать погибающих без таинств и иерархии баптистов он отвечал, что "в спасении властен только Бог". Надо не "перетягивать" к себе баптистов, а собственной жизнью свидетельствовать, что таинства нас преображают. Если нам действительно вручены Богом особые дары, мы должны уметь их использовать. Нельзя говорить о своем богатстве, о своем спасении чисто формально; важно собой являть миру образец возрожденных душ. Вот почему отец Александр считал, что Православной Церкви не надо рекламировать себя и заниматься пропагандой.
Но когда православные уходили к баптистам или католикам, ему было обидно за Церковь. Он считал, что каждый должен оставаться там, где он есть. Вопрос ведь стоит единственным образом: можно ли в рамках существующей Церкви сегодня проповедовать Евангелие, нести людям Слово Божие? Если можно, то всяческие переходы - бесполезная трата сил и времени, они не могут рассматриваться иначе, как стремление перенести проблемы из внутренней области (духовного становления) во внешнюю. Кроме того, переходы подрывают дух братства, являются эгоистическим проявлением в Церкви. И еще глубже - они знак непонимания того, зачем Господь создал столь многообразную Вселенскую Церковь.

В отношениях между собой все поместные Церкви могут сохранять полную самобытность и индивидуальность. Но уникальность своих дарований конфессии должны рассматривать прежде всего как повод послужить друг другу по мере личных возможностей.
Есть высшая добродетель в том, чтобы помогать кому-то, не требуя в ответ ассимиляции и подчинения. Такова настоящая любовь супругов, при которой сохраняется уважение друг к другу и свобода каждого. Из такого же уважения должно развиваться гармоничное "соцветие Церквей".
"Человечество замыслено как Церковь, - говорил отец Александр, - т.е. как некое органическое единство индивидуумов. Такое единство, которое не гасит ценности личности и индивидуального сознания. Напротив, высший взлет человека всегда есть взлет индивидуума".
По мере развития любой нации стадное, коллективистское чувство уменьшается, а индивидуальное начало и чувство собственного достоинства возрастает. Также и в постижении религиозного смысла жизни человечество проходит несколько этапов. И если вначале люди видят свое призвание в исполнении гражданских обязанностей, то потом такой взгляд перестает их удовлетворять. Обретая самого себя, человек все чаще задумывается над своей судьбой и ее значением: откуда он пришел, для чего живет, куда идет, что его ждет после смерти. Вот вопросы, которые рождают новое мироощущение индивидуума.
Развитие протестантизма в России, как и во всем мире, свидетельствует об углублении индивидуального характера веры, о переходе от языческого патриархального коллективизма к ощущению Бога как личностного Начала. И далее - к интимному любящему сотворчеству с Господом каждого человека и к личной ответственности за Евангельское благовестие.
Масса, толпа, несет в себе демонической заряд, через который зло разрушающе действует на все доброе, на все творческое. Некоторым кажется, что ради интересов коллектива можно пожертвовать свободой отдельного индивидуума. Но любое ограничение свободы, даже с наилучшими побуждениями, оборачивается ГУЛАГом.
К. Льюис удачно подметил, что стремление составить из людей вечно повторяющийся орнамент, обезличив таким образом человека, имеет сатанинское происхождение [36]. Люди - не бессмысленные узоры, а индивидуальности; дифференциация, различия дарований - божественный дар и благо миру.
"Именно благодаря этой неравномерности, - говорил батюшка, - становится возможной тесная органическая солидарность и взаимосвязь между людьми. В живом организме специализация, взаимодополняемость и координация частей есть признак высокоразвитой структуры. Человечество не только как идея, но и как реальность есть единый организм. От самого своего рождения люди нуждаются друг в друге, нуждаются в тех, кто их воспитывает, учит..."
Различия между людьми - это возможность сделать их более открытыми друг другу. Подобные размышления позволили отцу Александру прийти к радикальному выводу: "Неравенство между людьми - это великий дар Бога: если один имеет одно, то он может дать другому... если оглядеться, то увидишь, сколько людей кругом нуждаются в тебе словом, делом и так далее".
Г. Честертон писал: "Христианин рад, что Бог разбил мир на кусочки, раз эти кусочки живые... христианин видит в личности высший замысел Бога" [37]. Неуважение к частному, чужому, к индивидуальности и ее свободе - это знак непринятого Воплощения, отрицания Божественной любви к каждому.
Чтобы возродить христианство в России, сегодня необходимо развивать и углублять индивидуальное начало и личную ответственность верующих. В приходе отца Александра такому развитию способствовали "малые группы" - небольшие общины, где вера должна была прибрести личностный, а не массовый, храмовый характер. Таким образом батюшка пытался внести свою лепту в изменение церковного сознания от коллективного к личностному, создающему условия для прорастания христианского персонализма.
Лишь по мере осознания своей индивидуальности, по мере углубления личных отношений с Богом происходит выход за рамки той среды (включая национальную), с которой ассоциирует свое "Я" человек, недостаточно проявленный, недостаточно воплощенный.
...





Часть четвертая.
"Стать принципиально другим..."

Проповедь.
Отец Александр - проповедник для каждого. Проповедь, исполненная силы. Церковь торжествующая. Отличие проповеди от пропаганды. Ответственность за страну настоящих христиан. Борьба о. Александра с советским тоталитаризмом и церковным равнодушием. Проповеди о. Александра как приобщение к собственному опыту веры. Подражание Христу.
Таинства.
Освящение человеческой жизни и обожение мира. Материя таинств. Море благодатных даров в Церкви. Статичность обряда и динамичность таинства. Роль священника в таинстве. Спиритуализм - первый враг христианства. О частоте причащения. Церковь стоит на таинстве Евхаристии. Второй враг христианства - потребительское отношение к таинствам.
Таинство Крещения. Вступление в Церковь при советской власти. Споры о крещении детей.
Таинство Покаяния. Его историческое происхождение. Грех страшен возникновением напряжения в отношениях человека с Богом. Как совершается примирение. Греховность статичной человеческой жизни. Потеря христианами обещанных благодатных даров. Закон "малого остатка". Как открыть свое сердце? Пределы самосовершенствования. Главное препятствие к настоящему преображению жизни. Очищение души. Начало и конец покаяния. Корни разных грехов. Как "беречь огонек своей веры"? Грех, который о. Александр считал типичным для нашей страны. Трагедия неблагодарной души. О борьбе с отчаянием и унынием. Скорбь пастырского сердца. Отношение о. Александра к искушениям. Невидимая брань.
Брак и обучение гармоничной жизни в семье. Деторождение и брак. Тайна плотской любви, смысл секса. Брак как школа открытости. Любовь христианская.
Лекции.
Миссионерское служение отца Александра в последние годы. Апологет в атеистическом государстве. Здравый смысл и церковный модернизм. Общественная деятельность о. Александра.


1

Из 2-й главы Деяний апостольских мы знаем, что дар Святого Духа, сошедший на апостолов, дал им силу с дерзновением провозгласить Пасхальное благовестие, говорить о делах Божиих на языках, понятных всем людям. Так и отец Александр, по свидетельству митрополита Ювеналия, "проповедуя учение Господа нашего Иисуса Христа, спасшего мир, находил понятные всем слова" [1].
Его проповеди не оставляли равнодушными никого - ни простых сельских жителей, ни московских интеллектуалов. Живое, свободное, образное слово отца Александра доходило до каждого открытого сердца. На его службах маленький храм в Новой Деревне всегда был полон. Многие приезжали из Москвы, несмотря ни на какие препятствия, даже в тяжелые и опасные годы гонений.
Евангелие дает нам замечательные примеры того, как об очень трудных для понимания вещах можно сказать просто и ясно. Таковы притчи Христа о сеятеле, закваске, жемчужине, о виноградарях и прочие. Ученикам были близки темы, выбранные Господом. Отец Александр стремился не удаляться от этого евангельского образца, что блестяще ему удавалось.
Его проповеди всегда были необыкновенно искренними; не было никаких перегородок между паствой и пастырем. Батюшка не поучал слушающих его, он поднимал их до себя, вдохновлял, а не морализировал.
Люди, общавшиеся с отцом Александром, никогда не чувствовали, что он им навязывает какие-то чужие идеи. Напротив, он возвращал их к своей подлинной сути. Ведь знание истины присуще всем людям изначально, от рождения. Не зря Тертуллиан говорил, что "душа по природе - христианка". Но не аналитическая рефлексия и самокопание помогают почувствовать Христа как Истину и Жизнь, а вера и молитва.
"Почему мы спасаемся верой? Потому что она подставляет нас под исцеляющие лучи благодати", - говорил отец Александр. Но вера теряется от языческой жизни. Вот почему надо стремиться жить по заповедям. Получается такая зависимость - благодать, вера, жизнь по заповедям.
"Спаситель, - говорил архиепископ Михаил, - проповедовал на языке, свойственном слушателям, пользуясь образами, доступными их восприятию" [2]. Действительно, Христос разговаривал с людьми просто, но в то же время так, чтобы им было интересно. Вот и батюшка всегда придерживался правила: "истина не может быть скучной". Его проповеди отличал динамизм изложения, и одновременно они были плодом глубокой мудрости, богословского и литературного творчества.
Батюшка находил убедительные слова, которые могут родиться только в наполненном Богом сердце. Иногда стиль его проповедей был даже резким, но они всегда были насыщены художественными образами, историческими подробностями, примерами из известных литературных произведений. Кроме того, отец Александр от природы был мастером краткого словесного портрета. Его рассказы о евангельских событиях или о жизни святых не содержали абстрактных рассуждений и воспринимались как близкая сегодняшним людям реальность.
Если учесть, что служба в Православной Церкви ритуализована и стилизована под старину сверх всякой меры, станет понятным, как важно было это живое слово для наших современников. И кто бы его ни слушал - деревенские жители или московская интеллигенция - батюшке удавалось преодолевать пропасть между сегодняшней жизнью и текстом Евангелия, написанным двадцать веков назад.
Однако проповеди отца Александра на библейские темы нельзя рассматривать как научную экзегезу. Это, скорее, способ поговорить о главных проблемах человеческой жизни. Церковь всегда применяла этот прием, создавая собственное Предание на материале Ветхого Завета. Этим пользовались многие Отцы Церкви. Например, в Великом Каноне Андрея Критского автор сравнивает душу человека, порывающего с грехом, с Авраамом, которой должен был выйти из своей родины.
Во время проповедей батюшки на наших глазах совершалось чудо непосредственного обогащения Церковного Предания. Ибо отец Александр излагал вечные евангельские истины на языке нашей эпохи. При этом батюшка передавал свою веру не просто словами, но всей своей жизненной силой, которая шла от него, как электрический ток, по невидимым проводам к душе каждого слушателя. Как-то он сказал мне, что именно ощущение этих невидимых "нитей", идущих от сердца проповедника к сердцам слушателей, является важнейшим условием настоящей проповеди, условием куда более значимым, чем знание законов психологии и ораторского искусства.
О проповедях батюшки можно сказать то же, что он сам говорил о Франциске Ассизском: "Это была проповедь любви, милосердия и Божественной благодати".

2

Отец Александр считал также, что христианская проповедь должна отличаться "силой". "Ибо, - говорил он, - христианам дана определенная сила и власть. Это следует из Евангелия. Эта власть не от мира сего, но тем не менее она в Церкви есть". "Мы не должны походить на просителей, которые пришли на пир, где все выпивают и веселятся, со своей кошелочкой и своим пирожком, и говорят: "У меня тут неплохой пирожок, если позволите, я его тут на уголочке поставлю". Именно так выглядят сегодня многие миссионеры и теологи".
Батюшка таким просителем не казался, он говорил уверенно и дерзновенно. Мощь его проповедей была такова, что после них невозможно было оставаться прежним. Отец Александр каждый раз невольно заставлял своих прихожан обновляться. Как апостол Павел проповедовал Христа распятого - Божью силу (и Божью премудрость), так и отец Александр проповедовал Христа как Силу Жизни.
>>>>>>>

[iosef]

Часто во время проповедей или исповедей повествовательная интонация сменялась другой, в чем-то близкой к поэтической речи пророков. В такие моменты его слова становились особенно проникновенными:

"Всегда вспоминаются слова Господа: "Се, стою у двери и стучу". Ведь Он стучится как странник, как просящий, как нищий, как бездомный, стучится и просится в дом...
"Се стою у двери и стучу. И кто Мне откроет, Я войду к нему и буду с ним вечерять". Вот, собственно говоря, все, что от нас требуется...
Он стоит у сердца каждого из нас,
а мы в это время заняты другим.
А Он стучит тихо...
Тихо стучит Господь,
а мы заняты своими заботами.
И в мыслях у нас нет прислушаться,
что в это время в сердце
тихо стучит Господь...
Просится как бы к нам, хочет войти в наше сердце
и не входит, не входит...
Потому что по своей лености, своей суетности
мы Ему не открываем...
И остаемся без Него...
И поэтому полагаемся на себя, на свои соображения,
на людей, на земное, на расчет, на будущее,
- на что угодно, кроме Него...
И когда у нас что-то хорошо - мы радуемся,
но забываем, что это от Него...
И когда у нас есть желание чего-либо,
мы пытаемся добиться своей цели,
но забываем, что это тоже от Него;
и когда у нас в жизни что-то не так,
когда мы видим зло, несовершенство, греховность,
- мы опять-таки забываем, что
"Тебе одному согреших и лукавое пред Тобою сотворих"
...
Мысль о Нем может быть у нас всегда!
Чувство Божьего присутствия может быть всегда!
Даже когда готовишь пищу или убираешь в собственном доме.
Ведь если открыта дверь твоего сердца - Господь с тобой...
И Он всегда будет с Тобой.
Даже когда ты плачешь.
Ибо Он сказал: "Блаженны плачущие, Я с вами".
И когда ты чувствуешь, что ничего у тебя нет
и жизнь прошла зря,
Он говорит: "Не бойтесь, блаженны нищие духом,
ничего не имеющие,
потому что все дает вам Господь".
...
Вся Божественная Литургия есть воспоминание о Его Тайной Вечере, о Его страданиях и п р и з ы в а н и е: "Приди к нам, Господи, будь с нами"".

В проповедях Страстной седмицы отец Александр говорил, что страдания Христа за людей вовсе не закончились на Голгофе; они продолжаются всякий раз, когда душа, познавшая Господа, ставшая родной Ему через благодать Святого Духа, опять согрешает.
Батюшка считал очень важным, чтобы человек готовился к моменту Встречи, ждал ее и просил о ней. Он всегда подчеркивал, что человек, подходящий к таинствам неблагоговейно или формально, тем самым оскорбляет Господа, причиняет Ему новую боль, ибо, приобщаясь Святая Святых, потом идет и полученный дар тут же втаптывает в грязь.
Поэтому такое внимание батюшка уделял подготовке к исповеди. Когда в исповедальной проповеди он говорил о наших грехах, он был стражем и защитником, рыцарем Христа... Часто в моменты исповедальных проповедей он обращался к Господу на "Ты" и включал слушающих его в свою искреннюю молитву:

"Господи, Иисусе Христе,
пошли Твоего Духа на нас
предстоящих и молящихся,
прости наши прегрешения.
Господи, к Тебе приходим.
Ты Иисусе, Сыне Божий, помилуй нас!
Мы перед Тобой стоим как мытарь,
который только повторяет:
"Боже, милостив буди мне грешному"".

Проповеди отца Александра были всегда наполнены христианским упованием и надеждой, связанной с Воскресением Господа. Он часто вспоминал слова апостола Павла: "Если Христос не воскрес, то тщетна и вера ваша" (1 Кор 15.14). И вслед за апостолом делал акцент на том, что каждый христианин с этого момента может видеть, слышать, чувствовать Христа Спасителя. Но только если захочет, если откроет Ему свое сердце, ибо с этого Пасхального утра не прекращается присутствие Христово на земле.
Батюшка говорил, что вера в Воскресшего не может оставаться принадлежностью только самого уверовавшего. Она лишь тогда становится истинной, когда человек, познавший радость Воскресения Христова, становится Его свидетелем среди людей. Причем свидетелем не только в слове, но и в деле. Он должен нести свет, добро, сочувствие, сострадание, справедливость в самое средоточие мира.
Христос посылает каждого, всех призывает на этот труд в Своем Царстве - только тот христианин, кто истинный свидетель Христов. Однако батюшка всегда подчеркивал, что своей силой никто свидетельствовать о Нем не может, ибо христиане такие же слабые люди, как и другие. Только сила Христа может немощных превратить в сильных, а из грешных и боязливых сделать чистых и мужественных.

...

4

Конечно, проповедуя в атеистической стране, невозможно было не говорить о корнях атеизма, о причинах гонений на Церковь. Отец Александр считал, что "за торжество язычества в России несут ответственность сами верующие" (эту мысль высказывал и духовник отца Александра протоиерей Николай Голубцов).
В одной из проповедей батюшка вспоминал, что на русских знаменах в период первой мировой войны было написано: "Вновь водрузим крест на Святой Софии!" (в Константинополе). Но водрузить его не удалось; напротив, Россия вскоре потеряла много собственных храмов. "Кто виноват в том, что храм Святой Софии был отнят у христиан? - спрашивал батюшка. - Неужели сарацины, которые пришли и превратили ее в свой дом молитвы?"
Сейчас, восстанавливая храмы, люди возлагают вину за их разгром на атеистов. Но в истории народа Божия уже было разорение храмов; это зафиксировано в Библии. Отец Александр говорил про разрушение Иерусалимского храма: "Разве это относится только к храму Соломона или к храму Ирода? Нет, это относится к любому месту почитания богооткровенной религии. Это относится ко всем храмам".
Батюшка, конечно, жалел о погибших храмах, но побуждал членов Церкви понять причины, по которым отошла от них помощь Божья. Он призывал каяться в грехах, которые лишили христиан Божьей поддержки и защиты. "Раз храм разрушается, - говорил он, - значит Бог прежде Сам оставил его".
"Неужели, - спрашивал батюшка, - Он нас не изгонит из храмов, если мы привели сюда демонов сердца? Если мы лжехристиане, если мы обманываем себя... У нас нет права называться православными, называться учениками Христа. Если бы Господь по правде судил нас, Он уже сейчас бы сказал: "Отойдите от Меня делающие беззакония"".
Таким образом, пустые храмы свидетельствуют не о происках атеистов, а о пустых сердцах их прихожан, и лучше об этом знать, чем строить и наполнять храмы искусственно, забывая о том, в каком состоянии находятся души людей.
Одному из своих друзей отец Александр говорил: "Вы что, всерьез думаете, что атеисты виноваты в разрушении церквей? Настоящие виновники - ложные христиане, всякие купцы и дворяне, мироеды, которые мучили крепостных, пьянствовали, развратничали, а потом перед смертью, пытаясь откупиться от греха, жертвовали деньги на постройку храмов. Виноваты и церковники - те, что пили, подлаживались под мирскую власть, благословляли всякие безобразия. Атеисты явились лишь орудием гнева Господня. Перечитайте пророков Библии, и вам все станет ясно" [4].
"Правда Божия, - считал отец Александр, - стоит надо всем, и если народ, призванный исполнить ее, окажется несостоятелен, он не должен рассчитывать на попустительство и ждать снисхождения". Это та же мысль, которую Христос выразил в притче о благоразумном домоправителе: "От всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут" (Лк. 12. 48). Горькое разочарование ждет тех, кто говорит: "мы лучше других", "мы избранные", "мы особенные". Правда Божия нелицеприятна.
Огромной бедой отец Александр считал также человеческую жестокость, прикрывающуюся авторитетом Церкви. Он призывал каяться за то, как в прежние века православные вели себя по отношению к старообрядцам и другим инославным, когда сжигали их храмы, уничтожали их иконы. Это было великое зло для Церкви и очевидный позор для христиан. Батюшка говорил, что возмездие за наших предшественников лежит на нас. "Почему исчезают святыни? Потому что люди, которые их хранили, были недостойны своих храмов, недостойны гробниц своих угодников. И по грехам нашим уходят от нас святыни и исчезают. Оставляется нам дом наш пуст".
Если нам на голову падает камень возмездия, надо посмотреть, в какой момент его подбросили вверх, и кто его бросил. Этому учит библейский взгляд на историю. Батюшка считал, что мы согрешили намного больше, чем византийцы. "А где сейчас Византийская империя? Значит, наше покаяние должно быть глубже, чем у Византийской Церкви".
Можем ли мы забывать, что еще сто лет назад принадлежность русского человека к неправославной конфессии приравнивалась к уголовному преступлению или что при приеме на государственную службу требовали справку о Причастии в Церкви?
Посему, если кто-то нас, православных, не принимает, предупреждал отец Александр, мы не должны поступать так же, не должны ненавидеть других людей, считать их проклятыми и отверженными. Каждого человека надо встречать с любовью, особенно, если он исповедует имя Христа Спасителя.
Батюшка говорил, что "некоторые церковные люди гордятся своей верой, как будто бы у них есть какие-то привилегии, как будто бы они выше других. Но с теми, кто не в Церкви, у Господа разговор другой. А те, кто пришли к вере, сделали это не потому, что заслужили, а по Его милости. Каждый христианин, если подумает, то поймет, что все могло бы случиться в его жизни иначе, если бы Господь его не призвал; так бы он и остался в пыли, в суете, на улице своей жизни без света. И потому, если кому-то дается свет веры православной, то он не гордиться этим должен, но видеть в этом повод к смирению".
Более того, по мнению батюшки, христиане обязаны молиться за неверующих, за тех, кто гонит Церковь; ибо в их неверии виноваты своим поведением христиане. Люди сеют злые семена и, когда они всходят, сами зло и пожинают. В этом наказание Божие, а не в громе, молниях и землетрясениях.
Вот почему в то время, как церковные диссиденты боролись с внешними притеснениями Советского строя, отец Александр в своих проповедях призывал к покаянию не государство, а членов Церкви.
Нельзя сказать, что слова батюшки были совсем лишены политической окраски и безобидны для власти. Достаточно вспомнить, что он говорил о святых и мучениках. Например, в проповеди о митрополите Филиппе отец Александр так рассказывал о зверствах преступного режима XVI века, что всем было ясно: это относится не только ко временам Ивана Грозного, но и к советскому тоталитаризму. Не зря Сталин видел в этом царе своего исторического предшественника. Однако Церковь признала митрополита Филиппа, погибшего от рук царских опричников, как мученика.
И можно было не говорить специально о преступлениях коммунистической диктатуры; из проповеди ясно следовало, как христианин должен относиться к подобным режимам. Батюшка рассказывал об опричниках, о карательных царских отрядах, и всем было понятно, что он говорил о КГБ, который так же врывался в дома, бросал в тюрьмы инакомыслящих, мог объявить изменником и врагом народа кого угодно.
Такая проповедь при Советской власти была всем понятна. Аналогии были очевидны, особенно для тех, кто помнил о том, что творилось в стране в 30-40-е годы.

...

7

Соединив Своим Воплощением Бога и творение, небо и землю, Христос сделал так, чтобы невидимая глазами благодать Святого Духа достигала нас через видимые знаки, которые Церковь называет таинствами. Отношение отца Александра к таинствам обновляло для нас Предание Церкви. Батюшка говорил, что все наши таинства построены на освящении человеческой жизни. Церковь не от мира сего; но с ее помощью Христос приходит в этот мир, чтобы освящать его. Поэтому христианство не потусторонняя вера, а посюсторонняя.
Подобное отношение к освящению человеческой жизни основано на учении Отцов Церкви об обожении мира. Божественное преображение космоса они рассматривали как цель всего мирового процесса. Поэтому самым главным в Церкви, по мысли отца Александра, должно быть учение и живое присутствие Бога. И не только присутствие в сердце, не только присутствие в каком-то глубинном мистическом сознании, но присутствие в этом самом мире, который мы можем видеть, осязать, ощущать.
Что помогает плотскому человеку прилепиться к Христу и быть рядом с Источником любви в своей земной жизни? Как может христианин приносить небесную любовь на землю? Человек - материальное и духовное существо; и таинства нужны ему как материальная основа, соединяющая его с небом, чтобы наполниться Божественной силой и внести ее в мир.
Вера в присутствие Бога в таинствах связана с убеждением, что все земное, включая человека, в конечном счете, есть настолько большое благо, что, несмотря на мрак, в который мы погружены, Бог дает нам возможность все же встретиться с Собой через благодать, действующую в Его Церкви.
В своих размышлениях о материи таинств, отец Александр стоял на позициях православного богослова святителя Григория Паламы. Для батюшки слова Символа Веры "Сидящий одесную Отца" означают: Христос пронизывает Своей силой и славой все мироздание, весь мир, всю жизнь. "Не только душу спасает Господь, - говорил батюшка, - но всю природу, которую Он ведет к бессмертию. Поэтому для христиан не должно быть пренебрежения к плоти".
Такое понимание отцом Александром христианских таинств основано на укорененности его сознания в Библии. Смысл таинств неминуемо искажается, когда на них смотрят с позиций греческого идеализма и разделяют жизнь на духовную и мирскую.
Библия полна описаний различных священных предметов, которые помогали человеку ходить перед лицом Божиим, постоянно напоминая о Боге. Иногда, читая Ветхий Завет, можно подумать, что имеешь дело с каким-то библейским материализмом. Однако все объясняется просто: в Библии никакая материальная сущность не мыслится вне поля зрения Бога. Все сакрально. И через жизнь Христа Евангелие продолжает раскрывать разные стороны не только духовной, но и душевной, и материальной жизни, которая на этот раз освящена Воплощением Сына Божия.
Само слово "таинство" указывает на то, что это присутствие Христа в посюстороннем мире непостижимо для человеческого разума. Рационально невозможно понять такое освящение материи. Сила Божия познается опытно, через веру. Батюшка хотел, чтобы мы в церковных таинствах ощутили эту силу, почувствовали, что Господь среди нас пребывает, чтобы знали и верили, что Он с нами есть и будет во все дни до скончания века.
>>>>>>>

[iosef]

9
Отношение отца Александра к таинствам совпадает с учением многих Отцов Церкви и тысячелетней практикой Церковной жизни; и сегодня этот подход вновь становится актуальным.
Непонимание таинств, согласно отцу Александру, происходит от того, что христианскому представлению о мире противостоит в церковном сознании не столько материализм, сколько спиритуализм. Он является скрытым и потому серьезным врагом христианства; ведь грубый материализм не пытается выдавать себя за христианское учение о мире и человеке.
Для батюшки было важно, чтобы Церковь не отходила от предания Святых Отцов, например, в вопросе о частоте Причастия. Практика редкого причащения пришла в Церковь именно в результате проникновения в ее сознание спиритуалистического, гностического мировоззрения. А отец Александр призывал причащаться часто, и это было не его мнение, а мнение основоположников Церкви, вытекающее из Евангелия.
"Ничто так не содействует и не способствует нам к очищению души, к просвещению ума и освящению тела, как частое и с чистым сердцем причащение...", - находим мы в Добротолюбии слова иноков Каллиста и Игнатия [11]. А о нерадении к причастию Феодор Студит говорил: "Паче же всего могут быть (полезными для спасения) причащение Святых Тайн, к коему видя вас, не знаю почему, нерадиво относящихся, крайне дивлюсь. В Воскресение еще бывают приступающие к таинствам, когда же Литургия бывает в другой день, никто не подходит. Даже в монастыре каждый день, бывало, причащались желающие, а ныне очень редко это бывает, и даже совсем не встретишь этого нигде. Говоря сие, я вовсе не желаю, чтобы вы приступали к Тайнам просто, как пришлось. Ибо написано: да искушает себя человек... (1 Кор 11, 28, 29) Нет - не этого я хочу, да не будет! Но чтобы мы, горя желанием приобщаться сколько можно, очищали себя и таким образом сподоблялись дара сего. Ибо предлежащий хлеб есть Причастие жизни.." [12].
В Евхаристии, считал батюшка, "особенно важно призывать силы Божии, могущие рассеять грозные тучи, окружающие Церковь. Надо молиться, чтобы Церковь была не только умаленной, но и побеждающей".
Однако батюшка внимательно подходил в вопросу, почему человек хочет часто причащаться. Для него было совсем недостаточно, чтобы христианин просто ходил в Церковь. Он говорил:
"В Церковь может приходить и посторонний человек. И постоять в храме, и перекреститься может человек, далекий от веры. Может даже встать на коленки, как падший грешник. А вот что в сердце у нас - Бог видит. На наши поступки, вот на что Он смотрит. Через внешнее мы не спасемся. Внешнее не имеет силы, если нет у нас в душе Бога, если нет у нас в душе того, чего от нас Господь ждет. Всегда напоминаю слова Священного Писания: "Сын мой, дай Мне сердце твое". Он к каждому обращается, чтобы мы отдали Ему свое сердце".
В своем шеститомнике отец Александр пишет: "Человек, по учению христианскому, приходит в падший мир, мир, который во зле лежит, приходит как активно действующее существо, участник борьбы добра и зла. Даже реальность высшего промысла не парализует его свободы. Трагичность несовершенного мира есть та среда, в которой выявляется и призвано возрастать духовное начало человека" [13].
Через таинство Евхаристии христианин узнает, что такое жить в единении с Богом. Причащаясь, члены Церкви непосредственно включаются в обожение мира.
"Заметьте, - говорил батюшка, - что таинство Своего любящего присутствия с нами Он облек в форму трапезы. Святая Чаша, хлеб и вино означают пищу человеческую, без которой мы не можем жить. Ведь человек поддерживает свою жизнь пищей. И Господь этим хочет сказать, что Он дает нам Свое Сердце в виде трапезы, что Он - наша вечная пища!
Чем можно еще напитаться? Измышлениями человеческими? Праздной суетой? Честолюбием? - Все это проходит... Самые славные имена могут потом упасть в самую глубокую бездну... Но Господь каждого из нас из водопада времени вынимает, каждую душу принимает к Себе, и через Святое Причастие мы все приобщаемся к вечности.
Временные - к вечному,
малолюбящие - к вечной любви,
бессильные - к вечному могуществу,
грешные - к Безгрешному,
люди - к Богу.
Кто такие чада? Это те, кто были рождены, вскормлены и любимы. И мы, действительно, Богом рождены. Мы духом рождены от Него! Если бы Он не был с нами, что была бы наша жизнь? Как тень улетающая, как дымок, который развеивается от первого порыва ветра!
А раз мы чада Божии - значит мы с Ним. В болезни и в радости, в печали и в успехе, в старости и в молодости - Он с нами.
Нам важно это почувствовать, важно пережить, важно понять, что Господь идет к нам... И очень важно потом открыть Ему свое сердце, чтобы оно было потрясено тем, что Господь к нам приходит.
Мне всегда вспоминаются слова апостола Петра: "Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный". Когда Господь вошел в его лодку, ему было стыдно, что рядом с ним находится Посланник неба. И Петр так сказал не потому, что не хотел быть рядом с Господом. Он, конечно, хотел! Но ему было стыдно стоять рядом с Ним...
И еще вспоминается Закхей, мытарь, человек маленького роста, которому хотелось хоть одним глазком взглянуть на Спасителя. И сквозь толпу он пробиться не мог, и люди его презирали, что он был мал ростом, но он залез на дерево и сидел там, и смотрел... И Господь его позвал, и пришел к нему в дом.
И вот мы также малы ростом, духовно. И мы вовсе не заслужили того, чтобы Он к нам пришел. Но Он, однако, приходит...
Господь сказал Закхею: "Сегодня Я буду с тобой". И каждому из нас Он говорит: "Сегодня Я буду с тобой".
"Я буду с тобой", - говорит Господь; что нам еще нужно!? Только хорошенько понять, что Он приходит в дом плохо подготовленный, не в такой дом, где все ждут Гостя, где все блестит и все украшено, а в дом захудалый, темный, полный пыли, как бы брошенный.
Такова наша душа с её маловерием и нерадивостью, леностью духовной, с молитвой, которая еле-еле теплится, как затухающий огонек. С пренебрежением к заповедям и уставам церковным, с вечным раздражением на все, с постоянным озлоблением и осуждением друг друга.
Ты приходишь к нам,
а наши мысли в это время витают далеко...
И получается, что не Ты наш Царь,
а наша гордость, своеволие, самолюбие,
честолюбие, тщеславие,
вся та суета, за которой мы бежим,
за которую мы цепляемся".

В Евхаристии Бог приходит к людям, становится с ними на тот уровень, на котором они могут Его воспринять, происходит непосредственное прикосновение к Божественному. "Если человек к этому прикасается, - говорил батюшка, - он открывает для себя самые важные вещи - смысл своего существования, бесконечную ценность каждой человеческой души, направление мироздания, которое не просто вращается по кругу, а имеет цель; роль нашего труда, значение и красоту человеческих отношений и творчества" [14].
Чтобы соответствовать своему божественному призванию нельзя оставаться теплохладным, необходим "максимальный замах", полная ориентация всего своего существа на Высшее.
Это строгое требование отца Александра. Перед каждым его прихожанином стоял вопрос - либо уходить, если "планка", заданная батюшкой, была слишком высока, либо становиться другим. Спокойно жить по-прежнему было невозможно, ибо слова отца Александра, ненавязчивые и добрые, были подкреплены примером его собственной жизни, его беспощадной решимостью следовать за Христом.

...

12

Духовник батюшки в 50-е годы, священник Николай Голубцов, по воспоминаниям отца Александра, никогда не говорил проповеди, но основной упор делал на общие исповеди. Их ввел в церковную практику в XIX веке еще святой Иоанн Кронштадтский. С годами и отец Александр стал уделять общим исповедям все большее внимание.
Перечитывая их тексты, слушая сохранившиеся записи на магнитофонных пленках, мы обнаруживаем в них все основные мысли Святых Отцов о духовной жизни. Но самое главное, что они применимы не к монашеской жизни прошлых веков, а к нашему времени.
Исповедь - это таинство Покаяния, где священник более всего выступает как пастырь. Во время исповеди он может обратить внимание кающегося на то, что мешает его духовной жизни, и помочь ему исцелиться. Но спасительная сила таинства проявляется только при сознательном и ответственном участии в нем и священника, и того, кто пришел на исповедь. Важна также искренность и готовность верующего следовать получаемому совету. Такая готовность, по сути, становится тождественна смирению.
"Обращение ко Христу, Новое Рождение, дар Духа Святого, Тело и Кровь Христовы сделали нас "не имеющими пятна или порока" (Еф 1.4). Однако новая жизнь, полученная через христианское посвящение, не исключила слабости человеческой природы и склонности ко греху. Она остается в крещеных, чтобы они с помощью благодати Христовой закалялись в борьбе христианской жизни". [17]
В современном виде таинство Покаяния появилось приблизительно в VI-VII вв. Это уже было время государственного христианства, страшного понижения требований к духовной жизни. В первоначальной Церкви все было не так. В первые века к исповеди прибегали в чрезвычайных случаях, и она "была связана со строжайшим наказанием. Грешники каялись в своих грехах публично и часто в течение многих лет, прежде чем получали дар примирения". Они также не допускались к Евхаристии.
Так строго исповедовались всего в трех грехах: отступничестве (или идолопоклонстве), убийстве и прелюбодеянии. Позже добавилось воровство. (Другие грехи искупались взаимным примирением, молитвой, добрыми делами и т.д.) "В "чин кающихся" могли допустить человека крайне редко, в некоторых регионах - только один раз в жизни". Если же кто-либо вновь впадал в грех, это считалось знаком, что человек каялся неискренне. После покаяния и отпущения нередко исполняли какую-нибудь епитимью.
В конце VI в. установился обычай "частного", тайного покаяния в явных и в скрытых грехах непосредственно священнику. "Эта новая практика предусматривала возможность повторения и таким образом открывала путь к регулярной исповеди. Она позволяла включать в одно и то же покаяние как тяжкие, так и обыденные грехи. Это та форма таинства, которая используется в церковной практике вплоть до наших дней" [18].

Объясняя смысл таинства исповеди, отец Александр подчеркивал, что наше покаяние является и плодом нашего усилия, и даром Божественной благодати. Божественная жизнь, хотя и сходит к нам с неба, но не без участия человека, и это участие заключается не в ритуалах, а в намерении ума и в открытости сердца Богу. Только во взаимодействии свободной человеческой воли и Божественной благодати возможно достичь нового уровня преизбыточной жизни.
Спасение - это второе рождение. "Кто горит огнем Духа, тот побеждает тьму и грех мира", - говорил батюшка. Если мы не побеждаем свои грехи, то только потому, что не открыли еще свое сердце и не обрели второе рождение. Задача отца Александра как исповедника заключалась в том, чтобы открыть сердца кающихся, чтобы Сам Господь в них вошел и их преобразил.
"Таинство исповеди часто называют вторым Крещением, потому что в нем происходит как бы обновление человека, рождение его заново. Та драма, катастрофа, трагедия между Богом и человеком, которая была рождена грехом, снимается Божественным милосердием, Божественной благодатью.
Именно ХАРИС, благодать, снимает гнев Божий, то есть состояние напряжения между Богом и человеком. Совершается некое чудо...Но кто совершает это чудо? - Христос! Кто имеет власть оставлять грехи? - Христос.
Он прощает грехи. "Иди, чадо, отпускаются тебе грехи твои". Сколько раз Он говорит это. И Он оставляет эту власть Церкви. Чтобы люди всегда видели Его на земле. "То, что вы свяжете на Земле, то будет связано на Небе"".
Отец Александр понимал грех не как нарушение моральных норм или церковных правил, но прежде всего как удаление человека от Бога. Батюшка часто в резких выражениях обрисовывал такое состояние человеческой души. Но делал это не для того, чтобы унизить человека, а чтобы пробудить в нем устремленность к покаянию и к Богу.
На самом деле, именно такова была цель составителей практически всех православных молитвословов, где подчеркивается грешное состояние молящегося. Так чувствовали себя все святые, таким образом происходит верная настройка души.
Вот главное, что должен понимать кающийся, по мнению отца Александра: исповедь нужна не для того, чтобы изгонять грехи, а чтобы стать принципиально другим человеком. "Потому что, если косить грехи, как траву, остаются невырванными корни, и сорняки опять вырастают. Но сами мы другими не становимся - для этого нам нужна сила Божия".
Так как причина греха коренится именно в потере человеком чувства присутствия Божия, то главный способ преодоления греха - приобщение к Божественной жизни, обожение человека. Такое преображение, если оно истинно, сообщает человеку особую радость, ощущение примиренности с Богом, благодарности Ему, от чего рождается ответная любовь к Богу и к людям.
"Если обратиться и уверовать, - говорил батюшка, - тогда и грех перед благодатью Божией начинает исчезать, как снег под действием солнечных лучей. "Уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал 2.20). Мы должны стремиться к тому, чтобы жил в нас Господь, и Он тогда не допустит, чтобы мы впали в грехи".
Таким образом, исповедь совершается не ради перебирания грехов и не ради их магического исчезновения вместе с последствиями, а для примирения с Богом. Но зло, которое мы причинили, не исчезает, мы уже внесли его в мир, и оно или посеянные им семена, существуют помимо нашей воли.
И мы не имеем права вычеркивать грехи из своей памяти. Господь действительно возвращает нам Свою любовь и силу для борьбы с грехом, но последствия греха остаются...
"Наше покаяние должно быть до конца и навсегда, - говорил отец Александр. Поэтому, если мы не можем вычеркнуть грехи из своей памяти, но имеем сердечное сокрушение, тогда мы в покаянии несем эту память перед собой, радуясь только тому, что Господь вернул нам Свое благословение"...
>>>>>>>

[iosef]

13.
В 70-е годы в одной из бесед отец Александр говорил о потерянных христианами дарах Святого Духа. Чтобы их вернуть, необходимо выискивать в себе все плевелы антибиблейского и статичного, все, что нас тянет, как якорь лодку, и не дает Духу Божию двигать нас вперед. Всякая мысль, всякое слово против Святого Духа, как свидетельствует Евангелие, лишает нас спасения. Но понимаем ли мы, что антидинамичная, нетворческая жизнь и есть хула на Духа Божия?
И какие еще нужны доказательства, если очевидно, как мы бедны благодатными дарами, о которых писал апостол Павел, и которыми была так богата первоначальная Церковь? Дары пророческие, дары исцелений, дары служения - все это дары, которые восполняют нашу человеческую немощь, наши недостатки. Мы должны признать, что с нами не все обстоит благополучно, если мы их растеряли.
"Главный грех, главное уродство нашего существа, - говорил батюшка, - то, что мы живем двойной жизнью: в одних делах - мы христиане, в других - мы как люди без веры, живущие по законам мира сего, по законам алчности, жадности. Именно двойная жизнь мешает необратившимся христианам открыть себя действию божественной благодати".
По мнению отца Александра, наше своеволие - еще одна причина того, что мы лишены чувства близости Божией. Когда мы слушаем Бога только из скрытого страха, мы, конечно, перестаем Его любить и осознавать Его присутствие. Это важно помнить родителям, строго воспитывающим своих детей. Как-то, говоря об отношениях родителей и детей, батюшка заметил: "Как ребенок чувствует отца, таким он будет чувствовать и Бога". Поэтому "покаяние человека, - говорил батюшка, - должно быть не покаянием - самобичевания, а покаянием благодарности... Ибо мы должны благодарить Господа за то, что Он, все-таки, пришел к нам - таким недостойным и грешным".
Батюшка подчеркивал, что в таинстве покаяния речь не идет о нарушении какого-то "уголовного кодекса". Нам необходимо ясно увидеть, что мы грешим именно против Святого Духа, Его порочим. Например, когда мы желаем себя обезопасить со всех сторон, стремимся к опеке (допустим, со стороны государства), то тем самым нарушаем важнейший духовный закон, раскрывающийся еще в Ветхом Завете - закон "малого остатка" или "нищих духом". Отец Жак Лев, говоря об этом "остатке", приводил в качестве примера в своей книге "Великие учителя молитвы" рассказ о Гедеоне. Господь предал врагов Гедеона в его руки только тогда, когда от войска Гедеона осталась лишь горсточка людей, и объяснил Гедеону, что пока его войско было многочисленным и могучим, Он не мог даровать ему победу, чтобы его люди не возгордились и не думали, что это они своей силой одержали ее, но хорошо понимали, что победа пришла к ним от Господа [19]. Значит, вся наша надежда должна быть не на себя, а на помощь Господа. До нас животворящую силу Духа Божия познали на себе многие поколения подвижников. И мы можем учиться у них, заимствуя их свет, их жизненный порыв и обожение по благодати, - все то, что сделало их светочами и столпами в Церкви. Об этих святых батюшка много говорил в своих проповедях и беседах, ибо его главной задачей было научить людей так настроить свое сердце, чтобы оно полюбило Господа. "Сила Божия приходит только к тем, кто любит Господа", - говорил отец Александр. Чтобы ее получить, мы и подходим к таинствам исповеди и причащения. Некоторые удивлялись: "Как можно любить Бога?" Но батюшка не уставал подбирать все новые и новые примеры, чтобы научить своих прихожан этой любви. Ибо его, в свою очередь, удивляло такое бесчувствие.
"Есть вещи, которые мы любим, и надо понять, что они есть только отражение Бога. Ведь мы любим солнце, тем более мы должны любить Того, Кто его создал. Вот человек любит жизнь. А жизнь - это дар Божий, значит, мы должны любить Его еще более, чем мы любим жизнь... Если мы любим все отрадное в жизни, что ее украшает, то как же нам не любить Того, Кто все это создал? Если мы любим людей, которые нас окружают, то как же не любить Того, Кто этих людей создал и к нам привел?
Кто-то любит людей, кто-то любит музыку. Кто-то любит природу. Но все это - только отражение Господа, Который поэтому должен быть еще более любим... Если так будет, то Его сила, Его Дух войдут в нас и будут гореть ровным пламенем. Но пламенем священным, которое выжигает в нас всю нашу нечистоту" На вопрос, как открыть свое сердце действию Святого Духа, Который единственно может сделать нас счастливыми, батюшка отвечал так:
"Очень важно желать этого, желать до глубины души. Как если бы мы давно не пили и жаждали воды, так надо желать, хотеть Духа Божия. Хотеть так, как если бы нас мучил голод; как если бы мы были разлучены с человеком, которого мы любим и которого мы хотели бы увидеть. Должно быть сильнейшее стремление, сильнейшее желание..."
Конечно, никакое напряжение собственных сил не может гарантировать человеку общения с Богом. Но, как говорил древний святой, "не получает никто, кто не желает; и (никто) не возжелает, если не воспламенит его до мозга костей пламень Святого Духа, ниспосланный Христом на землю" [20]. Однако одного желания мало, "надо суметь преодолеть свою лень. Хотя бы для того, чтобы начать молиться или прийти в храм. А ведь иногда кажется, что к ногам привязаны гири. Но надо заставить себя подняться и идти". Отец Александр говорил, что "всегда, когда человек совершает подвиг, он бывает вознагражден, а когда он идет навстречу своей лени, косности и нерадению, он еще глубже увязает в трясине, - поэтому всегда необходимо делать усилие".
В своих исповедальных проповедях отец Александр учил не кропотливому самоанализу, а жажде очищения и святой жизни.
В таинстве Крещения человек умирает для греха и облекается во Христа. Также и в таинстве исповеди, тот, кто запачкал свои крещальные одежды, должен опять облечься во Христа. Именно сочетование с Христом, а не самосовершенствование и борьба со страстями есть главный путь к очищению сердца и примирению с Богом. Митрополит Антоний Сурожский сказал однажды, что каждый из нас представляет собой как бы каменное изваяние, которое вера должна сделать живым. Вера, которая должна быть животворящей силой. "Все же эти грехи, - говорил батюшка, размышляя о человеке, утонувшим в своей греховности, - вся эта жизнь, - в ней нет ничего ценного, привлекательного. Это просто сумасшедший дом какой-то, это скопище душевных и телесных болезней... И более того, - это безобразно и неэстетично. Может ли быть зависть эстетичной? Человек, который одержим завистью, имеет неэстетичный облик. Если у него мелкие мысли, неэстетичная внутренняя жизнь, это отражается на его внешнем виде... Говорят: неодухотворенное лицо и одухотворенное... Значит, все это видно...". Поэтому "нельзя жить в привычке к повседневному греху, в темноте. Надо стремится к свету. Нельзя разрешать себе привыкать к этому смраду. Если же человек живет любовью к Богу, к природе, к людям, - как у него будут появляться мелкие мысли? Это уже не будет присущей ему чертой".
Когда человек говорит себе: я не буду делать того-то или думать о том-то, вместо того, чтобы преображать свою жизнь, он начинает выдавливать свои грехи. Но это может привести к состоянию, которое описано в притче об изгнании бесов и вселении семи сильнейших (Мф 12. 45). Отец Александр считал, что такие вещи можно с собой делать лишь изредка, потому что, если постоянно себя насиловать, то жизнь превратится во что-то страшное. Такому человеку гарантированы уныние и депрессия, которые он потом распространяет на окружающих. Совершенствовать себя можно для того, чтобы почувствовать "нищету духа", ибо в духовной жизни важно не давление и вытеснение, а преображение. Преображение, основанное на внутренней красоте, гармонии, созидаемых в нас Духом Христа (Рим 8.2).
14

Что же все-таки является главным препятствием к настоящему преображению? Отец Александр отвечал, что это зацикленность на себе, неумение быть открытым, неумение перевоплощаться в других, терпеть других, не осуждать их, выходить за пределы своего "я".
В своих общих исповедях батюшка старался помочь кающимся стать открытыми действию благодати через ощущение "нищеты духа":
"Когда вы собираетесь в храме на молитву, пусть каждый в своем сердце скажет:
"Господи, я к Тебе взываю вместе с моими братьями и сестрами, вместе с Церковью Христовой, чтобы Ты пришел к нам сюда".
Вы все помните сказание о Матери Божьей. О том, как трехлетним ребенком Она поднялась по ступеням к храму Господню. Оставила Малое Дитя родителей и потянулось к Единому Небесному Отцу. И вот мы с вами также к Небесному Отцу приходим и говорим:
"Господи, Ты наш первый и последний,
Ты наш единственный,
и мы к Тебе идем.
Но как нам стыдно и страшно [к Тебе] идти... Потому что мы приходим неготовыми, приходим в гордости и самомнении, в унынии и раздражении, полные глупых, суетных, пустых мыслей, мелкого тщеславия, мелкой мстительности, мелкой зависти. Приходим, нарушившие все Твои заповеди, все Твои призывы.
Господи, Ты зовешь нас к жизни естественной, святой, светлой, а мы предпочитаем жить темной жизнью: в злоречии, обидах, клевете, праздности, пустословии, в неблагоговейном употреблении Твоего имени и вообще всего святого.
Господи, прости нас и дай нам действительно
почувствовать, пережить, прикоснуться, вдохновиться,
уйти из храма, как на крыльях,
чтобы знать, что Ты с нами,
что Ты нас благословляешь,
что Ты нас любишь, нас исцеляешь,
что Ты нас спас Своей кровью, Своими страданиями.
Господи, помилуй и спаси"".

Настоящее покаяние, по словам отца Александра, возникает тогда, когда грех становится противным, когда перед ним чувствуешь страх, как перед болезнью. О некоторых грехах люди рассказывают на каждой исповеди; но ведь исповедь - это не беседа с психотерапевтом. И это не абсолютное прощение и примирение, а, как говорил митрополит Антоний Сурожский, программа борьбы с грехом, изменения к лучшему.
Отец Александр не ожидал и не требовал невозможного, но знал, что если такая задача поставлена, то прощение человека - уже не его личное дело, а таинство, то есть богочеловеческий процесс исцеления. Серафим Саровский отмечал, что "разница между погибающим грешником и спасающимся только в его решимости". Эта решимость, этот настрой души и есть покаяние.

Иногда люди приходили на исповедь с ощущением внутреннего беспокойства, в унынии. К таким прихожанам пастырь должен проявить особую любовь, найти единственно подходящие слова.
Когда человек оказывался не приспособленным к каким-то жизненным ситуациям, но имел внутренний стержень, отец Александр старался вселить в него надежду, помочь подняться над обстоятельствами, выработать более легкое отношение к событиям.
Батюшка удивительным образом умел менять сознание приходящих на исповедь людей: иногда два-три сказанных им слова переворачивали все представления о мире, снимали внутренние конфликты. Отец Александр говорил, что часто внешне неприспособленные люди оказывались в конечном счете в лучшем положении, чем люди, приспособленные к жизни.
Сколько раз батюшке приходилось разочаровываться в людях "приспособленных", которые всем своим поведением показывали, что они крепко стоят на ногах, чего-то добиваются. И все из-за того, что они были лишены самого главного - глубокого осознания своей "духовной нищеты".
Такие люди часто подводили в самый важный момент, поэтому внешнюю приспособленность отец Александр считал всего лишь чертой характера или воспитания, которая еще не гарантирует, что все будет, как надо.
Когда же на исповеди кто-либо начинал оправдывать свой грех, батюшка прежде всего старался выяснить, что привлекательного содержит та сторона жизни, с которой пытаются найти компромисс. Отец Александр утверждал, что с противной стороной, т.е. грехом, никогда нельзя договориться; его надо вырубать совсем, начисто.
Греховному стремлению недопустимо делать поблажек, никакого соглашения тут быть не может. Также страшно позволять себе надолго задерживаться в промежуточной позиции, сидеть как бы между двух стульев.
Только решившись следовать за Христом во всем и до конца, можно получить Его силу для новой, чудесной жизни (Рим 8. 6-9), для полной реализации своего призвания. Пока же не сделан окончательный нравственный выбор, жизнь проходит зря, в ней нет силы для настоящих свершений.
В таком случае полезно еще раз осознать свою несостоятельность перед Богом, хотя, конечно, это не должно быть связано с унижением человеческого достоинства. Трезвое понимание своего несовершенства - это та внутренняя позиция, которая делает наши отношения с Богом единственно правильными.
"Когда мы с вами понимаем, что пора Богу от нас отказаться, - тогда у нас остается маленькая, тоненькая, как нить, надежда. Надежда на то, что милость Божия окажется сильней наших грехов. И тогда единственное, что мы можем принести в дар Господу, - это быть Его свидетелями, Его учениками, быть Его последователями, нести в своей жизни крест Христов как знамя, как замечательное свидетельство того, что Бог возлюбил весь мир и нам сообщил эту весть, чтобы мы передали ее другим людям".

15.
Истинное смирение не теряет надежды, оно готово к Встрече, которая может произойти когда угодно, оно открыто к принятию благодати. Но чтобы обрести Его Любовь, Его прощение и Его силой творить Его волю, "надо, - говорил батюшка, - постараться очистить дом своей души... Очистить в трех направлениях: Во-первых, не должно быть никаких мыслей и чувств, которые недостойны христианина. Как только они появляются, надо стремиться гнать их. Не должно быть слов оскорбительных, злобных, которые недостойны христианина. Не должно быть поступков, которые нас лишали бы права называться христианами...
И вот, если мы будем стараться, мы почувствуем, что и Господь нам помогает. Тот, кто не старается, к тому это и не приходит. Но тот, кто к этому стремится, тому Бог дает Свою помощь". "Иосиф трудился, чтобы оберегать Христа, и мы должны быть подобны Иосифу в своей молитве. В каждом из нас есть призвание ограждать огонек веры, который горит в нашей душе, и, подобно Иосифу, мы должны ограждать своего Господа в сердце от всякого убийцы и врага". Трудясь по очищению своего сердца, мы можем надеяться, что Господь в конце концов очистит нас Сам. "У покаяния, есть начало и конец. Начало покаяния, - говорил батюшка, - когда мы начинаем чувствовать, что мы перед Богом виноваты во всем, что мы не можем себя спасти, быть праведными, очистить себя перед Ним. Когда это дойдет до нас, когда эта мысль в наше сердце проникнет, тогда откроются двери покаяния".
А завершается покаяние плодами. "Покаяние, которое не приносит плода, бессильно. Оно остается только на языке. Если мы покаялись, но не постарались изменить свою жизнь, все оказалось напрасно".

>>>>>>>