Твитнуть
Священник Джеймс Бернстайн
Родился в 1946 году.
В подростковом возрасте Джеймс был шахматным чемпионом.
В возрасте 16 лет обратился из иудаизма в христианство. Стал одним из основателей общества «Евреи за Иисуса». Духовный путь привел Джеймса к Православию, и он описал это в своей книге «Удивленный Христом», где повествуется о человеке, ищущем истину и не дающем себе отдыха, пока не найдет ее.
В настоящее время отец Джеймс служит в храме Св. Павла в Брайере, штат Вашингтон.
Что было первым: Новый Завет или Церковь?
Я был иудеем. Я обратился к Христу благодаря евангелическому протестантству. Я хотел больше узнать о Боге через чтение Писания.
Когда мне было 16 лет, благодаря чтению Евангелия, входящего в «Запрещенную книгу» под названием Новый завет, я пришел к вере в Иисуса Христа как Сына Божия и нашего обетованного Мессию. В первые годы почти единственным моим религиозным образованием было чтение Библии в уединении.
Ко времени поступления в колледж у меня была карманная Библия, она постоянно была со мной. Я учил любимые места из Писания наизусть, и часто цитировал их самому себе в периоды искушений. Цитировал и другим, когда хотел убедить их в истинности Христа.
Библия стала для меня и по сей день остается самой важной печатной книгой.
Искренне могу сказать вслед за святым апостолом Павлом: Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим 3, 16).
Это хорошие новости!
Плохая новость в том, что нередко вопрос о значении Писания я решал для себя сам.
Например, я столь восторженно стремился познавать Христа как моего близкого личного друга, что мне казалось, будто мое собственное знание Его это все, что нужно. Я отмечал желтым маркером стихи про Христа, но пропускал места, относящиеся к Богу Отцу, Церкви, крещению. Я представлял Библию как небесное прикладное руководство.
Мне думалось, что Церковь мне не нужна, ну, разве что в качестве места, где можно встретить друзей или узнать больше о Библии. Это помогло бы мне стать более продвинутым сам-себе-христианином.
Я решил, что могу строить свою жизнь, как и свою Церковь, посредством Книги. Я принял принцип sola scriptura, спасения только Библией, всерьез! История спасения была мне ясна: Бог послал Своего Сына, вместе они извели Дух Святой, затем был явлен Новый Завет, чтобы разъяснить путь спасения, и, наконец, возникла Церковь.
Приблизительно, но не совсем точно.
Нет проблем с Библией. Библия содержит в себе все, что Бог в ней заключил. Проблема была в моем личном подходе к ней, я интерпретировал ее по-своему. Иногда это получалось не безнадежно, иногда вовсе не замечательно.
Сам себе священник
Вскоре после моего обращения в христианство меня увлекло течением сектантства, в котором существует столько же мнений о втором пришествии, сколько участников дискуссии. И все мы обращались к авторитету Писания.
Моим боевым кличем стало выражение «я верю в Библию; если этого нет в Библии, то я в это не верю».
Я не понимал, что все остальные говорили то же самое! Это была не Библия, но частная интерпретация каждого, становившаяся высшим авторитетом. В возрасте, когда человек выше всего ставит самостоятельность мысли и стремится опираться на собственные силы, я стал сам себе священником!
Принципы истолкования Писания у меня были весьма простыми: когда ясный смысл текста Писания соответствует здравому смыслу, не ищи другого. Я думал, что те, которые подлинно веруют и честны в следовании этому правилу, достигнут христианского единения.
Этот подход «здравого смысла» привел не к единению, но к всеобщей духовной перепалке! Кто больше всех был привержен к верованию в принцип «только Библией», тот был наибольшим среди христиан раскольником и ратоборцем. Возможно, не специально. Но мне стало казаться, что чем больше кто-то придерживается Библии как единственно авторитетного духовного источника, тем большим раскольником и сектантом он становился. И даже о библейских стихах, гласящих о любви, мы спорили с гневом!
Гневный спор о Библии
В своем кругу строго-библейской веры я наблюдал комнатные бури, порождавшие секты и раскольнические толки. Каждый из них провозглашал себя «верным Библии», и вступал в жестокую ссору с другими.
Серьезные столкновения возникали по всякому, какому только можно представить, поводу: благодатные дары, толкование пророчеств, истинный способ почитания Бога, причастие, царство Христово, порядок в Церкви, нравственность, ответственность, евангелизация, общественная деятельность, отношение веры и дела, роль женщин, экуменизм. Список бесконечен. В действительности, любой вопрос мог развести христиан по разные стороны, и часто так и было.
Плодом такого сектантского духа стало возникновение буквально тысяч независимых церквей и деноминаций. И по мере того, как я сам становился все большим сектантом, мой радикализм усиливался.
Я пришел к выводу, что все церкви отступили от Библии: примкнуть к какой-либо из них означает скомпрометировать Веру. «Церковь» для меня означало «Библия, Бог и я».
Эта враждебность к церквям вполне соответствовала моей еврейской почве.
Я решительно разуверился во всех церквях, поскольку чувствовал, что они предали учение Христа тем, что либо участвовали в исторических преследованиях евреев, либо безвольно оставались в стороне.
Но чем больше я становился сектантом вплоть до того, что стал вести себя предосудительно, тем яснее мне становилось, что в моем подходе к христианству было что-то не так. Моя духовная жизнь перестала быть деятельной. Очевидно, мое личное упорное верование в Библию и ее учение уводило меня от любви и общения с моими христианскими братьями, и, стало быть, от Христа. Как писал евангелист Иоанн,«не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин 4, 20).
Эта отчужденность и враждебность вовсе не приближала меня к Христу. И я знал, что ответ был не в том, чтобы отвергать веру или оказываться от Писания. Что-то надо было менять. Может, себя самого.
Я сосредоточился на изучении истории Церкви и Нового Завета, надеясь понять, каким должно быть мое отношение к Церкви и Библии. Результаты были не совсем те, какие я ожидал.
Библия апостолов
Мое изначальное отношение можно выразить так: что хорошо весьма для апостолов, добро зело для меня. И здесь впервые я удивился. Как я говорил прежде, мне было известно, что апостол Павел считал Писание богодухновенным (2 Тим 3, 16). Но всегда я предполагал, что «Писание», о котором здесь речь, есть вся Библия и Ветхий, и Новый Завет.
В действительности, когда апостол это утверждал, Нового Завета еще не было. Даже Ветхий Завет еще продолжал формироваться. Сами иудеи не приняли окончательного решения о списке или каноне ветхозаветных книг до периода, последовавшего за возникновением христианства. По мере изучения я узнал, что ранние христиане пользовались греческим переводом Ветхого Завета, именуемым Септуагинтой.
Этот перевод, начатый в египетской Александрии в III в. до н. э., содержал расширенный канон, в котором числилось несколько так называемых «девтероканонических» (или «апокрифических») книг. Хотя поначалу велись некоторые споры об этих книгах, все же впоследствии христиане их включили в ветхозаветный канон. В ответ на возникновение христианства иудеи свой канон сократили и, в конце концов, исключили девтероканонические книги несмотря на то, что продолжали считать их священными. Нынешний иудейский канон не был утвержден до III века новой эры.
Интересно, что большинство современных протестантов следуют этой последней иудейской версии Ветхого Завета, а не канону раннего христианства. Когда апостолы жили и писали, не было еще Нового Завета и завершенного Ветхого Завета. Понятие «Писания» было куда менее определенным, чем я себе представлял.
От Воскресения до Нового Завета
Затем меня сильно поразило то, что первого законченного списка книг Нового Завета, которым мы располагаем в наши дни, не существовало до периода, отстоявшего от смерти и воскресения Христа более чем на 300 лет. (Первый полный список фигурирует у св. Афанасия Великого в его пасхальном послании 367 года).
Представьте себе!
Если бы конституцию США писали бы столько же, сколько Новый Завет, то мы не имели бы конечного текста до 2076 года!
Четыре Евангелия были написаны в промежуток от тридцати до шестидесяти лет после смерти и воскресения Христа. В это время Церковь руководствовалась устным преданием, основанном на сообщениях очевидцев. Были также разрозненные протоевангельские документы (подобные тем, которые упоминаются в 1 Тим 3, 16 и 2 Тим 2, 1113) и первые памятники письменной традиции. Большинство церковных общин располагало лишь частью того, что впоследствии станет Новым Заветом.
Со временем очевидцы Христовой жизни и учения начали отходить в мир иной. Тогда для того, чтобы сохранить и упрочить разрозненное письменное и устное предание, апостолы стали писать, причем так, словно их ведет Святой Дух. Поскольку апостолы ожидали скорого возвращения Христа, то, видимо, они не предполагали, что их евангельское изложение и апостольские послания будут затем собраны в новую Библию.
В первые четыре века новой эры имели место существенные разногласия о том, какие книги следует включать в канон Писания. Достоверно известно, что первым попытался установить канон Нового Завета ересиарх II века Маркион. Он настаивал на том, чтобы Церковь отвергла иудейское наследие, по каковой причине он исключил Ветхий Завет целиком. Канон Маркиона включал в себя лишь одно Евангелие, которое он собственноручно правил, и десять посланий апостола Павла.
Печально, но верно: первая попытка создать Новый Завет была предпринята еретиком. Многие ученые полагают, что Церковь была вынуждена произвести собственный точно определенный канон отчасти в ответ на этот искаженный канон Маркиона. Разрушение Иерусалима в 70 г. н. э., распад иудео-христианской общины в Палестине и угроза утери преемственности устного предания также, возможно, внесли лепту в понимание настоятельной необходимости для Церкви установить стандартный перечень книг, на которые христиане могли бы опираться.
В этот период эволюции канона, как сказано выше, большинство церквей обладали лишь несколькими приемлемыми апостольскими текстами, если вообще обладали. Библейские книги необходимо было тщательно переписывать от руки, с огромными затратами времени и усилий. Также, вследствие неграмотности многих людей, читать их могли только некоторые избранные. Знакомство большинства христиан с Писанием ограничивалось тем, что они слышали в храмах Закон, Пророки, Псалмы и несколько воспоминаний апостолов.
Родился в 1946 году.
В подростковом возрасте Джеймс был шахматным чемпионом.
В возрасте 16 лет обратился из иудаизма в христианство. Стал одним из основателей общества «Евреи за Иисуса». Духовный путь привел Джеймса к Православию, и он описал это в своей книге «Удивленный Христом», где повествуется о человеке, ищущем истину и не дающем себе отдыха, пока не найдет ее.
В настоящее время отец Джеймс служит в храме Св. Павла в Брайере, штат Вашингтон.
Что было первым: Новый Завет или Церковь?
Я был иудеем. Я обратился к Христу благодаря евангелическому протестантству. Я хотел больше узнать о Боге через чтение Писания.
Когда мне было 16 лет, благодаря чтению Евангелия, входящего в «Запрещенную книгу» под названием Новый завет, я пришел к вере в Иисуса Христа как Сына Божия и нашего обетованного Мессию. В первые годы почти единственным моим религиозным образованием было чтение Библии в уединении.
Ко времени поступления в колледж у меня была карманная Библия, она постоянно была со мной. Я учил любимые места из Писания наизусть, и часто цитировал их самому себе в периоды искушений. Цитировал и другим, когда хотел убедить их в истинности Христа.
Библия стала для меня и по сей день остается самой важной печатной книгой.
Искренне могу сказать вслед за святым апостолом Павлом: Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим 3, 16).
Это хорошие новости!
Плохая новость в том, что нередко вопрос о значении Писания я решал для себя сам.
Например, я столь восторженно стремился познавать Христа как моего близкого личного друга, что мне казалось, будто мое собственное знание Его это все, что нужно. Я отмечал желтым маркером стихи про Христа, но пропускал места, относящиеся к Богу Отцу, Церкви, крещению. Я представлял Библию как небесное прикладное руководство.
Мне думалось, что Церковь мне не нужна, ну, разве что в качестве места, где можно встретить друзей или узнать больше о Библии. Это помогло бы мне стать более продвинутым сам-себе-христианином.
Я решил, что могу строить свою жизнь, как и свою Церковь, посредством Книги. Я принял принцип sola scriptura, спасения только Библией, всерьез! История спасения была мне ясна: Бог послал Своего Сына, вместе они извели Дух Святой, затем был явлен Новый Завет, чтобы разъяснить путь спасения, и, наконец, возникла Церковь.
Приблизительно, но не совсем точно.
Нет проблем с Библией. Библия содержит в себе все, что Бог в ней заключил. Проблема была в моем личном подходе к ней, я интерпретировал ее по-своему. Иногда это получалось не безнадежно, иногда вовсе не замечательно.
Сам себе священник
Вскоре после моего обращения в христианство меня увлекло течением сектантства, в котором существует столько же мнений о втором пришествии, сколько участников дискуссии. И все мы обращались к авторитету Писания.
Моим боевым кличем стало выражение «я верю в Библию; если этого нет в Библии, то я в это не верю».
Я не понимал, что все остальные говорили то же самое! Это была не Библия, но частная интерпретация каждого, становившаяся высшим авторитетом. В возрасте, когда человек выше всего ставит самостоятельность мысли и стремится опираться на собственные силы, я стал сам себе священником!
Принципы истолкования Писания у меня были весьма простыми: когда ясный смысл текста Писания соответствует здравому смыслу, не ищи другого. Я думал, что те, которые подлинно веруют и честны в следовании этому правилу, достигнут христианского единения.
Этот подход «здравого смысла» привел не к единению, но к всеобщей духовной перепалке! Кто больше всех был привержен к верованию в принцип «только Библией», тот был наибольшим среди христиан раскольником и ратоборцем. Возможно, не специально. Но мне стало казаться, что чем больше кто-то придерживается Библии как единственно авторитетного духовного источника, тем большим раскольником и сектантом он становился. И даже о библейских стихах, гласящих о любви, мы спорили с гневом!
Гневный спор о Библии
В своем кругу строго-библейской веры я наблюдал комнатные бури, порождавшие секты и раскольнические толки. Каждый из них провозглашал себя «верным Библии», и вступал в жестокую ссору с другими.
Серьезные столкновения возникали по всякому, какому только можно представить, поводу: благодатные дары, толкование пророчеств, истинный способ почитания Бога, причастие, царство Христово, порядок в Церкви, нравственность, ответственность, евангелизация, общественная деятельность, отношение веры и дела, роль женщин, экуменизм. Список бесконечен. В действительности, любой вопрос мог развести христиан по разные стороны, и часто так и было.
Плодом такого сектантского духа стало возникновение буквально тысяч независимых церквей и деноминаций. И по мере того, как я сам становился все большим сектантом, мой радикализм усиливался.
Я пришел к выводу, что все церкви отступили от Библии: примкнуть к какой-либо из них означает скомпрометировать Веру. «Церковь» для меня означало «Библия, Бог и я».
Эта враждебность к церквям вполне соответствовала моей еврейской почве.
Я решительно разуверился во всех церквях, поскольку чувствовал, что они предали учение Христа тем, что либо участвовали в исторических преследованиях евреев, либо безвольно оставались в стороне.
Но чем больше я становился сектантом вплоть до того, что стал вести себя предосудительно, тем яснее мне становилось, что в моем подходе к христианству было что-то не так. Моя духовная жизнь перестала быть деятельной. Очевидно, мое личное упорное верование в Библию и ее учение уводило меня от любви и общения с моими христианскими братьями, и, стало быть, от Христа. Как писал евангелист Иоанн,«не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин 4, 20).
Эта отчужденность и враждебность вовсе не приближала меня к Христу. И я знал, что ответ был не в том, чтобы отвергать веру или оказываться от Писания. Что-то надо было менять. Может, себя самого.
Я сосредоточился на изучении истории Церкви и Нового Завета, надеясь понять, каким должно быть мое отношение к Церкви и Библии. Результаты были не совсем те, какие я ожидал.
Библия апостолов
Мое изначальное отношение можно выразить так: что хорошо весьма для апостолов, добро зело для меня. И здесь впервые я удивился. Как я говорил прежде, мне было известно, что апостол Павел считал Писание богодухновенным (2 Тим 3, 16). Но всегда я предполагал, что «Писание», о котором здесь речь, есть вся Библия и Ветхий, и Новый Завет.
В действительности, когда апостол это утверждал, Нового Завета еще не было. Даже Ветхий Завет еще продолжал формироваться. Сами иудеи не приняли окончательного решения о списке или каноне ветхозаветных книг до периода, последовавшего за возникновением христианства. По мере изучения я узнал, что ранние христиане пользовались греческим переводом Ветхого Завета, именуемым Септуагинтой.
Этот перевод, начатый в египетской Александрии в III в. до н. э., содержал расширенный канон, в котором числилось несколько так называемых «девтероканонических» (или «апокрифических») книг. Хотя поначалу велись некоторые споры об этих книгах, все же впоследствии христиане их включили в ветхозаветный канон. В ответ на возникновение христианства иудеи свой канон сократили и, в конце концов, исключили девтероканонические книги несмотря на то, что продолжали считать их священными. Нынешний иудейский канон не был утвержден до III века новой эры.
Интересно, что большинство современных протестантов следуют этой последней иудейской версии Ветхого Завета, а не канону раннего христианства. Когда апостолы жили и писали, не было еще Нового Завета и завершенного Ветхого Завета. Понятие «Писания» было куда менее определенным, чем я себе представлял.
От Воскресения до Нового Завета
Затем меня сильно поразило то, что первого законченного списка книг Нового Завета, которым мы располагаем в наши дни, не существовало до периода, отстоявшего от смерти и воскресения Христа более чем на 300 лет. (Первый полный список фигурирует у св. Афанасия Великого в его пасхальном послании 367 года).
Представьте себе!
Если бы конституцию США писали бы столько же, сколько Новый Завет, то мы не имели бы конечного текста до 2076 года!
Четыре Евангелия были написаны в промежуток от тридцати до шестидесяти лет после смерти и воскресения Христа. В это время Церковь руководствовалась устным преданием, основанном на сообщениях очевидцев. Были также разрозненные протоевангельские документы (подобные тем, которые упоминаются в 1 Тим 3, 16 и 2 Тим 2, 1113) и первые памятники письменной традиции. Большинство церковных общин располагало лишь частью того, что впоследствии станет Новым Заветом.
Со временем очевидцы Христовой жизни и учения начали отходить в мир иной. Тогда для того, чтобы сохранить и упрочить разрозненное письменное и устное предание, апостолы стали писать, причем так, словно их ведет Святой Дух. Поскольку апостолы ожидали скорого возвращения Христа, то, видимо, они не предполагали, что их евангельское изложение и апостольские послания будут затем собраны в новую Библию.
В первые четыре века новой эры имели место существенные разногласия о том, какие книги следует включать в канон Писания. Достоверно известно, что первым попытался установить канон Нового Завета ересиарх II века Маркион. Он настаивал на том, чтобы Церковь отвергла иудейское наследие, по каковой причине он исключил Ветхий Завет целиком. Канон Маркиона включал в себя лишь одно Евангелие, которое он собственноручно правил, и десять посланий апостола Павла.
Печально, но верно: первая попытка создать Новый Завет была предпринята еретиком. Многие ученые полагают, что Церковь была вынуждена произвести собственный точно определенный канон отчасти в ответ на этот искаженный канон Маркиона. Разрушение Иерусалима в 70 г. н. э., распад иудео-христианской общины в Палестине и угроза утери преемственности устного предания также, возможно, внесли лепту в понимание настоятельной необходимости для Церкви установить стандартный перечень книг, на которые христиане могли бы опираться.
В этот период эволюции канона, как сказано выше, большинство церквей обладали лишь несколькими приемлемыми апостольскими текстами, если вообще обладали. Библейские книги необходимо было тщательно переписывать от руки, с огромными затратами времени и усилий. Также, вследствие неграмотности многих людей, читать их могли только некоторые избранные. Знакомство большинства христиан с Писанием ограничивалось тем, что они слышали в храмах Закон, Пророки, Псалмы и несколько воспоминаний апостолов.
Комментарий