"ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКИЙ ВЕСТНИК": Византийский сервилизм и советское "сергианство". Как ни странно, но сергианство стало чуть ли не общепринятым, естественным и безобидным явлением, с которым мало кто думает сегодня бороться От Редакции Карловчанина :
Пока мы проводим время стараясь, без особых успехов, расшевелить людей и убедить в жизненной необходимости объединить избавившись от нежелательных чуждых элементов все здоровые силы зарубежных осколков, немного позабываются основные вероучительные препятствия, не позволяющие помышлять о каком либо сближении с МП. Эти препятствия хорошо всем известны и сводятся, в основном, к двум неизменным понятиям : экуменизм и сергианство. Об экуменизме, правда, подаются ещё время от времени голоса, но прямо поражаешься, как совершенно забыта борьба, разоблачающая сергианство. А ведь это, как ни как, основное первостепенное зло, из которого проистекают все прочие патриархийные изъяны. Как будто Влл. Марку и Евтихию удалось всех убедить пустыми соображениями о заимствованной у католиков, никого и ни к чему не обязывающей, "социальной концепции" ! Просто пыль в глаза или, как в пост-советской России говорят лапша на уши ! Весьма похвально и желательно ратовать за отказ от экуменизма и выход из ВСЦ, хотя нереально и, увы, безполезно в сегодняшней обстановке, когда Патриархии даже нет смысла оглядываться на Зарубежье. Или вернее когда Патриархии нет больше никакой выгоды, по мере того как у неё всё сводится к выгоде. Когда выгодно было, с одной стороны, привлечь доверчивых простаков, а с другой остановить утечку своих подведомственных в сторону Зарубежной Церкви можно было делать вид, что вот-вот готовы порвать с экуменизмом. Но сейчас какую от такого шага прибыль ожидать ?! К тому же, с 1948 до 1961 гг. МП не только не состояла в ВСЦ, но выступала даже не менее критически, чем РПЦЗ против экуменизма и неужели от этого была более приемлемой для нас ? Почему же тогда Зарубежная Церковь не влилась стихийным образом в свою, как сейчас кощунственно говорят, "матерь церковь" ? Потому что не в этом, ведь, суть. Яд, отравляющий весь патриархийный организм, вот уже 80 лет безостановочно вытекает из одного и того же сергианского источника, постепенно заразившего весь организм и продолжающий заражать всех прикасающихся к нему. И понятно почему те, кто столь преступно сдали нашу Церковь на пожирание красному дракону делают лицемерно вид, что вопрос сергианства удовлетворительно решён, а может быть просто запрещают кому либо к нему возвращаться. Трудно поверить, но другого объяснения этому полному молчанию за исключением разве что всеобщего гипноза? пока не видно. Помнится, что когда в первой половине 90-ых годов Вл. Марк с некоторыми приспешниками стал расшатывать устои Зарубежной Церкви, не боясь ставить под сомнение саму законность нашего существования на основании указа св. патриарха Тихона, на одном из архиерейских совещаний было решено найти точную формулировку для сергианства. Хотя интуитивно все понимали и чувствовали, что это такое дать удовлетворительное определение этому пагубному явлению так и не удалось. Странно, но не так уж важно пока в людях наличествует здоровое чувство отталкивания, неприятия этого понятия, извратившего до неузнаваемости церковное сознание, когда падшие прославлялись, а от исповедников отрекались, когда пресмыкательство перед властями превращало архиереев в гонителей подвижников. Из этого ясно вытекает несовместимость между истинной Церковью и сергианскими принципами. Что будет делать это молчаливое большинство если а это вполне вероятно будет решено прославить со святыми ересиарха Сергия ? Если к этому времени коренным образом не осмыслят своё положение, то кое-где покричат, покричат и примут, как без особого шума 2 года назад приняли заключения официальных переговорных комиссий о ... подвиге первосвятительского служения м. Сергия ! Как нам образно написал один мудрый друг : свобода Церкви сдается лишь однажды и навсегда. Захлопнулась клетка и поздно чирикать. В глубокой, блестящей, научной и одновременно пастырской обширной статье " Византийский сервилизм и советское сергианство " Вл. Дионисий показывает на примере истории всю несостоятельность тезиса о вынуждённости политики инициированной Сергием. Было бы сергианство тягостным результатом пленения Церкви, то за последние 15-20 лет МП имела все возможности переоценить свой исторический путь, осудив преступления своих родоначальников. Но для этого пришлось бы каждому церковному сановнику переоценить и свой личный путь. А как быть с горькими плодами сладкого плена ?...
Вопрос о сходстве известного в церковной истории византийского сервилизма и советского "сергианства" был поднят недавно на совместных конференциях представителей Московской Патриархии и Зарубежной Церкви в Будапеште (2001 г) и в Москве (2002 г). В резолюции Московской конференции было отмечено, что политика иерархов МП в отношении к советской власти, традиционно обозначаемая в Зарубежье словом "сергианство", является разновидностью византийского сервилизма, т. е. раболепства, человекоугодия иерархов Восточной Церкви перед властями сначала Византийской, а затем Османской империи. Тем самым вопрос о греховности "сергианства", его разрушительности для церковной жизни как бы снимался. Ведь если существовали подобные исторические прецеденты, значит, можно их повторять, не боясь последствий. О сходстве таких явлений, как сервилизм и "сергианство", апологеты последнего писали уже с конца 20-х годов ХХ века. Попробуем рассмотреть эти явления и определить, в чем сходство и в чем различие. Но прежде подумаем, насколько правомочно ссылаться на отрицательные примеры церковной истории ради оправдания подобных же явлений в современности.
Практика прецедента
В каноническом праве Церкви существует понятие прецедента, заимствованное из римского права. Решение какой-либо сложной, двусмысленной ситуации, прямо не вписывающейся в нормальные канонические условия, один раз совершенное каким-то конкретным способом, получает силу примера на будущее. Такое решение нестандартной проблемы может принимать местная церковная власть, но при этом требуется согласие остальной Церкви, хотя бы молчаливое. Здесь действительно, молчание служит знаком согласия, ибо то, что гласно не опротестовано, то молчаливо принято. В этом отличие прецедента от ясно выраженного соборного решения, обязательного к принятию всей Церковью, как норма жизни. Например, специфическое решение проблемы Кипрской Церкви VII в, могло бы считаться прецедентом, но, как зафиксированное 39 правилом VI Вселенского Собора, имеет уже авторитет соборного решения. Прецедентами же считаются выходы из ситуаций неясных и двусмысленных, не имеющие за собою авторитетного соборного одобрения. Прецеденты скорее служат выражением церковной политики и дипломатии, чем церковной икономии. Они касаются вопросов взаимоотношений поместных Церквей между собою, споров о чести и власти между патриархатами и особенно взаимоотношений между церковной и светской властью.
В практике прецедента было заложено здоровое зерно пастырского здравомыслия, ориентации на местные условия, традиции и обычаи, которые невозможно свести к одному стандарту. Самое формирование канонического права шло вслед за развитием церковной жизни и зачастую утверждало то, что уже сложилось в церковной практике. Иными словами, сами наши каноны часто развивались методом прецедента, точнее его узаконения. Отцы Вселенских и Поместных соборов были выразителями общецерковного предания, а не его реформаторами. Устанавливая нормы для одних сторон церковной жизни, выраженные в канонах, Соборы оставляли многое на усмотрение местных архипастырей. Точно так же, осуждая грех и ставя в пример добродетель, они оставляли область нравственно допустимых дел на свободную совесть каждого христианина.
Но в жизни местных Церквей могли возникнуть такие порядки, которые противоречили нравственным нормам Евангелия или общим основам церковного устройства. Например, 8-е правило III Вселенского Собора указывало: "да не вкрадывается под видом священнодействия надменность власти мірския, и да не утратим помалу неприметно тоя свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков". Известно, что эта "надменность власти мірския" проникала в сознание предстоятелей местных Церквей более всего благодаря практике прецедента. Так, например, притязания на особую власть в Церкви римских епископов базировались на прецедентах их удачного вмешательства в дела других поместных Церквей по поводу защиты православных иерархов от еретиков в эпоху Вселенских Соборов. Между тем, даже на примеры защиты Православия не совсем каноническими способами нельзя безоговорочно ссылаться впоследствии. Тем более, неправильною будет ссылка на примеры отрицательные, греховные ради оправдания собственных грехов. Здесь может быть только один испытанный путь покаяние.
В отношениях с нехристианскими мірскими властями Церковь со времен апостольских помнит такой закон: "Аще который епископ, мірских начальников употребив, через них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен" (Ап. пр. 30). Нарушений этого правила впоследствии бывало много, но они не могли получить статус прецедента, ибо нормою церковной жизни признавалось именно это апостольское правило. Советская же Ц00ерковь не только многократно нарушала это правило, но по сути дела негласно отменила его, как впрочем, и многие другие каноны. Правилами для советских епископов сделались прежние исключения, чужие грехопадения, ненормальные прецеденты из времен упадка церковной жизни разных времен и народов. Все подобные исторические прецеденты, необходимые для своего оправдания, апологеты "сергианства" аккуратно собрали из всей церковной истории, где только сумели их отыскать.
Известно, что Древняя Церковь различала падших во время гонений по разрядам. Различались падшие в собственном смысле добровольно принесшие жертву идолам от тех, кто сделал это под пытками. Третий разряд составляли либеллатики лица, купившие справку о принесенной жертве, хотя и не приносили ее. Среди духовенства выделялись еще и те, кто добровольно выдали священные книги гонителям для сожжения традиторы. Все эти категории падших различались только по срокам, установленным им для покаяния. Отступничество в любой из названных форм полностью закрывало человеку возможность пребывания в священном чине.
"Сергианство" перевернуло церковное сознание, занявшись прославлением падших, как "особо мудрых" и "безкровных мучеников", и понося подлинных новомучеников, как политических преступников. Если Древняя Церковь прославляла исповедников и принимала падших, давая им возможность покаяния, то советская Церковь именно падших поставила во главу свою, отвергнув покаяние и уча ориентироваться не на лучших, а на худших.
В этом же ряду извращений церковного сознания, подбирающего себе дурные примеры для оправдания греха, стоит и вопрос о сходстве византийского сервилизма с советским "сергианством". Думается, мы уже показали необоснованность худого прецедента, как такового. А теперь время рассмотреть, во всем ли корректно сравнение грехов греческой иерархии и советской.
Пока мы проводим время стараясь, без особых успехов, расшевелить людей и убедить в жизненной необходимости объединить избавившись от нежелательных чуждых элементов все здоровые силы зарубежных осколков, немного позабываются основные вероучительные препятствия, не позволяющие помышлять о каком либо сближении с МП. Эти препятствия хорошо всем известны и сводятся, в основном, к двум неизменным понятиям : экуменизм и сергианство. Об экуменизме, правда, подаются ещё время от времени голоса, но прямо поражаешься, как совершенно забыта борьба, разоблачающая сергианство. А ведь это, как ни как, основное первостепенное зло, из которого проистекают все прочие патриархийные изъяны. Как будто Влл. Марку и Евтихию удалось всех убедить пустыми соображениями о заимствованной у католиков, никого и ни к чему не обязывающей, "социальной концепции" ! Просто пыль в глаза или, как в пост-советской России говорят лапша на уши ! Весьма похвально и желательно ратовать за отказ от экуменизма и выход из ВСЦ, хотя нереально и, увы, безполезно в сегодняшней обстановке, когда Патриархии даже нет смысла оглядываться на Зарубежье. Или вернее когда Патриархии нет больше никакой выгоды, по мере того как у неё всё сводится к выгоде. Когда выгодно было, с одной стороны, привлечь доверчивых простаков, а с другой остановить утечку своих подведомственных в сторону Зарубежной Церкви можно было делать вид, что вот-вот готовы порвать с экуменизмом. Но сейчас какую от такого шага прибыль ожидать ?! К тому же, с 1948 до 1961 гг. МП не только не состояла в ВСЦ, но выступала даже не менее критически, чем РПЦЗ против экуменизма и неужели от этого была более приемлемой для нас ? Почему же тогда Зарубежная Церковь не влилась стихийным образом в свою, как сейчас кощунственно говорят, "матерь церковь" ? Потому что не в этом, ведь, суть. Яд, отравляющий весь патриархийный организм, вот уже 80 лет безостановочно вытекает из одного и того же сергианского источника, постепенно заразившего весь организм и продолжающий заражать всех прикасающихся к нему. И понятно почему те, кто столь преступно сдали нашу Церковь на пожирание красному дракону делают лицемерно вид, что вопрос сергианства удовлетворительно решён, а может быть просто запрещают кому либо к нему возвращаться. Трудно поверить, но другого объяснения этому полному молчанию за исключением разве что всеобщего гипноза? пока не видно. Помнится, что когда в первой половине 90-ых годов Вл. Марк с некоторыми приспешниками стал расшатывать устои Зарубежной Церкви, не боясь ставить под сомнение саму законность нашего существования на основании указа св. патриарха Тихона, на одном из архиерейских совещаний было решено найти точную формулировку для сергианства. Хотя интуитивно все понимали и чувствовали, что это такое дать удовлетворительное определение этому пагубному явлению так и не удалось. Странно, но не так уж важно пока в людях наличествует здоровое чувство отталкивания, неприятия этого понятия, извратившего до неузнаваемости церковное сознание, когда падшие прославлялись, а от исповедников отрекались, когда пресмыкательство перед властями превращало архиереев в гонителей подвижников. Из этого ясно вытекает несовместимость между истинной Церковью и сергианскими принципами. Что будет делать это молчаливое большинство если а это вполне вероятно будет решено прославить со святыми ересиарха Сергия ? Если к этому времени коренным образом не осмыслят своё положение, то кое-где покричат, покричат и примут, как без особого шума 2 года назад приняли заключения официальных переговорных комиссий о ... подвиге первосвятительского служения м. Сергия ! Как нам образно написал один мудрый друг : свобода Церкви сдается лишь однажды и навсегда. Захлопнулась клетка и поздно чирикать. В глубокой, блестящей, научной и одновременно пастырской обширной статье " Византийский сервилизм и советское сергианство " Вл. Дионисий показывает на примере истории всю несостоятельность тезиса о вынуждённости политики инициированной Сергием. Было бы сергианство тягостным результатом пленения Церкви, то за последние 15-20 лет МП имела все возможности переоценить свой исторический путь, осудив преступления своих родоначальников. Но для этого пришлось бы каждому церковному сановнику переоценить и свой личный путь. А как быть с горькими плодами сладкого плена ?...
Византийский сервилизм
и
советское "сергианство"
и
советское "сергианство"
Вопрос о сходстве известного в церковной истории византийского сервилизма и советского "сергианства" был поднят недавно на совместных конференциях представителей Московской Патриархии и Зарубежной Церкви в Будапеште (2001 г) и в Москве (2002 г). В резолюции Московской конференции было отмечено, что политика иерархов МП в отношении к советской власти, традиционно обозначаемая в Зарубежье словом "сергианство", является разновидностью византийского сервилизма, т. е. раболепства, человекоугодия иерархов Восточной Церкви перед властями сначала Византийской, а затем Османской империи. Тем самым вопрос о греховности "сергианства", его разрушительности для церковной жизни как бы снимался. Ведь если существовали подобные исторические прецеденты, значит, можно их повторять, не боясь последствий. О сходстве таких явлений, как сервилизм и "сергианство", апологеты последнего писали уже с конца 20-х годов ХХ века. Попробуем рассмотреть эти явления и определить, в чем сходство и в чем различие. Но прежде подумаем, насколько правомочно ссылаться на отрицательные примеры церковной истории ради оправдания подобных же явлений в современности.
Практика прецедента
В каноническом праве Церкви существует понятие прецедента, заимствованное из римского права. Решение какой-либо сложной, двусмысленной ситуации, прямо не вписывающейся в нормальные канонические условия, один раз совершенное каким-то конкретным способом, получает силу примера на будущее. Такое решение нестандартной проблемы может принимать местная церковная власть, но при этом требуется согласие остальной Церкви, хотя бы молчаливое. Здесь действительно, молчание служит знаком согласия, ибо то, что гласно не опротестовано, то молчаливо принято. В этом отличие прецедента от ясно выраженного соборного решения, обязательного к принятию всей Церковью, как норма жизни. Например, специфическое решение проблемы Кипрской Церкви VII в, могло бы считаться прецедентом, но, как зафиксированное 39 правилом VI Вселенского Собора, имеет уже авторитет соборного решения. Прецедентами же считаются выходы из ситуаций неясных и двусмысленных, не имеющие за собою авторитетного соборного одобрения. Прецеденты скорее служат выражением церковной политики и дипломатии, чем церковной икономии. Они касаются вопросов взаимоотношений поместных Церквей между собою, споров о чести и власти между патриархатами и особенно взаимоотношений между церковной и светской властью.
В практике прецедента было заложено здоровое зерно пастырского здравомыслия, ориентации на местные условия, традиции и обычаи, которые невозможно свести к одному стандарту. Самое формирование канонического права шло вслед за развитием церковной жизни и зачастую утверждало то, что уже сложилось в церковной практике. Иными словами, сами наши каноны часто развивались методом прецедента, точнее его узаконения. Отцы Вселенских и Поместных соборов были выразителями общецерковного предания, а не его реформаторами. Устанавливая нормы для одних сторон церковной жизни, выраженные в канонах, Соборы оставляли многое на усмотрение местных архипастырей. Точно так же, осуждая грех и ставя в пример добродетель, они оставляли область нравственно допустимых дел на свободную совесть каждого христианина.
Но в жизни местных Церквей могли возникнуть такие порядки, которые противоречили нравственным нормам Евангелия или общим основам церковного устройства. Например, 8-е правило III Вселенского Собора указывало: "да не вкрадывается под видом священнодействия надменность власти мірския, и да не утратим помалу неприметно тоя свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков". Известно, что эта "надменность власти мірския" проникала в сознание предстоятелей местных Церквей более всего благодаря практике прецедента. Так, например, притязания на особую власть в Церкви римских епископов базировались на прецедентах их удачного вмешательства в дела других поместных Церквей по поводу защиты православных иерархов от еретиков в эпоху Вселенских Соборов. Между тем, даже на примеры защиты Православия не совсем каноническими способами нельзя безоговорочно ссылаться впоследствии. Тем более, неправильною будет ссылка на примеры отрицательные, греховные ради оправдания собственных грехов. Здесь может быть только один испытанный путь покаяние.
В отношениях с нехристианскими мірскими властями Церковь со времен апостольских помнит такой закон: "Аще который епископ, мірских начальников употребив, через них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен" (Ап. пр. 30). Нарушений этого правила впоследствии бывало много, но они не могли получить статус прецедента, ибо нормою церковной жизни признавалось именно это апостольское правило. Советская же Ц00ерковь не только многократно нарушала это правило, но по сути дела негласно отменила его, как впрочем, и многие другие каноны. Правилами для советских епископов сделались прежние исключения, чужие грехопадения, ненормальные прецеденты из времен упадка церковной жизни разных времен и народов. Все подобные исторические прецеденты, необходимые для своего оправдания, апологеты "сергианства" аккуратно собрали из всей церковной истории, где только сумели их отыскать.
Известно, что Древняя Церковь различала падших во время гонений по разрядам. Различались падшие в собственном смысле добровольно принесшие жертву идолам от тех, кто сделал это под пытками. Третий разряд составляли либеллатики лица, купившие справку о принесенной жертве, хотя и не приносили ее. Среди духовенства выделялись еще и те, кто добровольно выдали священные книги гонителям для сожжения традиторы. Все эти категории падших различались только по срокам, установленным им для покаяния. Отступничество в любой из названных форм полностью закрывало человеку возможность пребывания в священном чине.
"Сергианство" перевернуло церковное сознание, занявшись прославлением падших, как "особо мудрых" и "безкровных мучеников", и понося подлинных новомучеников, как политических преступников. Если Древняя Церковь прославляла исповедников и принимала падших, давая им возможность покаяния, то советская Церковь именно падших поставила во главу свою, отвергнув покаяние и уча ориентироваться не на лучших, а на худших.
В этом же ряду извращений церковного сознания, подбирающего себе дурные примеры для оправдания греха, стоит и вопрос о сходстве византийского сервилизма с советским "сергианством". Думается, мы уже показали необоснованность худого прецедента, как такового. А теперь время рассмотреть, во всем ли корректно сравнение грехов греческой иерархии и советской.
Комментарий