Таинство покаяния

**анатолий17** · 28 February 2010, 03:27 AM

Апостол Павел говорит, что придет смерть, а за смертью суд. Да! К каждому из нас придет смерть, и каждый из нас, рано ли, поздно ли (когда - нам неведомо) встанет перед Божиим судом. А Христос порой произносит строгие слова: суд будет без милости тем, кто не оказал милости, кто был безжалостен, бессердечен, безлюбовен... Не потому, что Бог окажется таким же безжалостным и безлюбовным, как мы, а потому, что спасение заключается в том, чтобы включиться в поток Божественной любви, чтобы соединиться любовью с любовью. А если в нас нет этой любви, если в нас нет способности к любви, открытости, нет сердца хотя бы жаждущего любви, мы включиться в нее не можем. Мы встанем и, по слову Достоевского, обнаружим, что единственный смысл всей жизни был - любовь, и мы свою жизнь до конца обессмыслили, опустошили и стоим без содержания и даже без способности принять то содержание, которое Господь может нам дать. Божий суд не заключается в том, чтобы Господь измерял наши добродетели, чтобы Он расценивал нашу искушенность в предметах веры. Подумайте над тем евангельским чтением, которое предшествует Великому посту: притча Христова об овцах и козлищах. Все вопросы, которые там ставятся, сводятся только к одному: когда ты был на земле, у тебя сердце было каменное или живое? Ты голодного накормил? Холодного согрел? Нагого одел? Заключенного в тюрьму, отверженного людьми посетил? Была ли в тебе жалость или в тебе жило только безразличие, надменность, самодовольство, как у богача, который пировал, тогда как у его порога с голоду и холоду умирал Лазарь?.. Это единственный вопрос, который ставится: было ли у тебя человеческое сердце или камень вместо него? Если у тебя была человеческая любовь, то она может расцвести в меру Божественной любви; но если человеческой любви нет, то с чем может соединиться любовь Божия?..

И не надо убегать этого суда над собой, говоря: Я же люблю людей!.. Всех людей, когда они далеко, мы все любим. Один писатель дает такую характеристику одному из своих героев: этот человек так любил человечество, что ненавидел всякого отдельного человека, который уродовал в его глазах совершенный облик человечества... Нереальное, несуществующее человечество - да, он любил; а конкретного человека или конкретную толпу он вынести не мог. В реальных людях он видел уродство, а мечтал он о совершенной красоте небывшей, небывалой и которой никогда не будет до Второго пришествия. Разве наша любовь к людям не такова? Мы любим очень немногих, но и тех не умеем любить без оглядки, без условий. Мы ссоримся, холодеем, отворачиваемся... Апостол Павел нам говорит: Друг друга тяготы носите, и так вы исполните закон Христов. Друг друга тяготы носите, и так вы исполните закон Христов... Тяготы - это не только невзгоды, это вся тяжесть другой личности, другого человека. Некоторое время нести тяготу чужого горя, не очень продолжительной болезни, короткой ссоры мы все умеем; но как страшно бывает видеть, что когда у человека горе неизбывное, болезнь не кончается, нужда не прекращается, то после короткого срока, в течение которого мы жалеем человека, окружаем его вниманием, носимся, возимся с ним, мы начинаем холодеть: неужели конца-края не будет его болезни, его нужде, его горю? Пора бы ему выздороветь! Пора бы ему встряхнуться, опомниться! Неужели всю жизнь мне с ним возиться?!.. Не так к нам относится Господь. Пока наша жизнь длится, десятилетиями Он терпит, Он ждет. Он надеется; и Он активно все время, все время старается нам помочь...

Не в том беда, что мы не многих любим, -мы неспособны любить очень многих, наше сердце слишком узко (как говорит апостол Павел: тесно в ваших сердцах...). Но как мы плохо, нетерпеливо, неласково, неумно любим и тех, о которых говорим, что они нам дороги! Как нам надо задуматься над теми, кто нас окружает, и поставить себе вопрос: какова моя любовь к ним? В радость - или в тягость? Потому что бывает и так, что наша любовь может удушить человека, она для него не свобода, а рабство; человек стонет от того, что мы называем любовью, когда мы знаем лучше него, в чем его счастье, что ему нужно, где его радость, когда мы у него отнимаем всякую искорку свободы, творчества, потому что сами хотим управлять его жизнью так, чтобы ему лучше было...

2

Когда мы думаем о покаянии, нам всегда представляется темная или серая картина скорби, сжатого сердца, слез, какого-то неизбывного горя о том, что наше прошлое такое темное и недостойное: недостойное ни Бога, ни нас самих, ни той жизни, которая нам предложена. Но это только одна сторона покаяния или, вернее, это должно бы быть только одно мгновение. Покаяние должно расцветать в радость и в подвиг. Без этого покаяние бесплодно, без этого то, что могло бы быть покаянием, превращается в раскаяние - бесплодное и, часто, такое, которое убивает жизненную силу в человеке вместо того, чтобы его возбуждать и обновлять.

Когда в результате углубленного размышления над собой и над Евангелием и над путями Божиими мы оказываемся перед лицом своего греха, своей неверности самому высокому нашему призванию, конечно, вонзается в наше сердце острая боль, стыд: глубокий стыд о том, что мы так далеки от того, чем могли бы быть, так непохожи на то, что задумал Бог, когда Он нас сотворил. Но это должно быть только побуждением к тому, чтобы начать жить по-новому. Да, надо остановиться на прошлом, надо вглядеться без всякой пощады к себе в темные стороны своей жизни, и мыслей своих, и движений сердца, и в желания, и в поступки, и в отношения. Надо вглядеться сурово и трезво, как врач вглядывается в больного, как мы иногда, когда идем ночной дорожкой, вглядываемся в путь: как бы не сбиться, как бы не упасть. Все надо видеть, что только доступно взору, и на все отзываться честно; принять стыд до конца, принять боль до конца, не искать себе извинения, чтобы боль стала менее острой, чтобы не сгореть от стыда. Только если пережить свой позор со всей возможной, всей доступной нам силой, можно оторваться от того, чем этот стыд вызывается. Если же стараться хоть отчасти, хоть сколько-то смягчить очертания своей греховности, сделать свой позор более приемлемым (хотя бы тем, что мы говорим о себе: Грешен, как все, или: Как же я мог иначе поступить!?), если только мы стараемся заглушить в себе эту боль, то покаяние делается для нас невозможным. Потому что только от сознания ужаса, убийственной силы греха, от стыда перед тем, что я недостоин самого себя, - не то, что других или Бога - мы можем найти силу вырваться из этого плена; пока этот плен выносим, мы в плену останемся. В этом разница между нами и теми святыми, о жизни которых мы читаем, начиная с апостолов и кончая современными подвижниками веры. Они пошли на то, чтобы до конца испить чашу собственного стыда и вонзить в свое сердце, в свое сознание, во все свое существо острую боль о том, что они собой представляют. Но когда это случилось, то не надо ни в отчаяние впадать, ни останавливаться на этом. Вспомните, что повествует нам Евангелие, как апостол Петр хвастался, что и на смерть пойдет со Спасителем, что никто не оторвет его от Христа. А после того, как Спасителя взяли в плен, увлекли на беззаконный суд, к Петру подошла юная служанка, которая ничем не могла ему повредить, кроме как словом, и спросила, не был ли и он с Иисусом Назарянином. И он трижды отрекся! И ушел, вышел со двора; и обернувшись, встретил через открытое окно взор Спасителя - и горько заплакал.

Вот этот момент, когда его вдруг охватил стыд о своем предательстве, о своей измене, о своей трусости, о своей неверности, своем бахвальстве, ужасом пронзил его сердце, и он ушел с горем. Но когда он встретил Спасителя, Христос его не спросил: Не стыдно ли тебе? Как ты смеешь предстать передо Мной после того, как ты от Меня отрекся трижды? Христос ему ставит другой вопрос: Петр! Любишь ли ты Меня больше сих? (то есть других апостолов, которые их тогда окружали). Разве может стоять вопрос о том, любит ли Петр Христа, когда все говорит о том, что он Его не любит, раз мог отречься? И разве можно говорить и о том, что Петр, будто, способен Его любить больше других учеников? Другие ведь не отрекались; правда, бежали! - но хоть не отрекались... Если бы только Петр вспомнил слова Спасителя, сказанные в другом случае: Кому многое прощается, тот много любит. Кому многое прощается, тот много любит. .. Кому много простится, в том рождается большая любовь, чем в том, кому прощено немного. Вопрос ставится так: Ты согрешил более тяжко, чем другие, и тебе может это проститься; будет ли твоя любовь в меру этого прощения? Возлюбишь ли ты ответно больше, чем кто-либо, кто меньше тебя согрешил? Но речь идет о любви, потому что Господь видит глубины человека, а не поверхность, не только кажущееся, как видим мы. Когда человек совершит тот или другой поступок, скажет то или другое слово, мы понимаем поступок или слово по-своему. Христос смотрит вглубь и знает, какой человек стоит за поступком или за словом. Он не обманывается ни видимым, ни даже очевидным. И поэтому Он обращается к глубинам Петра, которые на какой-то момент заслонил страх, но которые открылись вновь, когда стыд его обжег и он вдруг оказался перед лицом и своей совести, и взора Спасителя. И Петр, который в тот момент, охваченный радостью, что он снова перед лицом Христа, что примирение возможно, что все возможно, даже воскрешение, возвращение из глубин смерти, - Петр говорит Христу: Да! Я Тебя люблю! И трижды спрашивает его Христос об этой любви - так же, как трижды Петр от Него отрекался. И в третий раз Петр, наконец, возвращается к другой реальности; не к тому глубинному чувству, которое в нем живет, которое составляет конечную сущность его любви ко Христу. Он возвращается к сознанию того, что любовь-то его потаенная, а предательство - явное. И он обращается ко Христу и говорит: Господи! Ты все знаешь! Ты знаешь, что я отрекся от Тебя - но раз Ты ставишь вопрос о любви. Ты, значит, знаешь, что я Тебя все-таки люблю... Да, я люблю Тебя! И вот это - момент, когда завершается процесс покаяния. Грех совершен, падение имело место, человек опозорил себя вконец; его совесть, взор Господень ему об этом сказали. И он отозвался на этот взор и на суд совести ужасом отвращения к себе, плачем. А теперь его восстанавливает Божия любовь. Самому себе простить невозможно. Никто не вправе сказать: Я совершил грех, я поступил по отношению к человеку недостойно, я себя замарал, но это прошло, теперь я могу об этом забыть. Это значило бы сделать свое греховное состояние законным, значило как бы заявить свое право быть недостойным и себя, и Бога, и ближнего, и жизни. Поэтому сам человек никогда себе простить не может, не имеет права себе простить. Но, с другой стороны (и это так же важно), человек должен быть в состоянии принять прощение, которое ему дается. Мы не имеем права отбросить, отклонить, отречься от прощения, которое Бог или человек нам дает - и дает всегда некой ценой. Когда обиженный нами человек, переболев, перестрадав, нам говорит: Пусть мир будет теперь между нами! Рана, которую ты мне нанес, зарубцевалась, боль прошла; ты меня мог бы убить этим, но милостью Божией я остался жив; и я тебя достаточно люблю, чтобы тебе дать тот мир, который Господь вложил в мою душу - мы должны быть в состоянии смириться и принять прощение.

**анатолий17** · 28 February 2010, 03:28 AM

Нам часто мешает принять прощение наша гордость: как я буду принимать прощение, тем самым признав, что я действительно виноват? Признав, что я для себя ничего не могу сделать и что только этот человек, которого я унизил, оскорбил, обобрал, может меня восстановить в моем человеческом достоинстве. Как я могу зависеть в такой степени от другого человека?.. Порой бывает очень трудно принять прощение именно из-за этой гордыни, именно из-за того, то мы не хотим быть восстановленными в нашем достоинстве по чужой милости; мы хотим это достоинство иметь в себе или заработать на него право. Но право на прощение никто никогда не зарабатывает; как никто никогда не зарабатывает право на то, чтобы его любили. А быть прощенным - это всегда значит, что кто-то тебя достаточно полюбил, чтобы взять' на себя твой грех и его изжить в себе. Поэтому мы должны быть готовы смириться, принять это целительное унижение. И только если мы можем его принять всем сердцем, всем сознанием своим, мы можем быть исцелены.

Так Христос исцелил апостола Петра, то есть вернул цельность тому,-кто разбился вдребезги своим отречением. Он как бы собрал эти куски воедино и из останков сделал цельного, монолитного человека. И потому Петр мог затем так доверчиво, прямо как равный с равным, говорить со Христом. Когда Спаситель ему сказал: Следуй за Мной! - Следуй за Мной! - Петр пошел, но, обернувшись, увидел поодаль Иоанна, и спросил Спасителя: А он что? Ты меня вернул к жизни; не нуждается ли он, чтобы Ты и его вернул к жизни? И тут Спаситель говорит твердо: Что Я с ним сделаю - Мое дело; ты иди за Мной... И это Он говорит каждому из нас, если только мы прошли через это огненное переживание, сгорели во стыде, приняли, согласились на ту невыразимо острую боль, которая может нас постичь, когда мы сознаём свою греховность.

И тут начинается радость, покаянная радость. В книге отца Софрония о старце Силуане есть рассказ о том, как когда Силуан был еще молодым, один из его односельчан совершил убийство, попал в тюрьму, отбыл свой срок; и после этого будущий старец Силуан видит на деревенском празднике, как этот мужик играет на гармошке и пляшет. Его охватил ужас, он к нему подошел и говорит: Как можешь ты плясать, веселиться, - ты же человека убил! И бывший этот убивец ему отвечает: Да; но когда я был в тюрьме, я глубоко раскаялся и вдруг почувствовал, что Христос меня простил; и теперь я новая тварь. Это - завершение покаяния, новая жизнь, обновленность, рождение свыше; пусть частичное, пусть только начало вечной жизни, но вечной жизни, пришедшей в силе, покоряющей всего человека.

Так часто бывает, что кто-либо подходит ко мне на исповедь и говорит: Не знаю, о чем исповедоваться, все одно и то же... Эти слова говорят о преступном отсутствии внимания к жизни. Неужели кто-либо из нас после одного-единственного дня может сказать, что он исполнил всё, что было возможно, и был всем, чем он мог быть? Что он был безукоризненно непорочен в своих мыслях и чувствах, что он не упустил ни одного поступка, который можно и надо было совершить, что не сделал ни одной вещи, которая была бы несовершенна? Кто может сказать, что его мысли не запутались, сердце не потемнело, воля не заколебалась, поступки или желания не оказались недостойными? Если человек может прийти на исповедь и сказать: Не знаю, что говорить, это значит, что человек никогда не задумывался над тем, чем он мог бы (а, следовательно, должен бы) быть, а только сравнивает себя со вчерашним днем или с другими людьми, которые так же плохи, как и он сам.

А когда мы говорим: Вот, из года в год мы приходим и повторяем одно и то же, - это свидетельствует о том, что мы никогда не пережили ни стыда, ни боли; что мы вполне спокойно принимаем свою греховность. Да, я лгу - но все лгут! Бесчинствую, - все бесчинствуют; забываю Бога, - ну где же Его помнить? Прохожу мимо всякого человека, который во мне нуждается - но нельзя же останавливаться на каждом! И так далее... Если бы только хоть раз мы могли увидеть - как Бог видит - последствия того, что мы делаем, или того, чего не делаем; если бы только могли видеть, как сказанное или несказанное слово, совершённый или несовершённый поступок являются началом целого ряда событий в жизни другого человека, видеть, как окончательно бывает в судьбе одного человека слово или мгновенное движение другого... Но если мы настолько невнимательны к себе, то, конечно, мы еще невнимательнее к другим; то, что с ними делается, проходит совершенно мимо нас. И поэтому мы приходим и каемся все об одном и том же, потому что ни разу не заметили, что то или другое превращает нас в уродов, что мы больше не похожи на образ Божий, который запечатлен в наших глубинах. Нам дана как бы икона на хранение, а мы ее из раза в раз разрушаем, порочим, оскверняем - или через наше небрежение, или в каком-то порыве злобы, не пламенной злобы, а маленькой, ничтожной злобы.

Иногда человек говорит: Я не могу вырваться из своих грехов! Если бы я совершил какой-нибудь один большой грех, может быть, я был бы потрясен; но все число моих мелких грехов ложится, как пыль, но не тяготит. Привыкаешь к ним, как привыкаешь жить в беспорядочной обстановке своей квартиры... И мы не отдаем себе отчета в том, что какое-то число мелких грехов иногда труднее сбыть, чем один большой грех. Потому что этот большой грех - да, действительно, может нас так потрясти, что даже при нашей неспособности бодрствовать мы проснемся. А повседневные грехи... Есть рассказ в жизни русского юродивого Воронежской губернии Алексея о том, как к нему пришли две женщины. Первая убивалась от сознания одного совершенного ею страшного греха; другая поохивала: Грешна, как все; знаете же, батюшка, невозможно жить и не грешить. И тот им наглядно показал, что это значит. Обеих он послал в поле; той, которая совершила один убивающий ее грех, он велел найти самый тяжелый булыжник, какой только она может поднять, и принести к нему; а второй велел собрать в фартук как можно больше камушков. Когда женщины пришли, он велел обеим вернуть булыжник и камушки точно на те же самые места, откуда они были взяты. Первая прямо пошла к месту, откуда был взят камень, - его печать лежала в почве, поставила его на место и вернулась. А другая часами ходила и не могла вспомнить, где она подобрала тот или другой камешек. Так этот юродивый показал, что нельзя относиться небрежно к тому, что кажется ничтожным, но от чего никакими силами не отделаешься. Нам надо над этим задуматься; отчасти потому, что действительно, если не обращать внимания на малое, то не отделаешься от него. А отчасти потому, что, привыкши небрежно относиться к малому, мы привыкаем вообще быть небрежны и начинаем грешить все больше и больше, то есть все больше уродовать себя и уничтожать, разрушать, осквернять в себе образ Божий.

Я начал первую беседу с мысли о смерти. Каждую исповедь, которую приносим, мы должны бы приносить, словно она предсмертная: смерть у каждого из нас стоит за плечами. Никто из нас не знает, успеет ли он покаяться или нет; не потому, что он завтра умрет, а потому, что и через десять лет он может не вспомнить и не опомниться... Если бы мы стояли перед каждой исповедью с мыслью о том, что это решающий момент нашей жизни: или я сейчас вступаю в Вечную Жизнь уже теперь на земле, или остаюсь вне ее, что бы я там ни говорил, будто мне очень жалко, что я несовершенный, - все мы иначе смотрели бы на малое и на большое в нашей жизни. Причем - что такое малое и что такое большое? Иногда большое нас в плену не держит так, как держит нечто как будто незначительное. Апостол Иаков говорит, что малые удила позволяют нам управлять мощным конем. Так и мы: иногда мы можем отречься от всего греховного, только бы не отречься от чего-то одного. И дьявол нас держит в этой уздечке. Казалось бы, всем телом, всей душой мы свободны - кроме как в одном отношении; в этом отношении мы пленники. А раз мы пленники в одном отношении, то мы вообще в плену. Но от нас зависит вдумчивое, трезвое, серьезное отношение к нашему состоянию. Если бы мы рассматривали нашу греховность, наше отдаление от Бога, несоответствие между тем, чем мы могли бы быть, и тем, что мы есть, нашу холодность к людям - если всё это мы осознавали бы иначе, способны были бы на это всё с ужасом взглянуть, действительно ужаснуться, -тогда могли бы услышать обращение Спасителя: Скажи: если ты будешь прощен, если Я тебе скажу теперь, что люблю тебя всей Моей жизнью и всей Моей смертью, Крестом, Распятием - и Воскресением Своим, ты мог бы отозваться радостью и благодарностью? Радостью о том, что хотя я сам себя простить и исцелить не могу, но могу быть прощенным и исцеленным силой Божией. А благодарностью, потому что если это так, то действительно вся христианская жизнь сводится только к одному: к тому, чтобы каждой мыслью, каждым движением сердца, всей своей волей и направленностью, всеми своими действиями выразить Богу благодарность о том, что я спасен, потому что я ТАК Богом любим... И если я так любим, то вся моя жизнь должна стать живым, постоянным знаком ликующей благодарности Богу за то, что Он есть, за то, что Он так нас умеет любить.

Примечание: * Говение - это приготовление (обычно во время поста) к таинствам Покаяния и Причащения, заключающееся в посте и воздержании, посещении всех богослужений в течении недели (или по крайней мере - 2-3 дней) и домашних молитвах по указанию молитвослова. Предполагается, что слово говение произошло от санскритского пава (жертвоприношение) и гу (жертвовать). Славянские однокоренные слова показывают духовный смысл говения: говействовати - чтить, почитать за великое, благоговение - благочестие, страх Божий. В практике прихода, руководимого митрополитом Антонием, говение - это день, посвященный духовной беседе, совместному размышлению, молитве; завершает его общая исповедь.

**Пастух** · 28 February 2010, 07:02 AM

Ну и что это и так все знают. Но есть одна тонкость. Повторение грехов после покаяния приводит к попущению более сильного наказания.

**Пастух** · 28 February 2010, 07:03 AM

Кстати каяться надо вначале перед тем перед кем грех совершён, а потом перед Богом. Можно и в одинокой молитве перед Богом. Самое главное удерживаться от повторения греха.

**анатолий17** · 28 February 2010, 11:27 AM

Сообщение от Пастух

Ну и что это и так все знают. Но есть одна тонкость. Повторение грехов после покаяния приводит к попущению более сильного наказания.

Пастух ,Вы точно всё прочитали?
Я полагаю,что для некоторых кое какие моменты покаяния, описанные Антонием Сурожским,не известны

**анатолий17** · 28 February 2010, 11:30 AM

Сообщение от Пастух

Кстати каяться надо вначале перед тем перед кем грех совершён, а потом перед Богом. Можно и в одинокой молитве перед Богом. Самое главное удерживаться от повторения греха.

Вот ,вы это и изложите в такой подробной ,ясной и доступной форме ,как это сделал Антоний Сурожский и мы посмотри и сравним ваше видение таинства покаяния с видением Антония Сурожского

**анатолий17** · 28 February 2010, 11:44 AM

Сообщение от Пастух

Ну и что это и так все знают. Но есть одна тонкость. Повторение грехов после покаяния приводит к попущению более сильного наказания.

Делать такие выводы только на основании Писания ошибочно,практика духовной жизни показует,что иногда грех после покаяния более не совершается ,а иногда повторяется и это составная духовной жизни,как писал апостол Павел
Послание к Римлянам, глава: 7, стихи 7-25.

15
Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю.

17 а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех.
18
Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу.

19
Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю.
....
20 Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех.

**Пастух** · 28 February 2010, 11:47 AM

Так делать то что-либо надо после молитвы и об этом пример Адама с Евой и учит. Познание без Бога гибельно. Что ж тут необычного. Мысль далее поступок, далее последствия, а перед мыслью что?

**анатолий17** · 28 February 2010, 12:16 PM

Сообщение от Пастух

Так делать то что-либо надо после молитвы и об этом пример Адама с Евой и учит. Познание без Бога гибельно. Что ж тут необычного. Мысль далее поступок, далее последствия, а перед мыслью что?

Согласен с вами,все должно делается после мысленой молитвы
Словами ,,Благослови Господи ,,и ,,Господи Помилуй,,должно быть пропитано наше сознание

**r_burnaschev** · 28 February 2010, 01:03 PM

Спасибо за хорошую проповедь Анатолий.

**Пастух** · 28 February 2010, 01:17 PM

Бог наделяет разными талантами. Его проповедовать, меня слова расшифровывать и неужели непонятно, что таланты православным он даёт больше, чем остальным.

**анатолий17** · 28 February 2010, 01:23 PM

Сообщение от r_burnaschev

Спасибо за хорошую проповедь Анатолий.

Да,мне тоже очень нравится ,как говорит Антоний Сурожский

**анатолий17** · 02 March 2010, 03:23 PM

вятые Отцы о покаянии Певцом покаяния является прп. Иоанн Лествичник: «Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни. Покаяние есть купля смирения. Покаяние есть всегдашнее отвержение телесного утешения. Покаяние есть помысел самоосуждения и попечения о себе, свободное от внешних попечений. Покаяние есть дщерь надежды и отвержение отчаяния. Покаяние есть примирение с Господом чрез совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть очищение совести. Покаяние есть добровольное терпение всего скорбного. Кающийся есть изобретатель наказаний для себя самого. Покаяние есть крепкое утеснение чрева, уязвление души в глубоком чувстве» (Леств.5:1).
Один из современных подвижников святитель и исповедник Василий Кинешемский пишет о покаянии следующее: «Мы знаем, что покаяние в глубоком смысле этого слова не есть простое сокрушение о грехах или отвращение к своему греховному прошлому, еще менее означает оно формальную исповедь: смысл слова гораздо глубже. Это решительный перевод жизни на новые рельсы, полная перестановка всех ценностей в душе и сердце, где при обычных условиях на первом месте стоят мирские заботы и цели временной, преимущественно материальной жизни, а все высокое и святое, все, что связано с верой в Бога и служением Ему, оттеснено на задний план. Человек не отказывается совсем от этих высоких идеалов, но вспоминает о них и служит им украдкой, боязливо, в редкие минуты духовного просветления. Покаяние предполагает коренную перестановку: на первом плане всегда, везде, во всем Бог; позади, после всего мир и его требования, если только их нельзя совершенно выбросить вон из сердца. Говоря иначе, покаяние требует создания нового, единого центра в человеке, и этим центром, куда сходятся все нити жизни, должен быть Бог. Когда человек сумеет спаять все свои мысли, чувства и решения с этим единым центром, тогда из этого и создастся та цельность, монолитность души, которая дает громадную духовную силу. Кроме того, человек с таким устроением ищет исполнения только воли Божьей и в конце концов может достигнуть полного подчинения или слияния своей слабой человеческой воли с всемогущей волей Творца, и тогда сила его вырастает до божественной силы чудотворений, ибо тогда действует не он, но в нем действует Бог»

**Володя77** · 03 March 2010, 06:36 AM

Сообщение от анатолий17

Пастух ,Вы точно всё прочитали?
Я полагаю,что для некоторых кое какие моменты покаяния, описанные Антонием Сурожским,не известны

Если они неизвестны, то это указывает на отличие учения сего мужа от учения Апостолов. Далее - см. Гал 1:8,9.
Лучше всех в мире о покаянии сказал Апостол:
"Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа" (Деян 2:38). И кстати, слушающие его сразу сделали то, что он им сказал.

Вы же открыли эту тему вовсе не для того, чтобы просветить народ Истиной..., но чтобы увлечь в ереси и дебри богоотступничества (Деян 20:29,30).
Мы уже хорошо знаем, чем заканчивается углубление в изучение старцев - мрак оной структуры до сих пор затмевает Россию тенью смертной.

Потому, ваша "задача", как представителей оной структуры, - всячески пропагандировать учение отступников..., вместо того, чтобы учить народ Божий чистому и неповрежденному учению Апостолов.
Но Вам не выгодно учить учению Апостолов, потому что после этого люди убегают из вашей структуры, потому что видят свет учения Апостолов и идут к свету, оставляя позади тьму.

"Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди, и составители их - от единого пастыря.
12 А что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг - конца не будет, и много читать - утомительно для тела" (Еккл 12:11,12).

Разумные никогда не оставят живое и чистое слово Священного Писания (слова муждых), и не обратятся к бабьим басням и ересям, какими бы сладким голосом эти басни не провозглашались бы.

Таинство покаяния

Таинство покаяния

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий

Комментарий