Твитнуть
Вот составленная подборка (не мной составлена) на эту тему из Отцов Церкви:
Печаль есть естественное чувство, и, конечно, печаль о смерти ближнего также естественна.
Ефрем Сирин (На кончину иерея): «сама природа учит человека сетовать о ближнем своем».
Иоанн Златоуст (т.8, ч.1, беседа 62): «Что же, скажешь, разве человеку можно не плакать? Да я и не воспрещаю этого . Знаю, что в этом обнаруживается природа, и что она ищет содружества и ежедневного общения. Не возможно не печалиться».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.90): «Не поскорбеть - нельзя не поскорбеть. - И скорбите. - Это так натурально, что и Господь, везде сый, смотря на вашу скорбь, не оскорбится, что с болезнью сердца встречаете то, что Он, конечно, по любви к вам благоволил послать вам».
Георгий Задонский (Письма, 1. 121): «чувства дружества и привычка взаимно любезного обращения поражают нас при мыс¬ли о невозвратном лишении столь приятнейшего предмета, и потому естественно чувствуем в душе своей скорбь о такой бесценной утрате».
Еп. Гермоген Добронравин (Утешение в смерти близких сердцу): «Нет... Что ни говорите сердцу, а ему сродно горевать о потере близких; как ни удерживайте слезы, а они невольно струятся ручьем над могилой, в которой сокрыт родственный, драгоценный нам прах».
Такую печаль испытал и Иисус Христос при смерти Лазаря.
Феофилакт Болгарский (Толкование на Евангелие от Иоанна, гл.11): "«Иисус, когда увидел ее (Марию) плачущую и пришедших с нею иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился, и сказал: «где вы положили его?» Говорят Ему: «Господи! пойди и посмотри». Иисус прослезился. Тогда иудеи говорили: «смотри, как Он любил его»Так как Мария и пришедшие с нею плакали, то природа человеческая располагалась к слезам и смущалась. Господь же подавляет потрясение в духе, то есть Духом обуздывает смущение, и удерживает оное, и делает вопрос, нисколько не обнаруживая слез. Но как Господь скорбел, ибо был воистину человек, и желал удостоверить в действительности Своей человеческой природы, то позволил ей сделать свое. В то же время Он ограничивает плоть, запрещает ей силою Духа Святого; но плоть, не вынося запрещения, смущается, воздыхает и предается печали. Все это Господь допускает испытать Своему человечеству частью для того, чтобы утвердить, что Он был Человек по истине, а не по провидению».
Такую печаль испытывали и пророки, и святые. Например:
Василий Великий (Письма, п.294 (302)): «Нужно ли и говорить, сколько было у меня стенания при известии о горести, причиненной смертью превосходнейшего из людей Врисона? Без сомнения, ни у кого нет такого каменного сердца, чтобы, собственным опытом изведав такого человека и потом, услышав, что внезапно он похищен у людей, не почел потери его общею утратою для света».
Естественная печаль помогает переживать скорбь.
Феофан Затворник (Собрание писем, п.134: «Милость Божия, что вы плачете. Плач на половину облегчает сердечную скорбь. Поплачьте; а потом и утешение поищите!».
Но вместе с тем, естественная печаль об умершем говорит о нашей духовной слабости.
Иоанн Златоуст (т.7, ч.1, бес.31): «Итак, об этом-то ты плачешь и рыдаешь? Но что же делать? скажешь ты: такова природа наша. Нет, не вини природу и не почитай слез своих необходимыми. Мы сами все превращаем, сами предаемся слабостям, сами унижаем себя и неверных делаем худшими».
Иоанн Златоуст (т.1, ч.2, О Лазаре): «Обыкновенно не свойство событий повергает нас в печаль, а наше произволение, не смерть скончавшегося, а немощь сетующих».
Также, естественная печаль может преступать меру естества. Отцы говорят и о том, что Господь, скорбя о смерти Лазаря, на Своем примере показал не только то:
Феофилакт Болгарский (Толкование на Евангелие от Иоанна, гл.11): «что Он был по истине, а не по провидению, а частью для того, чтобы научить нас полагать пределы и меру печали и беспечалию. Ибо не иметь сочувствия и слез свойственно зверям, а проливать много слез и предаваться много печали свойственно женщинам. И так как Господь воспринял на Себя нашу плоть и кровь (Евр.2, 14), то принимает участие и в том, что свойственно человеку и природе, и показывает нам меру в том и другом».
Поэтому отцы говорят, что печаль об умершем должна быть в меру, благопристойна и разумна.
Феофан Затворник (Собрание писем, п.177): «Нельзя не поскорбеть: такова уж душа наша; но в меру, - и при том небольшую».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1274): «Плачьте, плачьте. - В этом ничего нет неестественного и укорного. Диво было бы, если б мать не поплакала о смерти дочери. - Но при этом надо знать меру: не убиваться и не забывать тех понятий о смерти и умерших, которые даются нам христианством».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.482): «Великое у вас горе! И нельзя вам не сокрушаться. Однако ж не забудьте держать и меру сокрушения. Отдайте долг природе: погорюйте, поплачьте, и за дела. О мертвых плач, а для живых другое: жив живое гадает».
Инок Агапий (Грешников спасение, ч.1, гл. 29): «Нет греха рыдать сообразно благочинию, благословенным образом, ибо так происходит от природы. Но чрезмерный плач зло. Нельзя скорбеть больше меры и не желать утешения. Нельзя так болезновать, как будто ты другой веры, и у тебя нет надежды увидеть друга в Царствии Небесном. Ты оплакиваешь его так, будто он потерян совершенно и пошел в погибель».
Иоанн Златоуст (т.11, ч.1, беседа 2: «будем плакать, но без нарушения благопристойности, как-то: не будем рвать (на себе) волос, обнажать рук, терзать лице, надевать черные одежды, а только в душе будем тихо проливать горькие слезы. И без этого обряда можно горько плакать, а не шутить только: в самом деле, нисколько не отличается от шуток то, что некоторые делают. Эти публичные терзания бывают не от сострадания, но напоказ, из честолюбия и тщеславия; многие (женщины) делают это по ремеслу. Плачь горько и стенай долго, где никто не видит».
О таком благопристойном отношении к смерти говорит преп. Феодор, повествуя, как в обители, в которой он жил, монахи воспринимали смерть братиев.
Феодор Студит (Доброт., т.4, гл.332): «У нас все ино, не по-мирски. Так, когда случится смерть, здесь не бывает плача и воплей, как у животолюбивых, но в тишине совершается погребение почившего: ибо здесь ни жена не голосит, ни дети не кричат, ни родные не слагают плачевных песней, припоминая то одно, то другое, но и исход бывает с радостью, и вынос с благой надеждою; хотя и слезы бывают, по духовной любви к отшедшему: в чем ничего нет неуместного; так как и Господь плакал при гробе Лазаря, по свойству естества нашего (Ин. 11, 35)».
Также отцы говорят о том, что об умершем должна быть теплая память, а не долгая безутешная печаль.
Феофан Затворник (Письма, п. 424): «Вы думаете, что и время не уврачует скорби вашей. Это не так. Останется, наконец, тихая - не скорбь, а утешение приносящая память».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1274): «Отвечайте же и вы спокойною, немятущеюся, теплою памятью о ней».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1369): «Все скорбите. Это в порядке вещей. Но пройдет. Улягутся скорбные чувства, - и останется тихая память».
Также святые отцы говорят о том, что слезы бывают своевременны, т.е. когда человек еще болеет, но когда он умер - правильнее перестать плакать.
Нравственное богословие Е. Попова (Грехи против 7-й запов., грех: Чрезмерная печаль о чете или, напротив, забвение): «Безутешные слезы) бесполезны, потому что факт уже последовал, воля Божия совершилась. Когда только болел тяжело муж (или у мужа жена), тогда скорбь, слезы были еще своевременны (2Цар.12,23); потому что могли умилостивить Бога и быть как бы выкупом за близкого к смерти. А затем печаль может ли изменить обстоятельства?».
Иоанн Златоуст (т.6, ч.2, Об утешении при смерти, слово 2): «остается мне привести один пример из древности, который может доставить всякое утешение и который пусть выслушают все слухом сердца, хотя бы и страждущего. Великий царь Давид весьма сильно скорбел, когда любимый его сын, которого он любил, как свою душу, был поражен болезнью (2Цар.12:16 и след.); а так как человеческие средства уже не приносили никакой пользы, то он обратился к Господу, отложив царскую пышность, сел на земле, лег во власянице, не ел и не пил, молясь Богу целых семь дней, в надежде, не будет ли ему возвращен сын его. Старейшины дома его приступили к нему с утешениями и просили его вкусить хлеба, опасаясь, чтобы он, желая жизни сыну, сам прежде него не дошел до изнеможения; но не могли ни убедить его, ни принудить, потому что нетерпеливая любовь обыкновенно презирает и сами опасности. Царь лежал в мрачной власянице, а сын его болел; ни слова не доставляли ему утешения, ни сама потребность пищи не действовала; душа его питалась скорбью, грудь дышала печалью, вместо питья текли из глаз слезы. Между тем совершилось то, что было предопределено Богом: младенец умер; жена была в слезах, весь дом наполнен был стонами, слуги в страхе ожидали, что будет; никто не смел известить господина о смерти сына, опасаясь, чтобы царь, который так горько оплакивал еще живого сына, не ли¬шил себя жизни, услышав об его смерти. Между тем, как слуги совещались между собою, между тем, как они в унынии то советовали, то запрещали друг другу говорить, Давид понял и предупредил вестников, спросив, не скончался ли сын. Не имея возможности отрицать, они слезами объявили о случившемся. При этом было необыкновенное опасение, сильное ожидание и страх, как бы нежный отец не подверг сам себя опасности. Но царь Давид немедленно оставляет власяницу, весело встает, как будто получив весть о безопасности сына, идет в умывальницу и умывает свое тело, приходит в храм, молится Богу, вкушает пищу вместе с приближенными, подавив вздохи, отложив всякое сетование, и с веселым уже лицом. Домашние удивляются, приближенные изумляются этой необыкновенной и внезапной перемене и, наконец, осмеливаются спросить его, что это значит, что при жизни сына он так скорбел, а по смерти не скорбит? Тогда этот необыкновенный по своему великодушию муж отвечал им: пока сын был еще жив, то необходимо было и смириться, и поститься, и плакать пред лицем Господним, потому что была надежда на возвращение его к жизни; но, когда воля Господня совершилась, то безрассудно и нечестиво терзать душу бесполезным плачем; теперь, говорит он: «я пойду к нему, а оно (дитя) не возвратится ко мне» (2Цар.12:23). Вот пример великодушия и мужества!».
Скорбь о смерти ближнего это естественное состояние
Печаль есть естественное чувство, и, конечно, печаль о смерти ближнего также естественна.
Ефрем Сирин (На кончину иерея): «сама природа учит человека сетовать о ближнем своем».
Иоанн Златоуст (т.8, ч.1, беседа 62): «Что же, скажешь, разве человеку можно не плакать? Да я и не воспрещаю этого . Знаю, что в этом обнаруживается природа, и что она ищет содружества и ежедневного общения. Не возможно не печалиться».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.90): «Не поскорбеть - нельзя не поскорбеть. - И скорбите. - Это так натурально, что и Господь, везде сый, смотря на вашу скорбь, не оскорбится, что с болезнью сердца встречаете то, что Он, конечно, по любви к вам благоволил послать вам».
Георгий Задонский (Письма, 1. 121): «чувства дружества и привычка взаимно любезного обращения поражают нас при мыс¬ли о невозвратном лишении столь приятнейшего предмета, и потому естественно чувствуем в душе своей скорбь о такой бесценной утрате».
Еп. Гермоген Добронравин (Утешение в смерти близких сердцу): «Нет... Что ни говорите сердцу, а ему сродно горевать о потере близких; как ни удерживайте слезы, а они невольно струятся ручьем над могилой, в которой сокрыт родственный, драгоценный нам прах».
Такую печаль испытал и Иисус Христос при смерти Лазаря.
Феофилакт Болгарский (Толкование на Евангелие от Иоанна, гл.11): "«Иисус, когда увидел ее (Марию) плачущую и пришедших с нею иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился, и сказал: «где вы положили его?» Говорят Ему: «Господи! пойди и посмотри». Иисус прослезился. Тогда иудеи говорили: «смотри, как Он любил его»Так как Мария и пришедшие с нею плакали, то природа человеческая располагалась к слезам и смущалась. Господь же подавляет потрясение в духе, то есть Духом обуздывает смущение, и удерживает оное, и делает вопрос, нисколько не обнаруживая слез. Но как Господь скорбел, ибо был воистину человек, и желал удостоверить в действительности Своей человеческой природы, то позволил ей сделать свое. В то же время Он ограничивает плоть, запрещает ей силою Духа Святого; но плоть, не вынося запрещения, смущается, воздыхает и предается печали. Все это Господь допускает испытать Своему человечеству частью для того, чтобы утвердить, что Он был Человек по истине, а не по провидению».
Такую печаль испытывали и пророки, и святые. Например:
Василий Великий (Письма, п.294 (302)): «Нужно ли и говорить, сколько было у меня стенания при известии о горести, причиненной смертью превосходнейшего из людей Врисона? Без сомнения, ни у кого нет такого каменного сердца, чтобы, собственным опытом изведав такого человека и потом, услышав, что внезапно он похищен у людей, не почел потери его общею утратою для света».
Естественная печаль помогает переживать скорбь.
Феофан Затворник (Собрание писем, п.134: «Милость Божия, что вы плачете. Плач на половину облегчает сердечную скорбь. Поплачьте; а потом и утешение поищите!».
Какова должна быть печаль, чтобы она не выходила за меру естества
Но вместе с тем, естественная печаль об умершем говорит о нашей духовной слабости.
Иоанн Златоуст (т.7, ч.1, бес.31): «Итак, об этом-то ты плачешь и рыдаешь? Но что же делать? скажешь ты: такова природа наша. Нет, не вини природу и не почитай слез своих необходимыми. Мы сами все превращаем, сами предаемся слабостям, сами унижаем себя и неверных делаем худшими».
Иоанн Златоуст (т.1, ч.2, О Лазаре): «Обыкновенно не свойство событий повергает нас в печаль, а наше произволение, не смерть скончавшегося, а немощь сетующих».
Также, естественная печаль может преступать меру естества. Отцы говорят и о том, что Господь, скорбя о смерти Лазаря, на Своем примере показал не только то:
Феофилакт Болгарский (Толкование на Евангелие от Иоанна, гл.11): «что Он был по истине, а не по провидению, а частью для того, чтобы научить нас полагать пределы и меру печали и беспечалию. Ибо не иметь сочувствия и слез свойственно зверям, а проливать много слез и предаваться много печали свойственно женщинам. И так как Господь воспринял на Себя нашу плоть и кровь (Евр.2, 14), то принимает участие и в том, что свойственно человеку и природе, и показывает нам меру в том и другом».
Печаль должна быть в меру, благопристойна и разумна
Поэтому отцы говорят, что печаль об умершем должна быть в меру, благопристойна и разумна.
Феофан Затворник (Собрание писем, п.177): «Нельзя не поскорбеть: такова уж душа наша; но в меру, - и при том небольшую».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1274): «Плачьте, плачьте. - В этом ничего нет неестественного и укорного. Диво было бы, если б мать не поплакала о смерти дочери. - Но при этом надо знать меру: не убиваться и не забывать тех понятий о смерти и умерших, которые даются нам христианством».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.482): «Великое у вас горе! И нельзя вам не сокрушаться. Однако ж не забудьте держать и меру сокрушения. Отдайте долг природе: погорюйте, поплачьте, и за дела. О мертвых плач, а для живых другое: жив живое гадает».
Инок Агапий (Грешников спасение, ч.1, гл. 29): «Нет греха рыдать сообразно благочинию, благословенным образом, ибо так происходит от природы. Но чрезмерный плач зло. Нельзя скорбеть больше меры и не желать утешения. Нельзя так болезновать, как будто ты другой веры, и у тебя нет надежды увидеть друга в Царствии Небесном. Ты оплакиваешь его так, будто он потерян совершенно и пошел в погибель».
Иоанн Златоуст (т.11, ч.1, беседа 2: «будем плакать, но без нарушения благопристойности, как-то: не будем рвать (на себе) волос, обнажать рук, терзать лице, надевать черные одежды, а только в душе будем тихо проливать горькие слезы. И без этого обряда можно горько плакать, а не шутить только: в самом деле, нисколько не отличается от шуток то, что некоторые делают. Эти публичные терзания бывают не от сострадания, но напоказ, из честолюбия и тщеславия; многие (женщины) делают это по ремеслу. Плачь горько и стенай долго, где никто не видит».
О таком благопристойном отношении к смерти говорит преп. Феодор, повествуя, как в обители, в которой он жил, монахи воспринимали смерть братиев.
Феодор Студит (Доброт., т.4, гл.332): «У нас все ино, не по-мирски. Так, когда случится смерть, здесь не бывает плача и воплей, как у животолюбивых, но в тишине совершается погребение почившего: ибо здесь ни жена не голосит, ни дети не кричат, ни родные не слагают плачевных песней, припоминая то одно, то другое, но и исход бывает с радостью, и вынос с благой надеждою; хотя и слезы бывают, по духовной любви к отшедшему: в чем ничего нет неуместного; так как и Господь плакал при гробе Лазаря, по свойству естества нашего (Ин. 11, 35)».
Также отцы говорят о том, что об умершем должна быть теплая память, а не долгая безутешная печаль.
Феофан Затворник (Письма, п. 424): «Вы думаете, что и время не уврачует скорби вашей. Это не так. Останется, наконец, тихая - не скорбь, а утешение приносящая память».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1274): «Отвечайте же и вы спокойною, немятущеюся, теплою памятью о ней».
Феофан Затворник (Собрание писем, п.1369): «Все скорбите. Это в порядке вещей. Но пройдет. Улягутся скорбные чувства, - и останется тихая память».
Слезы своевременны, когда человек еще болеет, но когда он умер - правильнее перестать плакать
Также святые отцы говорят о том, что слезы бывают своевременны, т.е. когда человек еще болеет, но когда он умер - правильнее перестать плакать.
Нравственное богословие Е. Попова (Грехи против 7-й запов., грех: Чрезмерная печаль о чете или, напротив, забвение): «Безутешные слезы) бесполезны, потому что факт уже последовал, воля Божия совершилась. Когда только болел тяжело муж (или у мужа жена), тогда скорбь, слезы были еще своевременны (2Цар.12,23); потому что могли умилостивить Бога и быть как бы выкупом за близкого к смерти. А затем печаль может ли изменить обстоятельства?».
Иоанн Златоуст (т.6, ч.2, Об утешении при смерти, слово 2): «остается мне привести один пример из древности, который может доставить всякое утешение и который пусть выслушают все слухом сердца, хотя бы и страждущего. Великий царь Давид весьма сильно скорбел, когда любимый его сын, которого он любил, как свою душу, был поражен болезнью (2Цар.12:16 и след.); а так как человеческие средства уже не приносили никакой пользы, то он обратился к Господу, отложив царскую пышность, сел на земле, лег во власянице, не ел и не пил, молясь Богу целых семь дней, в надежде, не будет ли ему возвращен сын его. Старейшины дома его приступили к нему с утешениями и просили его вкусить хлеба, опасаясь, чтобы он, желая жизни сыну, сам прежде него не дошел до изнеможения; но не могли ни убедить его, ни принудить, потому что нетерпеливая любовь обыкновенно презирает и сами опасности. Царь лежал в мрачной власянице, а сын его болел; ни слова не доставляли ему утешения, ни сама потребность пищи не действовала; душа его питалась скорбью, грудь дышала печалью, вместо питья текли из глаз слезы. Между тем совершилось то, что было предопределено Богом: младенец умер; жена была в слезах, весь дом наполнен был стонами, слуги в страхе ожидали, что будет; никто не смел известить господина о смерти сына, опасаясь, чтобы царь, который так горько оплакивал еще живого сына, не ли¬шил себя жизни, услышав об его смерти. Между тем, как слуги совещались между собою, между тем, как они в унынии то советовали, то запрещали друг другу говорить, Давид понял и предупредил вестников, спросив, не скончался ли сын. Не имея возможности отрицать, они слезами объявили о случившемся. При этом было необыкновенное опасение, сильное ожидание и страх, как бы нежный отец не подверг сам себя опасности. Но царь Давид немедленно оставляет власяницу, весело встает, как будто получив весть о безопасности сына, идет в умывальницу и умывает свое тело, приходит в храм, молится Богу, вкушает пищу вместе с приближенными, подавив вздохи, отложив всякое сетование, и с веселым уже лицом. Домашние удивляются, приближенные изумляются этой необыкновенной и внезапной перемене и, наконец, осмеливаются спросить его, что это значит, что при жизни сына он так скорбел, а по смерти не скорбит? Тогда этот необыкновенный по своему великодушию муж отвечал им: пока сын был еще жив, то необходимо было и смириться, и поститься, и плакать пред лицем Господним, потому что была надежда на возвращение его к жизни; но, когда воля Господня совершилась, то безрассудно и нечестиво терзать душу бесполезным плачем; теперь, говорит он: «я пойду к нему, а оно (дитя) не возвратится ко мне» (2Цар.12:23). Вот пример великодушия и мужества!».
Комментарий