Сколько себя помню, я всегда рос любознательным и склонным к философии ребенком. Еще с детсадовского возраста особенный интерес у меня вызывала астрономия. Когда мне было лет шесть, я наизусть выучил расположение по порядку всех планет Солнечной системы (за что отдельное спасибо моей бабушке). Хотя, в отличие от многих советских мальчиков того времени, почему-то никогда не мечтал стать космонавтом...
В начальных классах школы моей заветной мечтой было повстречать представителя внеземных цивилизаций в те перестроечные времена в стране наблюдался бум контактерства с НЛО, появились западные фильмы о встречах с пришельцами из глубокого космоса, советские фантастические ленты. Как тут не вспомнить незабвенную булычевскую «Гостью из будущего», в которую было поголовно влюблено поколение детей 80-ых.
Среди моих любимых книг в то время были «Гум-Гам», повествующая о том, как советский мальчик повстречал во дворе своего дома ровесника из далекой галактики (я и сейчас откопал ее в Интернете и с удовольствием перечитал несколько глав, словно перенесшись в машине времени в свое безвозвратно-безоблачное), «Незнайка на Луне, в Солнечном городе» и многие-многие другие.
Став постарше, уже в средних классах, я совершенно не интересовался литературной классикой, представлявшейся мне на редкость скучной, как не был в особенном восторге и от столь популярной тогда приключенческой литературы. Зато буквально проглатывал рассказы известных классиков-фантастов, которые к тому же было ужасно трудно достать в те времена. Чтобы приобрести одну такую книгу приходилось сдавать приличные объемы макулатуры, а позднее появилась возможность обменивать их в букинистическом магазине, чем я вплотную и занялся, начиная где-то с 13-летнего возраста. Моими любимыми авторами в тот момент были Рэй Бредбери, Роберт Шекли, Клиффорд Саймак, Айзек Азимов и те, чьих имен за давностью лет я уже и не вспомню. Периодически почитывал я и журнал «Наука и религия».
Впрочем, совсем скоро наступила беспечная юность, с приходом которой как-то незаметно угас мой интерес к научной фантастике. В этот период я увлекся спортом, музыкой, друзьями и временно заполнил духовный вакуум, перебил духовную жажду, которая была во мне с детства. Сюда прибавились мои первые во многом еще детские заграничные путешествия.
Тогда только-только рухнул железный занавес, и моему взору предстали надолго меня пленившие картины благополучного Запада ухоженной и богатой Баварии, намного опередившей нас экономически Польше. Тогда же во мне выработался определенный комплекс перед этими «пришельцами из другого мира» - иностранцами, интерес к которым у меня возник еще в перестроечные годы, с их постоянными школьными обменами, визитами делегаций в мою передовую в тот момент спецшколу с английским уклоном...
Остались в памяти телевстречи на высшем уровне, посвященные внезапному потеплению в отношениях между вчерашними непримиримыми противниками, поездки по Союзу посланницы мира из США Саманты Смит и ее советского визави Кати Лычевой. В атмосфере ощутимо витал пьянящий аромат свободы, веял ветер грядущих небывалых перемен, которые, как казалось, должны буквально перевернуть старый, уходящий мир. Отчасти, думаю, именно это предопределило то, что свой путь в вере я начал с американского евангельского христианства, а не с традиционного в наших краях православия. Вот уж действительно «нет пророка в своем отечестве» - впрочем, тогда я об этом еще не знал.
Тот период моей жизни можно охарактеризовать как поворот от детских фантазий к настоящему, слишком реальному миру, желание его преобразовать по современному (читай: западному) образцу. В то время я как-то совсем не задумывался о вере и Боге, хотя и не отрицал ни того, ни другого. Впрочем, мне, воспитанному в советском духе, и впитавшему антирелигиозную пропаганду школьных политинформаций, почти подсознательно представлялось неловким и несовременным верить в Бога. Нам с детства внушали, что это удел дремучих бабуль и хитрых «попов».
Тем не менее, в 16-летнем возрасте на волне популяризации христианских ритуалов, меня, какое-то время протестовавшего, крестили в православной церкви. Веры у меня от этого не прибавилось, зато было какое-то подспудное ощущение подмены. Ведь и крещение было обусловлено не внутренней потребностью, а являлось скорее банальным бытовым суеверием, вызванным необходимостью успешно сдать вступительные экзамены в инъяз, которые я в итоге практически провалил. Впрочем, устроиться на платное обучение мне, в конце концов, удалось.
В 19-летнем возрасте, будучи студентом 3-го курса, я отправился в американский лютеранский летний лагерь для детей и подростков, где провел 3 месяца в качестве вожатого. Поскольку в лагере регулярно произносились проповеди, изучалась Библия и приезжали приглашенные проповедники, я отметил для себя существование христианства в окружающем мире, и даже ненадолго увлекся изучением «Откровения» Иоанна Богослова, истолковав образ красного дракона как предсказание эры коммунизма (меня еще раньше интересовали творения Мишеля Нострадамуса) к вящей радости американцев.
И все же, меня это христианство как-то не коснулось в тот момент, тем более что поведение тех, кто называл себя христианами, отличалось, как мне казалось, от моего в далеко не лучшую сторону. Особого лицемерия я не заметил, но и интереса к христианству не проявил.
Через три месяца после моего возвращения, в нашей семье произошло трагическое событие, кардинальным образом повлиявшее на весь будущий ход моей жизни от инсульта умер мой отец. Произошло это (ровно десять лет назад) настолько внезапно, что первую неделю я совершенно ничего не соображал и как бы выпал из окружающего мира. Жизнь шла своим чередом, а я точно остановился в развитии и безучастно наблюдал за происходящим вокруг как бы со стороны.
Еще через два месяца, так случилось, девушка из параллельной мне группы в университете пригласила меня на встречу с заезжим американским проповедником. Встреча проходила на квартире, и естественно особого доверия вызвать не могла. Так как отрекомендованный проповедник в прошлом служил морпехом, то и я захватил с собой за компанию товарища из аналогичных структур. ))) Вообще время на стыке эпох и тысячелетий, ознаменовавшееся исчезновением с карты мира закрытого советского общества, оказалось весьма благодатным для проповеди христианства на просторах бывшего СССР иностранными миссионерами.
Проповедник впечатления не произвел. Само собрание было довольно необычным, а собравшиеся показались мне людьми хоть и искренними, но слишком уж много говорящими о Боге странными, но безобидными.
Потом я еще какое-то время по инерции и нерегулярно походил на эти собрания, кружок по изучению Библии, как я бы его назвал как стал постепенно замечать вокруг себя то, чего не наблюдал ранее. Мне вдруг через разные жизненные ситуации и случаи стала как будто приоткрываться иная, потусторонняя реальность. Примерно в то же время, я познакомился с православной семьей, которая также находилась в процессе духовного поиска, и мы стали делиться друг с другом теми открытиями, которые происходили в нашей жизни. Постепенно у меня оставалось все меньше сомнений в том, что «что-то такое» действительно существует, и это есть не что иное, как Бог. В тот момент на меня произвела серьезное впечатление книга нашего белорусского ученого Вейника «Почему я верю в Бога» - тогда мне показалось очень убедительным то, что известный академик научно обосновывает существование Бога. Правда, делал он это посредством доказательства бытия бесов, но это меня совершенно не смутило.
Через полгода после начала нерегулярного посещения собраний, я устроился на работу и на полгода уехал сначала в Брюссель, а потом в Женеву. Уже тогда я был в каком-то смысле верующий человек, но меня пугало осознание необходимости полного посвящения жизни Богу и оставления греховного образа жизни что я, к своему стыду и даже где-то неудовольствию, реально наблюдал в жизни ребят из минского собрания.
Однажды, когда я сидел на пороге женевского общежития, в котором меня временно поселили, ко мне подошла ухоженная швейцарская бабушка и предложила посетить их церковное собрание. Поскольку встречи проходили в актовом зале того же самого общежития, а у меня было в избытке свободное время, я с удовольствием откликнулся на предложение.
В начальных классах школы моей заветной мечтой было повстречать представителя внеземных цивилизаций в те перестроечные времена в стране наблюдался бум контактерства с НЛО, появились западные фильмы о встречах с пришельцами из глубокого космоса, советские фантастические ленты. Как тут не вспомнить незабвенную булычевскую «Гостью из будущего», в которую было поголовно влюблено поколение детей 80-ых.
Среди моих любимых книг в то время были «Гум-Гам», повествующая о том, как советский мальчик повстречал во дворе своего дома ровесника из далекой галактики (я и сейчас откопал ее в Интернете и с удовольствием перечитал несколько глав, словно перенесшись в машине времени в свое безвозвратно-безоблачное), «Незнайка на Луне, в Солнечном городе» и многие-многие другие.
Став постарше, уже в средних классах, я совершенно не интересовался литературной классикой, представлявшейся мне на редкость скучной, как не был в особенном восторге и от столь популярной тогда приключенческой литературы. Зато буквально проглатывал рассказы известных классиков-фантастов, которые к тому же было ужасно трудно достать в те времена. Чтобы приобрести одну такую книгу приходилось сдавать приличные объемы макулатуры, а позднее появилась возможность обменивать их в букинистическом магазине, чем я вплотную и занялся, начиная где-то с 13-летнего возраста. Моими любимыми авторами в тот момент были Рэй Бредбери, Роберт Шекли, Клиффорд Саймак, Айзек Азимов и те, чьих имен за давностью лет я уже и не вспомню. Периодически почитывал я и журнал «Наука и религия».
Впрочем, совсем скоро наступила беспечная юность, с приходом которой как-то незаметно угас мой интерес к научной фантастике. В этот период я увлекся спортом, музыкой, друзьями и временно заполнил духовный вакуум, перебил духовную жажду, которая была во мне с детства. Сюда прибавились мои первые во многом еще детские заграничные путешествия.
Тогда только-только рухнул железный занавес, и моему взору предстали надолго меня пленившие картины благополучного Запада ухоженной и богатой Баварии, намного опередившей нас экономически Польше. Тогда же во мне выработался определенный комплекс перед этими «пришельцами из другого мира» - иностранцами, интерес к которым у меня возник еще в перестроечные годы, с их постоянными школьными обменами, визитами делегаций в мою передовую в тот момент спецшколу с английским уклоном...
Остались в памяти телевстречи на высшем уровне, посвященные внезапному потеплению в отношениях между вчерашними непримиримыми противниками, поездки по Союзу посланницы мира из США Саманты Смит и ее советского визави Кати Лычевой. В атмосфере ощутимо витал пьянящий аромат свободы, веял ветер грядущих небывалых перемен, которые, как казалось, должны буквально перевернуть старый, уходящий мир. Отчасти, думаю, именно это предопределило то, что свой путь в вере я начал с американского евангельского христианства, а не с традиционного в наших краях православия. Вот уж действительно «нет пророка в своем отечестве» - впрочем, тогда я об этом еще не знал.
Тот период моей жизни можно охарактеризовать как поворот от детских фантазий к настоящему, слишком реальному миру, желание его преобразовать по современному (читай: западному) образцу. В то время я как-то совсем не задумывался о вере и Боге, хотя и не отрицал ни того, ни другого. Впрочем, мне, воспитанному в советском духе, и впитавшему антирелигиозную пропаганду школьных политинформаций, почти подсознательно представлялось неловким и несовременным верить в Бога. Нам с детства внушали, что это удел дремучих бабуль и хитрых «попов».
Тем не менее, в 16-летнем возрасте на волне популяризации христианских ритуалов, меня, какое-то время протестовавшего, крестили в православной церкви. Веры у меня от этого не прибавилось, зато было какое-то подспудное ощущение подмены. Ведь и крещение было обусловлено не внутренней потребностью, а являлось скорее банальным бытовым суеверием, вызванным необходимостью успешно сдать вступительные экзамены в инъяз, которые я в итоге практически провалил. Впрочем, устроиться на платное обучение мне, в конце концов, удалось.
В 19-летнем возрасте, будучи студентом 3-го курса, я отправился в американский лютеранский летний лагерь для детей и подростков, где провел 3 месяца в качестве вожатого. Поскольку в лагере регулярно произносились проповеди, изучалась Библия и приезжали приглашенные проповедники, я отметил для себя существование христианства в окружающем мире, и даже ненадолго увлекся изучением «Откровения» Иоанна Богослова, истолковав образ красного дракона как предсказание эры коммунизма (меня еще раньше интересовали творения Мишеля Нострадамуса) к вящей радости американцев.
И все же, меня это христианство как-то не коснулось в тот момент, тем более что поведение тех, кто называл себя христианами, отличалось, как мне казалось, от моего в далеко не лучшую сторону. Особого лицемерия я не заметил, но и интереса к христианству не проявил.
Через три месяца после моего возвращения, в нашей семье произошло трагическое событие, кардинальным образом повлиявшее на весь будущий ход моей жизни от инсульта умер мой отец. Произошло это (ровно десять лет назад) настолько внезапно, что первую неделю я совершенно ничего не соображал и как бы выпал из окружающего мира. Жизнь шла своим чередом, а я точно остановился в развитии и безучастно наблюдал за происходящим вокруг как бы со стороны.
Еще через два месяца, так случилось, девушка из параллельной мне группы в университете пригласила меня на встречу с заезжим американским проповедником. Встреча проходила на квартире, и естественно особого доверия вызвать не могла. Так как отрекомендованный проповедник в прошлом служил морпехом, то и я захватил с собой за компанию товарища из аналогичных структур. ))) Вообще время на стыке эпох и тысячелетий, ознаменовавшееся исчезновением с карты мира закрытого советского общества, оказалось весьма благодатным для проповеди христианства на просторах бывшего СССР иностранными миссионерами.
Проповедник впечатления не произвел. Само собрание было довольно необычным, а собравшиеся показались мне людьми хоть и искренними, но слишком уж много говорящими о Боге странными, но безобидными.
Потом я еще какое-то время по инерции и нерегулярно походил на эти собрания, кружок по изучению Библии, как я бы его назвал как стал постепенно замечать вокруг себя то, чего не наблюдал ранее. Мне вдруг через разные жизненные ситуации и случаи стала как будто приоткрываться иная, потусторонняя реальность. Примерно в то же время, я познакомился с православной семьей, которая также находилась в процессе духовного поиска, и мы стали делиться друг с другом теми открытиями, которые происходили в нашей жизни. Постепенно у меня оставалось все меньше сомнений в том, что «что-то такое» действительно существует, и это есть не что иное, как Бог. В тот момент на меня произвела серьезное впечатление книга нашего белорусского ученого Вейника «Почему я верю в Бога» - тогда мне показалось очень убедительным то, что известный академик научно обосновывает существование Бога. Правда, делал он это посредством доказательства бытия бесов, но это меня совершенно не смутило.
Через полгода после начала нерегулярного посещения собраний, я устроился на работу и на полгода уехал сначала в Брюссель, а потом в Женеву. Уже тогда я был в каком-то смысле верующий человек, но меня пугало осознание необходимости полного посвящения жизни Богу и оставления греховного образа жизни что я, к своему стыду и даже где-то неудовольствию, реально наблюдал в жизни ребят из минского собрания.
Однажды, когда я сидел на пороге женевского общежития, в котором меня временно поселили, ко мне подошла ухоженная швейцарская бабушка и предложила посетить их церковное собрание. Поскольку встречи проходили в актовом зале того же самого общежития, а у меня было в избытке свободное время, я с удовольствием откликнулся на предложение.
Комментарий