Твитнуть
Это тему я решила открыть, потому что в "Поэтической классике" зашел разговор между шлахани и Брянским волком о творчестве Гончарова. Брянский волк даже обмолвился, что у него есть статья, посвященная роману "Обрыв". Очень интересно было бы послушать вас, Игорь. Тем более, что "Обрыв" по сей день остается самым непрочитанным романом Гончарова. Или даже, лучше сказать, самым не расслышанным словом во всей русской литературе. Ну и шлахани, хорошо бы было, чтоб внес свою лепту в эту тему...
-
"Великое приобретение - быть благочестивым и довольным" (1Тим. 6:6). -
Спасибо, Оля! Но я не считаю, что "Обрыв" это самый непрочитанный роман. Он вполне известен, снят даже фильм о нем (реж. Венгеров, Райский - Г. Антонов, Волохов - Н. Кочегаров). Просто эта тема в наш прагматический век не особо популярна, да и такие личности как Б. П. Райский, тоже. Оля, как Вы хотите чтобы я выложил статью сюда или Вам в личку? -
Хорошо. Выкладываю со всеми ошибками и т. д.
Портрет Бориса Павловича Райского в романе И. А. Гончарова
«Обрыв» как образ потенциального христианина
Передо мной лежит замечательная книга это роман И.А. Гончарова «Обрыв». Книга, по-моему мнению, незаслуженно обойденная вниманием как пошедших так и нынешних времен. Книга удивительная и удивительная она не только по своему сюжету, не только по стилю описания (по моему мнению, гениальному), но главное по своему замыслу и грядущей перспективе реализации. Книга, как никакая другая, полно, наряду с романами Ф.М. Достоевского, показавшая нравственную картину общества того времени, а также раскрывшая качество души одного из замечательных личностей той эпохи.
Мое личное отношение к автору романа неадекватно. Гончаров, по мнению критиков, никогда не входил в тройку или, может быть, пятерку лучших писателей России тех лет. В лучшем случае ему отводилось место за Писемским, а в худшем Гончаров вообще упоминался в числе писателей-демократов, и стоял все за тем же Писемским, оставляя возглавлять список Тургеневу.
Данная работа, в меру, конечно, своих слабых сил, должна показать всю несправедливость такой регламентации, а главное несостоятельность мнения о том, что И.А. Гончаров по своему мировоззрению и писательскому направлению стоял в лагере демократов, ярлык которых дала ему, видимо, статья написанная о Белинском.
Ретроспективно бросая взгляд в прошлое мы несомненно отмечаем, что автор «Обыкновенной истории», «Обломова», «Обрыва» оставался по определенным причинам непонятным, благодаря (как сейчас это стало видно) своей традиционной настроенности и стоял, очевидно, в стороне от того магистрального направления, которое наметилось тогда в литературе.
По собственному признанию автора, всю его жизнь тема любви служила для него неиссякаемым источником вдохновения и проходила главным лейтмотивом всего его творчества. Тема любви в литературе не нова. Не нова она и в творчестве наших ведущих писателей-душеведов, которые наряду с Гончаровым обращали к ней свой творческий взор. Но у Гончарова тема любви была не только главным преобразующим фактором души персонажей, но и неким генератором идей, который двигал дальнейшую линию романов, начиная будущую реализацию и резонанс в обществе. В то время, когда личные переживания героев должны были проецироваться на общественно-политическую сторону жизни, формируя вкусы, понятия и взгляды, произведения Гончарова, и особенно роман «Обрыв» стояли особняком в своем субъективно-реалистическом направлении, уводя от оценки общественных явлений вглубь переживаний героев, в их внутренний нравственный мир. Уже тогда ярко определилась дилемма в литературном творчестве, деля русскую жизнь и бытописателей ее на два лагеря, представителями которых были: с одной стороны Тургенев, а с другой Достоевский.
Давая оценку романам Достоевского, Николай Бердяев как-то обронил слово трагедии.
Трагедии в романах Достоевского хватает и это понятно. Но что тогда романы Гончарова и какую же сторону в своем вековом споре занимал этот великий (не побоимся этого слова) русский писатель? Это-то и предстоит нам выяснить.
До сегодняшнего дня несмотря на всю актуальность из всех романов Гончарова, нам более всего известен «Обломов». Да и само слово «обломовщина», благодаря публицистической статье Добролюбова, прочно вошло в народный лексикон, характеризуя собой образ ленивого, неповоротливого на обстоятельства жизни человека. В школьной программе по литературе «Обломов» также хорошо известен многим поколениям наших соотечественников. Но подождем ставить знак равенства между «Обломовым» и пиком творческого взлета И.А. Гончарова, как это недавно делали составители учебных программ. Обратим внимание на такой факт: во многих исследованиях творчества писателя существует тенденция объединять все три романа в трилогию, несмотря на разность сюжетов и тематики повествования. Несомненно, в творчестве любого писателя существует внутренняя динамика развития как образа так и сюжетной линии. Таковы неизбежные законы развития всякого явления (феномена), которые отражаются и в такой области как литература.
Ухватимся за эту мысль которая впоследствии поможет нам понять главную идею в творчестве Гончарова и обратимся теперь непосредственно к самому роману.
Роман «Обрыв», как отмечали критики, и как это вслед за ними делаем мы, в самой трилогии стоит особняком. По признанию самого автора, он является итогом всех его литературных и жизненных исканий. Динамика развития, как образа, так и сюжетной линии рисует нам образ уже не первой молодости человека 35-37 лет удивительно по своему складу похожего на Илью Ильича Обломова, но только в новом амплуа проснувшегося (вставшего с дивана) и занявшегося несвойственной для него активной деятельностью. Но вот вопрос. Существует ли область, где такие мечтатели и (несмотря ни на что) моралисты могут приложить свои силы? Есть ли в человеческой деятельности отрасль, где вот такие вялые души а может быть, тонкие аристократические натуры (?), могут, наконец, реализовать свои мечтания и сны?
Да, такая область в деятельности человека существует, и это искусство. Итак, главный герой романа И.А. Гончарова «Обрыв» Борис Павлович Райский тонченный интеллигент и мечтатель пытается воплотить свои идеи в живописи, литературе и музыке рисуя картины (портреты), сочиняя роман и импровизируя на рояле. Удивительно и многообразно через весь роман проходит тема красоты, которой так фанатически и почти религиозно поклоняется Райский. В прологе каждой главы Гончаров постепенно раскрывает образ главного героя, подчеркивает отношение его к прекрасному и родственную связь с ним. Прекрасное, красота, были для Райского самоцелью, которую он должен был достичь и возобладать. Для него красота была растворена в окружающем мире: в людях (в первую очередь), в предметах, событиях. И только художественным натурам, каким и был наш герой, открывала она свои тайны. Уже в первой части романа его диалоги с кузиной Беловодовой проникнуты исканием этой красоты и гармонии и уводят невольно читателя за собой. Райский пишет ее портрет и одновременно в разговоре пытается уловить, поймать ту неуловимую линию, точку, которая дополнила бы картину, сделала бы ее совершенной. Кажется, еще немного и холодная красота кузины Беловодовой растает, распахнет ему свои недра и вместе с тем работа над портретом наконец-то обретет долгожданные, законченные черты. Но неприступная красавица так и остается неприступной статуей без жизни, без движения, и, неуловимая точка, которая так оживляет художественный образ, ускользает. Неудача постигает молодого художника. И вот результат: общая картина скука, всепоглощающая скука и тоска. Она отнимает силы, иссушает воображение, срезает творческую мысль на взлете.
Райский понимает, что одного желания обладать красотой мало, необходимо разбудить ее, раскрыть, а для этого необходимо еще что-то, именно то, неуловимое, что видится ему в кисти Рафаэля и Греза. Как поймать это неуловимое, как стать, наконец, обладателем того, что имели эти великие художники? Поклонник красоты в искусстве, Райский всей своей тонкой артистической натурой понимает, что кульминацией и сосредоточием всей красоты и гармонии является человек. Он источник этой красоты, как думает главный герой, и, в то же время предмет его поклонения.
Опечаленный своими творческими неудачами с одной стороны и снедаемый скукой с другой, Райский бросает опротивевший ему Петербург и едет в деревню по приглашению его бабушки Татьяны Марковны Бережковой.
Остановимся еще раз на теме красоты, на основном элементе поклонения Райского. Почему мы пытаемся утверждать (а это видно из заглавия статьи), что главный герой Б.П. Райский с его утверждением красоты как нормы есть образ потенциального христианина? 17 глава второй части романа дает нам на это вполне исчерпывающий ответ. Выпишем этот изумительный абзац, стоящий, по нашему мнению, многих и многих апологетических книг, своего рода гимн не только абстрактной красоте, но и гимн красоте души удивительного человека Бориса Павловича Райского.
«Равнодушный ко всему на свете кроме красоты, Райский покорялся ей до рабства, был холоден ко всякому, где не находил ее и груб, даже жесток ко всякому безобразию. Не только от мира внешнего, от формы он настоятельно требовал красоты, но и на мир нравственный смотрел он не как он есть, в его наружной дикой, суровой разладице, не как на початую от рождения мира и неоконченную работу, а как на гармоническое целое, как на готовый уже нарядный строй, созданных им самим идеалов, с доконченными в его уме чувствами и стремлениями, огнем, жизнью и красками. У него не доставало терпения купаться в этой возне, суете, черновой работе, терпеливо и мучительно укладывать силы в приготовление к тому праздничному моменту, когда человечество почувствует, что оно готово, что достигло своего апогея, когда настал бы и понесся в вечность как река, один безошибочный на вечные времена установившийся поток жизни.
Он только оскорблялся ежеминутным и повседневным разладом действительности с красотою своих идеалов и страдал за себя и за весь мир. Он верил в идеальный прогресс в совершенствование как формы, так и духа, сильнее нежели материалисты верят в утилитарный прогресс, но страдал за его черепаший шаг и впадал в глубокую хандру не вынося даже мелких царапин близкого ему безобразия».
Святые Отцы Православной Церкви непрестанно отмечали, что первоначальные движения на пути к вере человек, несомненно, проходит под впечатлением красоты творений разлитой Богом в этом мире. И, конечно же, главным отражением этой красоты является внутренний нравственный мир человека. Глубоко всматриваясь в себя, отмечая в себе сходство с окружающим миром, его красотою, человек неоспоримо приходит к мысли о первоисточнике этой красоты. Причинно-следственная связь событий и явлений возводят его дальше, к царству прообразов и проформ, к вечному источнику красоты, неиссякаемо льющемуся на этот тварной мир. Уже только поэтому необычайна судьба Райского, и как образ в романе и как определенная модель социального типа с его нравственно-психологическим портретом. В то время, когда такие как он молодые люди искали смысл жизни, красоты в препарировании лягушек; когда под шум аплодисментов первого интернационала провозглашался принцип, что «страсть к разрушению есть страсть творческая», свидетельствуя о полном дибилизме провозглашавшего; наряду с этими явлениями печатлелся в литературе тип, обладающий таким удивительным нравственным потенциалом и исповедующий такой символ веры.
Немудрено, что «Обрыв» остался за бортом тогдашней российской жизни, являя в себе, несомненно, тормоз поступательному движению нигилизма. Приходилось не раз читать и слышать от критиков нелестные эпитеты таковым людям, величавшие их то «лишними», то «бесполезными» для общества. Исходили они как из правого лагеря, так и с противоположной стороны. Даже такой маститый «реакционер» как Леонтьев и то, видимо, просмотрел этот тип. Но нам, современным жителям России демократической, он как никогда понятен, близок и желанен.
Что же скрывается под этим символом веры? Откуда он у проснувшихся мечтателей и «бесполезных» людей? Как известно, общая канва творчества всех писателей объединяет собой всех главных героев. Многие типы людских характеров имеют свою динамику развития от произведения к произведению, сохраняя первоначальный импульс в чертах характера, в образе действия и поведения. Так, в творчестве Ф.М. Достоевского образ Макара Девушкина из «Бедных людей» путешествуя по всему спектру произведений писателя, поочередно воплощается то в князе Мышкине, то в Аркадии Долгоруком и наконец, приобретает законченные черты в образе Алеши Карамазова. У Толстого это сходство доходило даже до буквального повторения без изменения имени и фамилии в двух романах: «Воскресение» и «Анна Каренина». Не избежал этого и Гончаров. Давайте вспомним, откуда родом был главный герой первого его романа «Обыкновенная история» Александр Адуев. Давайте вспомним его искания, после приезда из Петербурга в деревню. Какие картины рисовались ему, куда звала его растревоженная душа после неудачной любви к Наденьке?
Да, дорогой читатель, все туда же к красоте. Только здесь она отражалась уже конкретно в быте родного поместья, в православных обычаях мужиков и баб, в советах маменьки «чаще молиться», да «поститься в постные дни», в красоте русской природы в бескрайних полях золотой пшеницы у горизонта уходящих туда, в голубую даль, вечно манящую и таинственную своей неизвестностью.
Гончаров, наряду с другими русскими писателями, с детских лет впитал в себя красоту русской природы, русского быта и стоя в стороне от суетного потока текущего в «страну святых чудес» смог наделить своих героев теми же чувствами, которые имел сам. Эта неотъемлемая отличительная особенность Гончарова роднит его с такими русскими писателями, как Лесков, Мельников-Печерский. Таким образом, у Гончарова, как творца всех своих литературных персонажей, поклонение красоте как внешней, так и внутренней, нравственной, имеет свои ярко выраженные генетические корни, уходящие в родную землю, в родной быт предков.
Примем это во внимание и вернемся к сюжетной линии. Итак, главный герой романа, Борис Павлович Райский, имея за собой такой запас прочности, выгодно отличающий его от современных ему Базаровых и Рахметовых, бросает, как сказано было выше, опротивевший ему Петербург и уезжает в деревню, попадая в новые для него обстоятельства.Комментарий
-
Не об одном только Райском говорится на последней странице романа: "Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку За ним все стояли и горячо звали его к себе его три фигуры: его Вера, его Марфенька, бабушка. А за ними стояла и сильнее их влекла его к себе еще другая исполинская фигура, другая великая "бабушка" Россия". Но пока я хочу почитать ваш разбор этого романа. Я в большей степени пока согласна с разбором этого произведения Андреем Немзером."Великое приобретение - быть благочестивым и довольным" (1Тим. 6:6).Комментарий
-
Там в конце статьи я об этом тоже пишу...
- - - Добавлено - - -
Продолжение.
Фактическая хозяйка поместья Малиновки, бабушка Татьяна Марковна Бережкова окружает номинального хозяина (нашего героя), своего внука от племянницы, заботой и лаской. Наряду с бабушкой Райского должны встретить еще два милейших создания его троюродные сестры: Марфенька и Вера. Одной из них, Вере, предстоит сыграть роковую роль в судьбе Райского раскрыть в нем заложенные, потенциальные черты христианина. В момент приезда, Райский встречается со всеми насельниками своего гнезда, кроме Веры, которая в это время гостит за Волгой у подруги. Мы преднамеренно уклоняемся здесь от описания образа Веры, несомненно, не менее яркого, чем сам главный герой. Только в следующей части работы мы уделим ему внимание в связи с раскрытием «искупительного» подвига бабушки. Сейчас же ограничимся лишь тем, что охарактеризуем Веру как сильную, целостную натуру. Недаром Гончаров этому персонажу дал такое имя Вера
Попадая в новые обстоятельства, Райский несмотря на окружающую его заботу бабушки, снова впадает в меланхолическую скуку, симптомы застарелой Петербургской болезни не оставляют его и здесь. Но он мужественно борется с этим рисует, играет, пишет свой роман, который задумал еще в Петербурге, и, гуляя по окрестностям, вновь и вновь ищет ту потерянную условную точку, линию, штрих, которая дополнила бы желанную искомую гармонию, довершила стройную систему. Но все тщетно, даже здесь, в Малиновке, в новых для него обстоятельствах ничто не предвещает нового и свежего. «То, что было, то и будет», ибо «все томление духа и всяческая суета». Не добившись ничего от себя и не открыв ничего нового, Райский, наконец, хочет уехать отсюда
Но однажды, совершая одну из своих эстетических прогулок, зайдя в старый дом, родное гнездо своих предков, он вдруг неожиданно для себя обнаруживает в, казалось бы, пустых комнатах живое существо. Так Райский встречается с Верой, незаметно от всех приехавшей из-за Волги. Уже сама встреча необычайна для общительного и мягкого Райского. Она, Вера, не бросается ему на шею, как это сделали бабушка и Марфенька, не интересуется его мировоззрением в разговоре, словом, с первой встречи, кладет невидимую преграду между ним и собою, давая понять Райскому, что заведомо он ей неинтересен.
Вера, как отмечает Райский, не похожа ни на один человеческий тип промелькнувший перед его глазами за это время. Мало по малу, она постепенно завоевывает пристальное внимание Райского, вытесняя из его воображения все доселе виденное и слышанное. Это внимание, усиленное бурной фантазией нашего героя, перерастает в сильную привязанность, а затем в жгучую страсть к Вере. Дальнейшее развитие их отношений приводит к тому, что Райский обнаруживает в Вере свой воплощенный идеал, т.е. ту линию, штрих, точку его внутренней жизненной гармонии, которую он так трепетно искал в искусстве, музыке, литературе, найдя ее вдруг в женщине. И это любовь. Но это не та юношеская любовь с первого взгляда, и не та дикая привязанность, которая эгоистично готова пожертвовать собою ради удовлетворения желания. Но это именно та, которая встречается человеку один раз в жизни, венчая его искания человека, давая удовлетворение всем эстетическим и жизненным желаниям и стремлениям. Это источник вдохновения для тонких артистических натур в литературе и искусстве, каковым является наш герой; это и идеал семейного счастья для нетребовательных бытоустроителей, это и добрая мать для будущих детей, хранительница семейного очага.
Но что может быть трагичнее того, когда найденная цель вдруг ускользает, оказывается совершенно недоступной. На тщетные призывы Райского к дружбе и на горячие объяснения его в любви Вера отвечает отказом. Горькое и обидное чувство, знакомое каждому, кто хоть раз испытал его.
Оценивая все случившееся, интуитивно угадывая некие, скрытые от обычного взгляда детали в поведении Веры, Райский приходит к выводу о существовании некоего третьего таинственного лица, которое невидимо, но упорно и непреодолимо влияет на Веру. Так завязывается любовный треугольник. Мы не будем, опять-таки, здесь рассматривать новый для нас образ образ Марка Волохова еще одного представителя «лишних» людей из когорты «нравственных естествоиспытателей». Наше внимание все сосредоточено на Райском и его любви к Вере.
Сильное чувство любви к Вере повергают Райского в ужасные душевные переживания, настолько ужасные, что наряду с обычными страданиями, которые сопутствуют каждому в этой ситуации, он обнаруживает в себе необычайно новые, доселе незамеченные им движения души. Они как будто его родные, собственные, но в то же время привнесенные извне. Проведя в Петербурге всю свою жизнь, столкнувшись там с различными обстоятельствами, пройдя даже военную гусарскую школу-службу, несомненно связанную с культом женщины и вкусивший от этого культа, Райский впервые для себя отмечает, что знакомое ему чувство любви-страдания имеет совершенно новое для него значение. Воспетое поэтами и писателями чувство любви, довольно эгоистичное, приобрело для него в отношении к Вере, как ни странно, высшее очищающее действие. Душевная боль от неразделенного чувства на высших точках проявления звала его куда-то вверх, ввысь, туда, куда он и сам еще не знал.
Выпишем эти, новые для нашего героя, ощущения, которые с гениальной простотой обозначены Гончаровым в 5 главе 4 части романа. Вот они: «Райский с биением сердца и трепетом чистых слез подслушивал среди грязи и шума страстей подземную тихую работу в своем человеческом существе, какого-то таинственного духа, затаившегося иногда в треске и шуме нечистого огня, но не умиравшего и просыпавшегося опять, звавшего его, сначала тихо, потом громче и громче, к трудной и нескончаемой работе над собою, над своей собственной статуей, над идеалом человека. Радостно трепетал он, вспоминая, что не жизненные приманки, не малодушные страхи звали его за собой, в светлую таинственную даль создавать красоту в себе. Дух манил его как человека и как художника к идеалу чистой человеческой красоты. С тайным, захватывающим дыхание ужасом счастья видел он, что работа чистого гения не рушится от пожара страстей, а только останавливается, и когда минует пожар, она идет вперед, медленно и туго, но все идет и что в душе человека, независимо от художественного, таится другое творчество, присутствует другая живая жажда, кроме животной, другая сила, кроме силы мышц.
Пробегая мысленно всю нить своей жизни, он вспоминал, какие нечеловеческие боли терзали его, когда он падал, как неизменно вставал опять, как чистый дух будил его, звал вновь на нескончаемый труд, помогая встать, ободряя, утешая, возвращая ему веру в красоту правды и добра и силу подняться, идти дальше, выше Он благоговел, ужасался, чувствуя, как приходят в равновесие его силы и как лучшие движения мысли и воли уходят туда в это здание, как ему легче и свободнее, когда он слышит эту тайную работу и когда сам сделает усилие, движение, подаст огня и воды. От этого сознания творческой работы внутри себя и теперь пропадала у него из памяти страстная, язвительная Вера, а если приходила, то только за тем, чтобы он с мольбою звал ее туда же, на эту работу тайного духа, показать ей священный огонь внутри себя и пробудить его в ней и умолять беречь, лелеять, питать его в себе самой. Тогда казалось ему, что он любит Веру таковой любовью, какою никто другой не любил ее, и, сам требовал от нее такой же любви к себе, какой она не могла дать своему идолу, как бы страстно не любила его, если этот идол не носил в груди таких же сил, такого же огня и, следовательно, такой же любви, какая была заключена в нем, и рвалась к ней».
Открываем православную аскетическую литературу, а в частности, святителя Феофана Затворника, его книгу «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться?», и читаем в ней. «Что такое дух?» пишет святитель Феофан. И, отвечая на вопрос, сообщает: «Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его Дух, как сила от Бога, исшедшая, ищет Бога и в нем одном находит покой. Неким духовным сокровенным чутьем, удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от него зависимость и сознает всячески угождать Ему и жить для Него и Им Сообщив духу частичку своего всеведения, Бог начертал в нем и требования своей святости, правдивости и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в неисправности или исправности. Сия сторона духа указывает, что право, а что не право, что угодно Богу и что не угодно, что должно делать, а что не должно указав властию, понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызениями От Бога исшедши, Бога ищет, Его вкусить желает и в живом с Ним пребывает союзе и сочетании в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы не имел кто тварных вещей и благ все ему мало. И все ищут и ищут. Ищут и находят; но нашедши бросают и снова начинают искать, чтобы нашедши так же бросить».
Вкратце обозначив три стороны жизни духа в человеке мыслительную, деятельную и чувственную, святитель Феофан далее продолжает. «От действия духа является в душе у человека стремление и любовь к красоте, или, как обычно говорят, к изящному. Изящные произведения искусства услаждают не одною красотою формы внешней, но особенно красотою внутреннего содержания, красотою умно-сердечною, идеальною. Откуда такие явления в душе? Это гости из другой области из области духа. Дух Бога ведающий, естественно постигает красоту Божию и его единою ищет наслаждаться, хотя не может он определенно указать, что она есть, но сокровенно нося в себе предначертания ея, определенно указывает, что она не есть выражает сие показание тем, что не довольствуется ничем тварным.
Красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь и жизнь райская. Получив видение о ней через сочетание с духом, и душа увлекается вслед ея, и постигая ее своим душевным образом, то в радости бросается на то, что в ее круге представляется ей отражением ея, то сама придумывает и производит вещи, в которых чает отразить ее как она ей представляется».
И как вывод завершает.
«Дух есть высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к творцу, характеризующая человека и обличающая его от всех других живых тварей земных. Она неотъемлемая принадлежность нашего человеческого естества и у всякого проявляется своим образом».
Сделав такую большую выписку, теперь сравним эти два контекста. И при внимательном сравнении увидим, что говорят они об одном и том же. Да, в русской литературе, в высших ее проявлениях существовала та же тенденция, что и в аскетической. Только одна, на бытовых примерах указывала куда идти, а другая на примерах святых подвижников указывала, как идти. Несомненно, определенная доля расхождений наличествовала, потому, что одна все же аскетика, а другая художество, но речь сейчас не об этом.
Русская литература в лице лучших своих представителей была, конечно же, выразителем русского аскетического духа, главные герои которой всегда в большинстве своем руководились нравственным началом, продвигаясь в неизведанную, но желанную для них область, которая, ни смотря ни на что, могла дать им удовлетворение в их отчаянных исканиях и страданиях. И одним из замечательных представителей этих людей был главный герой романа «Обрыв» Борис Павлович Райский.
В контексте всего вышенаписанного напрашивается определенный вывод, который с изумительной точностью дал нам замечательный новомученик и исповедник архиепископ Андроник Пермский. Вот что он пишет по этому поводу: «Наша народная культура есть исключительно культура духа. Во всем укладе жизни, в обычаях, в душевных исканиях, в народном и даже в литературном творчестве непременно есть искание нравственной ценности жизни, отношение к ней именно с этой стороны только с нравственной стороны расценивается и самая жизнь человека со всеми его поступками и намерениями. Не будет нравственных оснований не будет смысла и в самых высоких и полезных делах человека. Итак, наша народная культура есть культура духа наш русский народ единственный в этом отношении народ, назначение которого от Бога в том, чтобы явить всем народам этот свой народный дух, сказать это свое слово всем и научить всех на жизнь смотреть со стороны ее нравственной ценности».
Да, дух человеческий есть образ Божий, и стремление его туда, вверх, к Богу есть неотъемлемая черта его. Очищенный страданиями дух не влечется ни к чему земному, его не прельщает уже красота предмета любви, ни жгучая обида от неразделенного чувства. Совершенно по-иному смотрит он на свои страдания и горести, когда ему удается найти источник своего существования в утешении. Изменяется тогда вокруг него все и вся, забываются все обиды, исчезает само пространство-время и мелочные проявления его в частной жизни. И остается только красота, образ которой разлит по вселенной и которая вызывает поклонение не только тонких артистических натур, но и всех, кто, так или иначе, прикоснулся к ней. И только тогда цель исканий бывает достигнута. Все предприятия, которые предваряли открытие, становятся маленькими и ничтожными, и смотрит на человека тогда отверстая Вечность и вопрошает: «Любишь ли мя?»
В такие минуты даже предмет душевных терзаний жаждется любиться только этой любовью, только в ней она получает законченное очертание и смысл.
И чем чаще повторяются такие состояния, а они неразлучны со страданиями, тем больше научается душа, тем больше она хочет этого, желая навсегда остаться в нем. Это начало творения Богом из грешного человека человека-христианина
В романе который по замыслу Гончарова мыслился как роман светский, нигде мы не находим, чтобы главный герой непосредственно интересовался или тянулся к религии. Вера, в понимании Райского, была неотъемлемой частью быта, уклада жизни, и естественно не нуждалась в апологии. Она была естественной средою существования, привычной как воздух
Но вера требует разумного осмысления
Выразим здесь надежду, что этому еще предстоит оформиться в сознании Бориса Павловича Райского, и чему мы посвятим последнюю часть работы.
А теперь перейдем к освещению еще одной сюжетной линии романа.Комментарий
-
Продолжение.
Удивительно в романе описаны искупительные действия бабушки по отношению ко греху Веры. Парадоксально то, что нам еще не приходилось встречать написанное с такой силой и искренностью, за редким исключением не только в художественной литературе, но и в церковно-публицистической. Все мы хорошо знакомы с той полемикой, которая развернулась вокруг работы митрополита Антония (Храповицкого) о догмате искупления. Митрополит Антоний в своих писаниях много раз заострял внимание о сострадательной любви к пасомому, проявляющейся во внутреннем нравственном переживании греха на исповеди вместе с кающимся. Такое сострадание помогает грешнику почувствовать всю тяжесть содеянного, через причастие к его страданиям совершенно невинного человека. На этом строится искупительный подвиг Господа Иисуса Христа по спасению всего человечества и является стержневым моментом для всего христианства.
Истолкованием этого занимался не только митрополит Антоний, по сути дела, он является главным предметом всех отеческих аскетических и догматических трудов, и, как это показало время, главным идейным спором нашего времени. Но, что самое главное, от этой полемики не осталась в стороне и художественная литература конца 19 века, и, именно она, на главнейших романах Достоевского и Гончарова дала наиболее полную и развернутую картину правильного решения этого спора, используя для этого весь арсенал выразительный средств данный ей.
Перейдем теперь к содержанию романа.
Вера, коварно обманутая «нравственным естествоиспытателем» Марком Волоховым, поглощенная предметом своей любви, падает. И это падение плата за чуткое, любящие отношение к ней бабушки, за материнскую беззаветную преданность. Безвинный добрый ангел-хранитель, еще не зная того, получает от Веры удар.
Невыразимо тяжело и самой Вере. Любовь бабушки еще не знающей о падении, но догадывающейся по некоторым неуловимым признакам, превращается для Веры в пытку. Все попытки со стороны Веры чистосердечно рассказать о случившемся, обернулись бы большей трагедией как для бабушки, так и для самой Веры, так как несли с собой; во-первых, непереносимый для бабушки удар, а во-вторых, в случае если, бабушка простила (а она простила бы!) обернулись для Веры еще большей тяжестью невозможностью понять ее по непричастности к греху.
Выхода из этого положения как казалось, Вере, нет, лгать бабушке дальше невозможно, но и сказать правду, тоже нету сил. В этом случае, Вере не может помочь даже Райский, невольно ставший свидетелем ее духовной и душевной драмы.
Невыносимо такое состояние души для грешника, как отмечает святитель Феофан. Ощущение нравственной грязи, бесприютности, оставленности души невыразимо мучит его. Состояние мрака отчаяния окутывает душу ему не видно выхода. Во всей вселенной, казалось бы, он не находит никого кто бы помог ему понял, посочувствовал. Бог далеко, люди осудят не поймут. Выхода, кажется, нет Если бы не одно обстоятельство. Бог Слово, вторая ипостась Пресвятой Троицы, соединяясь с человеческим естеством воспринимает на себя весь спектр человеческих действий, как телесных, так и душевных и берет на себя все последствия греха, кроме него самого, т.е. всю ту тяжесть и муку телесных и душевных переживаний, которыми мучается и страдает грешный, но раскаивающийся человек. Ходатайствуя у Отца прощение людям их грехов, Иисус Христос выполняет за них то, что собственно должны были исполнить они Таким образом осуществляется ответ Бога на раскаяние человека. Теперь для одинокой души кающегося грешника появилось спасение. Появился Тот, Кто знает его ужасное состояние, Кто разделяет его с ним, чья тяжесть и боль становятся неотъемлемой частью обоих вочеловечившегося Бога и искренне раскаивающегося грешника.
Не одиноко теперь человеку, у него появился Тот, Кто поймет его в страшную минуту, протянет руку помощи, поможет, посочувствует. Зачастую ведь даже в человеческом общении, беря на себя часть душевной тяготы другого, сочувствуя ему в его бедах и скорбя мы, невольно облегчаем тяжесть его положения.
И вот у постели больной, отчаявшейся Веры, происходит разговор в котором бабушка, догадавшись о случившемся, рассказывает ей историю сорокапятилетней давности, которая как две капли воды похожа на историю Веры, и которая со стороны бабушки вызвала такие же переживания и раскаяния, которые она видела у Веры. Итак, действие искупления началось.
Вера наконец-то обрела того человека, который когда-то мучился ее душевными болезнями, перетерпел все ее внутренние терзания, и, исходя из своей боли, может почувствовать и чужую. Признание бабушки было нравственным воскресением Веры, возрождением в новую для нее жизнь.
Как тут еще раз не вспомнить замечательные слова архиепископа Андроника о том, что смысл существования для русского человека всегда был определен нравственными критериями, что без них само существование его на земле было бы безсмысленно. И, конечно же литература, в лице лучших своих представителей, таких, как: Достоевский, Лесков, Мельников-Печерский и конечно Гончаров, не оставались в стороне от освещения этой важнейшей для русского человека темы. Всеми доступными средствами они изображали искания человека, его метания между злом и добром; и нравственный выбор, определяющий смысл его жизни. Только благодаря глубокому знанию русской души, вере в ее потенциальную православность, могли появиться в нашей литературе такие замечательные типы как Лиза Калитина из «Дворянского гнезда» И.С. Тургенева; Алеша Карамазов и старец Зосима из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского; и, конечно же, Борис Павлович Райский утонченный интеллигент и потенциальный христианин романа «Обрыв» И. А. Гончарова.
И вот Вера, возрожденная подвигом бабушки, снова возвращается к жизни. Теперь совершенно по-иному видит она окружающую, но не замечаемую ею доселе жизнь. Совершенно по-другому предстает перед ней наш герой. Теперь и она, претерпевшая такие страдания, может понять и страдания Райского, а вместе с тем и красоту души этого удивительного мечтателя и романтика.
А что же Райский? Он верен своему призванию. Поклонник красоты, ясно почувствовавший предназначение ее, Райский пишет портрет Веры, в котором ему, наконец, удается поймать ту неуловимую точку, линию, штрих, которые он так долго искал.
Удается но не до конца. Гончаров ясно дает понять читателю, что рано еще ставить точку в романе, рано ставить предел исканиям человека, которые должны закончиться так, как определил ему Бог. Отец вышел на дорогу Не покажется ли там его блудный сын
А теперь позволим себе немного помечтать. Каким образом слагаются литературные типы, как группируются они в творческой фантазии художника, как находят они свое материальное выражение? Несомненно, под впечатлением живых людей. Так, по признанию Тургенева, образ Базарова сформировался у него под впечатлением молодого земского врача, препарирующего лягушек и этим пытающегося осчастливить человечество. Очевидно и образ Б.П. Райского есть слепок с какого-нибудь живого прототипа мечтателя и романтика и, по всей видимости, как нам кажется с самого Гончарова, черты характера которого по воспоминаниям его современников, напоминают черты характера его главного героя. Но, как нам приходится отметить, образ Райского этим не ограничен. Он имеет очень сильную динамику развития во времени, выводящую его за рамки романа и времени написания. Словом, он должен иметь пространственно-временную проекцию и запечатлеться как тип в сознании читателя, отражая в себе органичные свойства субъекта всякого времени
Замечательная в этом плане судьба другого великого соотечественника Николая Васильевича Гоголя. Всем известны искания Гоголя, его чувство неустроенности, неадекватности той среде, в которой он находился. Несколько раз он был за границей гостил в монастыре у католических монахов вел с ними долгие религиозные споры. Несколько раз он бывал на Святой Земле у своего друга Константина Михайловича Базили, служившего русским консулом в Палестине, переживая там удивительные, незабываемые минуты во время схождения благодатного огня на Гроб Господень. Но все это не давало ему как художнику и как человеку того удовлетворения, которое он искал. Знакомая нам точка, линия, штрих не были для него пока найдены.
Известно письмо Гоголя, которое он послал своему духовнику О. Матфею Константиновскому из Иерусалима во время паломничества, в котором он выражает «как мало доволен он состоянием своего сердца», как « в Иерусалиме, так и после него» И только после приезда его в Россию, во время посещения своих друзей в Козельске, Гоголь услышал о старцах Оптиной Пустыни, и, после долгих уговоров, решил посетить этот знаменитый монастырь. И вот, в келье старца Макария произошло превращение великого писателя в великого христианина
Райский тоже едет за границу, мечется там от Рафаэлевой «Мадонны» к «Ночи» Корреджио, от Тициана к Верезону, от Лувра к Дрезденской галерее. Ему необходимо подольше задержать у себя то ощущение полной гармонии, которое он получил в Малиновке, переживая драму. Он непрестанно работает. Но наряду с яркими новыми ощущениями, его непрестанно преследует чувство ностальгии, тоске по Родине. Не просто абстрактной родине с ее березками и родниками, а родиной, конкретно выраженной в родных, дорогих его сердцу людях, благодаря которым он пережил начало своего духовного возрождения. Чувство какой-то недосказанности, не полноты, влечет его в Россию. Как будто та неуловимая точка, штрих, которую он пытается удержать, во всём своём содержании воплотилась в России. В ее природе, климате, необъятности ее натуры, а главное в людях, которые его ждут, верят и любят.
Вот последний абзац романа. Выписываем его полностью. «И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто в часы досуга от работы и отрезвления от новых сильных впечатлений и раздражительных красок юга, его тянуло назад домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку. За ним все стояли и горячо звали к себе его три фигуры: его Вера, его Марфенька, бабушка. А за ними стояла и сильнее их влекла его к себе еще, другая, исполинская фигура, другая великая бабушка Россия».
Выразим здесь надежду на то, что этого вполне достаточно для утверждения о герое романа как о потенциальном православном христианине. Выразим надежду на то, что именно в России, в келье у какого-нибудь российского «Макария» будет поставлена долгожданная точка в судьбе Бориса Павловича Райского, мечтателя и романтика.
И нам, видимо, тоже нужно поставить точку в нашем повествовании.Комментарий
-
Наверное стоит. Поскольку за Райским стоит другой художник - писатель Иван Гончаров.
"У меня, - писал Гончаров своему корреспонденту во время работы над последними главами "Обрыва", - мечты, желания и молитвы Райского кончаются, как торжественным аккордом в музыке, апофеозом женщин, потом родины России, наконец Божества и Любви Я боюсь, боюсь этого небывалого у меня притока фантазии, боюсь, что маленькое перо мое не выдержит, не поднимется на высоту моих идеалов - и художественно-религиозных настроений""Великое приобретение - быть благочестивым и довольным" (1Тим. 6:6).Комментарий
-
Есть свидетельства жизни Гончарова со слов известного адвоката Кони. (У меня где-то есть книга его заставленная другими так, что и не подберешься к ней). Он пишет, что Гончаров в последние годы жизни не расставался с Евангелием и преставился истым христианином. Хотя воспитывал его дядя масон, Танеев.Комментарий
Комментарий