Твитнуть
НАУКА И РЕЛИГИЯ
(на примере лингвистики)
Придурки вроде Докинза, совершившие свой атеистический каминг-аут из церкви и обличающие церковный обскурантизм, забавны ровно так же, как и христиане, ставшие неумеренными ревнителями примирения библии с наукой.
В первом случае мы имеем дело с наукой, во втором с религией. Мы, верующие, по определению не относимся ни к науке, ни к религии. Но к вере.
Каково же наше отношение к науке и к религии?
Докинз, позиционирующий себя как учёного, вступив в героическую борьбу с религиозными мельницами, должен бы был изучить историю вопроса, а не сосредотачиваться на христианском духовенстве как на единственном представителе обскурантизма. Наука в данном случае прекрасно показывает преемственность деятельности той части человеческого общества, которая в разные эпохи носила название шаманов, жрецов, священников или психоаналитиков.
В этом смысле и Докинзова критика отнюдь не является уникальным явлением; Докинз предстаёт как эпигон исторических бунтарей против всего сакрального. Именно с этой научно-исторической точки зрения и следует воспринимать деятельность Докинза. Тут интересно, что сам Докинз не предпринимает исторического анализа жреческих групп, поскольку осознаёт, что его репутация как учёного будет изрядно подмочена критикой самой сути человеческого общества; ибо если жрецы существуют в любом обществе и в любой эпохе, то это свидетельствует о некоем глубинном социальном фундаменте, части которого не так-то просто выкопать и выбросить вон без ущерба для самой цивилизации, и если Докинз берётся-таки отсечь лишнее в человеческом обществе, компетенция его как учёного сразу же ставится под вопрос.
При этом сама наука является вполне полезной и важной вещью. Объективное знание о мире, так можно было бы выразить предмет науки в общем виде, не так ли?
Даже если и не сосредотачиваться в рамках этой статьи на цели науки, очевидно стремление науки к объективности. За что бы ни брался учёный, он перво-наперво обеспечивает себе такой инструментарий, который отобразит окружающий мир не так, как этот мир воспринимает человек, но строго объективно. Никакими не руками лезть в изучаемый мир, но объективной откалиброванной линейкой. Не глазами наблюдать за миром, но окулярами. Не уши подставлять миру, но микрофон. Не ртом разговаривать с миром, но через динамик. В голове должны быть не мысли о свиданиях, катаниях с горки и о мороженом с шампанским, но строгий научный алгоритм. Робот. Это должен быть строго научный и строго искусственный робот, к которому будет полное доверие.
Таким образом, настоящий учёный обречён пожизненно играть в робота. Человек науки это трансвестит, одетый под робота и подражающий роботу. Мы с пониманием относимся к таким играм; в конце-концов, мы бы не получили нашу удобную библию, если бы не изобретение бумаги, печатного станка, переплётной мастерской и научной организации труда.
Кстати о священных писаниях. Во все эпохи все священные писания пишутся по одним и тем же принципам, и наш Новый завет тут не исключение. Что это за принципы, изучение которых столь неосмотрительно проигнорировал Докинз?
Научные принципы, рискнём сказать, - это вывернутые наизнанку принципы священных писаний. Если учёный желает смотреть на мир объективными глазами, то священные писания смотрят на мир глазами субъективными.
В самом деле, что это за глаза такие, которые видят то жезл, то змея, то вновь жезл? И это один и тот же предмет. Робот бы здесь не сплоховал и либо не зафиксировал никакого змея, либо подробно изучил бы этого змея.
Но ведь вопрос тут и заключается в самой сущности человека, в том, как устроен человек. Не анатомически; ибо наука весьма продвинулась в изучении человека как раз по плоти. Речь идёт о жизни и смерти и спасении. Никакой робот никогда не поможет человеку воскреснуть, и воскресение никогда не будет изучено наукой.
Вечная жизнь после смерти является сутью деятельности всех жреческих групп, сколько их ни было во все века существования человеческой цивилизации. Именно по этой причине Докинз сосредоточил свою критику на религии, и не самой ещё действенной, обойдя веру.
В свою очередь, вера также нимало не сотрудничает с наукой, поскольку вера имеет дело со спасением конкретного человека. Изо всей науки наибольшую пользу для церкви представлял бы один лишь раздел психология, как учение о душе. Но никакой психолог, будучи учёным и будучи закован в латы робота, никогда не пойдёт на то, чтобы променять науку на веру, а наше учение о душе, напротив, исходит из самой души, а не из объективных данных робота. Мы не спасаем робота, мы спасаем человека.
Учёный не может понять, точнее, он не может поверить, что самое главное для человека это его воскресение, и воскресение субъективно по своей природе, поскольку происходит лично и тайно для конкретного человека, и никакие объективные данные не то чтобы бесполезны для воскресения, они попросту не имеют никакой власти над воскресшим человеком.
Именно личность умершего и воскресшего Иисуса Христа отличает христианство от прочих религиозных систем как явление победы субъективизма, - субъективного, победного и универсального сравнительно с прочими богами.
Перейдём, впрочем, к некоторым примерам, чтобы проиллюстрировать соотношение науки и религии.
В России в своё время поспорили двое учёных. Лингвист Зализняк раскритиковал математика Фоменко за то, что математик полез в лингвистику и сел в научную лужу.
Здесь мы сразу видим эти самые игры в роботов. Робот не должен делать то, для чего не предназначен, и Зализняк как раз этот вот устав робототехнической службы и использует, чтобы остановить Фоменко и направить того обратно в математику.
Зализняк объясняет, как устроена лингвистика, как язык меняется каждые сто лет, и как соответственно изменяются слова в этом языке. Изменения происходят строго по правилам: вдруг во всех словах меняется определённый гласный звук на другой гласный, через двести лет изменяется какой-нибудь согласный звук, ещё через триста лет опять волна смены одного звука другим, и в результате слово французского языка, звучавшее поначалу как «фактум», превращается в современное слово «фэ».
По этой причине попытки лингвистов-дилетантов сравнить современное русское слово «нет» с английским же современным словом net выглядят наивно и что самое главное ненаучно. Они не учитывают исторический путь и все изменения, произошедшие со словом «нет» в русском языке и словом net в английском. По этой же причине ненаучно объяснять слово «кабинет» как «как бы нет», «спина» как «спи на», а слово «алкоголик» как «ал кого лик», по этой же причине ненаучно объяснять слово «радость» как «Ра даст» (имея в виду бога Ра) и т. д.
Человек религиозный несомненно встал бы в этом споре на сторону Зализняка. Объективно прав лингвист Зализняк, а не шарлатан Фоменко.
Человек же верующий постарается избежать опрометчивых поступков по части втягивания в споры, и тем более научные.
Он раскроет священные писания вот на такой, скажем, странице:
На всей земле был один язык и одно наречие.
Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там.
И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести.
И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.
И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие.
И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;
сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.
И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.
Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле.
(Книга Бытие 11:1-9)
Итак, ивритоязычный автор Книги Бытие объясняет аккадское слово «Вавилон» как «смешение», однако по-аккадски «баб-или» означает «врата богов», а не «смешивать». На иврите же «бавэль» означает как раз «смешал». Ни один лингвист-ассиролог никогда не признает Быт. 11,9, поскольку этот стих противоречит науке ныне присно и вовеки веков аминь.
Однако нет никаких оснований считать автора Книги Бытие невеждой. Нет никаких оснований считать, что он не знал языков окружающих народов и не знал, как переводится слово «баб-илим» с аккадского языка на иврит.
Вспомним хотя бы самого Моисея, прошедшего обучение во дворце фараона. Или Даниила, изучившего во дворце все халдейские книги. Но почему же тогда такой лингвистический ляп в священных писаниях?
Вспомним о сути жреческого служения. Главное это спасти конкретного человека. Главное это субъективная вечная жизнь конкретного человека. Объективные данные не имеют никакой пользы для спасения человека!
Душа человека устроена так, что воспринимает мир не так, как робот. Робот при слове «Вавилон» сразу откроет базу данных по аккадскому языку, по истории и культуре. Человек устроен не так строго. Человек воспринимает даже события из своей собственной прожитой жизни субъективно. Воспоминания человека это не доступ к объективным файлам, это нечто размытое, подобное сну, это всевозможные трансформации, которые нам всем наедине устраивает наше подсознание, недоступное роботу. Как во сне мы видим совсем не те события, которые прожили, так и научные данные, даже и изученные соответствующим учёным, вовсе не обязательно возникнут в строгом научном порядке при действии святого духа на этого мужа науки.
Автор Книги Бытие ориентировался на человека, говорящего на иврите, и потому в данной ситуации с аккадским названием столицы соседней страны воссоздал работу подсознания, а не работу учёного. Он дал шаблон, пример, как устроена душа. Не единственный, разумеется.
Такие дела.
(на примере лингвистики)
Придурки вроде Докинза, совершившие свой атеистический каминг-аут из церкви и обличающие церковный обскурантизм, забавны ровно так же, как и христиане, ставшие неумеренными ревнителями примирения библии с наукой.
В первом случае мы имеем дело с наукой, во втором с религией. Мы, верующие, по определению не относимся ни к науке, ни к религии. Но к вере.
Каково же наше отношение к науке и к религии?
Докинз, позиционирующий себя как учёного, вступив в героическую борьбу с религиозными мельницами, должен бы был изучить историю вопроса, а не сосредотачиваться на христианском духовенстве как на единственном представителе обскурантизма. Наука в данном случае прекрасно показывает преемственность деятельности той части человеческого общества, которая в разные эпохи носила название шаманов, жрецов, священников или психоаналитиков.
В этом смысле и Докинзова критика отнюдь не является уникальным явлением; Докинз предстаёт как эпигон исторических бунтарей против всего сакрального. Именно с этой научно-исторической точки зрения и следует воспринимать деятельность Докинза. Тут интересно, что сам Докинз не предпринимает исторического анализа жреческих групп, поскольку осознаёт, что его репутация как учёного будет изрядно подмочена критикой самой сути человеческого общества; ибо если жрецы существуют в любом обществе и в любой эпохе, то это свидетельствует о некоем глубинном социальном фундаменте, части которого не так-то просто выкопать и выбросить вон без ущерба для самой цивилизации, и если Докинз берётся-таки отсечь лишнее в человеческом обществе, компетенция его как учёного сразу же ставится под вопрос.
При этом сама наука является вполне полезной и важной вещью. Объективное знание о мире, так можно было бы выразить предмет науки в общем виде, не так ли?
Даже если и не сосредотачиваться в рамках этой статьи на цели науки, очевидно стремление науки к объективности. За что бы ни брался учёный, он перво-наперво обеспечивает себе такой инструментарий, который отобразит окружающий мир не так, как этот мир воспринимает человек, но строго объективно. Никакими не руками лезть в изучаемый мир, но объективной откалиброванной линейкой. Не глазами наблюдать за миром, но окулярами. Не уши подставлять миру, но микрофон. Не ртом разговаривать с миром, но через динамик. В голове должны быть не мысли о свиданиях, катаниях с горки и о мороженом с шампанским, но строгий научный алгоритм. Робот. Это должен быть строго научный и строго искусственный робот, к которому будет полное доверие.
Таким образом, настоящий учёный обречён пожизненно играть в робота. Человек науки это трансвестит, одетый под робота и подражающий роботу. Мы с пониманием относимся к таким играм; в конце-концов, мы бы не получили нашу удобную библию, если бы не изобретение бумаги, печатного станка, переплётной мастерской и научной организации труда.
Кстати о священных писаниях. Во все эпохи все священные писания пишутся по одним и тем же принципам, и наш Новый завет тут не исключение. Что это за принципы, изучение которых столь неосмотрительно проигнорировал Докинз?
Научные принципы, рискнём сказать, - это вывернутые наизнанку принципы священных писаний. Если учёный желает смотреть на мир объективными глазами, то священные писания смотрят на мир глазами субъективными.
В самом деле, что это за глаза такие, которые видят то жезл, то змея, то вновь жезл? И это один и тот же предмет. Робот бы здесь не сплоховал и либо не зафиксировал никакого змея, либо подробно изучил бы этого змея.
Но ведь вопрос тут и заключается в самой сущности человека, в том, как устроен человек. Не анатомически; ибо наука весьма продвинулась в изучении человека как раз по плоти. Речь идёт о жизни и смерти и спасении. Никакой робот никогда не поможет человеку воскреснуть, и воскресение никогда не будет изучено наукой.
Вечная жизнь после смерти является сутью деятельности всех жреческих групп, сколько их ни было во все века существования человеческой цивилизации. Именно по этой причине Докинз сосредоточил свою критику на религии, и не самой ещё действенной, обойдя веру.
В свою очередь, вера также нимало не сотрудничает с наукой, поскольку вера имеет дело со спасением конкретного человека. Изо всей науки наибольшую пользу для церкви представлял бы один лишь раздел психология, как учение о душе. Но никакой психолог, будучи учёным и будучи закован в латы робота, никогда не пойдёт на то, чтобы променять науку на веру, а наше учение о душе, напротив, исходит из самой души, а не из объективных данных робота. Мы не спасаем робота, мы спасаем человека.
Учёный не может понять, точнее, он не может поверить, что самое главное для человека это его воскресение, и воскресение субъективно по своей природе, поскольку происходит лично и тайно для конкретного человека, и никакие объективные данные не то чтобы бесполезны для воскресения, они попросту не имеют никакой власти над воскресшим человеком.
Именно личность умершего и воскресшего Иисуса Христа отличает христианство от прочих религиозных систем как явление победы субъективизма, - субъективного, победного и универсального сравнительно с прочими богами.
Перейдём, впрочем, к некоторым примерам, чтобы проиллюстрировать соотношение науки и религии.
В России в своё время поспорили двое учёных. Лингвист Зализняк раскритиковал математика Фоменко за то, что математик полез в лингвистику и сел в научную лужу.
Здесь мы сразу видим эти самые игры в роботов. Робот не должен делать то, для чего не предназначен, и Зализняк как раз этот вот устав робототехнической службы и использует, чтобы остановить Фоменко и направить того обратно в математику.
Зализняк объясняет, как устроена лингвистика, как язык меняется каждые сто лет, и как соответственно изменяются слова в этом языке. Изменения происходят строго по правилам: вдруг во всех словах меняется определённый гласный звук на другой гласный, через двести лет изменяется какой-нибудь согласный звук, ещё через триста лет опять волна смены одного звука другим, и в результате слово французского языка, звучавшее поначалу как «фактум», превращается в современное слово «фэ».
По этой причине попытки лингвистов-дилетантов сравнить современное русское слово «нет» с английским же современным словом net выглядят наивно и что самое главное ненаучно. Они не учитывают исторический путь и все изменения, произошедшие со словом «нет» в русском языке и словом net в английском. По этой же причине ненаучно объяснять слово «кабинет» как «как бы нет», «спина» как «спи на», а слово «алкоголик» как «ал кого лик», по этой же причине ненаучно объяснять слово «радость» как «Ра даст» (имея в виду бога Ра) и т. д.
Человек религиозный несомненно встал бы в этом споре на сторону Зализняка. Объективно прав лингвист Зализняк, а не шарлатан Фоменко.
Человек же верующий постарается избежать опрометчивых поступков по части втягивания в споры, и тем более научные.
Он раскроет священные писания вот на такой, скажем, странице:
На всей земле был один язык и одно наречие.
Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там.
И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести.
И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.
И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие.
И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;
сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.
И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.
Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле.
(Книга Бытие 11:1-9)
Итак, ивритоязычный автор Книги Бытие объясняет аккадское слово «Вавилон» как «смешение», однако по-аккадски «баб-или» означает «врата богов», а не «смешивать». На иврите же «бавэль» означает как раз «смешал». Ни один лингвист-ассиролог никогда не признает Быт. 11,9, поскольку этот стих противоречит науке ныне присно и вовеки веков аминь.
Однако нет никаких оснований считать автора Книги Бытие невеждой. Нет никаких оснований считать, что он не знал языков окружающих народов и не знал, как переводится слово «баб-илим» с аккадского языка на иврит.
Вспомним хотя бы самого Моисея, прошедшего обучение во дворце фараона. Или Даниила, изучившего во дворце все халдейские книги. Но почему же тогда такой лингвистический ляп в священных писаниях?
Вспомним о сути жреческого служения. Главное это спасти конкретного человека. Главное это субъективная вечная жизнь конкретного человека. Объективные данные не имеют никакой пользы для спасения человека!
Душа человека устроена так, что воспринимает мир не так, как робот. Робот при слове «Вавилон» сразу откроет базу данных по аккадскому языку, по истории и культуре. Человек устроен не так строго. Человек воспринимает даже события из своей собственной прожитой жизни субъективно. Воспоминания человека это не доступ к объективным файлам, это нечто размытое, подобное сну, это всевозможные трансформации, которые нам всем наедине устраивает наше подсознание, недоступное роботу. Как во сне мы видим совсем не те события, которые прожили, так и научные данные, даже и изученные соответствующим учёным, вовсе не обязательно возникнут в строгом научном порядке при действии святого духа на этого мужа науки.
Автор Книги Бытие ориентировался на человека, говорящего на иврите, и потому в данной ситуации с аккадским названием столицы соседней страны воссоздал работу подсознания, а не работу учёного. Он дал шаблон, пример, как устроена душа. Не единственный, разумеется.
Такие дела.
Комментарий