дуэль Пушкина с монархией

[Антон и]

Прочел тут интересную книгу - называется "Пушкин целился в царя" и на ее основе и соспоставлении фактов решил воссоздать канву произошедших с Пушкиным событий.

Итак, Пушкин выбрал в жены Гончарову, посватался к ее родителям и к ней, ему несколько раз отказывали но в
итоге дали согласие. У Пушкина есть имение которое иногда приносит деньги, также скромные заработки литературой и
потом царь Николай 1 предлагает занять ему должность придворного историографа с хорошим для Пушкина
жалованьем, о чем Пушкин сам мечтал к своему горю. Потому что в итоге историческая литература оказалась
неинтересной читателю, и что самое важное - он оказался привязаным ко двору.

Что получилось в итоге - Пушкин живет при дворе, литературой заниматься ему неудобно, жена пропадает на
балах с царем, который закатывает их почти каждую ночь с вечера до утра в своем Аничковом дворце. Жена
вместо помощи проматывает больше чем его жалование и все остальные доходы. На балы его тоже часто
приглашают, но ему неприятно присутствовать наблюдая заигрывания царя с его женой и он отделывается от
балов под разными предлогами. Ему дали также унизительный для него чин камер-юнкера что ли, в мундире
которого он и обязан являться на балы. У Некрасова кстати с этим камер-юнкерством связано похоже
стихотворение "что женщине не следует гулять ни с камер-юнкером, ни с флигель-адьютантом когда она жена
и мать."

Итак, Пушкин подозревает что за его женой приударяет царь. И Гончарова кстати становится беременной. Вот только от кого?
В это же время царь выдает одну свою беременную любовницу за одного офицера, а тот когда узнал что она
уже беременна побоями довел ее до выкидыша и царь офицера сослал на Кавказ.
Кстати, в Романовской России все служащие обязаны были исповедоваться минимум раз в год, и все что
касалось царской фамилии священники были обязаны доносить царю, это еще от Петра пошло, соотвественно
цари знали обо всех их незаконнорожденных детях и принимали участие в их судьбе. А Наталья Гончарова
была очень религиозна и часто исповедовалась за что-то.
И у Гончаровой тоже случается выкидышь а Пушкин отправляет ее из столицы в свою деревню. Между ними идет оживленная переписка которая осталась только в письмах Пушкина, письма Гончаровой он кому то передал, их не нашли при обыске после его дуэли, они всплыли только перед революцией и дальше их следы потерялись в Лос-Анжелесе. Гончарова за что-то просит прощения, они в итоге мирятся и она приезжает из имения с сестрами и устраивает их при дворе.
Царь теперь идет на хитрость - прикрывает свои шашни другим офицером за продвижение по службе. Таким оказался Дантес и его приемный отец - голландский дипломат. У обоих карьера идет в гору. Дантес начинает нарочно открыто ухаживать за Гончаровой. А Пушкин оказывается в глупом положении одураченного мужа. И приезжая домой один раз застает у своей жены уходящего Дантеса, спрашивает у Гончаровой что он здесь делал и она отвечает что он хочет жениться на ее сестре. Пушкин тотчас говорит ей написать Дантесу письмо что он этому не возражает, а Дантес в шоке - он вообще такого никогда не говорил. Но после вызова на дуэль люди около него решили что ему лучше так и сделать. Пушкин опять в дурачках.

И тут у Гончаровой появляется преддуэльный ребенок которому не было и года и все вокруг хором говорят Пушкину что он похож на него, пусть не сомневается. Кстати эта девочка Наташа потом вышла за европейского аристократа и по ее завещанию ее прах кремировали и развеяли. Что называется "концы в воду".

Что делать то Пушкину? Вызвать на дуэль царя? Уехать из Петербурга? Но у него же придворная должность. Ах
да, конечно же, пропросить отставку! Давно просил, еще когда был выкидышь у жены, ему на это даже угрожал
Жуковский, его якобы друг, а на самом деле официальный воспитатель детей Николая-1, доносивший все царю и
действовавший в его интересах. Так вот он Пушкину угрожал что его отправят в желтый дом как Чаадаева или
высекут розгами как холопа вместо дуэли. И претензии в прелюбодействе с женой он почему-то считал
неблагодарностью - ведь Пушкину дали жалование!
Т.е. царь отношался на балах с женой Пушкина проматывая не только жалованье Пушкина но и его деньги от имения и литературы, а когда он об этом сказал то отставки не дал, а дал кредит на пол-долга и то погашавшийся за счет его будущего жалования.

Поэтому Лермонтов и сказал о Пушкине "невольник чести" - потому что Пушкин не мог защитить честь, причем не столько свою сколько честь своей жены. Потому что они привязаны должностью ко двору, если от приглашений на балы отказываться то царь чуть ли не докторов присылает, а там на балах он приударяет за Гончаровой. И что делать?
Пушкин кстати говорил что царь лезет к нему и в душу и в постель - т.е. помимо прелюбодейств с Гончаровой царь еще и все выспрашивал что говорил и писал ей Пушкин, о чем ей в письмах Пушкин и говорил что до него дошел слух что она его письма кому-то пересказывает и что так делать некрасиво и глупо.
Кстати, через 4 года после Пушкина и своего стихотворения "невольник чести" и ссылки за него на Кавказ, Лермонтов тоже оказался на смертельной дуэли.

Происходит еще одно свидание с "Дантесом", на котором "Дантес" шантажируя Гончарову своим самоубийством
добился все-таки ее взаимности. Квартиру этого свидания кстати охранял под окнами будущий второй муж
Гончаровой - офицер Ланской, будучи гораздо главнее по чину и старше возрастом чем настоящий Дантес.
Пушкин узнав про это и разослав своим друзьям и себе оскорительный для себя и обличающий царя "диплом рогоносца" пишет вызов на дуэль уже приемному отцу Дантеса но он перебрасывает его Дантесу. Дальше дуэль. Секунданты делают медвежью услугу недосыпая порох. До дуэли Пушкин кстати добился аудиенции с царем.

На чьей стороне была Гончарова? Сложно сказать. Жить в имении с Пушкиным она не захотела. А жить в столице и избегать царя не получалось.
На вынос гроба она не вышла, кстати, как и жена Моцарта, хоронить его не поехала как и друзья Пушкина, в последний путь его никто из друзей, насколько я знаю, провожать не поехал. Может быть опасались мести царя. Просила царя остаться в Петербурге для опеки детей, но тот отослал ее пока не уляжется скандал. С ее слов Пушкин сказал ей "выходить не за пустозвона", т.е. не за литератора как он, и через несколько лет она вышла за офицера Ланского, который пас квартиру преддуэльного свидания с "Дантесом" и первый ребенок-дочка у Ланского выросши написала книгу с намеками что она тоже от царя, который был ее крестным.
Т.е. уже после дуэли, поотношавшись с Гончаровой на могиле Пушкина в итоге когда она забеременела царь отдал ее за Ланского, который и раньше пас квартиру их свидания. За продвижение по службе разумеется. Вот такие дела.

Поэтому неудивительно что такое настроение было господствующим в просвещенном обществе как пророчески написал Пушкин "самовластительный злодей, тебя, твой трон, я ненавижу. твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу." Написано кстати в 1817г - год начала Романовской Россией войн на Кавказе. И брат Ульянова-Ленина был незаконнорожденным от Александра-2 и поэтому на него и покушался. А Ленин на его могиле поклялся отомстить но другим путем и в итоге похоронил династию Романовых.

[Sleep]

Пушкин во первых был знатным ловеласом, который перебрал кучу женщин, во-вторых сам же вызвал на дуэль Дантеса, в-третьих нарушил запрет царя Николая, который эту дуэль запретил.
В-четвертых Пушкин был великолепный стрелок и поэтому не боялся нарываться на подобные неприятности, будучи уверен в своих силах.

Из этого человека совковая пропаганда сделала невинную овечку, пострадавшую от самодержавия. Ну-ну.

Конечно трудно при непрофессиональной оценке выяснить, "как оно на самом деле было", тем более мексиканский сериал еще тот выходит.

Пушкин все-таки знал истинную цену своей жене. В августе 1833 года в порыве нежности он пишет Наталье Николаевне: «Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, - а душу твою люблю я еще более твоего лица». И каким же безответственным мужем надо быть, чтобы нарушать супружескую верность, меняя дар Небес на сомнительные ласки «женщин известной категории»!

Пушкин, прожженный распутник и ловелас, в 1833 году менторски поучал свою молодую жену: «Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и вынюхивая задницу Было б корыто, а свиньи найдутся» В этих словах прослеживается уязвленное чувство собственника, столь характерное, к примеру, для современных итало-американцев. Те, содержа десятки любовниц, не позволяют своим женами и дочерям ни малейших вольностей, даже совершенно невинных. Типичный образчик двойной морали!

Пушкин отдавался знойному вихрю страсти, который мчал его, будто перекати-поле, по бескрайней степи. После первого неудачного сватовства к 16-летней Гончаровой он горестно писал княгине В.Ф. Вяземской: «Натали моя сто тринадцатая любовь». Совершенно очевидно, что ни один человек не в состоянии всерьез любить стольких женщин. Пылкое увлечение быстро остывает. Так и произошло после первых лет брака с Натальей Николаевной.

Дочь Натальи Гончаровой от второго брака, Александра Арапова, засвидетельствовала со слов матери: «Пушкин только с зарей возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в обществе женщин известной категории. Сам ревнивый до безумия, он часто смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения». И, поди, прокомментируй такой образ жизни! То ли, по русской пословице, «черного кобеля не отмоешь добела»? То ли, перефразируя древнеримскую поговорку, «гениям, как и богам, все дозволено»?

Об интимных отношениях Пушкина с младшей сестрой его собственной жены, Александриной, сообщают А. Арапова (дочь Натальи Гончаровой), В.Ф. Вяземская и внук П.В. Нащокина. Свидетельства, хотя из вторых рук, но многочисленные. Утверждалось также, что супруга поэта знала об этой измене и не раз закатывала бурные сцены мужу. Есть и косвенные доказательства о связи Пушкина со свояченицей: автор «Евгения Онегина» уже имел опыт растления женщин из одной семьи (Вульф, Хитрово).

Семейная жизнь Пушкина сплелась в какой-то замысловатый пятиугольник интимных связей: Дантес влюблен в Натали, но женится на ее старшей сестре Екатерине; поэт женат на Гончаровой, однако поддерживает интимную связь со свояченицей, Александриной; Наталья Николаевна любит красавца кавалергарда и остается верна мужу! Нечто подобное творилось в Тригорском имении Вульфов, где вычерчивались совершенно немыслимые любовные геометрические фигуры и где Пушкин тоже играл роль интригана и совратителя. Правда, в отличие от первого эксперимента, второй не удался и завершился роковой дуэлью на Черной Речке.

Отношения молодой супружеской пары, Александра Пушкина и Натальи Гончаровой, с самого начала омрачались сценами ревности. Если подозрения поэта были голословны, то упреки Натальи Николаевны не лишены оснований. Биографы отмечают, что уже через год после свадьбы автор «Евгения Онегина» стал приударять за молоденькими барышнями, а его ухаживания за дамами нередко переходили грань флирта, как это случилось с графиней Дарьей Фикельмон. Невинное кокетство Гончаровой с красавцем Дантесом, послужившее причиной роковой дуэли, следует рассматривать, как попытку отомстить мужу за его похождения.

Любовные увлечения Пушкина (Родионов Виталий Константинович) / Проза.ру

[Sleep]

То, что звучит очень странно:

Пушкин кстати говорил что царь лезет к нему и в душу и в постель - т.е. помимо прелюбодейств с Гончаровой царь еще и все выспрашивал что говорил и писал ей Пушкин, о чем ей в письмах Пушкин и говорил что до него дошел слух что она его письма кому-то пересказывает и что так делать некрасиво и глупо.

Царю больше нечего делать, как подрабатывать ищейкой, и даже в постели с красавицей расспрашивать о письмах Пушкина.
Скорее всего "в постель" царь мог лезть, комментируя развратный образ жизни самого Пушкина.

У Пушкина есть имение которое иногда приносит деньги, также скромные заработки литературой и
потом царь Николай 1 предлагает занять ему должность придворного историографа с хорошим для Пушкина
жалованьем, о чем Пушкин сам мечтал к своему горю. Потому что в итоге историческая литература оказалась
неинтересной читателю, и что самое важное - он оказался привязаным ко двору.

Пушкин - придворный историк на жаловании. Каким тут боком вопрос "интересна ли историческая литература читателю" может играть на благосостояние? Правильно, никаким.
Опять же, что Пушкин хотел писать, то он писал. И это отнюдь не исторические труды.

Кстати эта девочка Наташа потом вышла за европейского аристократа и по ее завещанию ее прах кремировали и развеяли. Что называется "концы в воду".

Фраза - верх идиотизма. Какие концы можно было похоронить в воде способом захоронения дочери, которая перед этим прожила долгую жизнь, совершенно неясно.

Жена
вместо помощи проматывает больше чем его жалование и все остальные доходы.

К доходам наверное стоит отнести регулярные кутежи, игры в карты, и регулярное посещение Пушкиным элитного борделя.
Может проблема была все же в том, что женившись и приобретя некий общественный статус, нужно таки менять образ жизни? Т.е. все таки поменять посещение публичных домов на посещение балов, к чему положение как бы обязывает?

[shlahani]

Прочел тут интересную книгу - называется "Пушкин целился в царя"

Антон и, хорошо было бы не забыть и автора интересной книги присовокупить. Делаю это за Вас:

Никола́й Я́ковлевич Петрако́в (1 марта 1937, Москва 9 января 2014, там же^[1]) советский и российский экономист (рыночник^[2]), политолог, кандидат экономических наук (1963), доктор экономических наук (1972), профессор (1972), член-корреспондент АН СССР (1984), академик АН СССР (1990), академик РАН, директор Института проблем рынка РАН (с 1990), руководитель секции экономики Отделения общественных наук РАН.
Окончил экономический факультет МГУ (1959), «Мы вместе сидели за столом все пять студенческих лет», свидетельствовал Попов, Гавриил Харитонович^[3].

Это что касается его физиономии, как выражались в 20 веке.
А вот критика Вашего экономиста, полезшего ни с того ни с сего в сферы, в которых не разбирается, со стороны литератора:

Б. САРНОВ
Тамара ему, конечно, изменила

Известный советский экономист (академик РАН) Николай Петраков написал книгу о Пушкине¹ . В предисловии к ней автор сообщает, что эта его работа представляет сжатое, по сути конспективное изложение результатов его многолетних трудов по изучению пушкинской эпохи и трагедии поэта. «В этом варианте книги, говорит он, я привожу далеко не полный (но вполне достаточный) перечень фактов и аргументов, подтверждающих, как минимум, право на существование авторской версии отчаянной борьбы Пушкина с интригами высшего света» (с. 3).
К вопросу о фактах и аргументах, перечень которых представляется автору достаточным для подтверждения его версии тайных причин и загадочных обстоятельств гибели поэта, мы еще вернемся. Что же касается самой этой версии, то она действительно поражает, я бы даже сказал, потрясает своей смелостью.
В трагических обстоятельствах, предшествующих послед-ней пушкинской дуэли, действительно много загадочного. Недаром что ни год, то являются на свет новые материалы, новые попытки пролить на эту загадку дополнительный свет. Назову лишь некоторые: Абрамович Стелла. Предыстория последней дуэли Пушкина. СПб., 1994; Скрынни-
ков Р. Г. Дуэль Пушкина. СПб., 1999; Витале Серена, Старк Вадим. Черная речка. До и после. К истории дуэли Пушкина. СПб., 2000; Витале Серена. Пуговица Пушкина. Калиниград, 2001.
В каждой из этих работ было немало нового, отчасти даже сенсационного. (Дантес, оказывается, искренне любил Наталью Николаевну.)
Но все это не идет ни в какое сравнение с сенсациями академика Петракова.
Первое его открытие состоит в новом взгляде на знаменитое свидание у Полетики, где Дантес с пистолетом в руках якобы угрожал Наталье Николаевне, что застрелится, если она не будет принадлежать ему. На самом деле, оказывается, свидание это у Натальи Николаевны было не с Дантесом, а С ЦАРЕМ, который, конечно же, ни пистолетом, ни самоубийством жене Пушкина отнюдь не угрожал, поскольку у него были другие, более действенные способы добиться от нее взаимности.
Будь у автора в запасе хоть один-два каких-нибудь завалящих факта, на которые эта его догадка могла бы опереться, уже ее одной было бы довольно, чтобы объявить его работу истинным переворотом в изучении обстоятельств последней пушкинской дуэли.
Но и эта смелая гипотеза кажется совершеннейшим пустяком в сравнении с другим открытием академика, еще более ошеломляющим, совсем уже сенсационным.
Оказывается, оскорбительные «дипломы рогоносца», полученные Пушкиным накануне дуэли и ставшие послед-ней каплей, после которой дуэль его с Дантесом стала уже неотвратимой, сочинил и разослал своим друзьям САМ ПУШКИН.
В этом и состояла его «последняя игра».
Фактов, подтверждающих эту гениальную догадку, опять же никаких. Только соображения.
А соображения у Петракова такие.
Из попытки пресечь шашни царя с Натальей Николаевной, подав в отставку и увезя жену подальше от двора, в деревню, ничего не вышло: отставку царь не принял. Не принял, разумеется, только лишь по той единственной причине, что не хотел прекращать роман, уже завязавшийся у него к тому времени с женой поэта. Все другие объяснения, высказывавшиеся на этот счет пушкинистами, решительно отвергаются: «...не надо уводить нас от истинной причины отказа в отставке. Она лежит на поверхно-
сти: красавица жена поэта. Ясно, что прямым текстом об этом сказать нельзя, хотя обе стороны причину знают»
(с. 3940).
«Обе столицы сплетничают об особых отношениях государя с женой поэта <...> Как всем сказать, что я не публичная девка, что я не лег под царя, когда все говорит о другом!? <...> Представь себя, читатель, в подобной ситуации, если, конечно, хватит воображения. Стреляться? Можно. Но это признание бессилия перед сплетней, перед обстоятельствами, признание полного морального поражения, в конце концов, трусость. Все это Пушкин оставил Есенину, Маяковскому, Цветаевой» (с. 50).
Мимоходом расправившись таким образом с Есениным, Маяковским и Цветаевой как с мелкими трусами и моральными капитулянтами, автор книги продолжает рассуждать о тупиковой ситуации, в которой оказался бедный Пушкин.
Там, оказывается, получилась еще такая, как выразился бы Борис Николаевич Ельцин, загогулина.
Дантес, догадался Петраков, на самом деле вовсе даже и не собирался ухаживать за Натальей Николаевной, а тем более добиваться от нее взаимности. Это было ему дано такое задание: сделать вид, что он безумно влюблен в красавицу Натали. Для отвода глаз. Он был подставной фигурой, которую выбрали для этой цели «в ближайшем кругу императорской семьи» (с. 75).
«Петербургский двор раскрутил маховик сплетен вокруг в общем-то мало скрываемых знаков внимания Николая Павловича к Наталье Николаевне. Однако обнаружив, что реакция супруга Н. Н. на эти слухи (по их мнению), мягко выражаясь, неадекватна принятым в свете нормам, влиятельные люди решили смягчить ситуацию и направить молву в другое, ложное русло» (с. 75).
«...В определенный момент (скорее всего в декаб-
ре 1835 январе 1836 года) в этой компании вызревает идея перевести стрелки от разросшихся до неприлич-
ных масштабов слухов по поводу близких отношений императора и Натальи Николаевны на молодого Дантеса»
(с. 76).
«Дантесу по цепочке: Николай I Нессельроде Геккерн дается указание инсценировать демонстративные ухаживания за женой Пушкина» (с. 77).
Судя по дальнейшему развитию событий, интриганы добились своего. То есть не совсем того, конечно, чего хотели. Лучше сказать так: наверняка добились бы, имей они дело с человеком своего уровня, своего масштаба.
Иное дело Пушкин!
«Пушкин без труда раскусил эту игру. Он не испытывал никакой ревности к Дантесу. Не потому что слепо верил в неприступность своей жены, а потому, что знал, что этот засланный казачок никогда не решится перебежать дорогу императору. Его убивало другое. Люди из Зимнего двор-
ца по сути повторяли тот же прием, что и в 1834 году. Все это пахло камер-юнкерством. Тогда его унизили мальчишеским чином, теперь подсовывают мальчишку в качестве объекта ревности! Как ответить на эту игру?»
(с. 79).
На игру можно было ответить только контригрой.
Ну, и уж тут, понятное дело, Пушкину не оставалось ничего другого, как приняться за сочинение и рассылку «дипломов рогоносца».
«Цель акции показать, что свою честь он ставит выше всего на свете. Это во-первых. Во-вторых, что его интеллект неизмеримо выше мозгов светских интриганов и для него не представляет никакого труда разобраться в их мышиной возне» (с. 85).
Несколько странный способ избрал Александр Сергеевич для того, чтобы доказать, что свою честь он ставит выше всего на свете, и продемонстрировать преимущества своего интеллекта перед жалкими умственными способностями светских интриганов. Но каким бы сомнительным ни был этот замысел его «большой игры», реализовал он его не только с присущим ему литературным мастерством и талантом, но и с искусством поистине выдающегося мистификатора и конспиратора:
«Думается, что дипломы эти заготовлены были заранее, за несколько дней до рассылки. Его переписчиком-тиражистом вполне мог быть человек, вообще не знавший французского языка, а трафарет, с которого делались копии, был исполнен печатными буквами (в пользу этой нашей версии говорит, в частности, написание буквы «i» не в пропис-
ном <...> а в печатном варианте «i»). Поэтому многочисленные графологические экспертизы заведомо были обречены на неудачу. Автор диплома понимал, что когда царь ознакомится с его содержанием и поймет оскорбительный намек на свою персону, он тотчас потребует найти составителя. Поэтому конспирация была тщательно продумана и скорее всего отняла не один день» (с. 9394).
Все эти рассуждения не заслуживают сколько-нибудь серьезных возражений, поскольку целиком, от начала до конца, высосаны из безымянного пальца. Но от одного замечания я все-таки не могу удержаться.
Только переживаемым нами сейчас всеобщим одичанием можно объяснить, что академику РАН могло взбрести на ум, будто Александр Сергеевич, называвший себя человеком с предрассудками («как литератора меня раздражают, как человек с предрассудками я оскорблен...» писал он в знаменитом своем, оставшемся неотправленным, письме к Чаадаеву), что вот этот Александр Сергеевич Пушкин, такой, каким он был, с его дворянским чувством чести и дворянскими предрассудками, мог затеять такую хитромудрую (невольно напрашивается тут другой, более грубый эпитет) акцию по обгаживанию самого себя, не то что осуществить, но даже просто замыслить этот иезуитский, макиавеллиевский розыгрыш, идея которого могла бы родиться разве только в больном мозгу какого-нибудь Свидригайлова (который говорил, что «всех веселей живет тот, кто лучше себя сумеет надуть») или Петруши Верховенского.

[shlahani]

Б. САРНОВ
Тамара ему, конечно, изменила

(окончание)

Это по поводу представлений Н. Петракова о душевном складе Пушкина и его высоком интеллекте. Что же касается его представлений о характере взаимоотношений Александра Сергеевича с женой и Николаем Павловичем, тут у него в ход идет другая, уже вовсе простенькая схема, аналогию для которой надо искать не у Достоевского, а совсем у другого автора.
В 1937 году вся наша страна, как известно, отмечала столетие со дня гибели Пушкина. Шум был поднят великий. Собрания и митинги по поводу этого события проходили повсюду, включая самые что ни на есть заштатные трудовые коллективы. И вот одно из таких собраний изобразил своим сатирическим пером Михаил Михайлович Зощенко. Дело там у него происходит, как мы бы сейчас сказали, в каком-то ЖЭКе. (Тогда это называлось ЖАКТом.) А в роли докладчика выступает бессмертный герой тогдашних зощенковских (и не только зощенковских) са-
тируправдом. И произносит он там, в этом своем докладе, между прочим, такие слова:
« Между нами говоря, Тамара ему, конечно, изменила... А Николай Палкин, конечно, сам стихов не писал. И поневоле, конечно, мучился и завидовал поэту...»
Нет, Тамарой Наталью Николаевну Петраков не называет, имя и отчество жены поэта он помнит твердо. Но в остальном уровень его представлений о любовном треугольнике, сложившемся между Пушкиным, его женой и царем, мало чем отличается от уровня представлений зощенков-ского управдома. И дело тут даже не столько в том, что герой Зощенко управдом (то есть человек совсем не-образованный, можно даже сказать темный), сколько в том, что это управдом 1937 года.
Вот, например, рассуждая об отношении царя к прошению Пушкина об отставке, Петраков мимоходом роняет, что в этом вопросе «милая женушка» поэта (так вот прямо и сказано злобно-иронически: «милая женушка») была союзницей царя, Бенкендорфа и игравшего в этой истории тоже весьма неблаговидную роль Жуковского.
Рассуждение это прямо оттуда, из 1937 года.
Тогда о Наталье Николаевне в этих выражениях писали все. Даже самые высокие интеллектуалы.
Вот небольшой отрывок из статьи Сергея Эйзенштейна «Цветовая разработка фильма Любовь поэта»:
«Снег.
И силуэты дуэлянтов.
И одно цветовое пятно.
Кровавое.
Красное <...>
Красный ромбик зайчика через пестрые стекла из двери в антресоли падает на побелевшие от страха пальцы Н[атальи] Н[иколаевны].
Поэта внесли домой <...>
Красный зайчик кажется кровью.
Смыть его с руки Наталье Николаевне так же невозможно, как сделать это леди Макбет.
Н[аталья] Н[иколаевна] прячет руки <...>
И белый ее наряд внезапно превратился в подобие того маскарадного костюма дамы-арлекина, в котором проходят сцены особо жгучей ревности Пушкина на маскараде, когда и он, и Дантес снедаемы ревностью к третьему.
Но кроваво-красный бархат царской аванложи с черным неподвижным ангелом-хранителем бенкендорфовским шпиком хранят таинственное молчание над сценой, скомпонованной в духе заметок Л. Толстого об амурных приключениях Николая Первого...»²
Амурные приключения Николая Первого в книге Петракова тоже занимают немалое место. Разница между ним и Эйзенштейном лишь в том, что он выдает все эти откровения за свой личный вклад в пушкинистику, а Эйзенштейн даже и не думал скрывать, что преподносит нам не свою личную, а общепринятую, я бы даже сказал, государственную точку зрения.
То-то и дело, что тогда, в конце 30-х, такой взгляд на любовный треугольник (Пушкин, царь и жена поэта) был взглядом государственным. То есть единственно воз-
можным, обязательным для всех от академика до управдома.
Я это хорошо помню, и потому, читая книжечку Петракова, чувствовал себя помолодевшим чуть было не сказал на пятьдесят... Какое там!.. Аж на целых шестьдесят пять лет.
В 1937 году мне было, правда, всего-навсего десять лет, и киноведческих трудов Сергея Михайловича Эйзенштейна я тогда, конечно, еще не читал. Но кое-что могу припомнить и из личных своих впечатлений.
Помню, например, такой случай.
Как раз в том самом 1937 году наша преподавательница литературы однажды принесла в класс большой рулон, торжественно развернула его и достала два больших каждый величиной с нашу школьную стенгазету листа. Попросила дежурных по классу помочь ей прикрепить эти листы кнопками к стене. Вид у нее при этом был такой, точно она приготовила нам какой-то приятный сюрприз. Мы с интересом ждали.
И вот наконец долгая процедура прикрепления этих учебных пособий к стене закончилась, и перед нашим взором открылась такая картина.
Слева висел плакат, на котором вверху красовалась надпись: «ДРУЗЬЯ ПУШКИНА». Под надписью размещались портреты людей, многие из которых были нам хоро-
шо знакомы: Пущин, Кюхельбекер, Пестель, Рылеев, Ча--
адаев...
Справа был укреплен другой плакат, на котором такими же крупными буквами была выведена другая надпись: «ВРАГИ ПУШКИНА». Под ней красовались портреты людей, многие из которых тоже были хорошо нам извест-ны: Николай Первый, граф Бенкендорф, Дантес... Замыка-
ла эту галерею врагов Пушкина прелестная женская головка. То была красавица Натали, Наталья Николаевна, жена поэта.
Оттуда же, из 1937 года, еще одно «открытие» Н. Петракова его взгляд на «Николая Палкина» как на прямого убийцу Пушкина.
«...Венценосная семья, сообщает он, не только знала о намеченной дуэли, но сделала все, чтобы ее не предотвратить» (с. 124125).
Высказав от себя эту государственную точку зрения шестидесятипятилетней давности, он приводит далее хорошо известную реплику из дневника Суворина:
«Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерн был у Бенкендорфа. Что делать мне теперь? сказал он княгине Белосельской. А вы пошлите жандармов в другую сторону. Убийцы Пушкина Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров» (с. 125).
Вслед за этой цитатой приводится другая, столь же известная реплика Данзаса:
«...Дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы в Екатерингоф будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна происходить там, а она была за Черной речкой около комендантской дачи» (с. 125).
Все эти, в общем, давно и хорошо известные цитаты и факты Петраков подгоняет к тому самому выводу, к которому их подгоняли в 1937 году, в соответствии с духом и, я бы сказал, поэтикой тогдашнего исторического мышления. Невольно тут приходит на память известный эпизод из советского кинофильма «Ленин в 1918 году», когда злодей Бухарин нарочно посылает чекистов, напавших на след Фанни Каплан, в другую сторону.
Но Петракову даже и этого мало.
«Вряд ли Бенкендорф, добавляет он к приведенным цитатам, мог ослушаться царя или столь серьезно ошибиться. Тем более что при желании предотвратить дуэль достаточно было под благовидным предлогом задер-
жать (изолировать) молодого кавалергарда на службе»
(с. 125).
Вот вам и еще одна последняя сенсация: Николай Павлович, оказывается, лично «заказал» Пушкина.
По ходу своих рассуждений Петраков время от времени делает разные иронические выпады в адрес традиционного советского пушкиноведения. Сам же он, как видим, построил концепцию не просто советскую, а, что называется, ультрасоветскую. Представляющую, как выразился бы наш покойный вождь и учитель, средоточие самых отрицательных сторон вульгарной советской концепции 30-х годов, возведенное в квадрат.

* * *

Затевая этот свой отклик на книгу видного нашего экономиста, вторгшегося в чуждую ему область, я совсем было уже собрался озаглавить его строкой из знаменитой басни дедушки Крылова «Беда, коль пироги начнет печи сапожник...»
Соблазн свести все к этой нехитрой басенной морали, признаюсь, был велик. Но тут мне вспомнился один замечательный, даже и сегодня еще мало кому известный эпизод из истории нашей общественной мысли.
В 1970 году в Париже вышла книга «Завещание Варги». В предисловии к ней, которое написал Роже Гароди, говорилось, что это последняя работа известного советского экономиста академика Е. С. Варги, в которой тот подвел итог своим многолетним размышлениям о коренных пороках ленинской и сталинской модели социализма. За несколько лет до парижской публикации рукопись этого труда покойного академика ходила в самиздате. (Один ее машинописный экземпляр был изъят при обыске у генерала Григоренко.)
Позднее в авторстве Варги возникли некоторые сомнения, и последующие издания брошюры на Западе обозначались уже как «Псевдо-Варга».
В высоких профессиональных качествах работы никаких сомнений, однако, не возникало. Первый ее публикатор Роже Гароди позже высказал предположение, что автором ее, скорее всего, был кто-то из молодых советских экономистов из окружения академика Румянцева.
На самом же деле работа эта была написана вовсе не экономистом. Подлинным автором ее, как оказалось, был известный советский литературовед, теоретик и историк литературы Геннадий Николаевич Поспелов.
Столь необычное вторжение известного филолога в, казалось бы, совершенно чуждую ему область отнюдь не было случайным.
Вот как говорит об этом сын Геннадия Николаевича в сравнительно недавно появившемся в печати мемуарном очерке:
«...Важнейшей страстью его сознания была теоретическая работа, созидание концепции (в добротном, немецком понимании этого дела). На поминках по Г. Н. в апреле прошлого года, когда я впервые рассказал присутствующим историю Псевдо-Варги, И. И. Виноградов заметил, что считает эту историю закономерной для Г. Н., ибо, по его словам, он обладал такой энергией теоретической мысли, что буквально не мог оставить вне поля своего анализа столь благодатный материал, как наше общественно-экономическое развитие в ХХ веке»³ .
Вспомнив эту историю плодотворного вторжения «неспециалиста» в, казалось бы, совершенно чуждую ему область, я понял, что крах, постигший академика Петракова в его многолетних занятиях пушкинистикой, объясняется не тем, что по образованию и роду своей основной деятельности он экономист, а тем, что советский.

¹ Петраков Николай. Последняя игра Александра Пушкина. М., 2003.
² Эйзенштейн Сергей. Избранные произведения в 6 тт. Т. 3. М., 1964. С. 495, 496.
³ Поспелов Г. Г. Особое мнение профессора Г. Н. Поспелова // Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения. РигаМосква, 1994. С. 436.

[Антон и]

То, что звучит очень странно:


Царю больше нечего делать, как подрабатывать ищейкой, и даже в постели с красавицей расспрашивать о письмах Пушкина.
Скорее всего "в постель" царь мог лезть, комментируя развратный образ жизни самого Пушкина.



Пушкин - придворный историк на жаловании. Каким тут боком вопрос "интересна ли историческая литература читателю" может играть на благосостояние? Правильно, никаким.
Опять же, что Пушкин хотел писать, то он писал. И это отнюдь не исторические труды.


Фраза - верх идиотизма. Какие концы можно было похоронить в воде способом захоронения дочери, которая перед этим прожила долгую жизнь, совершенно неясно.


К доходам наверное стоит отнести регулярные кутежи, игры в карты, и регулярное посещение Пушкиным элитного борделя.
Может проблема была все же в том, что женившись и приобретя некий общественный статус, нужно таки менять образ жизни? Т.е. все таки поменять посещение публичных домов на посещение балов, к чему положение как бы обязывает?

Вы к сожалению не улавливаете суть. Речь не о Пушкине самом , а о дуэли, как средстве защиты чести и не столько его сколько его жены. И историком он согласился стать не просто так а чтобы получить материал для своих книг об истории, например "капитанская дочка", которые к сожалению оказались не интересны читателю, соотвественно их мало покупали, соотвественно доходы Пушкина от литературы упали совсем. Надеюсь я понятно объясняю.
Вы наверно вообще не владеете темой, ни по поводу подрабатывания ищейкой ни с концами в воду. Так что я не буду уж этого объяснять, кто имеет уши и разум тот понимает, а кто нет - тому похоже и не надо.

[Антон и]

Антон и, хорошо было бы не забыть и автора интересной книги присовокупить. Делаю это за Вас:

Никола́й Я́ковлевич Петрако́в (1 марта 1937, Москва 9 января 2014, там же^[1]) советский и российский экономист (рыночник^[2]), политолог, кандидат экономических наук (1963), доктор экономических наук (1972), профессор (1972), член-корреспондент АН СССР (1984), академик АН СССР (1990), академик РАН, директор Института проблем рынка РАН (с 1990), руководитель секции экономики Отделения общественных наук РАН.
Окончил экономический факультет МГУ (1959), «Мы вместе сидели за столом все пять студенческих лет», свидетельствовал Попов, Гавриил Харитонович^[3].

Это что касается его физиономии, как выражались в 20 веке.
А вот критика Вашего экономиста, полезшего ни с того ни с сего в сферы, в которых не разбирается, со стороны литератора:

.

Вам конечно виднее откуда и что высосано, единственно что непонятно кому Вы предоставляете право "лезть" как Вы выражаетесь в пушкинистику. Людям со стороны и без литературного диплома Вы отказываете, советским литературоведам тоже, неужели только дипломированным литераторам царских времен под контролем и цензурой дома Романовых Вы дозволяете рассуждать о причинах дуэли Пушкина?

[Sleep]

Людям со стороны и без литературного диплома Вы отказываете, советским литературоведам тоже, неужели только дипломированным литераторам царских времен под контролем и цензурой дома Романовых Вы дозволяете рассуждать о причинах дуэли Пушкина?

Ну так это нормально как бы. Историю должны излагать историки, а не кто попало. Советские литераторы могли бы, но тут проблема с госзаказом.
Остаются историки современные, вот их и читайте.

- - - Добавлено - - -

Вы к сожалению не улавливаете суть. Речь не о Пушкине самом , а о дуэли, как средстве защиты чести и не столько его сколько его жены. И историком он согласился стать не просто так а чтобы получить материал для своих книг об истории, например "капитанская дочка", которые к сожалению оказались не интересны читателю, соотвественно их мало покупали, соотвественно доходы Пушкина от литературы упали совсем. Надеюсь я понятно объясняю.

Понятно. У Пушкина не сросся бизнес-план, который он сам себе сочинил, но крайним оказался царь, почему-то.

Вы наверно вообще не владеете темой, ни по поводу подрабатывания ищейкой ни с концами в воду.

Да, с концами в воду - это действительно самый эпичный маразм, выдающий автора опуса с головой как человека, который вообще не взвешивает свои слова и мысли. Одна эта фраза достаточна для того, чтобы ко всем остальным "прозрениям" автора относиться с недоверием.
Вы прочитали одну книгу, понравилось, и считаете ее истиной в последней. Или Вы можете как то обосновать, чем версия в книге, которую читали Вы, правдоподобнее альтернативным?

[shlahani]

Вам конечно виднее откуда и что высосано, единственно что непонятно кому Вы предоставляете право "лезть" как Вы выражаетесь в пушкинистику. Людям со стороны и без литературного диплома Вы отказываете, советским литературоведам тоже, неужели только дипломированным литераторам царских времен под контролем и цензурой дома Романовых Вы дозволяете рассуждать о причинах дуэли Пушкина?

Антон и, Пушкин очень важен как фигура, стоявшая в центре идеологии Российской империи. Эта империя выдвинулась на первое место в Европе на тот момент.
Вы ведь не будете отрицать наличие множества лагерей для пропаганды в этом мире? У каждого такого лагеря есть свои интересы, своя основа. Не будем уточнять эти лагери, всем и так это ясно. Заметим лишь, что Америкой и Россией список этих лагерей далеко не исчерпывается.
Поскольку каждый пропагандистский лагерь отстаивает свои интересы и нападает на чужие интересы, идеология и её фигуры становятся мишенями. Это, по-моему, тоже всем ясно.
И вот тут и возникает вопрос к Вам: в каком лагере находитесь Вы, если одобряете книгу Петракова, метящую в Пушкина?
Ведь суть этой книги заключается в том, чтобы уверить читателей, что главный идеолог России желал свергнуть власть в России.
Почему такую книгу пишет именно Петраков? Из его биографии видно, что человек активно включился в своё время в перестройку, т.е. его позиция сразу становится понятной, какого он лагеря.
Если бы я привёл опровержение из русского патриотического лагеря, меня можно было бы обвинить в заинтересованности и проч.
Я привёл опровержение одного либерала на книгу другого либерала, - для чистоты эксперимента.
Либерал Сарнов считает доводы либерала Петракова вздорными и неисторичными.
Этого достаточно.

[Avis]

..,
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!