Твитнуть
Такие события не сразу подхватывают информагентства, но их подлинное значение огромно, поскольку де факто они открывают новую эпоху. Одно из таких событий произошло 15 июля в Смоленске. Возле Старого корпуса Смоленского университета Патриархом Всея Руси Кириллом была открыта необычная мемориальная доска.
Фактически это первый в истории нашей страны памятник православному узнику совести, претерпевшему от власти за свои убеждения. Речь идет о Татьяне Николаевне Щипковой педагоге, кандидате филологических наук и подлинном православном исповеднике, осужденном за проповедь Православия в студенческой среде.
Сын исповедницы Александр Щипков, социолог Церкви, философ и действительный государственный советник, в своей речи на открытии особо подчеркнул, что «гонения на православную христианку Татьяну Николаевну Щипкову закончились именно сегодня», когда ее подвиг стал официальным фактом. Сказанное должно быть отнесено и к другим, пока неизвестным исповедникам. Остановившись на художественном решении скульптора, Александр Щипков отметил: «Татьяна Щипкова изображена на фоне классной доски. В руках она держит один из своих любимых романов Виктора Гюго Miserables (Отверженные), роман о чести, смирении и достоинстве, роман глубоко христианский».
Незадолго до указанного события Патриарх Русской Церкви освятил Храм Воскресения Христова в Катыни. Но трагедия одного человека неотделима от трагедии многих тысяч. И вот в Смоленске Патриарх снимает покрывало с мемориальной доски, на которой значится: «Здесь преподавала Татьяна Щипкова, пострадавшая за православную веру в годы гонений». В своем Слове на открытии Патриарх сказал: «Она пострадала на излете 1970-х в начале 1980-х годов, когда самые грозные кровавые гонения 20-х, 30-х, 40-х годов, когда тяжелейшие для Церкви нашей гонения времен Хрущева прошли. Многим казалось, что все закончилось. Но закончилось только для тех, кто находился в узких рамках некоего религиозного гетто, определяемых властью. А для тех, кто хотел распространить влияние православной веры на общество, на народ, гонения продолжались».
Бесспорно, смоленское событие имеет силу прецедента. После него сотни памятников православным, испытавшим гонения в советскую и «постсоветскую» эпохи, уже не могут не появиться в России. Но закономерен вопрос: почему названное событие произошло только сейчас, через 20 с лишним лет после отмены коммунистического режима? Честный ответ требует признания простой, но очень горькой истины. Эпоха «декоммунизации» в России отнюдь не была бескорыстной и одинаково участливой ко всем пострадавшим. На самом деле попросту произошел раздел той части советского наследства, которая связана с такими понятиями как «историческая память» и «вина власти перед народом».
Политическая элита новой России рассматривала долг памяти как своеобразный капитал, подлежащий продуманному распределению между субъектами истории. Распределению отнюдь не равному. И мотивированному не столько исторической справедливостью, сколько текущими политическими задачами. Путем ретуширования истории возводился фундамент новой, неолиберальной идеологии. В этом смысле новая власть продемонстрировала по сути такой же сословно-классовый подход, как и власть старая, советская. В результате без права на историческую справедливость остались целые группы населения, и прежде всего самая многочисленная люди православных убеждений.
Удивительное дело! После всех реабилитаций, вскрытия архивов и публикации расстрельных списков, которые каскадом проходили в 80-90-е годы, страна до сих пор не знает масштабов антиправославных репрессий советского времени. Даже приблизительное число репрессированных неизвестно. Неизвестны и имена многих, кто пострадал за веру. Татьяна Щипкова одно из счастливых исключений.
Право считаться жертвами давно признано за интеллигенцией и даже за отдельными народами. В известной мере за казачеством, крестьянством и духовенством. Однако носители православного мировоззрения в полном составе до сих пор официально не признаны пострадавшими. Это существенный пробел. Ведь жертвами гонений помимо духовенства становились миряне и просто люди православных убеждений, составлявшие большинство в России.
Что же такое антиправославный террор власти? Это «голодомор», многие эпизоды раскулачивания, борьба с крестьянскими движениями и крестьянским самоуправлением на юге страны. Сегодня уже трудно в это поверить, но уничтожение храмов практиковалось в СССР и во времена Хрущева. А пребывание в заключении православных диссидентов продолжалось и во времена горбачевской «перестройки», что само по себе является вопиющим фактом. Ученика Татьяны Щипковой Владимира Пореша и других православных инакомыслящих освободили из лагерей лишь в 1986-87 гг. Всего за год до празднования 1000-летия Крещения Руси и за 4 года до демонтажа советского режима. По современным меркам все эти люди были узниками совести. К сожалению, остаются они таковыми и сегодня. Почему? По той простой причине, что вопрос об увековечении памяти антиправославных гонений до сих пор не стоит на повестке дня. До сих пор не существовало буквально ни одного мемориала в память об этих гонениях.
Репрессии по-настоящему закончатся лишь тогда, когда память о жертвах будет увековечена. Мы не вправе забыть о них. И не только потому, что это требование истории и наш священный долг. Но и потому, что рецидивы антиправославного курса и преследований за православные взгляды имеют место и сегодня, причем наблюдаются все чаще. Нередко приходится встречать кощунственную точку зрения, согласно которой Церковь «сама виновата в репрессиях, потому что поддерживала царский режим». И если, скажем, за дворянским сословием признается аналогичное право и закрепляется статус пострадавших, то Церкви и широким массам православных в праве на такую позицию отказано. По причине нарушения некой конвенции, по умолчанию предъявляемой Церкви секулярной интеллигенцией. Мотивировка абсурдная и абсолютно советская по духу. Церкви по существу негласно отказано в праве на моральные критерии и историческую память. Почему? Для того, чтобы вытолкнуть ее из общественного диалога.
Антиправославный тренд поддерживается той частью властной элиты, которая сегодня обладает монопольным правом на формулирование государственной идеологии. Раньше это был научный коммунизм, сейчас неолиберализм. Именно эти люди наиболее нетерпимы к Церкви. Особое опасение антицерковных идеологов и политиков вызывает то, что именно Церковь, в отличие от других исторических наследников эпохи, сохранилась как живой и действующий институт. А потому, во-первых, может реально претендовать на роль собирателя нации. Во-вторых, способна выдвинуть конкретные требования о возмещении ущерба со стороны государства. Например, в виде реституции или «Программы-200/600». В-третьих и в главных: носители православной традиции составляли и составляют в России большинство. Это бесспорный факт. И как раз по этой причине исторические права преобладающей группы населения вычеркиваются из программы реабилитации жертв режима, а ее представители из мемориальных «святцев». Слишком много наследников слишком много издержек. Здесь же нередко применяется излюбленный либеральный тезис, не имеющий ничего общего с демократией: большинство всегда тоталитарно, значит, оно должно быть бесправно. И неважно, какая риторика при этом доминирует «в верхах»: державная, либеральная, патриотическая, западническая...
Но замалчивание памяти об антиправославных репрессиях это прежде всего желание затормозить и оттянуть неизбежный процесс. Процесс осознания себя православными как гражданского общества и единой нации. Следствием чего непременно станет возвращение православию его исторического места, признание огромных человеческих и моральных потерь Церкви, и по крайней мере частичное возмещение ей исторического ущерба.
Церковь может и должна вернуть то, что принадлежит ей по праву. Православные верующие России надеются, что новый круг задач, которые ставит перед собой государство, предполагает и восстановление справедливости в отношении Церкви. Мы ждем, что антицерковная информационная кампания будет прекращена, а реабилитация Церкви и православия после эпохи принудительного атеизма будет, наконец, доведена до конца. И, конечно, знаки нашей памяти о прошлом имеют здесь огромное значение. По слову Патриарха, «нам нужны памятники, свидетельствующие о подвиге духа, о несгибаемости людей, об их способности провести веру свою в сердце даже в условиях гонений».
Мемориальная доска Татьяне Щипковой свидетельствует: лед тронулся. Отныне требуется только активность православных, чтобы такие доски начали появляться по всей стране. И я уверен, что они появятся в самом ближайшем будущем.
Фактически это первый в истории нашей страны памятник православному узнику совести, претерпевшему от власти за свои убеждения. Речь идет о Татьяне Николаевне Щипковой педагоге, кандидате филологических наук и подлинном православном исповеднике, осужденном за проповедь Православия в студенческой среде.
Сын исповедницы Александр Щипков, социолог Церкви, философ и действительный государственный советник, в своей речи на открытии особо подчеркнул, что «гонения на православную христианку Татьяну Николаевну Щипкову закончились именно сегодня», когда ее подвиг стал официальным фактом. Сказанное должно быть отнесено и к другим, пока неизвестным исповедникам. Остановившись на художественном решении скульптора, Александр Щипков отметил: «Татьяна Щипкова изображена на фоне классной доски. В руках она держит один из своих любимых романов Виктора Гюго Miserables (Отверженные), роман о чести, смирении и достоинстве, роман глубоко христианский».
Незадолго до указанного события Патриарх Русской Церкви освятил Храм Воскресения Христова в Катыни. Но трагедия одного человека неотделима от трагедии многих тысяч. И вот в Смоленске Патриарх снимает покрывало с мемориальной доски, на которой значится: «Здесь преподавала Татьяна Щипкова, пострадавшая за православную веру в годы гонений». В своем Слове на открытии Патриарх сказал: «Она пострадала на излете 1970-х в начале 1980-х годов, когда самые грозные кровавые гонения 20-х, 30-х, 40-х годов, когда тяжелейшие для Церкви нашей гонения времен Хрущева прошли. Многим казалось, что все закончилось. Но закончилось только для тех, кто находился в узких рамках некоего религиозного гетто, определяемых властью. А для тех, кто хотел распространить влияние православной веры на общество, на народ, гонения продолжались».
Бесспорно, смоленское событие имеет силу прецедента. После него сотни памятников православным, испытавшим гонения в советскую и «постсоветскую» эпохи, уже не могут не появиться в России. Но закономерен вопрос: почему названное событие произошло только сейчас, через 20 с лишним лет после отмены коммунистического режима? Честный ответ требует признания простой, но очень горькой истины. Эпоха «декоммунизации» в России отнюдь не была бескорыстной и одинаково участливой ко всем пострадавшим. На самом деле попросту произошел раздел той части советского наследства, которая связана с такими понятиями как «историческая память» и «вина власти перед народом».
Политическая элита новой России рассматривала долг памяти как своеобразный капитал, подлежащий продуманному распределению между субъектами истории. Распределению отнюдь не равному. И мотивированному не столько исторической справедливостью, сколько текущими политическими задачами. Путем ретуширования истории возводился фундамент новой, неолиберальной идеологии. В этом смысле новая власть продемонстрировала по сути такой же сословно-классовый подход, как и власть старая, советская. В результате без права на историческую справедливость остались целые группы населения, и прежде всего самая многочисленная люди православных убеждений.
Удивительное дело! После всех реабилитаций, вскрытия архивов и публикации расстрельных списков, которые каскадом проходили в 80-90-е годы, страна до сих пор не знает масштабов антиправославных репрессий советского времени. Даже приблизительное число репрессированных неизвестно. Неизвестны и имена многих, кто пострадал за веру. Татьяна Щипкова одно из счастливых исключений.
Право считаться жертвами давно признано за интеллигенцией и даже за отдельными народами. В известной мере за казачеством, крестьянством и духовенством. Однако носители православного мировоззрения в полном составе до сих пор официально не признаны пострадавшими. Это существенный пробел. Ведь жертвами гонений помимо духовенства становились миряне и просто люди православных убеждений, составлявшие большинство в России.
Что же такое антиправославный террор власти? Это «голодомор», многие эпизоды раскулачивания, борьба с крестьянскими движениями и крестьянским самоуправлением на юге страны. Сегодня уже трудно в это поверить, но уничтожение храмов практиковалось в СССР и во времена Хрущева. А пребывание в заключении православных диссидентов продолжалось и во времена горбачевской «перестройки», что само по себе является вопиющим фактом. Ученика Татьяны Щипковой Владимира Пореша и других православных инакомыслящих освободили из лагерей лишь в 1986-87 гг. Всего за год до празднования 1000-летия Крещения Руси и за 4 года до демонтажа советского режима. По современным меркам все эти люди были узниками совести. К сожалению, остаются они таковыми и сегодня. Почему? По той простой причине, что вопрос об увековечении памяти антиправославных гонений до сих пор не стоит на повестке дня. До сих пор не существовало буквально ни одного мемориала в память об этих гонениях.
Репрессии по-настоящему закончатся лишь тогда, когда память о жертвах будет увековечена. Мы не вправе забыть о них. И не только потому, что это требование истории и наш священный долг. Но и потому, что рецидивы антиправославного курса и преследований за православные взгляды имеют место и сегодня, причем наблюдаются все чаще. Нередко приходится встречать кощунственную точку зрения, согласно которой Церковь «сама виновата в репрессиях, потому что поддерживала царский режим». И если, скажем, за дворянским сословием признается аналогичное право и закрепляется статус пострадавших, то Церкви и широким массам православных в праве на такую позицию отказано. По причине нарушения некой конвенции, по умолчанию предъявляемой Церкви секулярной интеллигенцией. Мотивировка абсурдная и абсолютно советская по духу. Церкви по существу негласно отказано в праве на моральные критерии и историческую память. Почему? Для того, чтобы вытолкнуть ее из общественного диалога.
Антиправославный тренд поддерживается той частью властной элиты, которая сегодня обладает монопольным правом на формулирование государственной идеологии. Раньше это был научный коммунизм, сейчас неолиберализм. Именно эти люди наиболее нетерпимы к Церкви. Особое опасение антицерковных идеологов и политиков вызывает то, что именно Церковь, в отличие от других исторических наследников эпохи, сохранилась как живой и действующий институт. А потому, во-первых, может реально претендовать на роль собирателя нации. Во-вторых, способна выдвинуть конкретные требования о возмещении ущерба со стороны государства. Например, в виде реституции или «Программы-200/600». В-третьих и в главных: носители православной традиции составляли и составляют в России большинство. Это бесспорный факт. И как раз по этой причине исторические права преобладающей группы населения вычеркиваются из программы реабилитации жертв режима, а ее представители из мемориальных «святцев». Слишком много наследников слишком много издержек. Здесь же нередко применяется излюбленный либеральный тезис, не имеющий ничего общего с демократией: большинство всегда тоталитарно, значит, оно должно быть бесправно. И неважно, какая риторика при этом доминирует «в верхах»: державная, либеральная, патриотическая, западническая...
Но замалчивание памяти об антиправославных репрессиях это прежде всего желание затормозить и оттянуть неизбежный процесс. Процесс осознания себя православными как гражданского общества и единой нации. Следствием чего непременно станет возвращение православию его исторического места, признание огромных человеческих и моральных потерь Церкви, и по крайней мере частичное возмещение ей исторического ущерба.
Церковь может и должна вернуть то, что принадлежит ей по праву. Православные верующие России надеются, что новый круг задач, которые ставит перед собой государство, предполагает и восстановление справедливости в отношении Церкви. Мы ждем, что антицерковная информационная кампания будет прекращена, а реабилитация Церкви и православия после эпохи принудительного атеизма будет, наконец, доведена до конца. И, конечно, знаки нашей памяти о прошлом имеют здесь огромное значение. По слову Патриарха, «нам нужны памятники, свидетельствующие о подвиге духа, о несгибаемости людей, об их способности провести веру свою в сердце даже в условиях гонений».
Мемориальная доска Татьяне Щипковой свидетельствует: лед тронулся. Отныне требуется только активность православных, чтобы такие доски начали появляться по всей стране. И я уверен, что они появятся в самом ближайшем будущем.
.jpg)
Комментарий