Твитнуть
У Ивана Петровича Взмоздожжинского не задалась неделя. В супермаркете, где он работал охранником, наступила его очередь дежурить на улице. А на дворе зима. Да ещё жена заболела, пришлось отпрашиваться и возить её по врачам. Старший сын нахулиганил в школе разбил склянку с гуашью об стену кабинета завуча. Жизнь повернулась к Петровичу задом. Поэтому в свой законный выходной Петрович пил водку.
Он сидел у себя дома, на кухне один, наливал себе водки, с усилием её выпивал и смотрел телевизор на холодильнике. Водка не помогала и настроение у Петровича было ни к чёрту.
Вдруг в дверь раздался звонок (Петрович никого не ждал!!), жена её открыла. Из гардероба раздались обмены любезностями, как будто жена встретила свою школьную подругу. Но второй голос был мужской.
Вань, тут к тебе . оповестила из коридора жена.
«Кого это принесло?» удивился про себя Петрович «Оттянуться не дают!».
Тут же за этой мыслью на кухню вошёл мужик Петрович его раньше никогда не видел.
Ты кто, мужик? открыл рот от удивления Петрович.
Я Иисус Христос, - пошутил мужик.
Смешно, очень смешно, - задумчиво пробормотал Иван, и его рука стала нащупывать что-нибудь потяжелее.
Ну вот что, приколист, вали отсюда, как тебя жена вообще пустила? решительно сказал Петрович.
Но тут на кухню заглянула улыбающаяся не в тему жена (какого то незнакомца в дом пустила!!!) и сказала:
Ваня, это тот самый. Ну помнишь Библия, Христос. Это он самыйК тебе пришёл.
Петрович посмотрел сначала на жену, потом на мужика. Его супруга ходила в Церковь, может это кто-то из её знакомых?
Ну ладно, остыл Петрович, кто бы ты ни был, но видать жена тебя знает. Ну, тогда садись за стол, наливай себе и говори, что тебе от меня нужно.
Мужик облегчённо вздохнул, пригладил волосы, топорщащиеся от зимней шапки, и сел за стол. Жена упорхнула в комнату. «По-любому подслушивать будет, - подумал Петрович, и что этому перцу от меня нужно?»
Мужик тем временем порезал оставшийся кусок колбасы, сделал себе бутерброд и очень просто сказал:
Я Иисус Христос, твой Бог. Твоя жена молилась вчера, чтобы я с тобой поговорил, вот я и пришёл.
А я Петрович, Царь всея Руси, - съязвил Петрович, - жене за такие спектакли вставлю пистон опосля. Ну, если пришёл поговорить то говори. Я слушаю. Наливай себе, если потребляешь.
Иисус Христос налил себе водки, выпил, крякнул и закусил созданным незадолго до этого бутербродом.
Какой же ты Иисус Христос, - осклабился Петрович, - смотри как водку жрёшь, как мой сосед - прапорщик Жмыхов.
Петрович, ты или совсем ничего не понимаешь, или книжек толстых про меня начитался, парировал Христос. Я же из Иудеи там виноградник на винограднике. Что же я мимо добра проходить буду? Там вино пьют три раза в день. Не бутылями, как у вас в России, но что такое выпить и закусить мы знаем.
Во даёт! деланно восхитился Петрович, - выпить закусить. мы знаем. Да какой ты Бог, когда про тебя все попы говорят, что ты был святой, по воде ходил, не пил и всё такое прочее?
Ну попам нужно денег для церкви зарабатывать, вот они про меня и привирают. Не по злобе душевной, а чтобы денег давали. Их тоже можно понять. Сейчас в России все деньгу зашибают а они что, лысые что ли? резонно заметил Христос.
И то правда, согласился Петрович, - но всё равно непривычно коль Христом назвался то не пей!
Петрович, я жил в глухой деревне, работал всю жизнь столяром, потом кучковался с такими же как я проститутками, мытарями, бедняками что ты от меня хочешь, чтобы я при этом ещё и вино не пил? Христос хитро посмотрел на Петровича.
Петрович пошевелил извилинами и пришёл к выводу ладно, пусть делает , что хочет, главное что собеседник он , в общем, неплохой.
Хорошо, пей, ешь, делай что хочешь. Я себе тоже налью, Петрович налил себе рюмку, выпил и закурил.
Иисус, слегка разомлевший от рюмки, улыбнулся чему то своему и сказал:
Петрович, жена молилась мне о тебе, говорила хреново у тебя на душе. Надо тебе в Бога уверовать.
Ха, сказал тоже, в Бога. А где он, твой Бог? Покажи мне его я и уверую. Всё равно жизнь зря пропадает мне счас хоть чем нибудь надо заняться чтобы совсем не спиться, сказал Петрович.
Если хочешь - покажу тебе Бога, прям щас без претензии на шутку сказал Иисус.
Глаза у Петровича заблестели а этот мужик кадр!. Петрович приготовился к тому, что мужик сейчас начнёт проповедовать вот смеху то будет потом на работе рассказать пришёл в гости церковник, хряпнул водки и начал про Бога загибать.
Ну давай, показывай, очень хочу, у Петровича аж всё загорелось от нетерпения от того, что сейчас они начнут долгий и жаркий спор о Боге, который закончится только тогда, когда выпита будет вся водка.
Только есть одна проблема, пошёл как-бы взадпятки мужик, у Бога нет тела, он душа. Я не могу тебе его показать просто как обычного человека взять и поставить его перед тобой. Но я могу тебе его раскрыть и показать, как душу.
Ты чё-то темнишь, сказал Петрович, как это показать как душу?
Очень просто. Как ты, Петрович, можешь кому-нибудь, например мне, показать и открыть свою душу?, подбивал к размышлению мужик.
Не знаю, могу простыми словами словами описать то, о чём я думаю, - предложил Петрович.
Ну, то, что ты думаешь это твои мысли, но не душа, не сердце. А вот можешь, например, спеть мне да от всего сердца, от всей души. Тогда ты мне свою душу и раскроешь. Согласен? спросил мужик.
«Хитрый мужичонка, - подумал Петрович, - знает, что я петь люблю, жена, наверное, сказала»
Ну хорошо, коль ты такой ушлый то спою тебе. Но смотри, если после этого Бога не покажешь я тебя весь репертуар «Любэ» в отместку петь заставлю, - согласился Петрович.
Позвали жену, она сбегала к соседу за гитарой, и Петрович начал набренькивать мужику что-то из «Машины Времени».
Мужик слушал, слушал, а потом и говорит:
Не верю. Не вижу души. Что ты мне тут «вот,поворот,.мотор ревёт». Нет души, огня нет. Не вижу сердца.
«А ведь прав мужик, пою то не от сердца , - внутренне согласился Петрович с мужиком, - чтобы ему забацать такое, от сердца?»
Петрович очень любил казацкие песни. Когда он их пел ему казалось, что он летит над огромным зелёным лугом и этому лугу нет конца, как нет конца какому то райскому наслаждению от этого полёта. Но петь при людях казацкие песни Петрович стеснялся так как он всегда при этом плакал.
Ну ладно, согласился Петрович, - спою тебе от сердца, только если будешь смеяться выгоню из квартиры без штрафной рюмки.
И Петрович запел..
«Как на тихий берег, как на тихий Терек,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить..»
Петрович прыгнул в огонь - он летел над землёй, в животе что-то ёкало от небывалого наслаждения, песня манила, будоражила, палила страстью.
«А первая пуля. А первая пуля.», - в горле у Петровича клокотал сладкий комок , из глаз его вдруг неожиданно потекли слёзы, по спине мурашки удовольствия забегали вверх-вниз.
«С нашим атаманом не приходится тужить.ээээх
Любо братцы.» - Петрович плакал и пел, пел и плакал.
Мужик тихо сидел в углу, полузакрыв глаза, и вдруг, как бы сопротивляясь неведомой удерживающей его силе, ударил ладонью по столу и громко, вторым голосом подхватил
«Любо братцы, любо»
Они пели уже вдвоём, и плакали уже вдвоём.
Вдруг в кухню просунулась жена:
Вы что, сдурели что ли? Соседи по батареям стучат прекратите орать!!
Петрович с мужиком резко замолчали, утёрли слёзы и нехотя и молча стали наливать рюмки и резать колбасу.
Ну что стоишь над душой, угрюмо бросил Петрович жене, такой кайф обломала.
Жена только циркнула и исчезла в проёме двери. «По любому подслушивает», пришёл к выводу Петрович.
Мужик выпил, крякнул и коротко сказал:
Хорошо поёшь, душевно.
Да тебе тоже медведь на ухо не наступал, коротко ответил Петрович. Песня за минуту сблизила их на 1000 километров. Сейчас они оба чувствовали себя братьями, и никому не хотелось ещё чтото говорить чтобы не нарушить это хрупкое единение души.
Ну что же, - сказал Иисус, пришло время показать тебе Бога. Свою душу ты мне раскрыл, теперь Бог раскроет перед тобой свою душу. Только я опять попрошу тебя, Петрович, говорить. Расскажи мне, пожалуйста о своей жизни. Чего ты хочешь, чего достиг, чего не достиг. Только расскажи так, как ты поёшь. Открыто, от сердца.
Петрович уже не ставил под сомнения предложения Иисуса:
О своей жизни? А что о ней рассказывать? Живу, хлеб жую. Работаю в ЧОПе. Жена, квартира, детишки всё как у людей., на следующей неделе собираюсь..
Нет, нет, резко прервал его Иисус, не так рассказывай, говори с сердцем, с душой, о том ,что тебя волнует
С сердцем? С душой? Да какое сердце, какая душа? вдруг взвился Петрович, всё обрыдло, целый день стоишь в этом супермаркете как тополь на плющихе. Друзья все кто уехал, кто вообще не здоровается. Все за бабки горбатятся. Жена со своей работой только и общается. Какое сердце?
Сердце давай, Петрович, не верю, заводил Иисус.
Хочешь сердца ну получи тогда сердце! почти заорал Петрович, после армии начал работать тренером в Доме спорта. Сердце не нарадовалось. Я сам мастер спорта по боксу. Бывало придёшь рано, рано в спортзал, когда ещё никого нет. Всё тихо, полы помыты, ринг воняет потом и кожей благодать! Пацаны приходят на тренировку как тараканы бегают тудасюда, энергии через край. Их погоняешь, построжишь, поучишь следующая смена уже бежит. Был я на своём месте сердце было на своём месте. Потом семья, детишки пелёнки распашонки. Его маленького берёшь на руки а он тебе смеётся! Чем не счастье?
Петрович отрывисто говорил, и вдруг почувствовал, что к нему опять вернулись, как с песней, слёзы. Внутри всё загорелось и опять стадо мурашек по спине вверх вниз.
Тренировал бы пацанов и тренировал. Всю жизнь. Но жена допекла денег давай, машину давай, смотри как у соседей в ванной всё отделано. А на тренерской работе миллионы не срубишь. Вот и бросил я бокс и пошёл по ЧОПам. В одном бандюка охраняй, в другом смотри монитор да в карты играй. Никакого движняка одно счастье, водка. Забухал я, с друзьями разошёлся , с женой разругался.
Петрович говорил и чувствовал, как будто он выговаривал из себя со слезами и соплями какойто горький клубок всего того тёмного и мерзкого, что было в нём.
А потом подбили меня ЧОПовцы на дело товарнуть коммерсанта. Я же мастер спорта мне свалить с удара раз плюнуть. Пришли мы к конторе, вечером, коммерса брать и я вдруг чувствую погибаю. Кое-как отбрехался от корешей чуть не порезали, и убежал. Они то пошли на дело и все погорели. Сейчас по тюрьмам. Меня как Бог уберёг. Пропадаю я, мужик, пропадаю.
Петрович вдруг заплакал навзрыд. В его сердце противостояли две яркие картины то светлое время, когда он тренировал пацанов и мрачная картина его сегодняшнего существования.
Не знаю, что делать. Впереди мрак, сзади хоть не оглядывайся, так хорошо всё было,сукин я сын сам свою жизнь испоганил Петрович плакал и говорил, говорил и плакал.
Вдруг он заметил, что Иисус тоже отворачивается в сторону, чтобы Петрович не увидел его слёз.
Ты что, мужик? удивился Петрович, ты чё плачешь то, твоя жизнь то церковная наверно лучше?
Иисус повернулся и сказал Петровичу:
Сукин ты сын, Петрович. Ты только что покаялся, а когда ты каешься это не ты плачешь, это Бог свою душу открывает и плачет о тебе. И как я могу удержаться от слёз, если Мой Отец рыдает о тебе.
Петрович приумолк. После того, как он выложил Иисусу свою мрачную жизнь, у него на душе осталась только светлая пустота и никакой тяжести.
Вот и увидел ты Бога, алкаш несчастный, иронично резюмировал Иисус, налей по последней, да я пойду.
Как пойдёшь? Куда пойдёшь? взвился Петрович, ты мне душу разбередил, плакал тут со мной, а что дальше делать не сказал. Ты уж будь добр, если в душу к человеку залез так скажи мне, что же мне дальше делать?
Что тебе делать дальше? Да ты уже знаешь, что тебе делать дальше. Уходи из ЧОПа, иди работать тренером. Тренируй пацанов, расти своих детишек, люби жену, чаще кайся и делай добро. Вот и весь совет.
Хм, делай добро. ухмыльнулся Петрович, а как его делать. Я уже не молодой, страшно с насиженного места уходить. А вдруг не примут тренером надо будет свой клуб создавать. А свой клуб создавать это столько геморроя разрешение, помещение, объявления и.т.д. Я уже староват стал боюсь, не осилю.
Иисус посмотрел на Петровича долгим, долгим взглядом. Помолчал. Встал изза стола, молча оделся. Открыл входную дверь, повернулся к Петровичу и сказал.
Не бойся. Никогда не бойся делать добро.
И ушёл.
Когда Петрович проснулся следующим утром, всё произошедшее прошлым вечером выглядело нереально и, как будто, было подёрнуто дымкой. Жена чтото стряпала на кухне. Петрович крикнул ей:
Оля, а за что Иисуса убили иудеи в Библии?Вроде хороший мужик был?
Иисуса то? А аа, Христа? Его убили за то, что он не боялся делать добро.
Петрович встал, взял свою трудовую книжку, собрал в сумку всю форменную одежду, которую ему выдали в ЧОПе, кинул в сумку удостоверение мастера спорта по боксу. Оделся и пошёл увольнятся с работы.
Куда пошёл? крикнула из кухни жена.
Делать добро, - ответил Петрович.
Он сидел у себя дома, на кухне один, наливал себе водки, с усилием её выпивал и смотрел телевизор на холодильнике. Водка не помогала и настроение у Петровича было ни к чёрту.
Вдруг в дверь раздался звонок (Петрович никого не ждал!!), жена её открыла. Из гардероба раздались обмены любезностями, как будто жена встретила свою школьную подругу. Но второй голос был мужской.
Вань, тут к тебе . оповестила из коридора жена.
«Кого это принесло?» удивился про себя Петрович «Оттянуться не дают!».
Тут же за этой мыслью на кухню вошёл мужик Петрович его раньше никогда не видел.
Ты кто, мужик? открыл рот от удивления Петрович.
Я Иисус Христос, - пошутил мужик.
Смешно, очень смешно, - задумчиво пробормотал Иван, и его рука стала нащупывать что-нибудь потяжелее.
Ну вот что, приколист, вали отсюда, как тебя жена вообще пустила? решительно сказал Петрович.
Но тут на кухню заглянула улыбающаяся не в тему жена (какого то незнакомца в дом пустила!!!) и сказала:
Ваня, это тот самый. Ну помнишь Библия, Христос. Это он самыйК тебе пришёл.
Петрович посмотрел сначала на жену, потом на мужика. Его супруга ходила в Церковь, может это кто-то из её знакомых?
Ну ладно, остыл Петрович, кто бы ты ни был, но видать жена тебя знает. Ну, тогда садись за стол, наливай себе и говори, что тебе от меня нужно.
Мужик облегчённо вздохнул, пригладил волосы, топорщащиеся от зимней шапки, и сел за стол. Жена упорхнула в комнату. «По-любому подслушивать будет, - подумал Петрович, и что этому перцу от меня нужно?»
Мужик тем временем порезал оставшийся кусок колбасы, сделал себе бутерброд и очень просто сказал:
Я Иисус Христос, твой Бог. Твоя жена молилась вчера, чтобы я с тобой поговорил, вот я и пришёл.
А я Петрович, Царь всея Руси, - съязвил Петрович, - жене за такие спектакли вставлю пистон опосля. Ну, если пришёл поговорить то говори. Я слушаю. Наливай себе, если потребляешь.
Иисус Христос налил себе водки, выпил, крякнул и закусил созданным незадолго до этого бутербродом.
Какой же ты Иисус Христос, - осклабился Петрович, - смотри как водку жрёшь, как мой сосед - прапорщик Жмыхов.
Петрович, ты или совсем ничего не понимаешь, или книжек толстых про меня начитался, парировал Христос. Я же из Иудеи там виноградник на винограднике. Что же я мимо добра проходить буду? Там вино пьют три раза в день. Не бутылями, как у вас в России, но что такое выпить и закусить мы знаем.
Во даёт! деланно восхитился Петрович, - выпить закусить. мы знаем. Да какой ты Бог, когда про тебя все попы говорят, что ты был святой, по воде ходил, не пил и всё такое прочее?
Ну попам нужно денег для церкви зарабатывать, вот они про меня и привирают. Не по злобе душевной, а чтобы денег давали. Их тоже можно понять. Сейчас в России все деньгу зашибают а они что, лысые что ли? резонно заметил Христос.
И то правда, согласился Петрович, - но всё равно непривычно коль Христом назвался то не пей!
Петрович, я жил в глухой деревне, работал всю жизнь столяром, потом кучковался с такими же как я проститутками, мытарями, бедняками что ты от меня хочешь, чтобы я при этом ещё и вино не пил? Христос хитро посмотрел на Петровича.
Петрович пошевелил извилинами и пришёл к выводу ладно, пусть делает , что хочет, главное что собеседник он , в общем, неплохой.
Хорошо, пей, ешь, делай что хочешь. Я себе тоже налью, Петрович налил себе рюмку, выпил и закурил.
Иисус, слегка разомлевший от рюмки, улыбнулся чему то своему и сказал:
Петрович, жена молилась мне о тебе, говорила хреново у тебя на душе. Надо тебе в Бога уверовать.
Ха, сказал тоже, в Бога. А где он, твой Бог? Покажи мне его я и уверую. Всё равно жизнь зря пропадает мне счас хоть чем нибудь надо заняться чтобы совсем не спиться, сказал Петрович.
Если хочешь - покажу тебе Бога, прям щас без претензии на шутку сказал Иисус.
Глаза у Петровича заблестели а этот мужик кадр!. Петрович приготовился к тому, что мужик сейчас начнёт проповедовать вот смеху то будет потом на работе рассказать пришёл в гости церковник, хряпнул водки и начал про Бога загибать.
Ну давай, показывай, очень хочу, у Петровича аж всё загорелось от нетерпения от того, что сейчас они начнут долгий и жаркий спор о Боге, который закончится только тогда, когда выпита будет вся водка.
Только есть одна проблема, пошёл как-бы взадпятки мужик, у Бога нет тела, он душа. Я не могу тебе его показать просто как обычного человека взять и поставить его перед тобой. Но я могу тебе его раскрыть и показать, как душу.
Ты чё-то темнишь, сказал Петрович, как это показать как душу?
Очень просто. Как ты, Петрович, можешь кому-нибудь, например мне, показать и открыть свою душу?, подбивал к размышлению мужик.
Не знаю, могу простыми словами словами описать то, о чём я думаю, - предложил Петрович.
Ну, то, что ты думаешь это твои мысли, но не душа, не сердце. А вот можешь, например, спеть мне да от всего сердца, от всей души. Тогда ты мне свою душу и раскроешь. Согласен? спросил мужик.
«Хитрый мужичонка, - подумал Петрович, - знает, что я петь люблю, жена, наверное, сказала»
Ну хорошо, коль ты такой ушлый то спою тебе. Но смотри, если после этого Бога не покажешь я тебя весь репертуар «Любэ» в отместку петь заставлю, - согласился Петрович.
Позвали жену, она сбегала к соседу за гитарой, и Петрович начал набренькивать мужику что-то из «Машины Времени».
Мужик слушал, слушал, а потом и говорит:
Не верю. Не вижу души. Что ты мне тут «вот,поворот,.мотор ревёт». Нет души, огня нет. Не вижу сердца.
«А ведь прав мужик, пою то не от сердца , - внутренне согласился Петрович с мужиком, - чтобы ему забацать такое, от сердца?»
Петрович очень любил казацкие песни. Когда он их пел ему казалось, что он летит над огромным зелёным лугом и этому лугу нет конца, как нет конца какому то райскому наслаждению от этого полёта. Но петь при людях казацкие песни Петрович стеснялся так как он всегда при этом плакал.
Ну ладно, согласился Петрович, - спою тебе от сердца, только если будешь смеяться выгоню из квартиры без штрафной рюмки.
И Петрович запел..
«Как на тихий берег, как на тихий Терек,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить..»
Петрович прыгнул в огонь - он летел над землёй, в животе что-то ёкало от небывалого наслаждения, песня манила, будоражила, палила страстью.
«А первая пуля. А первая пуля.», - в горле у Петровича клокотал сладкий комок , из глаз его вдруг неожиданно потекли слёзы, по спине мурашки удовольствия забегали вверх-вниз.
«С нашим атаманом не приходится тужить.ээээх
Любо братцы.» - Петрович плакал и пел, пел и плакал.
Мужик тихо сидел в углу, полузакрыв глаза, и вдруг, как бы сопротивляясь неведомой удерживающей его силе, ударил ладонью по столу и громко, вторым голосом подхватил
«Любо братцы, любо»
Они пели уже вдвоём, и плакали уже вдвоём.
Вдруг в кухню просунулась жена:
Вы что, сдурели что ли? Соседи по батареям стучат прекратите орать!!
Петрович с мужиком резко замолчали, утёрли слёзы и нехотя и молча стали наливать рюмки и резать колбасу.
Ну что стоишь над душой, угрюмо бросил Петрович жене, такой кайф обломала.
Жена только циркнула и исчезла в проёме двери. «По любому подслушивает», пришёл к выводу Петрович.
Мужик выпил, крякнул и коротко сказал:
Хорошо поёшь, душевно.
Да тебе тоже медведь на ухо не наступал, коротко ответил Петрович. Песня за минуту сблизила их на 1000 километров. Сейчас они оба чувствовали себя братьями, и никому не хотелось ещё чтото говорить чтобы не нарушить это хрупкое единение души.
Ну что же, - сказал Иисус, пришло время показать тебе Бога. Свою душу ты мне раскрыл, теперь Бог раскроет перед тобой свою душу. Только я опять попрошу тебя, Петрович, говорить. Расскажи мне, пожалуйста о своей жизни. Чего ты хочешь, чего достиг, чего не достиг. Только расскажи так, как ты поёшь. Открыто, от сердца.
Петрович уже не ставил под сомнения предложения Иисуса:
О своей жизни? А что о ней рассказывать? Живу, хлеб жую. Работаю в ЧОПе. Жена, квартира, детишки всё как у людей., на следующей неделе собираюсь..
Нет, нет, резко прервал его Иисус, не так рассказывай, говори с сердцем, с душой, о том ,что тебя волнует
С сердцем? С душой? Да какое сердце, какая душа? вдруг взвился Петрович, всё обрыдло, целый день стоишь в этом супермаркете как тополь на плющихе. Друзья все кто уехал, кто вообще не здоровается. Все за бабки горбатятся. Жена со своей работой только и общается. Какое сердце?
Сердце давай, Петрович, не верю, заводил Иисус.
Хочешь сердца ну получи тогда сердце! почти заорал Петрович, после армии начал работать тренером в Доме спорта. Сердце не нарадовалось. Я сам мастер спорта по боксу. Бывало придёшь рано, рано в спортзал, когда ещё никого нет. Всё тихо, полы помыты, ринг воняет потом и кожей благодать! Пацаны приходят на тренировку как тараканы бегают тудасюда, энергии через край. Их погоняешь, построжишь, поучишь следующая смена уже бежит. Был я на своём месте сердце было на своём месте. Потом семья, детишки пелёнки распашонки. Его маленького берёшь на руки а он тебе смеётся! Чем не счастье?
Петрович отрывисто говорил, и вдруг почувствовал, что к нему опять вернулись, как с песней, слёзы. Внутри всё загорелось и опять стадо мурашек по спине вверх вниз.
Тренировал бы пацанов и тренировал. Всю жизнь. Но жена допекла денег давай, машину давай, смотри как у соседей в ванной всё отделано. А на тренерской работе миллионы не срубишь. Вот и бросил я бокс и пошёл по ЧОПам. В одном бандюка охраняй, в другом смотри монитор да в карты играй. Никакого движняка одно счастье, водка. Забухал я, с друзьями разошёлся , с женой разругался.
Петрович говорил и чувствовал, как будто он выговаривал из себя со слезами и соплями какойто горький клубок всего того тёмного и мерзкого, что было в нём.
А потом подбили меня ЧОПовцы на дело товарнуть коммерсанта. Я же мастер спорта мне свалить с удара раз плюнуть. Пришли мы к конторе, вечером, коммерса брать и я вдруг чувствую погибаю. Кое-как отбрехался от корешей чуть не порезали, и убежал. Они то пошли на дело и все погорели. Сейчас по тюрьмам. Меня как Бог уберёг. Пропадаю я, мужик, пропадаю.
Петрович вдруг заплакал навзрыд. В его сердце противостояли две яркие картины то светлое время, когда он тренировал пацанов и мрачная картина его сегодняшнего существования.
Не знаю, что делать. Впереди мрак, сзади хоть не оглядывайся, так хорошо всё было,сукин я сын сам свою жизнь испоганил Петрович плакал и говорил, говорил и плакал.
Вдруг он заметил, что Иисус тоже отворачивается в сторону, чтобы Петрович не увидел его слёз.
Ты что, мужик? удивился Петрович, ты чё плачешь то, твоя жизнь то церковная наверно лучше?
Иисус повернулся и сказал Петровичу:
Сукин ты сын, Петрович. Ты только что покаялся, а когда ты каешься это не ты плачешь, это Бог свою душу открывает и плачет о тебе. И как я могу удержаться от слёз, если Мой Отец рыдает о тебе.
Петрович приумолк. После того, как он выложил Иисусу свою мрачную жизнь, у него на душе осталась только светлая пустота и никакой тяжести.
Вот и увидел ты Бога, алкаш несчастный, иронично резюмировал Иисус, налей по последней, да я пойду.
Как пойдёшь? Куда пойдёшь? взвился Петрович, ты мне душу разбередил, плакал тут со мной, а что дальше делать не сказал. Ты уж будь добр, если в душу к человеку залез так скажи мне, что же мне дальше делать?
Что тебе делать дальше? Да ты уже знаешь, что тебе делать дальше. Уходи из ЧОПа, иди работать тренером. Тренируй пацанов, расти своих детишек, люби жену, чаще кайся и делай добро. Вот и весь совет.
Хм, делай добро. ухмыльнулся Петрович, а как его делать. Я уже не молодой, страшно с насиженного места уходить. А вдруг не примут тренером надо будет свой клуб создавать. А свой клуб создавать это столько геморроя разрешение, помещение, объявления и.т.д. Я уже староват стал боюсь, не осилю.
Иисус посмотрел на Петровича долгим, долгим взглядом. Помолчал. Встал изза стола, молча оделся. Открыл входную дверь, повернулся к Петровичу и сказал.
Не бойся. Никогда не бойся делать добро.
И ушёл.
Когда Петрович проснулся следующим утром, всё произошедшее прошлым вечером выглядело нереально и, как будто, было подёрнуто дымкой. Жена чтото стряпала на кухне. Петрович крикнул ей:
Оля, а за что Иисуса убили иудеи в Библии?Вроде хороший мужик был?
Иисуса то? А аа, Христа? Его убили за то, что он не боялся делать добро.
Петрович встал, взял свою трудовую книжку, собрал в сумку всю форменную одежду, которую ему выдали в ЧОПе, кинул в сумку удостоверение мастера спорта по боксу. Оделся и пошёл увольнятся с работы.
Куда пошёл? крикнула из кухни жена.
Делать добро, - ответил Петрович.