Твитнуть
Рассказ-исповедь "29 дней". Интересно ваше мнение
Прочитал этот рассказ, хочу поделится, услышать ваше мнение:
Андрей умирал. Медленно и мучительно. Такая смерть позволяла насладиться всеми оттенками боли и страдания, и самое ужасное, в полной мере распробовать вкус предательства и одиночества.
Одиночество. В этом был весь непостижимый абсурд и вся несокрушимая закономерность того положения, в котором оказался Андрей. Великий тусовщик, любовник сотен женщин, друг тысяч друзей, король ночной жизни, сделавший себя и свое благополучие сам умирает один в своей квартире. В квартире пахло потом и лекарствами. И сколько бы я ни проветривал комнату, этот запах не уходил.
Тот факт, что это была его квартира, была не очень маленькой и находилась не на окраине Москвы, а на Белоруской, не добавляла ни капельки света во мрак его последний дней.
- Всю жизнь работал на эту квартиру, на эту кухню, на эту мебель, чтобы потом водить сюда всяких там телок, выпендриваться перед знакомыми, тешить свой эгоизм. Смотрите, парень из Новосибирска, сирота, и как поднялся. Плюс классная машина, и я казался таким офигительным.
Теперь он умирал один. Почти.
Все кто был с ним до его болезни, бросили его мгновенно. Точнее не бросили, а забыли, потому что он перестал быть офигительным и позитивным. Ничего личного. Просто бизнес.
А кто были рядом с ним в эти дни, не имели никакого отношения к его жизни до болезни успешной и гламурной жизни клубного воротилы.
«Сам виноват». Почти каждый день повторял он. С того первого дня, как я его увидел в хосписе, с того дня, как его судьба вошла в мою жизнь и переплелась с моей судьбой. «Сам виноват», продолжал он твердить, доказывая мне, что не стоит перевозить его их хосписа в квартиру, что не стоит нанимать ему сиделку, что не стоитНе стоит
Он хотел страдать. Он думал этим страданием размочить нулевой счет его жизни.
- Моя жизнь ноль. Я не просто не сделал ничего хорошего, я вообще ничего не сделал.
Он сделал очередную затяжку марихуаны, которую употреблял все больше и больше, стараясь абстрагироваться от ужасных болей, мучивших его в последние дни.
- Ноль! Клубы, брэнды, бляди главное выкореживатся, остальное не важно. А знаешь, зачем выкореживатся надо?
- Зачем?
- Чтобы подумали, что ты что-то весишь, что-то знаешь, что-то можешь, и чтобы за это платили. Ведь самое главное деньги. Но на самом-то деле никто ничего не знает. Никто. Все хотят побольше ухватить, хотя и сами не знают зачем.
Он перевернулся с бока на бок, и продолжил:
- Это замкнутый круг. Ты понтуешься, чтобы заработать денег, потому что деньги все.
Он подумал. Посмотрел на меня.
- Для нас все. И вот деньги, они твои. Много денег. И что? А то, что ты их тратишь, чтобы еще больше понтоваться, чтобы еще больше заработать, чтобы потом еще больше понтоваться, и еще и еще и еще..
- А дальше?
- А дальше все. А дальше все. Или упадешь, и тебя растопчут
- Или?
- Или будешь крутиться в этом кругу, пока один день не подохнешь И на хрена я подыхаю так медленно
- Может для того, чтобы что-то понять?
- Понял я уже, понял, а знаешь в чем разница между мной и ХХХ? В том, что я уже понял и тут, а он еще не понял, и все еще там крутиться, думает убежать, - он зло усмехнулся.
- Ты его знал?
- Да. Я много кого знал. Одни пидерасты.
Он помолчал.
- Хотя нормальные люди тоже были. Вот помню Новиков был, визажист известный. Он Чапурина человеком сделал. А когда Новиков заболел СПИДом и три года умирал, Чапурин даже один раз не зашел к нему. Один раз
Он сделал затяжку.
- Сукины дети. Ко мне тоже никто не зашел. А ведь когда про Новикова сняли передачу, где он все это рассказывал, мне было даже как-то смешно Знаешь почему они пидерасты?
- Кто?
- Они! Все они!
- Почему?
- Не потому что они спят с мужиками, а потому что сами они не мужики, и не навещают умирающих друзей.
Андрей заплакал. Горько.
- Я запутался. Знаешь я еще знал Бачинского. Так, слегка. Хороший парень. Однажды на какой-то вечеринке, кто-то мне говорит, он какой-то не такой, шутит меньше, не так пошлит, сдал наверное.
- И что?
- А то, что он реально человеком стал. Хотел стать. А это на их языке называется "сдал". Если ты свою мать родную со сцены не обосрешь значит, ты не прикольный, ты сдал. И вот в тот день смотрю на него и думаю
- Что думаешь?
- Не помню. Наверное удивлялся что кто-то чем-то отличается от остальных. Потом Бачинский умер, и я опять что-то думал, думал Даже хотел на похороны пойти. Потом послал все на хрен и дальше крутиться и дальше. Я тоже запутался.
- - -
Начинало светать, я тихо дремал в кресле. В комнате пахло лекарствами и потом.
- Зачем? вдруг неожиданно спросил он.
- Я думал, что ты спишь.
- Нет. Успею еще. Так зачем?
- Что зачем?
- Все это, зачем тебе?
- Не знаю.
- Блин я умираю, можешь не темнить.
- Библия. Новый Завет. Нагорная проповедь.
- Понятно.
- Что понятно?
- Ничего не понятно.
Он помолчал, затем добавил:
- Таких, как ты всю жизнь терпеть не мог. Считал сумасшедшими. Дай стакан с водой пожалуйста.
Он сделал глоток воды, потом добавил.
- Да и сейчас считаю.
- Видишь, как бывает.
- Да, уж!
- Тебе кофе налить?
- Нет, а ты уже уходишь?
- Через час, чтобы на работу успеть.
- Ты вообще спишь?
- В этом месяце пока нет, - я засмеялся, - если ты умеешь в виду что-то большее, чем пол часа час между пациентами.
- Понятно.
- В девять придет Ольга Валентиновна.
- Да нормально все.
Перед уходом я спросил:
- Вода рядом, в холодильнике сок есть, достать?
- Нет.
- В туалет хочешь?
- Нет.
- Что-то еще?
- Да.
- Что?
- Этот твой Новый Завет. Дай почитать.
- - -
Шел двадцатый день. Андрей захотел креститься. Это было его осознанным желанием, о котором он меня не спросил. Мы не говорили об этом. Только один раз, и разговор был таким:
- Ты все равно сумасшедший. Вот читаю, и понимаю сумасшедший.
- Почему?
- Потому что только сумасшедший кретин будет помогать самовлюбленному умирающему эгоисту идти в сортир. И ведь не факт, что за это тебе скажут спасибо, ни тут, ни там.
- Не факт, далеко не факт.
Андрей засмеялся.
- Хочу креститься. Только не думай, что я думаю что это меня спасет. Нет, просто хочу.
- Хорошо, просто хочешь.
- Ты это
- Да, буду.
- Спасибо.
Андрея крестили 12 июня. Я стал его крестным. Это был самый искренний акт крещения, который я видел. Он очень внимательно слушал слова священника, искренне отвечал, и искренне, как я верю, принял Христа. «Принимаю» - сказал он.
Из присутствующих никто не сдержал эмоций. Потом мы сели за праздничный обед. Скромный праздничный обед по поводу крестин Андрея.
«Моя последняя тусовка», так он это назвал, на котором присутствовали, по его же словам, «сумасшедший миссионер, поп и старуха», все люди на Земле, кому он был нужен в день своих крестин.
Когда все ушли, он закурил марихуану. Я стал смотреть в окно. В звездное небо без звезд над Ленинградским проспектом.
- Роб, а он, правда, есть?
- Да, по крайней мере, я так чувствую.
- Твоя жизнь такая херня, а ты чувствуешь, а я - нет.
- Твоя жизнь тоже не сахар.
- Да брось ты, не подыхай я сейчас, я бы никогда не задумался бы о том, есть он или нет. Мне насрать было. Да может и сейчас тоже
- И чему же ты завидуешь?
- То ли тому, что ты сумасшедший, то ли тому, что самое важное в жизни ты понял на целую вечность раньше, чем я.
- Лучше уж быть сумасшедшим.
Я открыл окно и высунул голову на улицу. От соседского окна доносился запах жаренного мяса. Пережаренного мяса.
- - -
Последующие дни после крестин, он все чаще ночами напролет рассказывал мне что-то, и все чаще это походило на исповедь. Истории предательств, передозировок, обманов, разбитых сердец, абортов и денег.
Марихуана играла свою роль, все больше развязывая язык и все более притупляя разум.
Настали сумерки, Андрей лежал, закрыв глаза, но по его дыханию я знал, что он не спит. Когда долго сидишь рядом с кем-то, то знаешь его так хорошо, что по дыханию можешь понять, спит он или нет. На сей раз он не спал.
Я пытался читать. Не помню, какую книгу, потому что два предложения не связывались друг с другом, и я без конца читал эти предложения, думая при этом, о чем-то своем.
Вдруг он заговорил, не открывая глаз:
- Роб, он есть. И точка. Все только начинается. Надеюсь когда-нибудь попасть в рай, там-то и свидимся.
После этого он не умер.
Выйдя от Андрей, по пошел по Ленинградскому проспекту, но не в сторону работы, а в сторону центра. Мне надо было погулять. Я шел по Тверском, где все дворники и таксисты уже узнавали меня, и чувствовал что плачу, только без слез.
Мимо проезжали машины и обливали асфальт водой.
Я сел на скамейку напротив круглосуточного книжного магазина. Хотел чтобы пахло книгами, и чтобы выветрился этот запах лекарств.
Боже как же больно.
Он есть и точка. И точка.
P.S. Андрей умер в ночь на 20 июня, со странной усмешкой, застывшей в уголках рта. Провожали его двое. У него дома пахло ладаном, который разожгли по его просьбе. «До свидания».
Роберт Мамиконян
(даю исходную ссылку: РамеСРєРё РЅР° РїРѕР»СЏС Р¶РёР·РЅРё - 29 дней. Рассказ - исповедС.)
29 дней
Андрей умирал. Медленно и мучительно. Такая смерть позволяла насладиться всеми оттенками боли и страдания, и самое ужасное, в полной мере распробовать вкус предательства и одиночества.
Одиночество. В этом был весь непостижимый абсурд и вся несокрушимая закономерность того положения, в котором оказался Андрей. Великий тусовщик, любовник сотен женщин, друг тысяч друзей, король ночной жизни, сделавший себя и свое благополучие сам умирает один в своей квартире. В квартире пахло потом и лекарствами. И сколько бы я ни проветривал комнату, этот запах не уходил.
Тот факт, что это была его квартира, была не очень маленькой и находилась не на окраине Москвы, а на Белоруской, не добавляла ни капельки света во мрак его последний дней.
- Всю жизнь работал на эту квартиру, на эту кухню, на эту мебель, чтобы потом водить сюда всяких там телок, выпендриваться перед знакомыми, тешить свой эгоизм. Смотрите, парень из Новосибирска, сирота, и как поднялся. Плюс классная машина, и я казался таким офигительным.
Теперь он умирал один. Почти.
Все кто был с ним до его болезни, бросили его мгновенно. Точнее не бросили, а забыли, потому что он перестал быть офигительным и позитивным. Ничего личного. Просто бизнес.
А кто были рядом с ним в эти дни, не имели никакого отношения к его жизни до болезни успешной и гламурной жизни клубного воротилы.
«Сам виноват». Почти каждый день повторял он. С того первого дня, как я его увидел в хосписе, с того дня, как его судьба вошла в мою жизнь и переплелась с моей судьбой. «Сам виноват», продолжал он твердить, доказывая мне, что не стоит перевозить его их хосписа в квартиру, что не стоит нанимать ему сиделку, что не стоитНе стоит
Он хотел страдать. Он думал этим страданием размочить нулевой счет его жизни.
- Моя жизнь ноль. Я не просто не сделал ничего хорошего, я вообще ничего не сделал.
Он сделал очередную затяжку марихуаны, которую употреблял все больше и больше, стараясь абстрагироваться от ужасных болей, мучивших его в последние дни.
- Ноль! Клубы, брэнды, бляди главное выкореживатся, остальное не важно. А знаешь, зачем выкореживатся надо?
- Зачем?
- Чтобы подумали, что ты что-то весишь, что-то знаешь, что-то можешь, и чтобы за это платили. Ведь самое главное деньги. Но на самом-то деле никто ничего не знает. Никто. Все хотят побольше ухватить, хотя и сами не знают зачем.
Он перевернулся с бока на бок, и продолжил:
- Это замкнутый круг. Ты понтуешься, чтобы заработать денег, потому что деньги все.
Он подумал. Посмотрел на меня.
- Для нас все. И вот деньги, они твои. Много денег. И что? А то, что ты их тратишь, чтобы еще больше понтоваться, чтобы еще больше заработать, чтобы потом еще больше понтоваться, и еще и еще и еще..
- А дальше?
- А дальше все. А дальше все. Или упадешь, и тебя растопчут
- Или?
- Или будешь крутиться в этом кругу, пока один день не подохнешь И на хрена я подыхаю так медленно
- Может для того, чтобы что-то понять?
- Понял я уже, понял, а знаешь в чем разница между мной и ХХХ? В том, что я уже понял и тут, а он еще не понял, и все еще там крутиться, думает убежать, - он зло усмехнулся.
- Ты его знал?
- Да. Я много кого знал. Одни пидерасты.
Он помолчал.
- Хотя нормальные люди тоже были. Вот помню Новиков был, визажист известный. Он Чапурина человеком сделал. А когда Новиков заболел СПИДом и три года умирал, Чапурин даже один раз не зашел к нему. Один раз
Он сделал затяжку.
- Сукины дети. Ко мне тоже никто не зашел. А ведь когда про Новикова сняли передачу, где он все это рассказывал, мне было даже как-то смешно Знаешь почему они пидерасты?
- Кто?
- Они! Все они!
- Почему?
- Не потому что они спят с мужиками, а потому что сами они не мужики, и не навещают умирающих друзей.
Андрей заплакал. Горько.
- Я запутался. Знаешь я еще знал Бачинского. Так, слегка. Хороший парень. Однажды на какой-то вечеринке, кто-то мне говорит, он какой-то не такой, шутит меньше, не так пошлит, сдал наверное.
- И что?
- А то, что он реально человеком стал. Хотел стать. А это на их языке называется "сдал". Если ты свою мать родную со сцены не обосрешь значит, ты не прикольный, ты сдал. И вот в тот день смотрю на него и думаю
- Что думаешь?
- Не помню. Наверное удивлялся что кто-то чем-то отличается от остальных. Потом Бачинский умер, и я опять что-то думал, думал Даже хотел на похороны пойти. Потом послал все на хрен и дальше крутиться и дальше. Я тоже запутался.
- - -
Начинало светать, я тихо дремал в кресле. В комнате пахло лекарствами и потом.
- Зачем? вдруг неожиданно спросил он.
- Я думал, что ты спишь.
- Нет. Успею еще. Так зачем?
- Что зачем?
- Все это, зачем тебе?
- Не знаю.
- Блин я умираю, можешь не темнить.
- Библия. Новый Завет. Нагорная проповедь.
- Понятно.
- Что понятно?
- Ничего не понятно.
Он помолчал, затем добавил:
- Таких, как ты всю жизнь терпеть не мог. Считал сумасшедшими. Дай стакан с водой пожалуйста.
Он сделал глоток воды, потом добавил.
- Да и сейчас считаю.
- Видишь, как бывает.
- Да, уж!
- Тебе кофе налить?
- Нет, а ты уже уходишь?
- Через час, чтобы на работу успеть.
- Ты вообще спишь?
- В этом месяце пока нет, - я засмеялся, - если ты умеешь в виду что-то большее, чем пол часа час между пациентами.
- Понятно.
- В девять придет Ольга Валентиновна.
- Да нормально все.
Перед уходом я спросил:
- Вода рядом, в холодильнике сок есть, достать?
- Нет.
- В туалет хочешь?
- Нет.
- Что-то еще?
- Да.
- Что?
- Этот твой Новый Завет. Дай почитать.
- - -
Шел двадцатый день. Андрей захотел креститься. Это было его осознанным желанием, о котором он меня не спросил. Мы не говорили об этом. Только один раз, и разговор был таким:
- Ты все равно сумасшедший. Вот читаю, и понимаю сумасшедший.
- Почему?
- Потому что только сумасшедший кретин будет помогать самовлюбленному умирающему эгоисту идти в сортир. И ведь не факт, что за это тебе скажут спасибо, ни тут, ни там.
- Не факт, далеко не факт.
Андрей засмеялся.
- Хочу креститься. Только не думай, что я думаю что это меня спасет. Нет, просто хочу.
- Хорошо, просто хочешь.
- Ты это
- Да, буду.
- Спасибо.
Андрея крестили 12 июня. Я стал его крестным. Это был самый искренний акт крещения, который я видел. Он очень внимательно слушал слова священника, искренне отвечал, и искренне, как я верю, принял Христа. «Принимаю» - сказал он.
Из присутствующих никто не сдержал эмоций. Потом мы сели за праздничный обед. Скромный праздничный обед по поводу крестин Андрея.
«Моя последняя тусовка», так он это назвал, на котором присутствовали, по его же словам, «сумасшедший миссионер, поп и старуха», все люди на Земле, кому он был нужен в день своих крестин.
Когда все ушли, он закурил марихуану. Я стал смотреть в окно. В звездное небо без звезд над Ленинградским проспектом.
- Роб, а он, правда, есть?
- Да, по крайней мере, я так чувствую.
- Твоя жизнь такая херня, а ты чувствуешь, а я - нет.
- Твоя жизнь тоже не сахар.
- Да брось ты, не подыхай я сейчас, я бы никогда не задумался бы о том, есть он или нет. Мне насрать было. Да может и сейчас тоже
- И чему же ты завидуешь?
- То ли тому, что ты сумасшедший, то ли тому, что самое важное в жизни ты понял на целую вечность раньше, чем я.
- Лучше уж быть сумасшедшим.
Я открыл окно и высунул голову на улицу. От соседского окна доносился запах жаренного мяса. Пережаренного мяса.
- - -
Последующие дни после крестин, он все чаще ночами напролет рассказывал мне что-то, и все чаще это походило на исповедь. Истории предательств, передозировок, обманов, разбитых сердец, абортов и денег.
Марихуана играла свою роль, все больше развязывая язык и все более притупляя разум.
Настали сумерки, Андрей лежал, закрыв глаза, но по его дыханию я знал, что он не спит. Когда долго сидишь рядом с кем-то, то знаешь его так хорошо, что по дыханию можешь понять, спит он или нет. На сей раз он не спал.
Я пытался читать. Не помню, какую книгу, потому что два предложения не связывались друг с другом, и я без конца читал эти предложения, думая при этом, о чем-то своем.
Вдруг он заговорил, не открывая глаз:
- Роб, он есть. И точка. Все только начинается. Надеюсь когда-нибудь попасть в рай, там-то и свидимся.
После этого он не умер.
Выйдя от Андрей, по пошел по Ленинградскому проспекту, но не в сторону работы, а в сторону центра. Мне надо было погулять. Я шел по Тверском, где все дворники и таксисты уже узнавали меня, и чувствовал что плачу, только без слез.
Мимо проезжали машины и обливали асфальт водой.
Я сел на скамейку напротив круглосуточного книжного магазина. Хотел чтобы пахло книгами, и чтобы выветрился этот запах лекарств.
Боже как же больно.
Он есть и точка. И точка.
P.S. Андрей умер в ночь на 20 июня, со странной усмешкой, застывшей в уголках рта. Провожали его двое. У него дома пахло ладаном, который разожгли по его просьбе. «До свидания».
Роберт Мамиконян
(даю исходную ссылку: РамеСРєРё РЅР° РїРѕР»СЏС Р¶РёР·РЅРё - 29 дней. Рассказ - исповедС.)
Комментарий