Результаты «минаретного» референдума в Швейцарии являются частью естественной реакции на экспансию глобального исламского проекта. Можно с уверенностью предположить, что по мере продвижения этого проекта неизбежен рост и радикализация антиисламских настроений во всём мире. Это также неизбежно и естественно, как и негативная реакция на экспансию глобального евро-атлантического проекта, или, в своё время, глобального советско-коммунистического проекта
57,5% граждан Швейцарии, одного из символов европейской культуры, оказались прирождёнными ксенофобами и потенциальными фашистами. По крайней мере, именно так квалифицировали бы этих людей, российские либералы, если бы подобный референдум проходил в нашем Отечестве. Теперь оказывается, что такие пороки в массовом порядке свойственны не только русским, как это модно сейчас считать в России, но и другим европейцам. У всего мира шок.
Точнее имитация шока, так как на самом деле все, всё отлично понимают, но пытаются соблюдать правила игры в толерантное настоящее и ещё более толерантное будущее. То, что крайне серьёзные проблемы с мусульманами в Европе лавинообразно нарастают с каждым годом, является «секретом Полишинеля». И дело здесь далеко не только в минаретах.
Стоит хотя бы упомянуть тот факт, что увеличивающееся в геометрической прогрессии количество мигрантов из мусульманских стран с каждым годом оказывает всё более серьёзную нагрузку на социальную систему Европы. Примером может быть ситуация с турецкими мигрантами в Германии. С 1979 по 2000 год численность турецкой диаспоры в Германии увеличилась более чем вдвое с 3 до 7,5 млн. человек. Но при этом число работающих турок осталось примерно на уровне 1979 года всего лишь около 2 миллионов.
Объясняется это просто. Во-первых, турки в массовом порядке перетаскивают в Германию всех своих возможных родственников, которые уже предпочитают не работать, а принципиально «сидеть» на разного рода пособиях, откровенно эксплуатируя ту систему высоких социальных стандартов, которую немцы создавали десятилетиями.
Во-вторых, турецкие семьи многодетны, но и среди тех, кто появился уже в Германии, распространяется такое же отношение к жизни «кем бы не работать, лишь бы не работать». Это довольно специфический сплав некоторых национальных особенностей с западной потребительской культурой, рождающий довольно многочисленную прослойку вечных студентов, работников сферы услуг, продавцов маленьких магазинчиков и просто откровенных бездельников. Их нельзя не заметить любому, кто бывал в Европе. Старшее поколение сутками просиживает в этнических кафе, рассуждая на темы политики и экономики. Молодёжь также сутками с многозначительным видом слоняется без дела по улицам.
И это распространённая практика не только для турок (турки это ещё не худший вариант), но и для подавляющего большинства мигрантов-мусульман во всех странах Европы. Развитая европейская система соцобеспечения порождает синдром принципиального иждивенчества. Ведь никто не возьмётся отрицать, что собственно именно за более сытой и беззаботной жизнью мусульмане и едут в Европу, покидая свои родные страны. Никаких других причин нет. А безделье и нежелание (или неспособность) в полной мере интегрироваться в европейское общество, создаёт питательную среду для распространения экстремистских идей. Конечно, всегда удобнее и приятнее свою необразованность, бездарность или откровенное дармоедство облечь в формы политического протеста или идеологической несовместимости.
Одним из следствий этой ситуации является уже упомянутый рост нагрузки на систему соцобеспечения европейских стран. Среди мигрантов и представителей диаспор с каждым годом всё больше любителей жить на разного рода пособия. В результате, тот экономический эффект, который в своё время Европа получила от рабочей миграции уже давно нивелирован теми убытками и издержками (прямыми и косвенными), которые вынуждены принять на себя многие европейские государства в связи со всё возрастающим потоком мигрантов (для которых уже просто нет работы) и увеличением численности диаспор.
А когда всё это сопровождается ещё и требованиями диаспор к местным властям решить все их проблемы за государственный счёт, а заодно и культурной экспансией в сочетании с ростом экстремизма, то и у вечно спокойных швейцарцев нервы начинают сдавать. Причём, что делать с этим процессом в Европе, в общем-то, не знают. Европейцы сами попали в ловушку концепции толерантности, открытости и мультикультурности, которую пестовали долгие годы. Это очевидно.
Сыграл свою и роль и тотальный отказ европейцев от христианских корней. И дело здесь даже не в христианстве, как таковом, а в том, что у европейской цивилизации на протяжении многих веков была своя, устоявшаяся традиционная идентичность, позволявшая ей не только динамично развиваться, но и осуществлять внешнюю экспансию, успешно «переваривая» новые, инокультурные включения в европейскую нацию.
В 20-м веке Европа однозначно пошла по пути добровольного разрушения своей традиционной идентичности, создавая некую новую, постхристианскую идентичность. Но эта идентичность, при всех её технологических плюсах, пока демонстрирует крайнюю рыхлость и неэффективность в вопросах столкновения с иными традиционными культурами (особенно, если они имеют идеологический заряд). Европейцы вместо христианства изобрели себе новую веру веру во всесилие экономических факторов в сочетании с демократическими институтами и общечеловеческими ценностями (в традициях теорий европейского гуманизма) с целью достижения максимального материального комфорта. (Вообще, человек обязательно найдёт себе предмет религиозной веры, даже, если считает себя атеистом. Иногда, он даже начинает верить в самого себя, как в бога.) Но оказывается, что на довольно большое количество людей в этом мире эти факторы действуют не совсем так, как задумывали европейские теоретики, или не действую вовсе.
Проще говоря, современная Европа в этих вопросах похожа на отличницу, встретившую на улице хулигана, который вовсе не собирается вести себя с ней по её правилам. Европа, возможно, могла бы жить без забот, если бы и во всём остальном мире жили бы одни европейцы. Но это не так. Более того так никогда и ни при каких условиях не будет.
Впрочем, это всё детали и проблемы евроэлит, заморочивших голову и себе, и людям своими позитивистскими утопиями. Но, очевидно и другое. Швейцарский референдум, как и, к примеру, российская Кондопога, это всего лишь мелкие, периферийные эпизоды того самого столкновения цивилизаций, которое абсолютно реально, что бы по этому поводу не говорили разного рода записные гуманисты. Это проблема обостряющейся конкуренции разных проектов глобализации мира. И одним из наиболее активных подобных проектов в последние десятилетия стал исламский проект. Это является поводом рассмотреть некоторые технологические особенности его внешнего позиционирования, отбросив пропагандистские клише конца прошлого века, стремящиеся к тому, чтобы всё рассматривать и оценивать в контексте уже не существующего биполярного мироустройства, а также современные толерантно-ханжеские табу, мешающие трезвому анализу ситуации.
То, что ислам стал не просто проектом, глобальным по масштабам, но проектом, принципиально претендующим на глобализацию мира по своим законам, в последние десятилетия стало особенно очевидным. В общем-то, и в прошлые века мусульмане никогда не скрывали, что в идеале их предельной целью является исламизация всего мира и повсеместное введение законов шариата. В этом стоит отдавать отчёт всем, кто пытается объективно оценить внутренние мотивации и потенции данного проекта, а также необходимо учитывать, выстраивая схемы взаимодействия с ним.
Это, кстати, одно из базовых отличий ислама от большинства других массовых религий мира, которые таких целей (по крайней мере, открыто) никогда перед собой не ставили. Более древние, чем ислам религии к примеру, христианство, буддизм или иудаизм отдавали себе отчёт в том, что поголовное и всемирное обращение людей в их веру в принципе невозможно, да, может быть, и не очень полезно. Опыт конкистадоров в Америке, которым почему-то периодически пеняют всему христианству, всё-таки является лишь одним из эпизодов истории именно сугубо католической церкви, впоследствии даже официально осуждённым Римом.
Христианская эсхатологическая доктрина, вообще, прямо заявляет, что по мере приближения к концу времён очаги истинной веры, скорее всего, будут становиться всё меньше и меньше, а вот разного рода отклонения от неё, напротив, приобретут массовый характер. Приход же Антихриста, как раз будет обусловлен, в том числе, и тем фактом, что подавляющее большинство людей станет поклоняться некому ложному культу, ложному богу. Построение тотально христианского мироустройства в глобальных масштабах (рая на земле) признаётся, таким образом, невозможным в принципе. Но это к слову.
В последние же десятилетия глобальная миссия ислама приобрела принципиально новое звучание и формы в свете изменения специфики этого мира, уже упоминавшегося разрушение биполярной системы, появления принципиально новых технологических возможностей (включая качественный скачок в развитии масс-медиа и средств связи), укрепление ресурсной базы проекта (за счёт принципиального изменения роли нефтедобывающих стран в мировой экономической системе), а также в связи с более «открытым» миром и динамизацией (в сравнении с прошлыми веками) миграционных потоков. Самое же главное то, что исламский проект резко политизировался уже на новом уровне и получил возможность действительно глобального влияния на мировые процессы. Чем дальше, тем больше исламский проект мутирует из чисто религиозного, в религиозно-политический, а затем и в политико-религиозный. Конечно, этот процесс начался не вчера, но сейчас он приобрёл новые формы и особый динамизм.
Иронией судьбы является то, что все эти возможности для исламского проекта были открыты Западом, осуществляющим свой собственный глобальный проект в своих интересах и по своему плану, но теперь пожинающий его неизбежные побочные эффекты. Либеральный проект глобализации с обречённостью самоубийцы продолжает ступенька за ступенькой строить ту лестницу, по которой исламский проект (да и не только он) поднимается на качественно новый уровень развития.
Интересно здесь то, что исламский проект по своим технологическим целям мало, чем отличается от либерального евро-атлантического, которому себя противопоставляет. И те, и другие считают необходимым не мытьём, так катанием, заставить весь мир жить по тем правилам, которые они считают универсальными и полезными, независимо от того, что по этому поводу думает остальное население планеты. Это происходит также, как было с другими глобализаторами к примеру, коммунистами, потерпевшими на данный момент поражение. Они противостояли либеральному проекту глобализации, но технологические цели были те же привести весь мир к единому, унифицированному знаменателю.
И в этом смысле, совершенно не удивительно, что исламисты в качестве основного своего врага выбрали именно западную цивилизацию, а, к примеру, не Китай или Индию с Бразилией и даже не Россию с её ядерным потенциалом. Потому что Китай, Индия, Россия и Бразилия на сегодняшний день не имеют собственных глобальных проектов, глобальной идеологии, экспортируемой во внешний мир. По крайней мере, пока. По этой же причине и западная цивилизация на данный момент открытые бои за своё влияние ведёт именно с исламским миром, а с остальными конкурентами пока решает вопросы другими средствами.
У исламского проекта, несомненно, есть свои сильные стороны. В первую очередь, это наличие чёткой и понятной идеологии, нравственных ориентиров, системы ценностей, которая противостоит современной квазирелигии потребления, гедонизма и релятивизма, которую в качестве основной цели и содержания жизни проповедует сегодняшний Запад.
Собственно такой системой обладают в той или иной мере все крупные мировые религии. Монотеистические уж, по крайней мере. И уж совершенно точно такой системой обладает христианство. Проблема же Запада в том, что он добровольно от такой веры отказался и пытается убедить отказаться и всех остальных. По сути, сегодняшний Запад это новое язычество, которое с неизбежностью вступает в новый конфликт с любым монотеизмом. Просто со своим христианским монотеизмом новые язычники Запада уже разделались. А исламский монотеизм на сегодняшний день наиболее динамичен, прост, доступен и имеет глобальные амбиции.
Человечество всегда будет нуждаться в идеалах и идеологиях. Это невозможно изменить. Это природа человека. А потому и неизбежна конкуренция этих идеологий. Безидеологический мир, который многим людям, считающим себя либералами, видится как идеальный, на самом деле, не только невозможен, но и обречён на неизбежное поражение. В этом смысле либерализм, на мой взгляд, уже дошёл до той грани, за которой начнутся процессы медленного, но верного саморазрушения. Тотальная свобода взглядов и абсолютный нравственный релятивизм на деле порождают вовсе не многообразие, а вакуум, пустоту, которая обязательно или «схлопнется», или потребует альтернативного заполнения. Либеральная концепция (как и любая другая), доведённая до абсурда (а к этому всё и идёт), обязательно начнёт работать «вразнос». Нынешний кризис, кстати, одно из проявлений этого процесса система начинает пожирать саму себя.
Одновременно, ислам обладает сводом очень доходчивых правил повседневной, бытовой жизни, которые, откровенно говоря, заменяют малограмотному в своей массе мусульманскому большинству богословские тонкости, доступные ограниченному кругу духовенства, исламских интеллектуалов и разного рода элите. В повседневной жизни ислам даёт простые ответы на сложные вопросы. Иногда эти ответы слишком простые и очень часто они более простые, чем во многих других мировых религиях. Это не может не привлекать огромное количество людей. Здесь, возможно, сказывается относительная молодость ислама и недостаточно глубоко разработанное богословие.
57,5% граждан Швейцарии, одного из символов европейской культуры, оказались прирождёнными ксенофобами и потенциальными фашистами. По крайней мере, именно так квалифицировали бы этих людей, российские либералы, если бы подобный референдум проходил в нашем Отечестве. Теперь оказывается, что такие пороки в массовом порядке свойственны не только русским, как это модно сейчас считать в России, но и другим европейцам. У всего мира шок.
Точнее имитация шока, так как на самом деле все, всё отлично понимают, но пытаются соблюдать правила игры в толерантное настоящее и ещё более толерантное будущее. То, что крайне серьёзные проблемы с мусульманами в Европе лавинообразно нарастают с каждым годом, является «секретом Полишинеля». И дело здесь далеко не только в минаретах.
Стоит хотя бы упомянуть тот факт, что увеличивающееся в геометрической прогрессии количество мигрантов из мусульманских стран с каждым годом оказывает всё более серьёзную нагрузку на социальную систему Европы. Примером может быть ситуация с турецкими мигрантами в Германии. С 1979 по 2000 год численность турецкой диаспоры в Германии увеличилась более чем вдвое с 3 до 7,5 млн. человек. Но при этом число работающих турок осталось примерно на уровне 1979 года всего лишь около 2 миллионов.
Объясняется это просто. Во-первых, турки в массовом порядке перетаскивают в Германию всех своих возможных родственников, которые уже предпочитают не работать, а принципиально «сидеть» на разного рода пособиях, откровенно эксплуатируя ту систему высоких социальных стандартов, которую немцы создавали десятилетиями.
Во-вторых, турецкие семьи многодетны, но и среди тех, кто появился уже в Германии, распространяется такое же отношение к жизни «кем бы не работать, лишь бы не работать». Это довольно специфический сплав некоторых национальных особенностей с западной потребительской культурой, рождающий довольно многочисленную прослойку вечных студентов, работников сферы услуг, продавцов маленьких магазинчиков и просто откровенных бездельников. Их нельзя не заметить любому, кто бывал в Европе. Старшее поколение сутками просиживает в этнических кафе, рассуждая на темы политики и экономики. Молодёжь также сутками с многозначительным видом слоняется без дела по улицам.
И это распространённая практика не только для турок (турки это ещё не худший вариант), но и для подавляющего большинства мигрантов-мусульман во всех странах Европы. Развитая европейская система соцобеспечения порождает синдром принципиального иждивенчества. Ведь никто не возьмётся отрицать, что собственно именно за более сытой и беззаботной жизнью мусульмане и едут в Европу, покидая свои родные страны. Никаких других причин нет. А безделье и нежелание (или неспособность) в полной мере интегрироваться в европейское общество, создаёт питательную среду для распространения экстремистских идей. Конечно, всегда удобнее и приятнее свою необразованность, бездарность или откровенное дармоедство облечь в формы политического протеста или идеологической несовместимости.
Одним из следствий этой ситуации является уже упомянутый рост нагрузки на систему соцобеспечения европейских стран. Среди мигрантов и представителей диаспор с каждым годом всё больше любителей жить на разного рода пособия. В результате, тот экономический эффект, который в своё время Европа получила от рабочей миграции уже давно нивелирован теми убытками и издержками (прямыми и косвенными), которые вынуждены принять на себя многие европейские государства в связи со всё возрастающим потоком мигрантов (для которых уже просто нет работы) и увеличением численности диаспор.
А когда всё это сопровождается ещё и требованиями диаспор к местным властям решить все их проблемы за государственный счёт, а заодно и культурной экспансией в сочетании с ростом экстремизма, то и у вечно спокойных швейцарцев нервы начинают сдавать. Причём, что делать с этим процессом в Европе, в общем-то, не знают. Европейцы сами попали в ловушку концепции толерантности, открытости и мультикультурности, которую пестовали долгие годы. Это очевидно.
Сыграл свою и роль и тотальный отказ европейцев от христианских корней. И дело здесь даже не в христианстве, как таковом, а в том, что у европейской цивилизации на протяжении многих веков была своя, устоявшаяся традиционная идентичность, позволявшая ей не только динамично развиваться, но и осуществлять внешнюю экспансию, успешно «переваривая» новые, инокультурные включения в европейскую нацию.
В 20-м веке Европа однозначно пошла по пути добровольного разрушения своей традиционной идентичности, создавая некую новую, постхристианскую идентичность. Но эта идентичность, при всех её технологических плюсах, пока демонстрирует крайнюю рыхлость и неэффективность в вопросах столкновения с иными традиционными культурами (особенно, если они имеют идеологический заряд). Европейцы вместо христианства изобрели себе новую веру веру во всесилие экономических факторов в сочетании с демократическими институтами и общечеловеческими ценностями (в традициях теорий европейского гуманизма) с целью достижения максимального материального комфорта. (Вообще, человек обязательно найдёт себе предмет религиозной веры, даже, если считает себя атеистом. Иногда, он даже начинает верить в самого себя, как в бога.) Но оказывается, что на довольно большое количество людей в этом мире эти факторы действуют не совсем так, как задумывали европейские теоретики, или не действую вовсе.
Проще говоря, современная Европа в этих вопросах похожа на отличницу, встретившую на улице хулигана, который вовсе не собирается вести себя с ней по её правилам. Европа, возможно, могла бы жить без забот, если бы и во всём остальном мире жили бы одни европейцы. Но это не так. Более того так никогда и ни при каких условиях не будет.
Впрочем, это всё детали и проблемы евроэлит, заморочивших голову и себе, и людям своими позитивистскими утопиями. Но, очевидно и другое. Швейцарский референдум, как и, к примеру, российская Кондопога, это всего лишь мелкие, периферийные эпизоды того самого столкновения цивилизаций, которое абсолютно реально, что бы по этому поводу не говорили разного рода записные гуманисты. Это проблема обостряющейся конкуренции разных проектов глобализации мира. И одним из наиболее активных подобных проектов в последние десятилетия стал исламский проект. Это является поводом рассмотреть некоторые технологические особенности его внешнего позиционирования, отбросив пропагандистские клише конца прошлого века, стремящиеся к тому, чтобы всё рассматривать и оценивать в контексте уже не существующего биполярного мироустройства, а также современные толерантно-ханжеские табу, мешающие трезвому анализу ситуации.
То, что ислам стал не просто проектом, глобальным по масштабам, но проектом, принципиально претендующим на глобализацию мира по своим законам, в последние десятилетия стало особенно очевидным. В общем-то, и в прошлые века мусульмане никогда не скрывали, что в идеале их предельной целью является исламизация всего мира и повсеместное введение законов шариата. В этом стоит отдавать отчёт всем, кто пытается объективно оценить внутренние мотивации и потенции данного проекта, а также необходимо учитывать, выстраивая схемы взаимодействия с ним.
Это, кстати, одно из базовых отличий ислама от большинства других массовых религий мира, которые таких целей (по крайней мере, открыто) никогда перед собой не ставили. Более древние, чем ислам религии к примеру, христианство, буддизм или иудаизм отдавали себе отчёт в том, что поголовное и всемирное обращение людей в их веру в принципе невозможно, да, может быть, и не очень полезно. Опыт конкистадоров в Америке, которым почему-то периодически пеняют всему христианству, всё-таки является лишь одним из эпизодов истории именно сугубо католической церкви, впоследствии даже официально осуждённым Римом.
Христианская эсхатологическая доктрина, вообще, прямо заявляет, что по мере приближения к концу времён очаги истинной веры, скорее всего, будут становиться всё меньше и меньше, а вот разного рода отклонения от неё, напротив, приобретут массовый характер. Приход же Антихриста, как раз будет обусловлен, в том числе, и тем фактом, что подавляющее большинство людей станет поклоняться некому ложному культу, ложному богу. Построение тотально христианского мироустройства в глобальных масштабах (рая на земле) признаётся, таким образом, невозможным в принципе. Но это к слову.
В последние же десятилетия глобальная миссия ислама приобрела принципиально новое звучание и формы в свете изменения специфики этого мира, уже упоминавшегося разрушение биполярной системы, появления принципиально новых технологических возможностей (включая качественный скачок в развитии масс-медиа и средств связи), укрепление ресурсной базы проекта (за счёт принципиального изменения роли нефтедобывающих стран в мировой экономической системе), а также в связи с более «открытым» миром и динамизацией (в сравнении с прошлыми веками) миграционных потоков. Самое же главное то, что исламский проект резко политизировался уже на новом уровне и получил возможность действительно глобального влияния на мировые процессы. Чем дальше, тем больше исламский проект мутирует из чисто религиозного, в религиозно-политический, а затем и в политико-религиозный. Конечно, этот процесс начался не вчера, но сейчас он приобрёл новые формы и особый динамизм.
Иронией судьбы является то, что все эти возможности для исламского проекта были открыты Западом, осуществляющим свой собственный глобальный проект в своих интересах и по своему плану, но теперь пожинающий его неизбежные побочные эффекты. Либеральный проект глобализации с обречённостью самоубийцы продолжает ступенька за ступенькой строить ту лестницу, по которой исламский проект (да и не только он) поднимается на качественно новый уровень развития.
Интересно здесь то, что исламский проект по своим технологическим целям мало, чем отличается от либерального евро-атлантического, которому себя противопоставляет. И те, и другие считают необходимым не мытьём, так катанием, заставить весь мир жить по тем правилам, которые они считают универсальными и полезными, независимо от того, что по этому поводу думает остальное население планеты. Это происходит также, как было с другими глобализаторами к примеру, коммунистами, потерпевшими на данный момент поражение. Они противостояли либеральному проекту глобализации, но технологические цели были те же привести весь мир к единому, унифицированному знаменателю.
И в этом смысле, совершенно не удивительно, что исламисты в качестве основного своего врага выбрали именно западную цивилизацию, а, к примеру, не Китай или Индию с Бразилией и даже не Россию с её ядерным потенциалом. Потому что Китай, Индия, Россия и Бразилия на сегодняшний день не имеют собственных глобальных проектов, глобальной идеологии, экспортируемой во внешний мир. По крайней мере, пока. По этой же причине и западная цивилизация на данный момент открытые бои за своё влияние ведёт именно с исламским миром, а с остальными конкурентами пока решает вопросы другими средствами.
У исламского проекта, несомненно, есть свои сильные стороны. В первую очередь, это наличие чёткой и понятной идеологии, нравственных ориентиров, системы ценностей, которая противостоит современной квазирелигии потребления, гедонизма и релятивизма, которую в качестве основной цели и содержания жизни проповедует сегодняшний Запад.
Собственно такой системой обладают в той или иной мере все крупные мировые религии. Монотеистические уж, по крайней мере. И уж совершенно точно такой системой обладает христианство. Проблема же Запада в том, что он добровольно от такой веры отказался и пытается убедить отказаться и всех остальных. По сути, сегодняшний Запад это новое язычество, которое с неизбежностью вступает в новый конфликт с любым монотеизмом. Просто со своим христианским монотеизмом новые язычники Запада уже разделались. А исламский монотеизм на сегодняшний день наиболее динамичен, прост, доступен и имеет глобальные амбиции.
Человечество всегда будет нуждаться в идеалах и идеологиях. Это невозможно изменить. Это природа человека. А потому и неизбежна конкуренция этих идеологий. Безидеологический мир, который многим людям, считающим себя либералами, видится как идеальный, на самом деле, не только невозможен, но и обречён на неизбежное поражение. В этом смысле либерализм, на мой взгляд, уже дошёл до той грани, за которой начнутся процессы медленного, но верного саморазрушения. Тотальная свобода взглядов и абсолютный нравственный релятивизм на деле порождают вовсе не многообразие, а вакуум, пустоту, которая обязательно или «схлопнется», или потребует альтернативного заполнения. Либеральная концепция (как и любая другая), доведённая до абсурда (а к этому всё и идёт), обязательно начнёт работать «вразнос». Нынешний кризис, кстати, одно из проявлений этого процесса система начинает пожирать саму себя.
Одновременно, ислам обладает сводом очень доходчивых правил повседневной, бытовой жизни, которые, откровенно говоря, заменяют малограмотному в своей массе мусульманскому большинству богословские тонкости, доступные ограниченному кругу духовенства, исламских интеллектуалов и разного рода элите. В повседневной жизни ислам даёт простые ответы на сложные вопросы. Иногда эти ответы слишком простые и очень часто они более простые, чем во многих других мировых религиях. Это не может не привлекать огромное количество людей. Здесь, возможно, сказывается относительная молодость ислама и недостаточно глубоко разработанное богословие.

Комментарий