Адам

[tabo]

Ну а теперь, что же произошло в Эдеме. Для того чтобы в этом разобраться, надо представлять себе топографию, сакральную топографию. Есть земля, есть Эдемский сад, омываемый четырьмя реками: Тигр, Евфрат, а две другие реки мы не знаем. Реки мифологические. И само событие происходит на границе мифа и истории. Мифа в высоком смысле. Культурология и философия двадцатого века перестали считать слово «миф» ругательством. Почитайте Лосевскую «Диалектику мифа» и будет понятно, почему я это слово считаю возможным употребить. Но на востоке от Эдема там помещаются два древа, древо жизни и древо познания добра и зла.
Дальше я буду излагать то толкование этих событий, которое принадлежит уму и перу преподобного Ефрема Сирина. И надо объясниться в причине моей такой привязанности к этому святому автору. Дело в том, что как писал архиепископ Филарет (Гумилевский) в девятнадцатом веке, первый русский ученый исследователь святых отцов и в первом русском учебнике Патрологии, у него там есть очень важная фраза: Святые отцы прежде, чем стать святыми отцами, были людьми, ищущими истину.
Вот отсюда вопрос, когда мы читаем тексты святых отцов, а где эта минута преображения? Где святой отец нечто сказал от своей головы, от духа своей культуры, школы, цивилизации, а где от Бога? С Библией проще: все Священное Писание боговдохновенно, аминь. А святые отцы, они же могут что-то сказать от себя. Это никакая не тайна. Православие никогда не ставит знак равенства между святостью и непогрешимостью. Апостолы между собой ругались: Петр и Павел в Антиохии; святые ругались между собой, - всяко бывало. И отсюда и потребность в религиозном взвешенном академическом богословии, чтобы понять, где у святых отцов нечто действительно святое, а где то, что можно попробовать понять, облобызать, но отложить в сторонку.
Вот в случае с Ефремом Сириным такая граница преображения его ума, она очень хорошо заметна в его размышлениях над книгой Бытия.
Преподобный Ефрем, он необычный человек. Из его прозвища Сирин, вы уже поняли, что он сириец. Это уже очень важно для нашего богословия. Большинство святых отцов греки, римляне, а тут - сириец, человек совершенно другого воспитания, культуры, языка и, главное, ближе к Библии. Потому что ясно, что сирийская культура, древне-сирийская, она очень по укладу жизни своему, поэтике своего мышления очень близка к библейской. Вот, скажем, преподобный Ефрем размышляет, когда Господь создал мир. Дату, пожалуйста. В какой день недели? Казалось бы, странная постановка вопроса.
Преподобный Ефрем поясняет так.
Смотрите, когда Господь создал человека на шестой день творения, то ввел его в Эдемский сад и сказал: вкушай. Значит, что было в раю? Значит, яблочки должны быть вкусными уже. Значит, после Преображения, да? Значит, сентябрь. Так, понятно, новый год в сентябре. Ну, действительно в древнем церковном календаре Новолетие в сентябре. Вопрос: какого сентября создан мир?
Смотрим внимательно. В четвертый день творения Господь создал светило большое и светило малое, то есть солнце и луну, а луна бывает полной, а бывает ущербной.
Преподобный Ефрем спрашивает, скажите, разве Бог может создать что-то ущербным? Нет, конечно.
Значит, дата творения мира хорошо известна: за три дня до сентябрьского полнолуния. Потому что луна на четвертый день создается. Значит, сентябрьское полнолуние четвертый день творения.
Удивительный буквализм, подкупающий своей прямотой и наивностью. Такой удивительный антропоцентризм, которого так не хватает современной культуре, запутавшейся в своих экзистенциалистских рефлексиях. Вот это радостное ощущение естественности, что все нас ради человек и нашего ради спасения. Вот это ощущение было у преподобного Ефрема. Вот заметьте, потрясающий буквализм его понимания библейского текста.
И вдруг совершенно иное мышление на страницах того же автора, посвященных рассказу о грехопадении. Но прежде, чем изложить его толкование этого сюжета, надо попробовать понять самого Ефрема Сирина. Надо попробовать понять, как он молился. Не в смысле, какие он молитвы читал у себя в келье, а просто представить себе богослужение этой поры.
Сегодня православные христиане в храме стоят на месте, у католиков и того хуже: все сидят. А в древнем богослужении христианском христиане ходили по храму. Была пространственная динамика в нашем богослужении.
Начиналась служба с того, что христиане собираются в притворе храма. Притвор это символ Ветхого Завета. И вот поэтому Литургия начиналась в притворе. Притворы были большие, не так, как сегодня узкий тамбур, а притворы были большие. И в этом притворе пелось начало Литургии.
До сих пор у нас Литургия начинается с псалмов, песнопений Ветхого Завета: Благослови душе моя Господа; Хвали душе моя Господа. Потом, здесь же лежало на аналое Евангелие, новозаветная книга. Священник и дьякон берут Евангелие после чтения псалмов и под пение Заповедей Блаженств, новозаветная проповедь, входят в центральную часть храма.
Центральная часть храма, трапеза, это символ Нового Завета, а алтарь символ вечного будущего Царствия Божия. Значит, отсюда, так называемый, Малый вход. Термин у нас остался в литургике, а смысл потерялся. Мы называем: пора нам Малый вход совершить. На самом деле это выход. Батюшка и дьякон выходит из алтаря, делают круг и возвращаются к престолу.
А во времена Ефрема Сирина все это буквально так и происходило. Это был малый вход из притвора в центральную часть. В центре храма стоял жертвенник. Сегодня это столик, который стоит слева от престола в алтаре, а раньше он стоял в центре, большой стол, похожий на канунник. Вот сегодня люди, приходя в храм, на канун, за помин столик стоит там, и приносят печенюшки, хлебушек так, сахар или еще что-то.
Кстати, а в ваших краях, что кладут на канун? То же самое? Ничего более вкусного нет оригинального? Жаль. Ну ладно.
И вот люди приносят в храм нечто и кладут на жертвенник. Но на жертвенник надо класть то, что нужно в богослужении. А Литургии нужен хлеб и вино. Сегодня люди покупают эти продукты где-то в магазинах, а в Сирии и в Греции в древние времена христиане сами все это делали. У каждого свое домашнее вино, как в Грузии сегодня, у каждого свой хлебушек.
Вот приносят эти дары люди в храм, опять, как у нас все изменилось.
Слово «просфора» знают православные люди? Слово «просфора» означает приношение. То есть просфоры люди приносили в храм из дома раньше, а сегодня мы напротив просфоры из храма забираем. Так вот люди приносят свой хлебушек и свое вино.
Дальше всем понятное правило: для жертвы Богу нужно отобрать лучшее. Лучший хлебушек заметен более или менее издалека, самый пышный белый без дырочек и так далее. Взяли лучший хлебушек, с ним будем служить.
А с вином? Как лучшее вино опознать? Тут, я полагаю, наступала золотая пора в богослужении дьякона. Надо было попробовать и авторитетно батюшке посоветовать, на чем сегодня служить: на вине Кузьминичны или Ильиничны.
Ну а теперь самое интересное. Когда люди приносили эти свои дары к жертвеннику в древности, при этом они просили помянуть себя и своих близких, за которых приносят эту жертву. То есть кладет, бабушка, скажем, сама подходит к жертвеннику, кладет хлебушек, кувшинчик с вином ставит и говорит: батюшка, это там за мою дочку Марью, внука Илью и так далее.
Отсюда в нашей литургии до сих пор после чтения Евангелия огромное количество ектений, прошений о здравии, о упокоении, такое нагромождение целое, много, много, чтение записок и так далее.
Значит, вошли под Заповеди Блаженств, прочитали Евангелие, и прихожане собираются верные, дают свои записки, дары и так далее.
Я вот помню, сейчас чтение записок у нас это очень скучное время в богослужении, а вот в Румынской Церкви Православной сохранился более древний обычай, более живой. Там вся деревня приходит в храм именно к этой минуте, когда читают записки заздравные на Литургии, все остальное их не интересует, а вот это самое главное. Потому что записки пишутся сложносочиненно, не так как у нас: о здравии рабы Божьей Дарьи, Феклы, Марьи и так далее. Нет, у румын иначе: «Раба Божия Марья просит Христа о том, чтобы Он наказал вора, который на прошлой неделе украл у нее кошелек». «Раба Божия Татиана молится о том, чтобы ее дочка, наконец-то, вышла замуж». - То есть все новости деревни можно узнать в эту минуту: такое местное радио.
Так вот люди приносят свои записочки, дары. Отбирается самое лучшее и после этого совершается Великий вход. То есть дьякон и священник отбирают лучшее вино, в чашу наливают, каравай берут и идут в святая святых, в алтарь, с этими лучшими дарами.
Символика эта до сих пор у нас есть, когда священник даже когда просфора богослужебная специально испечена, но все равно священник вырезает из нее Агнца. Это символика того, что это самое лучшее и главное, святое берется, избранное, для совершения таинства. И вот это вот избранное вносится в алтарь.
А алтарь это уже не наше, это уже Царство вечное будущего века, и затем износится хлеб, освященный вечностью, износится назад к людям, возвращается к ним.
Вот это то, что видел и переживал преподобный Ефрем Сирин. Такая была динамически развивающаяся Литургия. Отсюда будет понятно и его переживание библейского рассказа.
По его пониманию: весь мир это храм. Весь мир это храм. Мир вокруг Эдема это придел. Сам райский сад это трапеза. Весь сад был подобен трапезе, пишет Ефрем Сирин. Трапезе в церковной смысле, главный неф, главное пространство храма, где стоят верные, мирское священство, вы народ священников. А дальше древо познания и древо жизни это царские врата, за которым алтарь, святая святых. Адам и Ева это священники.
И вот первый человек как священник должен был принести жертву, в алтарь принести ее, принести жертву Богу. И при этом он должен был пройти через два древа: древо познания и древо жизни.
О том, что эти два древа неразрывно сплетены своими кронами, уже говорится в Послании Диогнета, это начало второго века, христианский памятник. Там утверждается, что как невозможно познание добра без доброй жизни и невозможна жизнь без познания истины, вот поэтому эти два древа едины.
Итак, Адам священник, который должен был принести жертву. А произошло вместо жертвоприношения похищение. Вот это и есть суть греха Адама: вместо жертвы похищение.
Во-вторых. Ефрем Сирин идет дальше. Его мысль становится совершенно поразительной, уже никакой историей необъяснимой. Он говорит так.
Вот если сад подобен трапезе, и в Эдемском саду каждый цветок даровал бессмертие. То есть это мир, в котором Бог всюду, как в церкви. Ведь в церкви ни один предмет не равен себе самому. Вода больше, чем вода в храме. Хлеб на литии больше, чем хлеб. Икона больше, чем доска. Ладан больше, чем смола и так далее. Все пронизано божественным духом. Вот так же и в Эдемском саду. Все, к чему ни прикасался Адам, это были таинства. Все давало ему радость Богопричастия.
Но в церкви православной есть святыньки, а есть святыни. Это не одно и то же. Какая-нибудь там просфорка дома это святынька, а хлеб причастия в алтаре это святыня.
Так вот точно так же и в Эдемском саду по мысли Ефрема Сирина. И вот главный вопрос он ставит: «О, если бы задумалась Ева, кто перед нею, - когда она стояла перед древом познания, - тварь или Творец.
То есть по мысли Ефрема Сирина древо познания и древо жизни это Сам Господь. Как вот мы причащаемся Христу под двумя видами: Тела и Крови, хлеба и вина, точно так же и первый человек должен был войти, принять плоды древа познания и древа жизни и стать богом. Это путь обожения, к Богу человек должен был так приобщиться. Ну а теперь будет понятно, что же произошло, и почему столь страшными оказались последствия произошедшего.
То, что совершает Адам, это грех богохульной кражи, попытка стать богом мимо Бога, попытка украсть Святые Дары, выкрасть их.
То есть вместо жертвы, - священник он жрец, он приносит жертву, - вместо жертвы кража, вместо отдачи, опять же, хватовство.
Ну а теперь посмотрим, как это развивается. То есть этот грех, я бы сказал, такого технологического отношения к миру в духе индустриального империализма западноевропейской цивилизации фаустовского духа дух магии.
Как известно в религиоведении, различие магии и религии проходит именно по этому критерию: религиозный человек молится, колдун приказывает. Колдун убежден в своих полномочиях и во власти своих заклинаний. Вот и Адаму казалось, что можно совершить некое действие: «я право имею», которому Бог должен будет подчиниться.
Теперь смотрим, как этот сюжет разворачивается на библейских страницах. Жена стоит перед древом познания. Естественно, тут возникает вопрос: где Адам? Я не встречал у святых отцов ответа на этот вопрос. Почему в решающую минуту жена была одна?

[tabo]

в Библии просто Ева одна. И вот тут появляется змий, который говорит ей: Правда ли, сказал вам Бог, что от всякого древа, которое в раю, вкушать вам нельзя. Ева отвечает, нет, это неправда. Нам от всякого древа, которое в раю, вкушать можно, а к древу познания добра и зла прикасаться нельзя.
Кстати, вот это и есть первый грех в истории человечества. Именно этот ответ Евы. Грех двойной. Первый ее грех в том, что она вообще ответила. В таких случаях кричать надо, а не отвечать. Человек сложное существо, и в нас есть сила любви, и есть сила ненависти. Эрос и тонадос, если говорить языком Фрейда.
Когда человек чувствует в себе голос (Воланда?), он должен прогневаться, отогнать. Ненависть это Божий дар человеку. Ненависть в нашей душе исполняет функцию, подобную антителам в нашей крови. Распознал инфекцию, набросился и пожрал ее, выбросил ее вон. Надо уметь гневаться на злые мысли, богохульные мысли: это не я, не хочу, не соизволяю.
Святой Феофан Затворник в девятнадцатом веке христианской девушке отвечает на вопрос, та спрашивает, батюшка, как мне бороться с блудными мыслями, нехорошими и так далее. Святитель Феофан отвечает: Ну, представь себе, ты идешь по городу темным вечером, на тебя напал громила какой-то, бандюга, и схватил тебя. Что тебе делать? У тебя сил нет ему сопротивляться. Но ты все твои силы собери в кулачок и дай ему, что есть духу, - вот тут, конечно, удивляешься духу девятнадцатого века, он советует девушке дать ему в грудь, этому громиле, наши современники посоветовали бы в другое место нанести удар. Но джентльменский девятнадцатый век таких вещей не позволял. И дальше Феофан Затворник говорит, что когда ты дашь этому громиле в грудь, он чуть-чуть ослабит свою хватку, а ты кричи: караул, грабят.
Вот точно также, когда напали на тебя хульные помыслы, плохие нечистые, ты их хоть на секунду отстрани от себя и тут же кричи: Господи, караул, грабят, пошли мне ангела-хранителя, защити меня от этого помысла.
Так вот Ева не прогневалась. Ведь змей явно соврал, соврал. Что Бог, дескать, запретил вам все есть и так далее. Вместо того, чтобы отогнать эту клеветническую мысль, Ева начинает открывать научный симпозиум: так сказал Бог, не так сказал Бог. То есть это уже была некоторая слабость волевого начала.
Второй грех Евы был в том, что она переврала Божью заповедь. Ну, Божья заповедь-то была: не вкушай плода от древа познания. Чего Ева говорит? Не прикасайся к древу познания.

Так вот и первый религиозный поступок женщины на земле самовольное ужесточение Божьей заповеди. А это очень опасно. Потому что, ужесточив Божью заповедь, жена делает себя беззащитной перед пропагандой Сатаны.
Представьте эту сценку по-детски, это полезно некоторые страницы Библии уметь и по-детски себе представить.
Вот дерево, предположим, что это яблоня. Древо познания никакого отношения к яблоне не имеет. Это средневековая латинская игра слов: малем и малум. Малем яблоко, малум зло. Но в Библии, в еврейском языке ничего такого нет. Ну хорошо, предположим, что это яблоня. Вот змей ее обвил, головку свешивает и леди ему говорит: сказано, что если прикоснемся, то в тот же день умрем. А змей говорит: Дура, посмотри на меня, я не то, что прикоснулся, живу я тут и ничего.
То есть именно ужесточение заповеди делает эту заповедь легко атакуемой и опровергаемой. Такое часто происходит в нашей церковной педагогике, когда мы на детишек страх Божий наводим, все эти страшные рассказы, да? Один мальчик без спросу у бабушки ел вишневое варенье и после этого выпал с девятого этажа, что-нибудь такое, да? Сколько таких страшных рассказов приходилось нам в детстве слушать. А затем ребенок убеждается, что можно съесть вишневое варенье, и ангелы тебя не испепеляют в Содом и Гоморру, понимаете? И с девятого этажа не падаешь и в погребе ногу не ломаешь. Ага, бабушка, наврала. И все-то ваша Библия врет.

[tabo]

Вот подобное и с Евой произошло.
Змей отвечает: Нет, неправду сказал Бог, потому что знает Он, что если вы вкусите от древа познания добра и зла, то станете как боги, знающие добро и зло.
То есть уже прямая атака, и Ева уже не может сопротивляться. Хотя здесь есть подсказка: станете как боги, знающие добро и зло. Вот это вот «как», частица, она же такая двусмысленная. Если мы говорим, что Иван совсем как Павел, ну значит, он точно не Павел. Если обезьяна совсем как человек, значит за этим стоит понимание того, что обезьяна точно не человек.
Но, кроме того, в этой фразе есть замечательный большевистский акцент: станете знающими добро и зло. То есть это означает, что сейчас вы этого не знаете, а только в будущем, когда прорвемся, тогда будете знать правду. А сейчас ничего не знаете. То есть это аксеологический нигилизм: то, что вы знаете сейчас, ничего не стоит, все забудем, сотрем, выбросим, а потом с нуля мы наш, мы новый мир построим.
Ева не сопротивляется. Следующая фраза Библии удивительна.
«И открылись у Евы глаза, и увидела она, что древо приятно на вид, и плоды его приятны на вкус, и оно вожделенно, ибо дает знание».
Что за глаза открылись у Евы? Это не были глаза котенка, то есть вот слепой котенок был, а потом открылись, нет. У нее открылось совершенно другое зрение. Не третий глаз, нет. Гораздо хуже. Она стала смотреть на мир глазами потребителя, рыночной торговки. Перед ней самая сакральная вещь мироздания, а что она там видит? Ага, упаковочка ничего себе, вкусненькая, кажется, конфетка, ах, да, в третьих вожделенно, потому что дает знание.
Вот представьте себе, что вы подходите к чаше с причастием, я вновь напоминаю, что древо познания это и есть чаша с причастием, вкушаете причастие и говорите: О, батюшка, кагорчик у вас сегодня ничего, не молдавский, небось, да? Кстати, облаченьице у вас тоже, батюшка, не софринское, да? из Греции привезли? Ах да, верую, Господи, яко сие есть Тело Твое и Кровь Твоя, да, да, конечно, конечно.
Вот понимаете, такой вот вульгарный эстетизм, это уже следствие болезни. И вот таким глазом Евы смотрят на православие, на наши святыни очень многие люди.
Потому что политики, которые не верят в Христа, но верят в православие, в православизм, верят в то, что Православная Церковь всегда цементировала наш народ и что-нибудь в таком духе.
Таким же глазом смотрят искусствоведы, которых в иконе интересует только колорит и прочее, то, о чем мы вчера говорили.
Вновь повторяю: древо познания это причастие. В чаше с причастием нет зла, но вспомните, какие молитвы православный христианин читает перед причастием: Да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Даров. То есть, оказывается, причастие может быть в погибель, причастие во осуждение. Апостол Павел вообще полагал, что христиане умирают по той причине, что недостойно, без рассуждения причащаются Тела и Крови Христа, не понимая, где профанное, а где священное. Вот именно это и произошло с Евой.
После этого Ева идет к мужу и предлагает ему соучастие в своей трапезе. Почему она это делает?

Преподобный Ефрем полагает, что когда жена отошла от древа познания, она ощутила в себе прилив эйфории. Такое бывает, когда человек совершает серьезный грех, ощущает полет: я смог, я преодолел, я не тварь дрожащая, я право имею. И вот она пошла к мужу похвастаться: Смотри, я начинала свой трудовой путь твоим ребрышком, а сейчас я богиня, а ты еще не пойми, что такое.То есть в Еве согласно Ефрему Сирину рождается похоть власти.
Вот та самая формула матриархата изначальная ломается здесь. Вместо союза любви, пусть даже и матриархального, рождается гордыня и превознесенность, чувство превознесенности одного человека над другим, и поэтому в конце рассказа о грехопадении мы видим уже противоположную патриархальную формулу, то есть опять первые стали последними.
И в конце рассказа о грехопадении мы читаем к жене слова Господа обращенные: «Отныне к мужу будет влечение твое, и он будет владычествовать над тобой».
Вот, а пока Ева радостная идет к Адаму, предлагает ему соучастие в трапезе, он соглашается. После этого опять: «И открылись у них глаза (второй раз). Открылись у них глаза, и они увидели, что они наги и устыдились».
Что за глаза у них открылись? Что за нагота?
Они просто утратили ум Христов, в Новом Завете так называется дар прозорливости, дар благодатного видения субстенция этернитатис, под знаком вечности.
Они увидели наготу друг друга. У них до этой поры, до греха, была одежда из света в том смысле, что человек и Бог не были разделены, и поэтому одежда благодати их окутывала. Теперь они отреклись от Бога, отказались, и остались просто людьми.
Нормальный человек это человек плюс Бог. Но теперь этот плюс убирается, человек остается просто человеком. Только человеком.
И вот они видят друг друга в этой своей слишком человеческой наготе и устыдились.
Очень важное свидетельство в Библии. Заметьте, Бог еще никого не наказал, никого не проклял, никому слова плохого не сказал, а людям уже плохо: они устыдились друг друга.
По замечательному слову Иоанна Лествичника, святого шестого столетия, любовь не знает стыда. Действительно, близкие люди не стыдятся своей наготы. И, напротив, там, где появляется потребность в одеждах, в препоясаниях, это уже некая отчужденность людей друг от друга проявляет себя.
Уже с этой страницы Библии начинается путь в тот тупик, где Сартр скажет: ад это другой. Другой, который всегда рядом со мной и смотрит на меня. После этого они делают себе препоясания из этих листьев каких-то.
Затем уже следующий этап, Адам слышит голос Бога, ходящего в раю. Тоже очень важная деталь. Бог теперь уже перестает звучать внутри сердца Адама, Бог становится чем-то чужим и далеким, звучащим там, в садах.
Плюс еще там есть в Библии замечательное выражение: В прохладе полдня, оказывается, Бог ходит. Для нас с вами это ничего особенного не значит, но только вспомните, что библейский автор живет на юге. Что там за прохлада в полдень такая образовалась? На Ближнем Востоке? В Израиле или Месопотамии? У итальянцев и то есть поговорка, что в сиесту, то есть в полдень, на улицах можно встретить только собак и англичан. Ну а Адам теперь в прохладе полдня видит еще и Бога.
То есть уже некая странность в его восприятии, но еще большая странность потом: Адам прячется под кусты, заслышав голос Бога.
Вот это уже несомненно улыбка библейского автора.
Видите ли, я всегда вспоминаю слова своего преподавателя Ветхого Завета в Семинарии Московской. Он нам говорил так, что оригинал и перевод похожи на ковер с лицевой стороны и с изнанки: рисунок тот же - краски другие. А особенно когда речь идет о церковно-славянском переводе Библии. Церковно-славянский язык по сути своей высокоторжественен. И поэтому человек, который слышит Библию только по церковно-славянски, не чувствует многообразия стилей библейских рассказов. Там есть все. Там есть торжественные страницы, есть прозаические, есть фельетонные, есть памфлетные, есть богоборческие и так далее все есть в Библии. И вот здесь есть место для улыбки.
Первая улыбка в Библии это слова: «увидели, что они наги». Дело в том, что в еврейском языке это откровенная игра слов: арум мудрый и эрум голый. А, учитывая, что еврейский язык консонансный, пишутся только согласные буквы, а гласные не пишутся, то по написанию это полные омоними: рм. Соответственно, люди хотели стать аруми мудрецами, стали эруми голышами.
Для еврейского читателя здесь повод улыбнуться.
Вторая улыбка вот здесь. Адам прячется от Бога под кустом. Да, Адам, великую мудрость нашептал тебе змей. Только великие посвященные, в тридцать третьей степени посвящения могут такое знать: от Бога под кустами прячутся там тебя точно не найдут. Великая мудрость, конечно.
То есть, понимаете, в Адаме начинается раскол. Ириней Лионский говорил, что смерть есть раскол. И вот раскол начинается сразу.

[shepherd]

Как то оборвалось изложение ни на чём.
Требую продолжения банкета.( из Х.Ф)

[tabo]

Как то оборвалось изложение ни на чём.

Это только для одного человека, брат все что надо было, изложил.