Мне всегда жутко (как в смысле «очень», так и в буквальном смысле «страшно») хотелось знать, как повел бы себя я, повстречай я Христа не просто «в собственном сердце» или в Церкви, или на страницах Евангелия, а в реальной повседневной жизни, на своем жизненном пути. И не просто Христа в образе нищего, или страдальца или проповедника или брата по вере, а во всей полноте Его телесного воплощения.
Повстречаться с Ним взглядом, увидеть выражение Его лица, быть может, едва уловимую и бесконечно грустную улыбку, почувствовать прикосновение Его рук, услышать голос... Кто бы что ни говорил, а ведь в конечном итоге ради этой встречи мы и живем, или, по идее, должны жить. Ведь человеку важно не только встретить Бога, но не менее важно встретить и Человека (ибо «нехорошо человеку быть одному») а во Христе мы можем повстречать их обоих.
И вот, вглядываясь в евангельские персонажи, с одной стороны вполне реальные исторические лица, а с другой определенные типажи, олицетворяющие миллионы и миллионы подобных им, я вижу себя во многих, если не в каждом, из них.
Вот я, подобно первым ученикам, впервые услышав о Христе и забыв обо всем на свете, бегу увидеть Его и с жадностью ловлю каждое слово. Но вот Он призывает сделать выбор, зовет за Собой, и я, терзаемый страхами и надеждой, прошу Его только об одном дать мне время уладить земные дела, после чего я непременно самоотверженно последую за Ним. И Он, с грустью глядя мне вслед, говорит о том, что «возложивший руку на плуг и оглядывающийся назад неблагонадежен для Царствия Небесного».
Вот, наконец, попав домой и окунувшись в прежнюю суету, я начинаю отдаляться от Христа, забывать Его и постепенно попадаю под влияние окружающих, многие из которых с готовностью верят раввинам, а не Ему. И я уже сам не знаю, чему верить образ Христа, еще недавно столь родной и близкий, постепенно приобретает расплывчатые очертания, становясь пугающе чужим.
Оставив Христа, я постепенно возвращаюсь к прежней, будничной греховной жизни но вот некто пересказывает мне услышанную им от Христа притчу о блудном сыне. И я понимаю, что я и есть тот самый евангельский блудный сын. Тогда я бросаю все и отправляюсь на поиски Христа, чтобы, подобно блуднице, пасть к Его ногам и обнять их в надежде на понимание и прощение...
Порой я вижу себя на месте врагов Христа, создавших свой собственный образ Бога и меряющих Сына Человеческого этой искусственной меркой. Тогда я начинаю спорить со Христом с пеной у рта, оправдывать себя и обвинять Его, и в душе поднимается буря негодования...
Так, перебирая личности, я постепенно дохожу до последнего, ключевого персонажа евангельской драмы. До того, кто, оставив все, был подобно апостолам учеником Христовым, делившим с Ним один кров и одну пищу, и, тем не менее, «поднял на Него пяту».
Иуда. Без сомнения это наиболее противоречивая фигура Писания да и не только Писания, но и всей человеческой истории. Думаю, он не был отъявленным негодяем, каким его склонно изображать большинство. И все же он был темной, трагической личностью, чья трагедия заключалась не столько в конечном предательстве (которое было лишь плодом его жизни), сколько в некой изначально ложной установке, искаженном, если не сказать, извращенном духовном мировосприятии.
Традиционно принято считать, что, предавая Учителя, Иуда «убивал» сразу двух зайцев: получал обещанное вознаграждение и избавлялся от Того, Кого люто ненавидел. Позволю усомниться в справедливости данного предположения. В пользу того, что не деньги были основным мотивом поступка Иуда, говорит тот факт, что Иуда вскоре после предательства сам выбросил эти деньги. Двигай им исключительно жажда обогащения, вряд ли бы он поступил так опрометчиво. По крайней мере, многие из тех, кто предавали ближних в сталинские времена, затем благополучно жили в квартирах соседей. Нет, здесь было что-то определенно другое, более важное... и более страшное.
То, что в планы Иуды изначально не входило убийство Христа подтверждается тем, что, увидев, как Христа жестоко избивают (но еще не казнят!), он пришел в ужас от низости своего поступка и удавился. Так не поступает человек, желающий смерти другого. Не так поступает заказчик убийства, узнавший, что жертва мертва.
Иными словами, ни обогащение, ни убийство не были основными мотивами поступка Иуды. Тогда что же? Попытаемся ответить на этот вопрос, хотя и отдавая себе отчет в том, что зло всегда иррационально, неуправляемо и непредсказуемо, и с трудом поддается анализу с точки зрения здравой логики. И все же попробуем предположить, основываясь исключительно на той скудной информации, которая имеется в Евангелии, главным героем которого Иуда конечно же не был, хотя и стал его ключевой отрицательной фигурой.
Итак, Иуда ходил со Христом все эти три года. Как и другие ученики, Он ждал пришествия Мессии, который должен избавить Израиль от рабства, покорить ему все враждебные народы. Мессианской идеей в то трудное время римского господства был, казалось, пронизан сам воздух. Неудивительно, что ученики также были заражены ею, то и дело спрашивая Христа «Господи, не в сие ли время Ты восставляешь Царство Израилю?».
Точно так веровал и Иуда, не будучи, как и все, свободен от иудейских предрассудков. Подобно другим ученикам не был свободен он и от надежды на получение определенных благ в результате следования за Мессией. В конце концов, и ученики дорогою спорили, кто из них больше, и через мать (самим было стыдно) просили Христа посадить их слева и справа от Него на троне. И даже прямо спросили у Него, услышав, что Его ждет в Иерусалиме: «а что будет нам, оставившим все и последовавшим за Тобою?»
И все-таки при множестве тождественных свойств, в Иуде было нечто, незаметное на первый взгляд, делающее его кардинально отличным от других. Что же это могло быть какое такое отличие, которое из внешне преданного ученика превратило его в вероломного предателя?
Христос, как написано, «от начала знал, кто суть неверующие, и кто предаст Его». Иными словами, главной и единственной причиной предательства Иуды служило его неверие во Христа. Но это не было неверие людей, равнодушных ко Христу и сходу отвергнувших Его. Не было это и неверие врагов Христа, ходивших за Ним по пятам, и ищущих уловить Его.
В отличие от них Иуда верил, что Христос и есть Тот Самый, кто спасет Израиля. Более того, Он возлагал на Христа определенные надежды. Но он видел в Нем исключительно земного Мессию, который вот-вот захватит власть и изгонит римлян, а Иуду посадит на троне. И Иуда ждал Его и своего часа. Поначалу он был увлечен общим восторженным настроением Христос говорил со властью, творил многие чудеса, исцелял больных, воскрешал мертвых. Ему повиновались не только люди, но и злые духи, и даже бездушные стихии. Разве мог он, Иуда, не верить, что Этот Великий Чудотворец, ходящий по водам «аки посуху», одним мановением руки останавливающий бурю, и есть Тот Самый обетованный Мессия? Разве сам факт того, что Иуда оставил свой дом и предпочел благополучной жизни эти безумные скитания, не говорит о том, что Иуда многое, очень многое поставил на кон? И, наконец, разве не ему, Иуде, повиновались злые духи, когда Христос послал учеников проповедовать Царствие Небесное?
Повстречаться с Ним взглядом, увидеть выражение Его лица, быть может, едва уловимую и бесконечно грустную улыбку, почувствовать прикосновение Его рук, услышать голос... Кто бы что ни говорил, а ведь в конечном итоге ради этой встречи мы и живем, или, по идее, должны жить. Ведь человеку важно не только встретить Бога, но не менее важно встретить и Человека (ибо «нехорошо человеку быть одному») а во Христе мы можем повстречать их обоих.
И вот, вглядываясь в евангельские персонажи, с одной стороны вполне реальные исторические лица, а с другой определенные типажи, олицетворяющие миллионы и миллионы подобных им, я вижу себя во многих, если не в каждом, из них.
Вот я, подобно первым ученикам, впервые услышав о Христе и забыв обо всем на свете, бегу увидеть Его и с жадностью ловлю каждое слово. Но вот Он призывает сделать выбор, зовет за Собой, и я, терзаемый страхами и надеждой, прошу Его только об одном дать мне время уладить земные дела, после чего я непременно самоотверженно последую за Ним. И Он, с грустью глядя мне вслед, говорит о том, что «возложивший руку на плуг и оглядывающийся назад неблагонадежен для Царствия Небесного».
Вот, наконец, попав домой и окунувшись в прежнюю суету, я начинаю отдаляться от Христа, забывать Его и постепенно попадаю под влияние окружающих, многие из которых с готовностью верят раввинам, а не Ему. И я уже сам не знаю, чему верить образ Христа, еще недавно столь родной и близкий, постепенно приобретает расплывчатые очертания, становясь пугающе чужим.
Оставив Христа, я постепенно возвращаюсь к прежней, будничной греховной жизни но вот некто пересказывает мне услышанную им от Христа притчу о блудном сыне. И я понимаю, что я и есть тот самый евангельский блудный сын. Тогда я бросаю все и отправляюсь на поиски Христа, чтобы, подобно блуднице, пасть к Его ногам и обнять их в надежде на понимание и прощение...
Порой я вижу себя на месте врагов Христа, создавших свой собственный образ Бога и меряющих Сына Человеческого этой искусственной меркой. Тогда я начинаю спорить со Христом с пеной у рта, оправдывать себя и обвинять Его, и в душе поднимается буря негодования...
Так, перебирая личности, я постепенно дохожу до последнего, ключевого персонажа евангельской драмы. До того, кто, оставив все, был подобно апостолам учеником Христовым, делившим с Ним один кров и одну пищу, и, тем не менее, «поднял на Него пяту».
Иуда. Без сомнения это наиболее противоречивая фигура Писания да и не только Писания, но и всей человеческой истории. Думаю, он не был отъявленным негодяем, каким его склонно изображать большинство. И все же он был темной, трагической личностью, чья трагедия заключалась не столько в конечном предательстве (которое было лишь плодом его жизни), сколько в некой изначально ложной установке, искаженном, если не сказать, извращенном духовном мировосприятии.
Традиционно принято считать, что, предавая Учителя, Иуда «убивал» сразу двух зайцев: получал обещанное вознаграждение и избавлялся от Того, Кого люто ненавидел. Позволю усомниться в справедливости данного предположения. В пользу того, что не деньги были основным мотивом поступка Иуда, говорит тот факт, что Иуда вскоре после предательства сам выбросил эти деньги. Двигай им исключительно жажда обогащения, вряд ли бы он поступил так опрометчиво. По крайней мере, многие из тех, кто предавали ближних в сталинские времена, затем благополучно жили в квартирах соседей. Нет, здесь было что-то определенно другое, более важное... и более страшное.
То, что в планы Иуды изначально не входило убийство Христа подтверждается тем, что, увидев, как Христа жестоко избивают (но еще не казнят!), он пришел в ужас от низости своего поступка и удавился. Так не поступает человек, желающий смерти другого. Не так поступает заказчик убийства, узнавший, что жертва мертва.
Иными словами, ни обогащение, ни убийство не были основными мотивами поступка Иуды. Тогда что же? Попытаемся ответить на этот вопрос, хотя и отдавая себе отчет в том, что зло всегда иррационально, неуправляемо и непредсказуемо, и с трудом поддается анализу с точки зрения здравой логики. И все же попробуем предположить, основываясь исключительно на той скудной информации, которая имеется в Евангелии, главным героем которого Иуда конечно же не был, хотя и стал его ключевой отрицательной фигурой.
Итак, Иуда ходил со Христом все эти три года. Как и другие ученики, Он ждал пришествия Мессии, который должен избавить Израиль от рабства, покорить ему все враждебные народы. Мессианской идеей в то трудное время римского господства был, казалось, пронизан сам воздух. Неудивительно, что ученики также были заражены ею, то и дело спрашивая Христа «Господи, не в сие ли время Ты восставляешь Царство Израилю?».
Точно так веровал и Иуда, не будучи, как и все, свободен от иудейских предрассудков. Подобно другим ученикам не был свободен он и от надежды на получение определенных благ в результате следования за Мессией. В конце концов, и ученики дорогою спорили, кто из них больше, и через мать (самим было стыдно) просили Христа посадить их слева и справа от Него на троне. И даже прямо спросили у Него, услышав, что Его ждет в Иерусалиме: «а что будет нам, оставившим все и последовавшим за Тобою?»
И все-таки при множестве тождественных свойств, в Иуде было нечто, незаметное на первый взгляд, делающее его кардинально отличным от других. Что же это могло быть какое такое отличие, которое из внешне преданного ученика превратило его в вероломного предателя?
Христос, как написано, «от начала знал, кто суть неверующие, и кто предаст Его». Иными словами, главной и единственной причиной предательства Иуды служило его неверие во Христа. Но это не было неверие людей, равнодушных ко Христу и сходу отвергнувших Его. Не было это и неверие врагов Христа, ходивших за Ним по пятам, и ищущих уловить Его.
В отличие от них Иуда верил, что Христос и есть Тот Самый, кто спасет Израиля. Более того, Он возлагал на Христа определенные надежды. Но он видел в Нем исключительно земного Мессию, который вот-вот захватит власть и изгонит римлян, а Иуду посадит на троне. И Иуда ждал Его и своего часа. Поначалу он был увлечен общим восторженным настроением Христос говорил со властью, творил многие чудеса, исцелял больных, воскрешал мертвых. Ему повиновались не только люди, но и злые духи, и даже бездушные стихии. Разве мог он, Иуда, не верить, что Этот Великий Чудотворец, ходящий по водам «аки посуху», одним мановением руки останавливающий бурю, и есть Тот Самый обетованный Мессия? Разве сам факт того, что Иуда оставил свой дом и предпочел благополучной жизни эти безумные скитания, не говорит о том, что Иуда многое, очень многое поставил на кон? И, наконец, разве не ему, Иуде, повиновались злые духи, когда Христос послал учеников проповедовать Царствие Небесное?
Комментарий