церковнославянский язык, его история и развитие

[elenacatania]

Литургический, как и любой нормированный язык, изменяется в результате сознательной деятельности кодификаторов и справщиков. Поэтому историю литургического языка можно рассматривать как историю институтов, контролирующих издание богослужебных книг. Это хорошо вписывается в предложенную Н.И.Толстым схему истории литературного языка как последовательную смену эпох централизации (жесткое нормирование) и децентрализации (потеря строгости нормы и проникновение локальных явлений. В истории цсл. языка эпохам централизации соответствует централизация издательской деятельности с сильными органами контроля за богослужебными книгами, в то время как для эпох децентрализации характерно обилие типографий, осуществляющих издание богослужебной литературы, и слабость централизованного контроля над богослужебными книгами.
Таким образом, уже на основе беглого просмотра архивных источников возможно составить приблизительную периодизацию истории церковнославянского языка. В результате такого рассмотрения исследователи получили следующую схему:
1) Синодальная эпоха - период максимальной централизации контроля;
2) Эпоха открытых гонений на Церковь (1918-1943) - период децентрализации.
3) Эпоха издательского отдела Московской Патриархии (1943-1987) - период централизации.
4) Эпоха перестройки и постсоветское время (1987- по настоящее время) - период децентрализации.

[elenacatania]

Рассмотрим каждый из периодов более подробно:
1. Синодальная эпоха (Период максимальной централизации).
Все новые издания богослужебных книг утверждаются Синодом. Причем правом первого издания основного круга богослужебных книг обладала только Москва.
В середине XIX века вопрос о языке богослужения начинает обсуждаться в церковной печати, причем по сравнению с XVI-XVII вв. акценты этих споров заметно смещаются. Если раньше в центре внимания были вопросы текстологии (т.е. соответствие богослужебных книг греческому оригиналу или же кирилло-мефодиевскому переводу), то теперь центральными оказываются проблемы семантики. Предполагалось, что человек, говорящий по-русски и знакомый с правилами цсл. грамматики, должен однозначно понимать тексты, звучащие в церкви во время службы. О месте, которое занимала эта проблема в церковном сознании, свидетельствует тот факт, что когда в 1905 г. Синод разослал анкету о возможности церковных реформ, то почти треть опрошенных архиереев высказалась о необходимости сделать богослужение более понятным для мирян.
Стремлением сделать богослужение более понятным объясняются попытки создания при Синоде постоянно действующей комиссии по исправлению богослужебных книг.
В 1869 г. по инициативе митр. Московского Иннокентия (Вениаминова) в Москве создается комитет, занимающийся редактированием богослужебных книг, который работал над. исправлением Служебника, а также занимался нормализацией пунктуации в славянском Евангелии. Работа этой комиссии была продолжена синодальной комиссией, возглавляемой еп. Саввой (Тихомировым). Однако практические результаты деятельности этой комиссии были незначительны.

[elenacatania]

В 1907 г. при Синоде создается Комиссия по исправлению богослужебных книг, которую возглавил архиепископ Сергий (Страгородский). В работе Комиссии принимали участие крупнейшие слависты и литургисты своего времени: А.И.Соболевский, Е.И.Ловягин, И.А.Карабинов, И.Е.Евсеев, А.А.Дмитриевский и др. Комиссия успела подготовить новую редакцию Постной и Цветной триоди. Сохраняя цсл. орфографию и морфологию, справщики последовательно заменяли грецизированные синтаксические конструкции и слова, непонятные носителям русского языка. Из-за революционных событий новая редакция богослужебных книг не вошла в употребление. Большая часть тиража погибла.
Синодальная эпоха завершается Поместным собором 1917-1918 г. Работа Собора была насильственно прервана революционными событиями и многие его постановления, касающиеся богослужебного языка, были опубликованы лишь в последнее время. На Соборе вопросами языка и книжной справы занимался особый отдел "О богослужении, проповедничестве и храме", который сформулировал программу и основные принципы книжной справы. Возглавляемая арх. Сергием Комиссия по исправлению богослужебных книг должна была стать постоянно действующим органом.
Среди тем, которые должен был рассмотреть Собор был также вопрос о возможности богослужения на национальных (русском, украинском и т.д.) языках. В подготовленном проекте документа высшей церковной власти давалось право допускать переводы к богослужебному употреблению. Разрешения вводить переводы явочным порядком без санкции высшей церковной власти в этом проекте не содержалось. Поэтому раздающиеся в последнее время голоса об обновленческой ориентации этой стороны работ Собора лишены оснований.

[elenacatania]

2. Эпоха открытых гонений на Церковь (1918-1943) (Период децентрализации)
Отношение церковной власти к контролю над текстом богослужебных книг формально не изменилось. Однако реальная ситуация оказалась совершенно иной. Революционные события, государственные репрессии и конфискация всех церковных типографий привели к резкому сокращению числа изданий на церковнославянском языке. Проблемы языка и книжности если и обсуждались, то оставались на периферии церковного сознания. Невозможность осуществлять издания богослужебной (и вообще церковной) литературы вела к децентрализации книжной справы. Деятельность такова рода ограничивается кружками единомышленников. Новые службы и акафисты распространяются в машинописных копиях, лишь в исключительных случаях появляясь в печати..
В связи с декларациями обновленцев о необходимости радикальных литургических реформ проблема литургического языка вновь становится предметом дискуссии. Поскольку деятельность обновленцев в этом направлении ограничивалась лишь декларациями и малопрофессиональными переводами, дискуссии 20-х годов не внесли ничего нового по сравнению с полемикой начала века.
Т.о., для периода 1917-1943 можно говорить о лингвистических взглядах отдельных людей или группировок. Материалы этого периода содержатся в периодических изданиях 20-х годов, а также в частных архивах. Значительная часть материалов, относящихся к этой эпохе, безвозвратно погибла.

[elenacatania]

3. Эпоха Издательского отдела Московской Патриархии (1943-1987) Период централизации
Изменение характера взаимоотношений церкви и государства и возможность, пусть в скромных размерах, осуществлять издания богослужебной литературы ведет к наступлению нового периода централизации. На протяжении этого периода Издательский отдел Московской патриархии был единственным издательством, осуществляющим издание богослужебных книг на территории СССР , что несомненно явилось мощным унифицирующим фактором.
Вопросы литургического языка и книжной справы эпизодически обсуждались на заседаниях
Синода в связи с утверждением к богослужебному употреблению новых служб и молитвословий. Однако лингвистические проблемы здесь не рассматривались. В 1957 г. при Патриархе была создана Календарно-богослужебная комиссия. Комиссия занималась в основном проблемами богослужебного устава, эпизодически обращаясь к вопросам книжной справы и редактирования богослужебных книг. Эта Комиссия, которую возглавлял деятельный участник Собора 1917-1918 г. еп. Афанасий (Сахаров), послужила связующим звеном между Поместным Собором 1917-1918 г. и изданием богослужебных книг 50-60-х годов. В истории цсл. книжности XX века еп. Афанасий занимает исключительное место.
Участник Собора 1917-1918 г., он стремился возобновить работу над богослужебными книгами, которая была прервана революционными событиями. В соответствии с программой Сергиевской комиссии им был исправлен круг служебных миней. Выполняя пожелание Собора 1917-1918 гг. о внесении в месяцеслов всех русских памятей, еп. Афанасий собрал огромную библиотеку машинописных и печатных служб русским святым. Язык этих служб также был несколько исправлен. Собрание еп. Афанасия легло в основу дополнений к изданным Московской Патриархией служебным минеям.

[elenacatania]

К этому периоду относится любопытный опыт пересмотра текста церковнославянских богослужебных книг по современному греческому тексту. Эта работа была непосредственно связана с проходившим в 1961 г. на о. Родос Всеправославным совещанием по подготовке Предсобора (Всеправославного Собора). Среди вопросов, которые предлагалось вынести на Предсобор был вопрос : "Единообразия уставного и литургического текстов в богослужении и совершении таинств. Пересмотр и научное издание". В этой связи в Московской духовной академии в качестве курсовых работ осуществляется перевод на церковнославянский язык греческого Служебника. Строго говоря, здесь мы имеем не перевод, а пересмотр современного славянского Служебника по греческому тексту. Опыт продолжения не имел. Тексты переводов хранятся в библиотеке МДА.
Наиболее важным событием этого периода стало издание в 1978-1988 годах круга служебных миней. В это издание вошло огромное количество служб, прежде не публиковавшихся. По сравнению с дореволюционными минеями объем этого издания увеличился более чем вдвое. Незнакомство советских цензоров с цсл. языком и церковной историей позволило напечатать ряд текстов, содержание которых шло вразрез с тем, что в те годы считалось допустимым, в том числе и службу иконе Богоматери Державной.
4. "Перестройка". 1987- по настоящее время. Период децентрализации
Возникновение в конце 80-х годов значительного числа церковных издательств, печатающих среди прочего и богослужебную литературу, явилось началом очередного периода децентрализации. Репринтные переиздания богослужебных книг, относящихся к разным редакциям и лингвистическим традициям, привели к некоторому размыванию норм церковнославянского языка.

[elenacatania]

Одновременно в контексте полемики церковных консерваторов и реформаторов возобновляются споры о возможности богослужения на русском языке. Полемика сводится к общим местам. Вопросы переводческой техники, источников и т.д. спорящих как правило не интересуют. В связи с этими дискуссиями появляются новые переводы богослужебных книг. Это малопрофессиональные опыты, которые не имеют серьезного значения и являются шагом назад по сравнению с аналогичными переводами начала века.
Среди славянских языков как прошлого, так и современности церковнославянский занимает совершенно особое место. В течение более чем десяти столетий этот язык обслуживает религиозные и, во многом, культурные потребности православных славян, не будучи при этом тождественным ни одному из национальных славянских языков. В таком качестве он осознавался уже в Средние Века. Так, Константин Грамматик, книжник и интеллектуал конца XV - начала XVI века, человек хорошо знакомый с
языковой ситуацией в современном ему славянском мире, не отождествляя церковнославянский язык ни с одним из национальных славянских языков, полагал его "составленным" из русского, болгарского, сербского, боснийского, хорватского, словенского, чешского (6, с. 377).

[elenacatania]

Церковнославянский язык никогда не существовал изолировано от национальных славянских языков; постоянно оказывая на них влияние, он сам подвергался воздействию то со стороны русского или украинского, то со стороны сербского, болгарского или какого-либо иного славянского языка. Возможно, имеет смысл поставить вопрос о существовании в Средние Века гомогенного языкового союза, объединявшего языки православных славян. Это последнее обстоятельство может быть, на наш взгляд, интерпретировано как то, что церковнославянский язык находился в определённых системных отношениях с национальными славянскими языками. При этом церковнославянский язык выступал в Средние Века по отношению к национальным славянским языкам как культурно маркированная языковая система по отношению к языковым системам, не обладающим столь высоким культурным статусом. В плане выражения эта оппозиция задавалась с помощью церковнославянизмов. Под церковнославянизмами в данной работе понимаются языковые единицы всех уровней, отличавшие церковнославянский язык от того или иного национального славянского языка. При этом языковая единица, выступающая в качестве церковнославянизма по отношению к одному славянскому языку, может не являться таковым по отношению к другому. Так, например, неполногласное градъ выступает как церковнославянизм по отношению к русскому языку, но не является таковым по отношению к болгарскому. Есть, однако, в церковнославянском языке некоторое количество языковых единиц, отсутствующих во всех национальных славянских языках. Такие языковые единицы мы называем абсолютными церковнославянизмами. В качестве примера абсолютных церковнославянизмов можно привести существительные пардалъ "рысь" или пиргъ "башня". На раннем этапе существования церковнославянского языка абсолютные церковнославянизмы были весьма немногочисленны и представляли собой заимствования из неславянских языков и представляли собою заимствования из неславянских языков либо кальки.
Позднее количество абсолютных церковнославянизмов росло, поскольку в процессе своего исторического развития национальные славянские языки утраивали многие свои языковые единицы, которые, однако, продолжали употребляться в церковнославянском, приобретая, таким образом, способность противопоставлять церковнославянский язык всем национальным славянским языкам. Примером такого церковнославянизма может служить союз . На раннем этапе существования церковнославянского языка он был общей лексемой для церковнославянского и болгарского языков, выступая в качестве церковнославянизма по отношению к русскому. Когда же болгарский язык заменил союз аще на современный ако, приобрёл статус абсолютного церковнославянизма.
Коль скоро церковнославянизмы определяются нами как слова чуждые тому или иному национальному славянскому языку и свойственные церковнославянскому, было бы естественно классифицировать их именно с точки зрения типа этой чуждости. Применительно к оппозиции "церковнославянский-русский" такая классификация была сделана Е.Г. Итэсь. Согласно этой классификации, все лексические церковнославянизмы распределяются между тремя группами. К первой группе относятся церковнославянизмы чуждые русскому языку как во внешнем, так и во внутреннем планах (1, с. 80). По своему происхождению это заимствования из неславянских языков, кальки, некоторые южнославянизмы.

[elenacatania]

Во вторую группу входят церковнославянизмы чуждые русскому языку только во внешнем плане. Эта группа состоит из заимствований как южнославянского, так и неславянского происхождения.
И, наконец, к третьей группе относятся церковнославянизмы чуждые русскому языку только в плане содержания. По своему происхождению это семантические заимствования из языка южных славян или семантические кальки с неславянских языков (1, с. 81).
Несомненно, что выделенные Е.Г. Итэсь три группы церковнославянизмов играли далеко не одинаковую роль в противопоставлении церковнославянского древнерусскому. Так. Церковнославянизмы первой группы. "чужеродные как во внешнем, так и во внутреннем плане" (1, с. 80), оставались таковыми лишь до тех пор, пока оставались чуждыми народному быту и сознанию обозначаемые ими внеязыковые реалии, на раннем этапе христианизации Руси. Однако, по мере того как христианство становилось повседневным
явлением, неотъемлемой частью русской действительности, громадный пласт церковнославянизмов утрачивал свою понятийную чужеродность (црьковь, просфора, ряса, священикъ). Таким образом, эту группу слов правомерно выделять лишь для раннего этапа развития церковнославянского языка. В более позднюю эпоху большинство слов этой группы переходит в разряд лексики, общей для церковнославянского и русского языков.

[elenacatania]

Некоторые церковнославянизмы первой группы переходят во вторую. Это происходит в тех случаях, когда в противопоставленном церковнославянскому русском языке появляется слово с экивалентным значением. Здесь в качестве примера интересно будет рассмотреть историю синонимического ряда попъ - священикъ - иереи. Первоначально эти слова входили в первую группу церковнославянизмов. Позднее, по мере того как происходила христианизация Руси, слова священикъ и попъ переходят в разряд слов, общих для церковнославянского и русского языков, перестают быть церковнославянизмами. Что же касается слова иереи , то оно с этого момента переходит в разряд слов, чуждых русскому языку исключительно в плане выражения.
Наиболее устойчивую группу лексических церковнославянизмов составляли, по-видимому, слова, противопоставляющие церковнославянский язык русскому исключительно в плане выражения. Их проникновению в русский язык препятствует и всегда препятствовало наличие в русском языке слов с близкими или тождественными значениями. Вместе с тем, утверждать что, церковнославянизмы этой группы никогда не проникали в русский язык, и что они не могли переходить в разряд слов, общих для русского и церковнославянского языков было бы неверно. Так, например, П.Д. Филкова в своей работе, посвященной этому вопросу, приводит весьма пространный список таких церковнославянизмов (5, с. 125). Здесь мы встречаем лексику с корневым и приставочным неполногласием, слова с написанием Щ на месте этимологического *tj, слова с рефлексом ЖД на месте *dj и мн.др. В качестве условий заимствования церковнославянизмов древнерусским языком у П.Д. Филковой приводятся: 1) высокая частотность употребления заимствованных слов "в церковно-книжных памятниках"; 2) наличие у заимствованного слова большой широты "лексической сочетаемости, семантического объема и семантических связей с производными образованиями" (5, с. 126, 128). Большой семантический объем, менее конкретная, чем у русского эквивалента семантика, ассоциированность церковнославянизмов с книжной речью является также причиной для проникновения церковнославянизмов в русский литературный язык, особенно в те его функционально-стилистические разновидности, которые связаны с
обслуживанием высшей интеллектуальной деятельности. Ср.: предметное укорачивать и гораздо более отвлеченное сокращать, нейтрально-бытовое холод и терминологическое хладотехника.

[elenacatania]

Известны случаи, когда заимствованию церковнославянизма второй группы предшествовал его переход в первую группу - группу слов, чуждых русскому языку как в плане выражения, так и в плане содержания. Такой переход всегда связан с изменением значения слова (как правило, от более конкретного к более общему, невещественному). Так, например, глагол възбуждати имел первоначально значение "будить" и вряд ли в таком значении мог войти в русский язык. Лшь приобретя значение "привести и в состояние нервного подъема" (3,с.84), это слово могло быть заимствовано.
В ряде случаев церковнославянизм второй группы заимствовался русским языком без какого-либо изменения своего лексического значения. Вытесняя при этом свой исконнорусский эквивалент. Так, например, неполногласное врагъ вытеснило исконнорусское ворогъ. А южнославянское по происхождению нужда заменило в русском языке восточнославянское нужа. На наличие большого количества церковнославянских заимствований с неполногласием и с сочетанием ЖД на месте этимологического *dj как на черту, выделяющую современный русский язык из числа других восточнославянских языков, указывал, в частности, Ф.М. Янковский (7. с. 75-76, 83).
Необходимо заметить, что собственно лексические церковнославянизмы как южнославянского, так и неславянского происхождения (оуне, балии, ланита, ипостась и др.) составляли сравнительно небольшой процент от общего количества слов этой группы. Это, по преимуществу, были союзы, союзные слова, непроизводные наречия: абие, дондеже, сице, вскую, аще, паки и др. В основном же во вторую группу церковнославянизмов входили лексико-фонетические и словообразовательные варианты общеславянских лексем, характерные для языка южных славян. К первым относятся слова с корневым и приставочным неполногласием, с написанием Щ на месте этимологического *tj , слова с отсутствием йотации перед А в начале слова и мн. др., а ко вторым - слова с приставкой из-, с суффиксами -тель, -ость, -ство, -ствие и мн. др.
Многие церковнославянизмы второй группы оказались в плане выражения в системных отношениях со своими восточнославянскими экивалентами. Так, церковнославянскому *trat всегда соответствует восточнославянское torot, церковнославянскому "А" в начале слова - восточнославянское "JA" и др.

[elenacatania]

Регулярность этих отношений, несомненно, способствовала быстрому распространению церковнославянского языка на Руси, облегчала понимание церковнославянской литургии для необразованной части прихожан. Именно благодаря системности и регулярности этих отношений церковнославянский язык сумел совместить в своем развитии две, казалось бы , взаимоисключающие тенденции: тенденцию к максимальной понятности для основной массы прихожан и тенденцию к максимальному противопоставлению в плане выражения церковнославянского языка как языка сакрального русскому - светскому языку. Взаимодействие этих двух тенденций и является, на наш взгляд, основной движущей силой внутренней эволюции церковнославянского языка на протяжении всей его истории вплоть до наших дней. Стремление сделать церковнославянскую литургию как можно более понятной массе рядовых верующих приводило к исключению из активного употребления собственно лексических церковнославянизмов. Они не могли быть преобразованы в слова русского языка путем несложной фонетической процедуры., как например, замена сочетаний trat на torot, ЖД на Ж, Щ на Ч и др., и, следовательно, затрудняли понимание церковнославянского языка для необразованной части населения. В позднем церковнославянском собственно лексических церковнославянизмов почти уже нет.
Что же касается тенденции к максимальному противопоставлению церковнославянского языка древнерусскому, то она приводила к появлению многочисленных гиперкорректных образований: влатъ "великан, волот", клаколъ "колоколъ" (2, с. 4).
Что же касается церковнославянизмов третьей группы, то их описание и выделение представляет для современного исследователя наибольшую трудность. Это связано, во-первых, с закрытостью для нас языкового сознания древнего русича; во-вторых, с недостаточным уровнем развития славянской исторической лексикографии. Первые шаги, сделанные в этом направлении еще академиком Соболевским (4, с. 136-137), оказались, по-видимому, и последними. Можно предположить, что количество церковнославянизмов третьей группы было весьма невелико, и что значительная часть их довольно скоро вошла в состав лексики русского языка. Впрочем, некоторые слова этой группы сохранили сохранили свою "церковнославянскость" на протяжении всей истории церковнославянского языка. К ним, например, относятся слова врагъ в значении "дьявол, сатана", отец в значении "бог". Известны также случаи перехода слов, общих для церковнославянского и русского языков, в эту группу церковнославянизмов. Примером тому может служить глагол теку в значении "иду".

[elenacatania]

Примерно к XV столетию завершается христианизация Руси. Термины церковного обихода перестали быть экзотизмами для русского уха, вошли в число слов, общих для русского и церковнославянского языков. Примерно на этот же период приходится явление, традиционно называемое в отечественной палеославистике "вторым южнославянским влиянием". Думается, между этими явлениями существует определённая связь. Усвоение русским языком терминов церковного обихода, слов, обозначающих основные понятия христианской религии, привело к исчезновению первой группы церковнославянизмов (слов, чуждых русскому как в плане выражения, так и в плане содержания). Это, в свою очередь, ослабляло оппозицию "русский-церковнославянский", которая была ничем иным, как отражением в языковой сфере важнейшей для Средневековья культурной оппозиции: "мирское-сакральное". Оппозиция требовала своего восстановления. Восстановлена она могла быть только одним способом - путём увеличения в церковнославянском тексте церковнославянизмов других групп; в первую очередь - второй группы. Поскольку церковнославянизмы второй группы имеют по преимуществу южнославянское происхождение, обращение к авторитету болгарской и сербской письменности было более чем естественным.
Несколько сложнее дело обстояло с грецизацией, сопровождавшей второе южнославянское влияние. Первоначально греческие элементы проникали в церковнославянский язык в связи с реформой митрополита Киприана. Нам представляется, что это связано с решением задачи в равной мере актуальной как для русских, так и для балканских книжников задачи - сделать язык церковных книг как можно более удалённым от языка повседневности. Однако, если русские книжники при решении этой задачи находили опору в южнославянской языковой традиции, то южнославянским реформаторам ничего не оставалось, как обратиться в своей деятельности к культурно-языковой традиции Византии. Когда же древнерусские книжники в поисках решения стоявших перед ними языковых задач обратили свой взор на южнославянские источники, они там нашли уже вошедшие в южнославянскую письменность многочисленные грецизмы. Таким образом, грецизация русской письменности представляется нам явлением сопутствующим второму южнославянскому влиянию и ни в коей мере не независимым от него.

[shlahani]

Вторая диалектная синтаксически-фразеологическая черта, также присущая владимирско-поволжским говорам, состоит в употреблении повторяющегося глагола не знаю в своеобразной функции, приближающейся к функции разделительного союза, если высказывается сомнение. Приведем отрывок из Жития, где Аввакум рассказывает о своем пребывании в тюрьме Андроньева монастыря: И тут на чепи кинули в темную полатку; ушла в землю, и сиделъ три дни, ни ел, ни пил; во тьме сидя, кланялся на чепи, не знаю на восток, не знаю на запад. Никто ко мне не приходил, токмо мыши и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно... по исходЬ третьихъ сутокъ захотЬлось есть мнЬ; после вечерни ста предо мною, не вЬмъ, ангел, не вЬмъ человек, и по се время не знаю. Токмо в потемках, сотворя молитву и взяв меня за плечо, с чепью к лавке привел и посадил и лошку в руки дал и хлебца немношко и штец дал похлебать, зЬло привкусны, хороши! и реклъ мнЬ: "Полно, довлЬет ти ко укреплению!". Да и не стало ево. Двери не отворялись, а ево не стало! Угодно только человЬк, а что ж ангелу? ино тца вездЬ не загорожено.
В приведенном контексте названный оборот использован дважды. В первый раз в разговорной русской разновидности, в форме дважды повторенного глагола не знаю пока речь идет о внешне-бытовом изображении подземной палатки. Когда же Аввакум переходит к повествованию о случившемся с ним чуде, тут и стиль меняется, включается церковнославянская лексика, однако оборот остается прежним, но дважды повторяется глагол не вем, придающий всему рассказу оттенок торжественности.

Похоже, Аввакум даёт тут непрямую цитату из 12 главы 2 Послания к коринфянам. В этом месте послания апостол Павел рассказывает про человека, возносившегося ещё при жизни на небо и слышавшего ангельские разговоры. Павел дважды употребляет этот оборот: "только не знаю, в теле ли, или вне тела".
В целом позиция Аввакума, процитированная выше из его обращения к царю Алексею Михайловичу, кажется довольно здравой: Христос учил понятно, значит, и нам надо говорить на языке, понятном для всех русских.