Заметки о вере и безумии.

[Андрей]

ЗАМЕТКИ О ВЕРЕ И БЕЗУМИИ

Лев Левинсон (Москва)

I

«Проповедовать распятого Христа - безумие в глазах эллинов», - пишет о своём служении апостол Павел в Первом послании к Коринфянам (1 Кор. 1:23).

Действительно, вера в Иисуса, приговоренного к позорной казни, для привыкших поклоняться героям - нечто ненормальное. Столь же ненормальное, как для сегодняшних христиан - вера в милиционера Виссариона, называющего себя новым Иисусом и проповедующего Последний Завет.

Согласно концепции психиатра проф. Ю. Полищука, и то и другое следует рассматривать как коллективное поражение сверхценными идеями, «возникшее психогенно в результате индукции, наведения со стороны человека-индуктора или группы людей, оказывающих массивное внушение с использованием своего служебного положения» . [1 Заключение Комиссии (группы) под руководством проф. Ю.И. Полищука по медико-психологической и юридической оценке деятельности некоторых религиозных организаций. Машинопись, 1995, с. 4].

Полищук, Кондратьев и иже с ними полагают, что разница между Иисусом и Виссарионом в том, что в случае последнего мы имеем дело с «псевдорелигией», для чего вводится даже специальное понятие «псевдорелигиозный бред». При этом не уточняется, на основании каких научных (а не идеологических) критериев можно отличить религию от псевдорелигии.

Православие же, будучи «истинной религией», выступает в построениях антисектантской психиатрии как проверенное и безопасное для здоровья вероисповедание, сочетающее в себе наглядную историю отечества (Ледовое побоище, Куликовская битва), этнографический театр, традиционную кулинарию и - за неимением иной «национальную идею». Столь внушительный набор ценностей оставляет за бортом основы христианского учения, то есть Новый Завет Иисуса Христа, подобно тому, как образами Кутузова и Наташи Ростовой вытесняется из сознания учащегося философская проповедь Льва Толстого.

Специалистам по психиатрии невдомек, что псевдорелигиозной деятельностью, в евангельском понимании, прежде всего должны считаться освящения банков и торжественные молебны в честь юбилея автомата Калашникова, а не безумец Закхей, вопреки общепринятым нормам поведения взбирающийся на дерево, чтобы увидеть сына плотника - Иисуса, и не безумная Мария (сестра Лазаря), выливающая, вопреки всякому здравому смыслу, дорогостоящее миро на ноги какого-то человека. В каком бреду - религиозном? псевдорелигиозном? - находились апостолы (сектанты своего времени), внезапно заговорившие на разных языках? А «бред» Франциска Ассизского, Ксении Петербургской, Серафима Саровского, Анны-Екатерины Эммерих?

О разновидностях «ненормальных» верующих толкуют не только профессиональные целители советской школы, но и все, кому не лень, например, православный историк-либерал Д. Поспеловский, полагающий, что «есть достаточно причин и юридического, и психиатрического характера для уголовного преследования таких культов, как мунисты, Белое братство, Богородичный центр, виссарионовцы и сам Виссарион». Причиной «психиатрического характера», которая якобы оправдывает уголовное преследование верующих, Поспеловский, ничтоже сумняшеся, называет «зомбирование человека» [2 «Религия и право», № 2-3, 1997, с. 45.].

Интересно, является ли «зомбированием», с точки зрения профессора церковной истории, призыв раздать все, что имеешь, ради Царства Небесного?

Рассуждения о «сектах» религиозных и светских либералов представляются куда более зловредными, чем деятельность профессиональных гонителей от психиатрии, с равным рвением изобличающих вред всех религий, кроме табуированной Русской Православной Церкви (РПЦ). В отличие от главного врача Ярославской психбольницы В. Турлаева, обвинившего христианский центр «Новое поколение» (христиан веры евангельской) в «психическом заражении окружающих псевдорелигиозными идеями» [3 Письмо Ярославской областной клинической психиатрической больницы в прокуратуру Ярославской области от 9.07.96 № 01-38/574.], Поспеловский, блюдущий табель о рангах, не затрагивает религиозного истэблишмента: баптистов, адвентистов, пятидесятников, добившихся на Западе признания и неприкосновенности. Видимость терпимости и флер западничества как бы отделяют Поспеловского в глазах читателя от авторов дилеммы «православие или смерть», проклинающих без разбора новостильников, католиков и сатанистов. Доверия Поспеловскому и ему подобным больше, чем краснодарскому священнику Хирному, требующему депортировать «кришпантов, бабтистов и иегову». Но тем хуже, ибо эти «демократы», защищая позиции «добропорядочных» верующих, отдают остальных на растерзание. Призывая к психиатрическим и уголовным преследованиям «сектантов», признавая существование фантастического «зомбирования», профессора верно служат религиозным монополистам, поделившим стада верующих на овнов и козлищ.

II

Передовым отрядом антирелигиозной карательной психиатрии выступают многочисленные родительские комитеты «по спасению от тоталитарных сект». Ориентируясь на интересы заказчика в лице РПЦ, «профессиональные родители» селекционируют, сочиняют и распространяют компромат на «деструктивные культы». Естественно, что мамы и бабушки, пострадавшие от православия, тоже, как ни странно, огорченные душеспасительным уходом своих мальчиков и девочек (в том числе и несовершеннолетних) в православные монастыри, не находят понимания в антисектантских комитетах.

Между тем и в православии, и в других религиях, именуемых «традиционными», поскольку они остаются живыми религиями (а не только фольклорными заповедниками вроде ансамбля «Березка»), существует весь набор так называемых «негативных психических воздействий», предвзято отмечаемых проф. Полищуком и К исключительно в «сектах». Признавая это, нелепо делать вывод о необходимости уголовного или какого-либо иного преследования Православной Церкви за чинимый ущерб. Напротив, гарантируя свободу вероисповедания, правовое государство защищает право как соответствующих объединений, так и каждого человека на антиобщественное поведение, на следование целям, отличающимся от общепринятых в секуляризованном мире, на иной образ жизни, иную систему ценностей, что в православии так и называется «иночеством».
Пределом этой защищенной антиобщественности могут быть только уголовные или административные [4 Имеется в виду административное право в современном для России понимании] законы, применяемые, когда осуществление прав и свобод верующих нарушает права и свободы других лиц.

Задача здесь не так уж проста и не имеет подходящего на любой случай решения. Право, по аналогии с истиной, должно быть всегда конкретно, для чего и существуют следствие и суд, способные определить, содержит ли то или иное событие состав преступления.

Например, Конституция России (ст. 38) обязывает трудоспособных детей, достигших 18 лет, заботиться о нетрудоспособных родителях. Евангелие же можно обвинить в том, что оно призывает возненавидеть отца и мать (Лк. 14:26), потому что «враги человеку - домашние его» (Мф. 10:36).
Пример этому якобы показал сам Иисус, не признавший мать по крови матерью, братьев по крови братьями: «И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои» (Мф. 12:49).

По словам Макса Вебера, «то, что спаситель, пророк, священник, духовник и брат по вере должен стать верующему ближе, чем кровные родственники или члены семьи как таковые», является в религиях спасения (к каковым относится и христианство) само собой разумеющимся. При этом «чувство религиозного братства - чем последовательнее проводились его принципы, тем сильнее - всегда сталкивалось с порядками и ценностями мирской жизни» [5 Вебер М. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира. /Избранное. М.: 1994, с. 12-13.].

Бесспорно, что религиозные предписания должны быть абсолютны для верующего. Как же он должен поступать, находясь между гражданским и религиозным долгом? Как государству реагировать на столь откровенные призывы к разрушению семьи, которая, согласно упомянутой статье Конституции, находится под его, государства, защитой?

Несмотря на очевидную необходимость дифференцированного подхода, базовой позицией хотелось бы считать приоритет прав и свобод отдельного человека над правами объединения, будь то государство, семья, религиозная община. Каждый - автор своей жизни, имеющий право отречься от семьи, общества и от себя самого, в том числе и от стандартного поведения, правил общежития, избрав опасный путь религиозного эксперимента со своей плотью и со своей душой. «Мы безумны (юродивы) Христа ради», - пишет Апостол (1 Кор. 4:10).

Инвективы против сектантства есть, таким образом, чистой воды подмена, когда собственно религиозное отношение к миру и духовный тип сознания преподносятся как исключительное свойство «деструктивных культов». Доказательств ложности такого построения множества.

Взять, например, жития киево-печерских святых, изобилующие описанием всевозможных расстройств, могущих служить иллюстрациями для сексопатологии Р. Крафта-Эбинга («истории болезни» Никиты Затворника, отплясывавшего до изнеможения в пустой келье, Иоанна Многострадального, закапывавшего себя по пояс в землю, или Моисея Угрина с его мазохизмом и страхом перед половым актом). Недаром Василий Розанов называл «Киевский патерик» отравленным «ядом скопчества» [6 Розанов В.В. В темных религиозных лучах. М.: Республика, 1994, с. 344.] (ср. с заключением комиссии Полищука:
«Исчезает половое влечение у молодых людей. У женщин прекращаются менструации, у мужчин наступает половая импотенция, что свидетельствует о прекращении функции половых желез, об искусственном её подавлении, что можно обозначить как психическую кастрацию с прекращением детородной функции» [7 См. прим. 1. С. 6.]).

Действительно, сублимация сексуальности в мистические переживания «Царства непорочного зачатия» и жизни «через лоно Божией Матери, где похоть рассеивается», у Иоанна Береславского, предстоятеля Богородичного центра (Церкви Божией Матери Державной [8 Богородичный центр относится антисектантами к «тоталитарным сектам».]), влечет за собой отрицание естественной половой жизни «греховного эроса», от которого должно отказаться христианину вместе с «родовыми поражениями в крови» [9 Архиепископ Иоанн. Врата любви. М.: 1997, с. 35-36.], особо раздражающими ветхих комитетских родителей. Но ведь то же самое есть не только в экстатичном богородичном христианстве Береславского, но и в самом что ни на есть «традиционном» православии, великие подвижники которого из боязни «обратиться в ничто, приблизившись к женщине» (по свидетельству Иоанна Мосха), «не допускали на глаза себе не только сестер, но даже родных матерей» [10 Мосх И. Луг духовный. Спб.: 1906, с. 265.].

Разрыв родственных связей во имя православного подвижничества, радикальное изменение себя ради Православной Церкви ничем не отличаются от того, что происходит при вступлении в Общество сознания Кришны, Аум Синрикё, харизматические церкви. Разница лишь в том, что в православии или католицизме фанатичные, ревностные последователи, активно практикующие члены общин составляют меньшинство от основной массы формальных (номинальных) христиан. В новых же религиозных движениях, создающихся по иному принципу, номинальное членство исключено, возможна лишь активная вовлечённость, живое участие.

Следует отметить, что в харизматическом движении говорение на иных языках, исцеление и другие экстатические формы богослужебной жизни, представляющие, по мнению упоминавшихся психиатров, опасность для психики, сочетаются с успешной деятельностью в миру, в том числе в сфере бизнеса. Значительную часть харизматов составляет молодежь. Тем самым опровергается основной тезис противников новых движений, что «сектантство» уводит от действительности сотни тысяч здоровых и нужных обществу молодых россиян. В отличие от господствующего православия, отвечающего экономическим интересам лишь узкого круга паразитирующей на нём номенклатуры, для паствы же экономически бесперспективного, харизматические церкви, объединяющие сегодня усилия с более традиционными формами пятидесятничества, содержат в себе объективно выгодную для капиталистических отношений идеологию, согласно которой «доход является зримым выражением благословения Богом труда верующего и тем самым богоугодности его экономической деятельности» [11 Вебер М. Социология религии. /Избранное. М.: 1994, с. 203.].

Правда, само харизматическое движение отмежевывается от прочих НРД. Пропагандист борьбы с сектами Александр Дворкин также не включает харизматов в «черный список», рассматривая, однако, как секту Новоапостольскую церковь, также протестантское новообразование. Важно другое: харизматические церкви уже преследуются в России как наносящие ущерб психическому здоровью. И в поликлиниках г. Ярославля уже, как в хрущевскую антирелигиозную кампанию, висят плакаты «Новое поколение опасно для вашего здоровья».

Причина в том, что обновлённая формация христиан веры евангельской (пользующаяся известной популярностью в среде молодежи и предпринимателей), равно как Свидетели Иеговы (ориентированные на средний класс в его российском преломлении: оторванных от деревенских корней горожанок предпенсионного возраста, военных в отставке и т.п.), составляют весомую конкуренцию РПЦ, стремящейся стать монополистом на религиозном рынке. Последователи харизматов и Свидетелей Иеговы исчисляются уже сотнями тысяч. Поэтому православие вынуждено мобилизовать все влиятельные структуры (включая психиатрию и прессу) на борьбу с этим «злом».

Отсев «пострадавших» от религиозной деятельности в соответствии с госзаказом (будь то действительно пострадавшие или выдаваемые за таковых) превращает психиатрию в аппарат преследования инаковерующих. Быть православным фанатиком не в пример комфортнее, чем рядовым российским кришнаитом или протестантом. Между тем экстремизм в православии, в отличие от якобы присущего некоторым «сектантским» общинам, стократ опаснее, поскольку перетекает в политическую сферу и приводит, в сочетании с национальной нетерпимостью, ксенофобией, к экстремизму политическому.

Дело не в том, что православных подвижников следует лечить наравне с «сектантами». Задача психиатрии - противостоять попыткам, в том числе со стороны религиозно индифферентных родственников, вернуть - медицинскими методами - верующего человека к общепринятому гражданскому стандарту.

(окончание следует)

[Андрей]

(окончание)

Ради доброго дела - психиатрической реабилитации новых религиозных движений - посмотрим ещё раз на религиозную классику. Возьмем «Лествицу» преподобного Иоанна Синайского (Лествичника), одно из наиболее ярких и по сей день популярных творений восточного монашества, чтобы, с одной стороны, увидеть еще раз паноптикум душевных расстройств, с другой - образец святости, с третьей - мощнейшее выражение игры свободного человеческого духа, открывающего в себе и для себя бездны ада и блаженства.

Вот описание не выдуманной, а реально существовавшей обители кающихся, «святых осужденников», «страны плачущих», составленное Лествичником как поучение, как пример (слово 5-е):

«Видел я, что одни из сих неповинных осужденников всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе ни мало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя.

Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. (...)

Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. (...) Другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда, когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли. (...)

Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали, и стенали из глубины сердца и утробы. (...)

У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. (...) Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам. (...)

У иных видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежди, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячестью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси, болящие от ударов и кровавой мокроты, извергаемой от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые и крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми» [12 Преподобного отца нашего Иоанна Лествичника Лествица. /Репринт. - Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь: 1994, с. 59-64. (Орфография и пунктуация при цитировании приближены к современным нормам.)].

Что это - зависимые расстройства личности? Или великая поэзия? Искание себя? Альпинист рискует, канатоходец рискует, гонщик рискует.

И если гонщик еще может оправдать себя перед обывателем, сказав, что гонится за деньгами, то чем оправдаться монаху в глазах своей нормальной семьи?

«Моя внучка Маша после окончания Уральского политехнического института ушла в монастырь, - пишет в Государственную Думу пенсионерка М.А.Ш. из г. Екатеринбурга. - Мы морально к этому были не готовы, поэтому это для нас страшное горе. Но самое страшное в том, что сталкиваясь с церковью, мы обнаружили непонятные вещи. Девушек кодируют (а ведь это уголовное деяние) на забвение прошлого. Они как попки скороговоркой твердят одно и то же: Мы для прошлого умерли, у нас нет родителей, у нас нет сестер и братьев. Для девушек нет ни газет, ни ТV, ни радио Помогите нам в борьбе с той нечистоплотностью, что примазалась к церкви».

Эта бабушка, прожившая жизнь при советском строе, смотрит свое ТV и видит нарядного упитанного Патриарха рядом с Ельциным и Черномырдиным. Она готова порадоваться куличам и крашеным яйцам, даже, возможно, сходить за святой водой и подать записку об упокоении близких в родительскую субботу. Но пойди объясни ей, что как раз яйца и записки, вкупе с Патриархом, «примазались» к тому живому христианству, в котором стремится искать Бога ее внучка.

Ладно - бабушка. Бабушке не уступает и упоминавшийся проф. Поспеловский, предлагающий преследовать за «зомбирование» не только «секты», «но и отдельных православных псевдостарцев, которые тоже коверкают немало молодых душ» [13 См. прим. 2].

Приведем еще одно письмо. Господин В.В.Б. из г. Азова Ростовской области, разыскивая в монастырях РПЦ свою дочь Татьяну, пришел в ужас от иноческого жития: «Игуменья в монастыре - это царь и бог. Без неё в монастыре никто лишний раз вздохнуть не может, не говоря уже о другом. На всё нужно её благословение. Как живут в скитах - видел. Сказать, что они живут как рабы, - ничего не сказать! Это непередаваемо. Хороший хозяин скот содержит значительно лучше».

Эти картины будто бы списаны у того же Лествичника: «Простосердечный монах всегда послушен, совершенно сложивши бремя своё на своего руководителя; и как животное не противоречит тому, кто его вяжет, так и душа правая не противится наставнику, но последует ведущему, куда бы он ни захотел; хотя бы повел на заклание, не умеет противоречить» (слово 24-е) [14 См. Лествица, с. 161].

Сетования бабушки из Екатеринбурга и папы из Азова не находят у антисектантов спроса, хотя таких обращений множество. Зато в чести родители «жертв тоталитарных сект», создавшие, с помощью СМИ, легенду о десятках тысяч убитых горем российских семей. В действительности таких семей не больше, чем пострадавших от православия. И это при том, что демонизация «сект» информаторами типа Дворкина увеличивает страх родственников, встревоженных, как правило, самим фактом «вербовки» родного человека в страшную «секту».
Вдохновляемые антисектантскими функционерами, родители «жертв» живописуют: «Псевдорелигиозные организации, такие, как Аум Синрике, Сознание Кришны, Виссарион и другие, представляют собой настоящие фабрики по массовому производству душевнобольных людей, организованных по типу концентрационных лагерей, в которых жертвы находятся добровольно в состоянии полной психической зависимости от культа (его лидера, системы мировосприятия и дисциплины)» [15 Письмо А.М. Палкиной, члена Комитета по спасению молодежи, адресованное парламентским слушаниям «Свобода совести и права человека», 14 февраля 1995 г].

III

Проблема «психиатрия и религия» не может рассматриваться лишь в применении к проблеме так называемых «сект», противопоставляемых «цивилизованным» традиционным верованиям. Безумие и религия - это совсем другая проблема.

«Слово Божие острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов», - сказано в Новом Завете (Евр. 4:12). Такое разделение может быть весьма и крайне болезненно, но это выбор конкретного человека, дело его свободы, включая свободу отказаться от собственной свободы. В буддийских текстах говорится об этом так: «Благородный и понятливый ученик ощущает отвращение к телу, отвращение к чувству, к способности понимать, к деянию и к разуму. Ощутив отвращение, отказывается от них; отказавшись от них, освобождается» [16 Сутта питака. Самйутта Никайа. III. 68. Цит. по кн.: Всемирное писание. Сравнительная антология священных текстов. М.:, Республика, 1995, с. 471].

Или нам предстоит вернуться к безбожным пятилеткам и объявить войну всякой вере (что не мешает, кстати, продолжать жалкие манипуляции с национальной Церковью на политической сцене), или необходимо признать религию властной силой, которая вправе требовать от человека всей его жизни.

[Игорь]

Андрей,
имхо, такие статьи для чтения лучше в библиотеку помещать.
А статья интересная.

[Андрей]

Майя Кучерская.

Письмо батюшке

Во славу Божию

Люди мы нездешние, попали в Дивеево по милости Божией. А все батюшка Серафим. Когда я прочитала его житие, три дня не могла прийти в себя, вся моя жизнь перевернулась. Она уже и раньше перевернулась, когда мне открылась вера, но после его жития все стало совсем уже по-другому. К вере я пришла постепенно, через большие скорби. Здешний дивеевский батюшка, отец Иоанн, сказал мне, что так бывает очень часто, скорбями Господь стучится в сердца людей. Большое для меня горе было в том, что Андрюша бросил меня с маленьким Сережей. И я очень об этом сокрушалась. Тогда я и начала первый раз в жизни молиться, чтобы Господь вернул мне, если можно, моего мужа. И, видно, тогда уже начались Божии милости ко мне, грешной. Андрюша от той женщины быстро ушел, немного еще помотался, три месяца не было о нем ничего слышно, а потом вернулся. Даже просил у меня прощения. И я его простила.

Сереже было уже четыре года. Несколько месяцев мы жили в любви и мире. А потом стали ждать нового ребенка, но на пятом месяце у меня случился выкидыш, почему никто не мог объяснить, а Люба, моя соседка по лестничной клетке, сказала мне, что это за мои грехи. Я ведь сделала еще до Сережи аборт, жили мы тогда в одной комнате с Андрюшиной бабушкой, бабушка, Царство ей Небесное, была после инсульта, правая сторона у нее не двигалась, она была лежачая больная и ночами кричала. Ребенок в таких условиях никому был не нужен. У меня даже сомнений тогда не было, я не знала, что они там живые, в материнской утробе, уже с душой, и совсем не думала, червячок и червячок. Но Люба мне рассказала, что аборт это страшный грех, и расплачиваться теперь придется всю жизнь. И еще я тогда узнала, что ни в коем случае нельзя говорить на спасибо пожалуйста надо отвечать: Во славу Божию.

Когда случился выкидыш, я как обмерла, я уже понимала, что у меня умер живой ребенок, а не червячок, и жить мне не хотелось. Андрюша даже водил меня к психиатру, я пропила курс антидепрессантов, и мне стало немного легче. Но главное, что принесло мне облегчение, это моя вера в Господа, Богородицу и всех святых.

Я еще в больнице начала снова молиться, чтобы Бог утешил меня, я лежала там одна, в крови, не могла подняться от страшной слабости, и никто, ни медсестра, ни Андрюша, не приходили ко мне, потому что Андрюша и так один убивался с Сережей. Две мои соседки вообще были после операции и не вставали. Если бы жива была моя мама, она бы пришла ко мне, но она умерла после операции на сердце еще до Сережиного рождения. И я лежала одна. Господь помог мне подняться и дойти до туалета, но на обратном пути в коридоре я уже упала, две женщины позвали медсестру, и меня довели до кровати. Упала я удачно, ни одной царапины, только небольшие ушибы. Так что все было слава Богу, уже тогда батюшка Серафим помогал мне.

Когда я вернулась домой и пропила курс таблеток, назначенный психиатром, мне стало намного легче. Я уже могла улыбаться. И по Любиному совету пошла в церковь. Там меня охватило такое тепло и такое покаяние, что я первый раз в жизни поисповедовалась и приняла Святые Христовы Тайны.

До сих пор я читала только Житие преподобного Серафима и немного Евангелие. В церкви я купила еще несколько книг Как готовиться к исповеди, Что нужно знать матери, О молитве и Жития русских святых.

Когда я прочитала житие Ксении Петербуржской, я поняла, что живу неправильно, по законам плоти и мира. И поняла, что готова отказаться от всей своей прежней жизни, лишь бы хоть мизинцем походить на святую и блаженную Ксению. Как только я это поняла, то почувствовала, что именно Ксения будет теперь моей покровительницей и помощницей. Хотя зовут меня Ольгой, совсем не Ксенией. Мы жили тогда в Казахстане, в Астане, но я сказала Андрюше, что обязательно должна поехать в Питер. Андрюша сказал, что с Сережей сидеть больше не будет, а я просто забыла ему сказать, что еду, конечно, с Сережей. Сережа очень обрадовался, что мы едем в другой город, но я объяснила ему, что это не простое путешествие, а паломничество к святому месту, могилке святой блаженной Ксеньюшки Петербуржской. В поезде я рассказала Сереже, как Ксеньюшка помогала людям и как она жила, и Сережа очень внимательно слушал. Съездили мы замечательно, хотя и не без искушений. В дороге у меня украли кошелек, мы разговорились в поезде с одной женщиной, на вид очень приятной, она много рассказывала про себя, угощала нас своими продуктами и даже морсом. А когда мы наутро проснулись, женщины уже не было, она вышла раньше, и что-то меня как толкнуло, я тут же полезла проверить в сумке кошелек, но его не было. Мы добрались до Смоленского кладбища без копейки денег.

На кладбище в часовне я подошла к батюшке и рассказала свою беду. Он посоветовал мне встать у входа в часовню и просить милостыню, потому что у часовни нет лишних средств. Но я на эти средства и не рассчитывала, и встала у входа, а Сережа очень стеснялся, и даже плакал, и звал меня, чтобы я не просила у людей денег. Но мне очень хотелось переночевать еще в Питере, а потом только ехать домой, так что нужно было и на еду, и на билет. Люди подавали мне понемногу, а я непрестанно молилась блаженной Ксеньюшке. Тут ко мне подошла женщина, которая продавала в часовне свечи и книги, и сказала, что батюшка благословил нас пообедать в трапезной. Мы с Сережей очень вкусно поели, все было благодатное, освещенное блаженной, Сережа кушал с удовольствием. Денег мы за целый день насобирали не так уж мало, хватало примерно на полбилета. И я подумала, что завтра соберем оставшееся, потому что уже темнело, а нужно было еще где-нибудь переночевать. Та добрая женщина, продававшая свечи, ее звали Мария, посоветовала мне вернуться на вокзал и переночевать там во славу Божию. Мы так и сделали. Устроились совсем неплохо, на длинной лавке, после молитв Сережа почти тут же уснул, я тоже иногда отключалась. Тут-то и случилось со мной великое чудо. Я увидела сон. Какую-то большую церковь, с черными куполами, а вокруг монахини в черных рясах идут на службу, и так торопятся, звонят колокола и снизу даже видно черную фигурку сестры-звонаря в верхнем пролете колокольни. Я тоже пошла вместе с сестрами, вошла в храм, просторный и светлый, и сразу же увидела блаженную Ксению на иконе, блаженная смотрела на меня как живая. Тут мой сон кончился. Я проснулась и поняла, что блаженная благословляет меня пойти в эту церковь с черными куполами. Но где она находится, я не знала.

Утром я разбудила Сережу, мы вместе прочитали утреннее правило и снова поехали в часовню. Мария, спаси ее Господи, отнеслась к нам еще лучше, чем прежде, сразу отвела нас поесть, долго расспрашивала, а потом принесла нам недостающую сумму на билеты. Я не знала, как ее благодарить. Это было второе чудо за молитвы святой Ксении. Я рассказала Марии про свой чудесный сон, а она ответила, что, наверное, это был какой-то женский монастырь.

Мы благополучно вернулись с Сережей домой, только вот наш папа за то время, пока нас не было, совершил ужасное преступление против Церкви и Бога. Весь мой красный угол, с иконами, с пузыречком масла от мощей целителя Пантелеимона, с баночкой святой воды, был разорен. Все иконы куда-то исчезли. Что ты сделал, Андрей? только и смогла я его спросить. Муж ответил, что больше он ничего такого в своем доме не потерпит, нечего морочить ему и ребенку голову, и зря он нас отпустил. Это было как ведро ледяной воды в жаркий день.

Через несколько дней Андрюша отошел, стал просить прощения, но мне было ясно, что если он не примет крещения и не уверует в Спасителя, Божьего благословения жить дальше нам нет. Я ответила ему, что прощу его, если он покрестится. Андрюша закричал, что не сделает этого никогда, обзывал меня бранными словами, один раз даже поднял на меня руку, хорошо, что Сережа был на улице.

Квартира, в которой мы жили, была полностью моя, досталась от моей тетки, она умерла в 1998 году от обширного инфаркта, была одинокой и завещала квартиру мне. Пришлось сказать Андрюше, что ему надо будет уйти.

Полгода ушло у нас на ссоры и развод. Андрюша все никак не хотел разводиться, а видя мою твердость (или развод, или иди креститься), кричал на меня, а бывало снова пускал в ход руки. Много было тяжелых искушений, много скорбей, мне даже пришлось снова обратиться к врачу, потому что у меня начались очень тяжелые психические состояния и была установлена аритмия. Но и в этой внешней и внутренней брани Господь подкрепил меня неслыханной радостью, одна женщина принесла мне почитать толстую книгу Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Каждый вечер, уложив спать Сережу, я читала эту прекрасную книгу. Ближе к концу между страниц был заложен календарик с видом церкви, которая показалась мне чем-то знакомой. Когда я вгляделась внимательней, я поняла, что это та самая церковь, которую я видела на вокзале во сне! На обратной стороне календарика было написано: Троицкий собор Серафимо-Дивеевского монастыря. Современный вид. Я заплакала и промолилась всю ночь. Господи! С Андрюшей мы были к тому времени в разводе, наконец-то я свободна, сама блаженная Ксения благословила меня ехать к Преподобному.

Но благословение блаженной особое. Я понимала, что уйти из мира должна была так же, как она. Батюшка Иоанн из Дивеева сказал мне, что это все моя гордыня, но я и не считаю, что могу быть, как блаженная Ксения, мне только хотелось хоть в чем-то подражать ей. И батюшка из Астаны, отец Валерий, сказал мне, что большого греха в этом нет. Думаю даже, хотя, наверное, это дерзко, Сам Господь вложил мне в сердце понимание, как я должна покинуть свой город. Я дала объявление в газете, что продаю квартиру, и назначила за нее очень низкую цену. Уже через день я оформляла документы! Слава Богу, покупатель нашелся очень быстро. Часть денег, полученных за квартиру, я отдала Андрюше, надеясь исполнить заповедь Божию о любви и примириться с ним перед отъездом, но Андрюша со мной не захотел даже разговаривать, и я действовала через его мать. А всю оставшуюся сумму мы раздали с Сережей по нашим церквям и просто нищим. Для этого мы объехали все церкви нашего города и оставили только на билет в Дивеево. Сережа очень радовался. Он сам брал у меня эти ненужные бумажки и отдавал бедным людям. Как они нас благодарили, как кланялись! Кто-то даже плакал. Я тоже не могла удержаться от слез. Моя ветхая жизнь кончалась на моих глазах. И такая радость охватывала душу, такая невесомость, когда я закрывала глаза, мне казалось, сейчас я взлечу. Слава Тебе, Боже! Слава тебе, блаженная Ксения! Слава тебе, Преподобный Серафим!

У меня еще оставалась мебель и вещи в квартире, много моей старой одежды. Я обзвонила всех знакомых и за неделю раздала все, что у меня было. Многие удивлялись и не хотели брать, пытались меня уговаривать, но как могла я их убеждала, объясняла, что ничего из прежнего мне уже будет не нужно. Только Сереже жаль было прощаться с некоторыми своими игрушками, но это было искушение вражье, на небо ведь мы ничего не возьмем с собой! Сережа все-таки оставил себе солдатиков и игрушечный джип, и я ему, по совету своего духовного отца, батюшки Валерия, в этом уже не препятствовала, сказала только, что понесет он все сам, в своем рюкзаке. В собственный рюкзак я положила Библию, Летопись, молитвослов, два полотенца, две маечки и трусики для Сережи и смену белья для себя. Рюкзак получился очень легкий. И мы отправились в четвертый удел Богородицы, туда, где, как говорил Преподобный, и Иерусалим, и Афон.

В Арзамас мы приехали ранним утром, 16 мая, оказалось, нужно еще было ехать до Дивеева на автобусе, но у нас уже не осталось ни копейки денег, все ушло на билеты и на еду. Мы поклонились всем святыням в Арзамасе, зашли в каждую церковь, всего мы нашли их три. Я молилась всем святым, Богородице, а Сережа тоже молился по моей просьбе. С тех пор, как мы разошлись с Андрюшей, он очень повзрослел. Но пора было уже идти в Дивеево. Стемнело как-то быстро, а ночлега в Арзамасе мы не нашли. Спросили нескольких людей на улице и в церкви, но ни у кого не было места.

Мы вышли из Арзамаса, поели хлеба, и тут уж стало совсем темно, мы наткнулись на какой-то длинный деревянный забор, нашли бугорок и дерево и так на бугорке и заночевали. Cережа насобирал веток, мы разожгли небольшой костер и грелись, я все время молилась Преподобному Серафиму и блаженной Ксении, претерпевавшим труды и холода намного большие. А наутро Господь сподобил нас стать свидетелями чуда все наше дерево, это был тополь, за ночь распустилось, оказалось в мелких зеленых листочках. Единственный на всю округу, остальные тополя вокруг были еще голые. Сережа сказал, что это от нашего костра тополь обогрелся, но костер тут, конечно, ни при чем. Это было явное благословение Божие на наш путь. Слава Богу! Богородица нас заступила и спасла. После холодной ночи и сна на улице мы даже не заболели. А все по молитвам блаженной и Преподобного. Ранним утром мы уже подходили к Дивееву. Когда я увидела ту самую церковь с черными куполами из сна, я так плакала, что Сережа даже испугался. В церкви уже началась служба, мы отстояли литургию, поклонились мощам Преподобного, выслушали акафист. Одна сестра подошла к нам и спросила: Вы паломники?. Нет, матушка, мы не паломники, мы навсегда. Я опять не могла удержаться от слез. Сестра посоветовала нам подойти к игуменье и испросить благословение на жизнь в Дивееве.

Матушка приняла нас очень милостиво, мы подошли к ней после службы, и, узнав, что мы из Казахстана и дома у нас больше нет, благословила нас поселиться пока в небольшом деревенском домике, принадлежащем монастырю. Когда мы туда поселились, там было еще совсем не прибрано, не обжито, люди в этом домике не жили много лет. В двух окнах стекла были выбиты, а про грязь я и не говорю. Многие, кто приходил к нам, говорили, что даже на открытом воздухе жить лучше. Потому что у нас еще как-то нехорошо пахло. Но это все были искушения, разве не чудо, что в первый же день мы, бездомные странники, получили в подарок настоящий дом! К тому же со временем все плохие запахи выветрились, это просто в кладовке лежали гнилые тряпки и овощи, я все вынесла, вычистила, стало намного лучше. Сначала мы грелись от электробатареи, но зимой все-таки было холодно, и в самый мороз нам позволяли ночевать в храме, там было отопление. Но все эти проблемы и искушения уже позади, сейчас по милости Божией есть у нас и печка, и окна со стеклами, и даже провели воду.

(продолжение следует)

[Андрей]

(окончание)

Вместе с нами живет еще одна пожилая женщина, мать одной из сестер монастыря, Светлана ее прогнал из родного дома муж-пьяница. Светлана приглядывает за Сережей, когда я на послушании. Моя мама умерла, но блаженная Ксения послала ему как бы новую бабушку. На послушании я работаю каждый день, и Сережа мне часто помогает, но он пока быстро устает. Две недели назад ему исполнилось восемь лет. В школу его отдавать, конечно, не отдаю, сначала матушки-монахини меня уговаривали, и я даже пошла поговорить с директором местной дивеевской школы, но когда зашла в здание, увидела, что в классах стоят телевизоры. Моему сыну этого не надо. Душа у него пока за молитвы Богородицы нетронутая, чистая, книг он мирских не читает, все молитвы знает наизусть, а что можно увидеть по телевизору, кроме разврата и бесов? Главное, Сереженька, покаянное сердце, а остальное приложится, вот увидишь. С ребятами он тоже играет и без школы, здесь их много, и местные, и те, кто приезжает к Преподобному помолиться. Матушки моего Сережу очень полюбили, недавно купили ему новые сапожки и курточку, а меня ругают, что я не забочусь о сыне, а как мне и позаботиться, ведь за послушание денег не полагается, но если и предлагают, я не беру, дабы не лишиться небесной награды. Так вот и живем по велицей Господней милости, во славу Божию, за молитвы блаженной Ксении и Преподобного Серафима.

А подрастет немного Сережа, Бог даст, поступит в какой-нибудь мужской монастырь, может, в Сарове восстановят, станет иеромонахом, ну, а я уж останусь здесь, при батюшке Серафиме, до последних времен, может быть, и меня примут со временем в число сестер и, если уж дело дойдет до пострига, попрошусь, чтобы постригли в честь блаженной Ксении Петербуржской. Но говорить об этом, конечно, еще рано, мой дивеевский духовный отец, отец Иоанн, говорит, что пока Сережа маленький, нечего даже и мечтать о монашестве. А все-таки, грешная, мечтаю. Но уже и то слава Богу, что мы живем здесь, на такой святой земле, рядом с мощами великого угодника. В Дивееве не страшно, всюду воцарится антихрист, но дивеевской канавки, по которой святыми своими стопами прошла Богородица, ему не перепрыгнуть. Так пророчествовал сам батюшка Серафим.

Преподобный отче Серафиме! Моли Бога о нас.