Твитнуть
"Будучи православным, для остальных американцев я человек необычный. Должен честно признаться, что большинство людей в США вообще не имеют представления о существовании православия. Бывали случаи, когда, узнав, что я православный, мне говорили: "А, значит ты иудей?" (слово "православный" англ. оrthodox здесь больше ассоциируется с ортодоксальным иудаизмом). "Нет, отвечаю, я православный христианин и хожу в русскую православную церковь". "А, значит, ты русский?" "Нет, я обращенный в православие ирландец". Обычно к этому моменту мой собеседник уже совершенно сбит с толку. В любом случае тут же следует вопрос: "Как ты стал православным?". Предпочитаю давать такой ответ: "По милости Божией". Тем не менее большинство людей хотят знать все подробности, поэтому приходится рассказывать им свою историю.
С юных лет я считал себя весьма духовным человеком, хотя и не очень религиозным. Теперь мне известно, что многие в этом мире думают о себе точно так же и что их (как и мое прежнее) понимание личной духовности очень далеко от истинного. Я вырос в епископальной Церкви1, но никогда не сталкивался с катехизацией. Говоря честно, до тех пор пока не стал православным, даже не знал, что Пасха это праздник Воскресения Господня. Приблизительно в возрасте десяти лет я совсем перестал ходить в церковь. Живя на юге США, в окружении исповедующих фундаментальный протестан*тизм (протестантов было особенно много в школьном хоре, где я пел), я был знаком с тем, во что они верили, вернее с тем, как они верили. Всякий раз, когда протестанты говорили о Боге, чувствовалось, что в их суждениях что-то не так все слишком обыденно и поверхностно. Они цитировали Священное Писание и беседовали о Боге, но, как мне казалось, невразумительно, бессвязно, причем каждый легко подвергался эмоциям, становился возбужденным словом, было похоже на недоваренное блюдо: снаружи оно горячее и дымящееся, но внутри сырое и холодное. Участники хора молились перед концертами, но мне это больше напоминало некое неформальное светское общение, чем прославление Бога: ни глубины, ни торжественности. И так как я был молод, непослушен, горд и глуп, а религия казалась мне смирительной рубашкой, поскольку стремилась ограничивать и всегда указывать, что ты должен делать и чего не должен, то даже не трудился исследовать ее глубже.
Так я продолжал жить как художник-гедонист, судил обо всем поверхностно и... был по-прежнему далек от подлинной духовности. Однако это меня не очень устраивало. Бросив обучение в музыкальной школе, я стал задумываться о смысле существования и достиг такого момента в жизни, когда задал себе вопросы: "Что все это значит?" и "Почему я здесь?". И только тогда начал понимать, насколько моя жизнь была тщетной. Я находился в ужасной депрессии, и никто и ничто не приносило мне умиротворения. Я пробовал разное: обращался к мистицизму и восточным религиям, но они также не удовлетворяли меня. Не могу найти слов, чтобы описать то состояние совершенной подавленности, которое охватило меня. В это время мне попала в руки Библия, но я ничего не мог понять в ней.
В таком состоянии я пребывал около трех лет, когда мой друг, изучавший православное литургическое пение, дал мне послушать запись русской церковной музыки. Не знаю почему, но включив запись, я стал читать псалом 27. И в тот момент, когда прочел начальные строки: К Тебе, Господи, взываю: твердыня моя! не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу, хор запел нечто совсем непохожее на все слышанное мною ранее. Я совершенно не понимал, о чем пелось, но подумал: "Вот как следует воспевать Бога". В этой музыке чувствовалось такое необыкновенное устремление ввысь, желание, чтобы Господь приблизил нас к Себе (а не попытка стащить Его к себе). И была такая огромная жажда обрести прощение, но не в западном понимании, где оно означает, что ты освобождаешься от наказания, а скорее как помощь Божию во всем... (послушайте литании в церкви, и вы поймете, что я имею в виду). Я плакал как ребенок, внимая пению... и это изменило мою жизнь.
Потом мой друг рассказал мне об одном здешнем украинском православном монастыре2, который он посещал, и о монахах, помогавших ему писать научную работу. Я пошел с ним в монастырскую церковь, и мое чувство, что православие единственно верный путь прославления Бога, утвердилось. Один из монахов любил повторять, что на Западе обычно переводят слово "православие" как "правильное учение". "Ortho" в переводе с греческого действительно означает "правильный" (или "истинный"), но слово "doxa" означает "слава", а не "учение". Поэтому точнее переводить слово "православие" как "правильная слава (или прославление)". Так началось мое возвращение домой.
Первое, что поразило меня в православии, была полнота богослужений. В православном богослужении затронуты все чувства верующего, ничто не игнорируется, каждая частица человека призвана поклоняться Богу. Это так далеко от того, что я испытал у протестантов, где богослужение происходит почти исключительно на интеллектуальном уровне (кроме харизматических движений, которые вызывают преувеличенную, бесовскую эмоциональную реакцию: понаблюдайте, например, службы пятидесятников). Возможно, лучше всего это различие прокомментировал один протестантский писатель, который изучал православие: "Запад это религия библиотек; Восток это религия церкви". Какое верное высказывание! Запад одержим приобретением знаний, хотя и в очень академическом смысле. Западные клирики чрезвычайно догматичны в своем подходе к религии, и особенно во взгляде на спасение: слишком много времени тратится на исследования и изучение, тогда как литургическая жизнь остается холодной, безжизненной и, честно говоря, уродливой. Они забыли слова Псалтири: Боже! свят путь Твой!.. (Пс. 76, 14).
Произвело на меня сильное впечатление и то, насколько православие смиренное вероисповедание. Никто из протестантов, рядом с которыми я рос, никогда не упоминал о своих грехах, все говорили только о том, как они были спасены. Никто ни разу не сказал о необходимости вымаливать Божие прощение. Когда ты спасен и у тебя есть "вечная безопасность" (отпущение грехов), зачем тебе Божие прощение? В протестантизме существует целое понятие об Иисусе Христе как о своем личном Спасителе (несмотря на тот факт, что слово "личный" нигде в Писании не встречается). Прими эту идею, и ты спасен. Не требуется никаких усилий с твоей стороны, нет необходимости исправиться, измениться (или даже иметь желание измениться), нужно только принять эту идею. Это больше похоже на сделку, чем на духовное общение с Богом: "Вот, Иисус, я принял Тебя как своего личного Спасителя, так что Ты обязан меня спасти". Конечно я не думаю, что кто-нибудь из протестантов произнесет буквально эту фразу, но действия их выражают именно такие отношения с Богом. А поступки говорят громче, чем слова.
Однако подобный договор с Богом неуместен. Святой Киприан Карфагенский выразил это такими словами: "Несмотря на то, что Господь в Своей отеческой любви является вечно прощающим и добрым, Он в Своем могуществе, как Судия, страшен для нас". Если ты собираешься строить глубокие, близкие отношения с Богом, а Он не терпит греха, то не означает ли это, что тебе необходимо бороться с грехом? Конечно, победа в борьбе против греха, диавола и смерти полностью принадлежит Христу (так как мы одни никогда не смогли бы достигнуть этого). Но все же и нам самим надо бороться и сражаться, а для этого необходимо воззвать к Господу о помощи, ибо без Него мы бессильны. Но чтобы обратиться к Богу, необходимо смириться: ...сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Однако смирения-то я и не увидел у протестантов. В православии же постоянно напоминается о человеческой слабости и о том, что только по Божией милости мы способны противостоять духовным врагам, осаждающим нас. Это порождает сердечную теплоту и любовь к Господу, но только если ты действительно, истинно понимаешь, что грешен (я имею в виду не одно только умовое понимание, но такое осознание своей греховности, которое пронизывает до самого основания все твое существо). Чем больше осознаешь свою греховность, тем сильнее любишь Бога, потому что понимаешь, какое великое чудо Он сотворил для нас, сойдя к нам на землю, и как сильно Он любит нас, хотя мы этого недостойны.
Наконец-то, после довольно длительного периода мучительных сомнений, все главные вопросы в моей жизни были разрешены: я родился на этой земле, чтобы любить Бога и приближаться к Нему; творить Его волю и принимать посильное участие (хотя и ничтожно малое) в своем спасении и обожении3.
Так получилось, что церковь монастыря, в которую я начал ходить, нуждалась в теноре для своего небольшого хора, и я тут же предложил свою помощь. Я погрузился в литургическую жизнь и прочитал почти все книги монастырской библиотеки. После своего крещения в 1997 году переехал в монастырь, так как хотел посещать службы как можно чаще, а дорога из дома и обратно занимала много времени. Думал даже стать монахом: мне казалось, хорошо так жить тихо и служа Богу. Конечно же это было лучше, чем все то, что я делал прежде (то есть по сути ничего не делал). В монастыре я прожил около года в качестве послушника, занимаясь лишь пением в церкви и самообразованием. Это время было крайне полезным для меня, но я пришел к заключению, что не призван стать монахом.
Хочу немного рассказать о своем пребывании в филаретовской Украинской православной церкви. Когда я начал посещать службы в ее монастыре, то не имел понятия о его неканоническом состоянии. Сейчас мне это известно, и при всей моей благодарности за приобретенные в монастыре познания я все-таки рад, что больше не живу там. Монахи имели весьма благие намерения, и да будет милость Господня на них, но в монастыре существовали духовные проблемы, напрямую связанные с его неканоничностью. Все внешние аспекты православия имелись и твердо поддерживались, но внутренняя, духовная, истинно православная жизнь в основном отсутствовала. Если использовать аналогию, это было похоже на лампу, подключенную к источнику статического электричества, а не напрямую к сети: время от времени вы получаете вспышки света, но ненадолго, а освещение несильное, чередующееся с длительными периодами темноты. Вот и монастырь не был напрямую "подключен" к Православной Церкви. Уверен, что Господь вел меня и тогда, потому что, как только я начал ходить в церковь монастыря, моя жизнь повернулась на 180 градусов, и я могу отнести это только к Промыслу Божию.
...Итак, решив, что не призван к монашеской жизни, я вернулся к учебе в колледже, но продолжал петь на службах в монастыре. Все больше сомнений вызывала во мне эта церковь, и я уже действительно не знал что делать, поскольку другие православные церкви, находящиеся поблизости, следовали новому календарю и казались не лучше монастырской. Единственным исключением был приход святого равноапостольного великого князя Владимира Русской Православной Зарубежной Церкви, но большая часть служб там проходила на церковно-славянском языке, которого я практически не понимал. Я осознал, что застрял на одном месте. Это был трудный период моей жизни, но Господь и здесь не оставил меня.
Я закончил колледж в самом начале экономического спада в США, поэтому никак не мог трудоустроиться. В конце концов, в поисках работы переехал в Даллас к своей матери. Верю, что это было Божественное провидение, потому что именно по приезде в Даллас я начал посещать службы в маленьком, но замечательном миссионерском приходе св. Николая Чудотворца Русской Православной Церкви Заграницей4. Прихожане в основном были новообращенными, и служба большей частью шла на английском языке. Это явилось одним из двух самых больших Божиих благословений в моей жизни. Теперь я был "подключен" к Церкви и стал духовно возрастать. Связываю это только с Божией милостью и той благодатью, которая нисходит через Церковь. Наконец, я счел себя готовым к тому, чтобы воспринять другое великое благословение Божие паломничество во Святую Русь.
Часть 2. ПО СВЯТЫМ МЕСТАМ РОССИИ
В июне 2003 года Божией милостию мне было даровано провести почти три удивительные недели в России. Когда меня спрашивают, что я делал во время паломнической поездки, отвечаю, что только ел и молился. Духовно я никогда не испытывал что-либо похожее как будто получил способность ощущать молитвы верующих, которыми, казалось, был проникнут здешний воздух. Это очень сложно выразить, и я мог бы, наверное, исписать сотню страниц, но так и не передать словами того огромного впечатления, которое получил во время путешествия. Я бесконечно благодарен Господу за это, и если Ему будет угодно, снова приеду в Россию как можно скорее.
Моя паломническая поездка началась с Самары... Здесь продолжение статьи
С юных лет я считал себя весьма духовным человеком, хотя и не очень религиозным. Теперь мне известно, что многие в этом мире думают о себе точно так же и что их (как и мое прежнее) понимание личной духовности очень далеко от истинного. Я вырос в епископальной Церкви1, но никогда не сталкивался с катехизацией. Говоря честно, до тех пор пока не стал православным, даже не знал, что Пасха это праздник Воскресения Господня. Приблизительно в возрасте десяти лет я совсем перестал ходить в церковь. Живя на юге США, в окружении исповедующих фундаментальный протестан*тизм (протестантов было особенно много в школьном хоре, где я пел), я был знаком с тем, во что они верили, вернее с тем, как они верили. Всякий раз, когда протестанты говорили о Боге, чувствовалось, что в их суждениях что-то не так все слишком обыденно и поверхностно. Они цитировали Священное Писание и беседовали о Боге, но, как мне казалось, невразумительно, бессвязно, причем каждый легко подвергался эмоциям, становился возбужденным словом, было похоже на недоваренное блюдо: снаружи оно горячее и дымящееся, но внутри сырое и холодное. Участники хора молились перед концертами, но мне это больше напоминало некое неформальное светское общение, чем прославление Бога: ни глубины, ни торжественности. И так как я был молод, непослушен, горд и глуп, а религия казалась мне смирительной рубашкой, поскольку стремилась ограничивать и всегда указывать, что ты должен делать и чего не должен, то даже не трудился исследовать ее глубже.
Так я продолжал жить как художник-гедонист, судил обо всем поверхностно и... был по-прежнему далек от подлинной духовности. Однако это меня не очень устраивало. Бросив обучение в музыкальной школе, я стал задумываться о смысле существования и достиг такого момента в жизни, когда задал себе вопросы: "Что все это значит?" и "Почему я здесь?". И только тогда начал понимать, насколько моя жизнь была тщетной. Я находился в ужасной депрессии, и никто и ничто не приносило мне умиротворения. Я пробовал разное: обращался к мистицизму и восточным религиям, но они также не удовлетворяли меня. Не могу найти слов, чтобы описать то состояние совершенной подавленности, которое охватило меня. В это время мне попала в руки Библия, но я ничего не мог понять в ней.
В таком состоянии я пребывал около трех лет, когда мой друг, изучавший православное литургическое пение, дал мне послушать запись русской церковной музыки. Не знаю почему, но включив запись, я стал читать псалом 27. И в тот момент, когда прочел начальные строки: К Тебе, Господи, взываю: твердыня моя! не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу, хор запел нечто совсем непохожее на все слышанное мною ранее. Я совершенно не понимал, о чем пелось, но подумал: "Вот как следует воспевать Бога". В этой музыке чувствовалось такое необыкновенное устремление ввысь, желание, чтобы Господь приблизил нас к Себе (а не попытка стащить Его к себе). И была такая огромная жажда обрести прощение, но не в западном понимании, где оно означает, что ты освобождаешься от наказания, а скорее как помощь Божию во всем... (послушайте литании в церкви, и вы поймете, что я имею в виду). Я плакал как ребенок, внимая пению... и это изменило мою жизнь.
Потом мой друг рассказал мне об одном здешнем украинском православном монастыре2, который он посещал, и о монахах, помогавших ему писать научную работу. Я пошел с ним в монастырскую церковь, и мое чувство, что православие единственно верный путь прославления Бога, утвердилось. Один из монахов любил повторять, что на Западе обычно переводят слово "православие" как "правильное учение". "Ortho" в переводе с греческого действительно означает "правильный" (или "истинный"), но слово "doxa" означает "слава", а не "учение". Поэтому точнее переводить слово "православие" как "правильная слава (или прославление)". Так началось мое возвращение домой.
Первое, что поразило меня в православии, была полнота богослужений. В православном богослужении затронуты все чувства верующего, ничто не игнорируется, каждая частица человека призвана поклоняться Богу. Это так далеко от того, что я испытал у протестантов, где богослужение происходит почти исключительно на интеллектуальном уровне (кроме харизматических движений, которые вызывают преувеличенную, бесовскую эмоциональную реакцию: понаблюдайте, например, службы пятидесятников). Возможно, лучше всего это различие прокомментировал один протестантский писатель, который изучал православие: "Запад это религия библиотек; Восток это религия церкви". Какое верное высказывание! Запад одержим приобретением знаний, хотя и в очень академическом смысле. Западные клирики чрезвычайно догматичны в своем подходе к религии, и особенно во взгляде на спасение: слишком много времени тратится на исследования и изучение, тогда как литургическая жизнь остается холодной, безжизненной и, честно говоря, уродливой. Они забыли слова Псалтири: Боже! свят путь Твой!.. (Пс. 76, 14).
Произвело на меня сильное впечатление и то, насколько православие смиренное вероисповедание. Никто из протестантов, рядом с которыми я рос, никогда не упоминал о своих грехах, все говорили только о том, как они были спасены. Никто ни разу не сказал о необходимости вымаливать Божие прощение. Когда ты спасен и у тебя есть "вечная безопасность" (отпущение грехов), зачем тебе Божие прощение? В протестантизме существует целое понятие об Иисусе Христе как о своем личном Спасителе (несмотря на тот факт, что слово "личный" нигде в Писании не встречается). Прими эту идею, и ты спасен. Не требуется никаких усилий с твоей стороны, нет необходимости исправиться, измениться (или даже иметь желание измениться), нужно только принять эту идею. Это больше похоже на сделку, чем на духовное общение с Богом: "Вот, Иисус, я принял Тебя как своего личного Спасителя, так что Ты обязан меня спасти". Конечно я не думаю, что кто-нибудь из протестантов произнесет буквально эту фразу, но действия их выражают именно такие отношения с Богом. А поступки говорят громче, чем слова.
Однако подобный договор с Богом неуместен. Святой Киприан Карфагенский выразил это такими словами: "Несмотря на то, что Господь в Своей отеческой любви является вечно прощающим и добрым, Он в Своем могуществе, как Судия, страшен для нас". Если ты собираешься строить глубокие, близкие отношения с Богом, а Он не терпит греха, то не означает ли это, что тебе необходимо бороться с грехом? Конечно, победа в борьбе против греха, диавола и смерти полностью принадлежит Христу (так как мы одни никогда не смогли бы достигнуть этого). Но все же и нам самим надо бороться и сражаться, а для этого необходимо воззвать к Господу о помощи, ибо без Него мы бессильны. Но чтобы обратиться к Богу, необходимо смириться: ...сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Однако смирения-то я и не увидел у протестантов. В православии же постоянно напоминается о человеческой слабости и о том, что только по Божией милости мы способны противостоять духовным врагам, осаждающим нас. Это порождает сердечную теплоту и любовь к Господу, но только если ты действительно, истинно понимаешь, что грешен (я имею в виду не одно только умовое понимание, но такое осознание своей греховности, которое пронизывает до самого основания все твое существо). Чем больше осознаешь свою греховность, тем сильнее любишь Бога, потому что понимаешь, какое великое чудо Он сотворил для нас, сойдя к нам на землю, и как сильно Он любит нас, хотя мы этого недостойны.
Наконец-то, после довольно длительного периода мучительных сомнений, все главные вопросы в моей жизни были разрешены: я родился на этой земле, чтобы любить Бога и приближаться к Нему; творить Его волю и принимать посильное участие (хотя и ничтожно малое) в своем спасении и обожении3.
Так получилось, что церковь монастыря, в которую я начал ходить, нуждалась в теноре для своего небольшого хора, и я тут же предложил свою помощь. Я погрузился в литургическую жизнь и прочитал почти все книги монастырской библиотеки. После своего крещения в 1997 году переехал в монастырь, так как хотел посещать службы как можно чаще, а дорога из дома и обратно занимала много времени. Думал даже стать монахом: мне казалось, хорошо так жить тихо и служа Богу. Конечно же это было лучше, чем все то, что я делал прежде (то есть по сути ничего не делал). В монастыре я прожил около года в качестве послушника, занимаясь лишь пением в церкви и самообразованием. Это время было крайне полезным для меня, но я пришел к заключению, что не призван стать монахом.
Хочу немного рассказать о своем пребывании в филаретовской Украинской православной церкви. Когда я начал посещать службы в ее монастыре, то не имел понятия о его неканоническом состоянии. Сейчас мне это известно, и при всей моей благодарности за приобретенные в монастыре познания я все-таки рад, что больше не живу там. Монахи имели весьма благие намерения, и да будет милость Господня на них, но в монастыре существовали духовные проблемы, напрямую связанные с его неканоничностью. Все внешние аспекты православия имелись и твердо поддерживались, но внутренняя, духовная, истинно православная жизнь в основном отсутствовала. Если использовать аналогию, это было похоже на лампу, подключенную к источнику статического электричества, а не напрямую к сети: время от времени вы получаете вспышки света, но ненадолго, а освещение несильное, чередующееся с длительными периодами темноты. Вот и монастырь не был напрямую "подключен" к Православной Церкви. Уверен, что Господь вел меня и тогда, потому что, как только я начал ходить в церковь монастыря, моя жизнь повернулась на 180 градусов, и я могу отнести это только к Промыслу Божию.
...Итак, решив, что не призван к монашеской жизни, я вернулся к учебе в колледже, но продолжал петь на службах в монастыре. Все больше сомнений вызывала во мне эта церковь, и я уже действительно не знал что делать, поскольку другие православные церкви, находящиеся поблизости, следовали новому календарю и казались не лучше монастырской. Единственным исключением был приход святого равноапостольного великого князя Владимира Русской Православной Зарубежной Церкви, но большая часть служб там проходила на церковно-славянском языке, которого я практически не понимал. Я осознал, что застрял на одном месте. Это был трудный период моей жизни, но Господь и здесь не оставил меня.
Я закончил колледж в самом начале экономического спада в США, поэтому никак не мог трудоустроиться. В конце концов, в поисках работы переехал в Даллас к своей матери. Верю, что это было Божественное провидение, потому что именно по приезде в Даллас я начал посещать службы в маленьком, но замечательном миссионерском приходе св. Николая Чудотворца Русской Православной Церкви Заграницей4. Прихожане в основном были новообращенными, и служба большей частью шла на английском языке. Это явилось одним из двух самых больших Божиих благословений в моей жизни. Теперь я был "подключен" к Церкви и стал духовно возрастать. Связываю это только с Божией милостью и той благодатью, которая нисходит через Церковь. Наконец, я счел себя готовым к тому, чтобы воспринять другое великое благословение Божие паломничество во Святую Русь.
Часть 2. ПО СВЯТЫМ МЕСТАМ РОССИИ
В июне 2003 года Божией милостию мне было даровано провести почти три удивительные недели в России. Когда меня спрашивают, что я делал во время паломнической поездки, отвечаю, что только ел и молился. Духовно я никогда не испытывал что-либо похожее как будто получил способность ощущать молитвы верующих, которыми, казалось, был проникнут здешний воздух. Это очень сложно выразить, и я мог бы, наверное, исписать сотню страниц, но так и не передать словами того огромного впечатления, которое получил во время путешествия. Я бесконечно благодарен Господу за это, и если Ему будет угодно, снова приеду в Россию как можно скорее.
Моя паломническая поездка началась с Самары... Здесь продолжение статьи
Комментарий