Полнота Откровения.

[Kosack]

Общаясь на форуме заметил, что у многих отсутствует правильное понимание Откровения, которое сводится лишь к Писанию - как единственному источнику Откровения. Размещу в этой теме несколько сообщений, которые опровергают подобную точку зрения.

[Kosack]

Передача Откровения совершалась двумя путями:

Устно, апостолами, которые своей проповедью передали либо то, что они узнали из уст Христа, живя с Ним и видя Его действия, либо то, что было внушено им Духом Святым;

Письменно, теми же апостолами и людьми из их окружения, которые, тоже по вдохновению Духа Святого, запечатлели в письменной форме Весть Спасения.

Священное Писание и Предание тесно и взаимно связаны между собой, ибо они проистекают из одного Божественного источника и устремляются к одной цели. Священное Писание и Предание составляют вместе единое целое, единое наследие («depositum fidei»).

Священное Предание передает Слово Божие, вверенное Христом апостолам. Оно передает его неповрежденно их преемникам, чтобы они, озаренные Духом Истины, Своею проповедью верно его хранили, излагали и распространяли.

Предание содержится главным образом:

В Апостольском Символе веры.

В учении, жизни и богослужении Церкви. Поскольку богослужение выражает жизнь и веру Церкви, оно важный источник Предания: «lex orandi, lex credendi» (как молишься, так и веришь).

В писаниях Отцов и Учителей Церкви. Святые Отцы авторитетные свидетели Предания Церкви, когда в своих писаниях они единодушно провозглашают религиозные истины. Отцами Церкви называются писатели христианской древности (до VII в.), которые отличались чистотой своей веры и святости. Учителями Церкви называются писатели любой эпохи, которые отличаются не только чистотой своей веры и святостью, но и своей замечательной ученостью.

Тем, кто отрицает Предание как источник Откровения, можно возражать следующее:

Предание предшествует Священному Писанию: вначале апостолы проповедовали Евангелие устно.

Библию дала Церковь через Предание. Благодаря Преданию Церковь знает, какие книги из Священного Писания богодухновенны (канонические книги). Нигде в Священном Писании не сказано, в каких книгах содержится подлинное учение Христа.

Христос сказал Своим апостолам: Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари (Мк 16, 15). Он не сказал: «Идите и пишите книги». Он также сказал: Слушающий вас меня слушает (Лк 10, 16), а не «кто читает ваши книги, Меня слушает».

Само Писание свидетельствует о ценности Предания. Апостол Павел пишет: Итак, братья, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим (2 Фес 2, 15). Апостол Иоанн писал: Многое и другое говорил Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин 21, 25). Он также писал: Многое имею писать вам, но не хочу на бумаге чернилами; а надеюсь прийти к вам и говорить устами к устам (2 Ин 1, 12).

Предание, идущее от апостолов не мертвая, а живая реальность. «Предание есть живая память Церкви, пишет православный богослов Сергей Булгаков, которая содержит истинное учение, как оно раскрывается в ее истории. Это не есть археологический музей или научный каталог, и это не есть даже мертвый депозит веры; оно есть живая сила, присущая живому организму». Предание развивается в Церкви содействием Святого Духа. Слово Божие всегда актуально: в любую историческую эпоху оно способно освещать новые обстоятельства и новые проблемы. «Хотя изменяется историческая оболочка, продолжает Сергей Булгаков, остается неизменным тот же дух».

Из книги «Католическая вера» Александра Гедеванишвили.

[Kosack]

Речь на конференции «Дары Духа Святого на грани второго тысячелетия», Cattolica, сентябрь 18-21, 1998, организованной «Движением надежды».

докладчик Нильс Кристиан Хвидт

Дамы и господа, дорогие друзья! Завтра мы услышим самого известного пророка наших дней - Вассулу. Она же является самым спорным мистиком, хотя это вовсе не значит, что она не настоящий пророк; скорее, как я это и хочу показать, такова она доля пророка: Пророки никогда не были популярны. Позже, отец Сомавила будет говорить о пророческой традиции в Церкви и будет сравнивать Вассулу с другими пророками. Марино Пароди представит вам Вассулу, и Вассула сама расскажет нам о своем пророческом опыте.

Вы может уже слышали такое: Нам не нужны никакие пророки, потому что Бог все сказал через своего Сына и больше Ему нечего нам сказать. Это сказал Мартин Лютер. Сказал правда это же и Святой Иоанн Креститель, но в очень специфическом предложении и в очень полемическом контексте. Кроме этого специфического контекста, слова Иоанна Крестителя не имеют смысла.

Однако, имеют место случаи, когда теологи Католической Церкви предлагают идею о конце пророчеств в связи с первым пришествием Христа и тем самым отвергают возможность общения Святого Духа с Его детьми сегодня в проявлении различного рода харизмы. Именно эту проблему я и хочу затронуть в настоящем докладе. Я хочу пояснить, что такая идея является не правильным пониманием фундаментальной христианской истины, и говорить будучи христианином о том, что Богу больше нечего нам сказать совершенно неверно.

Новые подходы.

В Католической традиции пророчество пренебрегалось по причине нежелательных тенденций в Католической теологии. Сложно было определить сам понятие Откровения. Проблема заключалась в том как определить что есть пророчество. В течение длительного времени Откровение считалось ничем другим как научительным. Бог открывает себя только в целях расширения учения и доктрин Церкви. Такое понятие Откровения называется догматическим подходом к откровению. Исходя их этого понимания, родилась мысль о том, что пророчества прекратились с последними апостолами. Вы может уже слышали об этой доктрине. Это оказало огромное влияние на пророчество. Факт очевиден: Если Откровение охватывает только учение Иисуса, и если апостолы дали нам все необходимое, что надо знать для спасения, то Богу нечего больше нам сказать, так как не может быть более совершенного откровения, чем сам Иисус Христос и нет более совершенной доктрины, чем та, которой Он научил своих учеников.

Но у такого понятия Откровения есть очень плохие отрицательные стороны. Во-первых оно говорит о том, что Бог, сказав все необходимое через своего Сына, собирает вещи и отправляется в длительный отпуск, чтобы потом опять вернуться ко дню суда. Но это не христианский Бог. Иисус открывает Бога, как постоянно ищущего свое творение, так как Он любит тех, кого Он сотворил.

Второй Ватиканский Собор исправил многие недопонимания. Богословы на этом Соборе пришли к заключению, что Откровение Бога, это не только Откровение учения. Когда Бог открывает себя, то Он делает это не только для того, чтобы добавить еще книги к учению. Он открывает себя потому, что Он любит свою Церковь и потому, что Он хочет привлечь своих детей к себе. Эта новая мысль об Откровении была названа личностным подходом к Откровению. В этом подходе мысль о конце Откровения с последними апостолами была отвергнута как неполная картина Откровения. Она показала, что слово конец было неправильным переводом с латыни, и означает не окончание, а исполнение Христос есть исполнение Божьего пророчества, а не его последнее проявление.

Это исключительно важно для понимания христианского пророчества. Это означает, что проявление христианского пророчества остается вполне возможным. Верно то, что пророки не могут ничего сказать, что бы противоречило Божьему откровению во Христе. Библия является критерием свидетельства откровения Христа, но не его последним откровением, как Иисус говорит в Библии: У меня есть еще многое сказать вам. В другом месте Евангелист Иоанн пишет, что слова и дела невозможно полностью пересказать, если бы их записать то написанным книгам не хватило бы места на земле (Иоанна 21:25). Иногда Церковь может отойти настолько далеко от Откровения Христа, что слова пророков могут показаться «новым миром». Но когда Христос является Божьим Словом, то логичным будет заключение о том, что пророк никогда не скажет что-то совершенно новое, так как Истина Божья одна.

Ханс Урс фон Балтасар, является одним из наиболее важных богословов нашего века. В Григорианском Университете в Ватикане сейчас пишется больше диссертаций о Балтасаре, чем о каком-либо другом богослове. Балтасар, это богослов, который дает глубокий анализ понятию христианского пророчества. Он верит в то, что в Христе заключена Жизнь, и что Жертва Христа объективно обновила все, она была необходима для того, чтобы убрать барьер между человеком и Богом. Он дал человеку способность быть объединенным в одно с Богом, но полное исполнение этой возможности в будущем. Если посмотреть на то, что человечество достигло только в этом веке, я имею сейчас в виду войны гибель многих людей, то можно понять людей, которые прислушиваясь ко времени, с почтением относятся к вере в возвращение Христа в мир. Мир не выглядит всегда так, как мир у которого есть Спаситель! Пришествие Христа это еще не последнее Божье слово, это Его наиболее совершенное слово, и это слово должно быть видно в жизни. Поэтому будет правильным сказать, что христианство находится в своей промежуточной стадии между тем, что совершил Христос и что Он совершает в истории и в конце времени. Отцы Церкви хорошо об этом знали. Христос пришел только для того, чтобы вернуться опять и восстановить Царство, которое Он обещал в своем первом пришествии. В этом Царстве, которое уже здесь, но еще не полностью открытом, и имеет смысл практическое проявление христианства, как то молитвы, созерцательное размышление, жертва, миссионерство и всякое действие, направленное на то, чтобы принести Евангелие к его исполнению. Здесь и есть важное место пророчества. В Евангелии от Иоанна Иисус говорит о том, что Дух Святой напомнит Церкви о всем (14:26) и будет вести ее к истине (16: 12-15). Вся деятельность христианства связана с напоминанием об этой вере. На этом процессе напоминания и водительства к истине и следует сосредоточить свое внимание, чтобы проникнуть в сердце и природу пророчества.

[Kosack]

В сознании многих богословов слово "пророчество" ассоциируется с Ветхим Заветом, Иоанном Крестителем или же с пророческим аспектом Учения Церкви. Сама Церковь очень редко обращается к теме пророчеств. Церковная история наполнена фигурами пророков, многие из которых до сегодняшнего времени не канонизированы, хотя при жизни они возвещали Слово, Слово не свое, но Божье.

Никогда не существовало некоего систематизированного мнения по поводу феномена пророчеств, относительно того, что отличает пророчествующих от представителей официальной институциональной Церкви, и как слово, открывающееся через пророчества, соотносится со Словом, открывающимся в Христе и донесенным до нас апостолами. Богословие Христианского пророчества никогда не было в полной мере разработано. На самом деле существует всего несколько исследований по этой проблематике.

Кардинал Йозеф Ратцингер обратился к понятию Откровения очень давно, еще в самом начале своих трудов на стезе богословия, и исследовал его достаточно глубоко. Тезис его работы на соискание научной степени "Die Geschichtstheologie des hl. Bonaventura" (Теология истории Святого Бонавентуры) носил столь новаторский характер для своего времени, что был сразу же отвергнут. В тот момент Откровение все еще воспринималось как набор божественных указаний. Главным образом его рассматривали как рациональную отрасль знания. Однако в своем изыскании Ратцингер установил, что, по мнению Бонавентуры, Откровение отсылает нас к деяниям Бога в истории, в ходе которой с истины постепенно спадает завеса тайны. Откровение - есть постоянное возрастание Церкви в полноте Логоса. Эта работа была принята только после того, как подверглась серьезным сокращениям и переработке. С тех пор Ратцингер неустанно разрабатывал и обосновывал динамическое понимание Откровения, в свете которого "Слово (Христос) всегда больше, чем любое другое слово, и ни одно другое слово никогда не сможет полностью выразить его. На самом деле слова обладают своей частью в неиссякаемой полноте Слова. Благодаря Слову они открываются и с каждым новым поколением людей умножаются".

Любое богословское определение Христианского пророчества может быть выведено только в контексте этой динамической концепции Откровения. Не далее чем в 1993 году кардинал Ратцингер заявил, что "насущно необходимо всестороннее исследование, которое установило бы, что означает быть пророком". И именно поэтому мы попросили кардинала о встрече, чтобы обсудить тему Христианского пророчества.

Откровение в Ветхом Завете - это, по сути, слово пророка, выступающего с критикой в адрес истории Израиля, сопровождающее Израиль на всем его пути. Что, по-вашему, представляет собой пророчество в жизни Церкви?

ЙОЗЕФ РАТЦИНГЕР: Прежде всего, давайте остановимся на секунду на пророчестве в Ветхом Завете. Чтобы избежать любого непонимания, необходимо четко установить, кто в действительности является пророком. Пророк - это не вещун и не гадатель. Сущностным элементом пророчества является не предсказание будущих событий; пророк - это некто, говорящий истину, вдохновляемый на это своей связью с Богом; некто, произносящий истину, ценную для сегодняшнего дня, которая также, естественно, проливает свет на будущее. Ее предметом не является предсказание будущего в деталях, но возвещение Божьей истины, явленной в данный момент, и указание нам верного пути. В случае с Израилем, раз уж мы его коснулись, слово пророка имеет особую функцию в том смысле, что вера в сущности своей понимается как надежда на Грядущего. Ибо слово веры - это всегда реализация веры, главным образом, в структуре надежды. Слово веры увлекает надежду и поддерживает в ней жизнь. Не менее важно подчеркнуть, что пророк - это не тот, кто получает апокалипсические откровения, хотя зачастую так кажется. В сущности же, пророк не описывает последние времена, а помогает нам понять веру и жить в вере, вере как надежде. Даже если в настоящий момент пророк должен провозглашать Слово Бога так, как если бы оно было подобно мечу острому, он не обязательно обрушивается с критикой на установленный культ и учреждения. Его призвание и обязанность - противостоять в этом мире непониманию и ложному толкованию Слова и учреждений, открывая во все времена угодное Богу; однако было бы неверно представлять Ветхий Завет как полемическое противостояние пророчеств и Закона. Поскольку и то и другое исходит от Бога, значит, и то и другое наделено пророческое функцией. На мой взгляд, это очень важный момент, потому что он приводит нас к Новому Завету. В конце Второзакония Моисей предстает как пророк, он сам себя так позиционирует. Он говорит Израилю: "Бог пошлет тебе пророка, подобного мне". Что означает "пророк, подобный мне"? Опять же во Второзаконии - и мне кажется, что это решающий момент - особенность Моисея заключается в том, что он говорит с Богом, как с другом. Я усматриваю узловую компоненту или корни пророческого элемента в этом нахождении "лицом к лицу" с Богом, в "разговоре с ним, как с другом". Только благодатью этого прямого общения с Богом пророк может говорить в тот или иной момент.

Как концепция пророчества может быть соотнесена с Христом? Можно ли назвать Христа пророком?

РАТЦИНГЕР: Отцы Церкви понимали приведенное выше пророчество Второзакония как обетование грядущего Христа, и я с этим согласен. Моисей говорит: "Пророк, подобный мне". Он передает Слово Израилю, и Слово становится человеком; этим своим пребыванием "лицом к лицу" с Богом он исполняет свою миссию, направляя людей к встрече с Богом. Все прочие пророки пребывают в служении этому пророчеству и всегда должны вновь и вновь вызволять Закон из пут закоснелости и вновь претворять его в дорогу жизни. Истинный и величайший Моисей, таким образом, это сам Христос, Тот, Кто действительно обитает "лицом к лицу" с Богом, ибо он Его Сын. В этой связи между Второзаконием и явлением Христа мы можем разглядеть один момент, крайне важный для понимания единства двух Заветов. Христос есть подлинный истинный Моисей, как Сын действительно живущий "лицом к лицу" с Богом. Он более не просто направляет нас к Богу через Слово и заповеди, а своей жизнью и страданиями приводит нас к Нему и Своим воплощением претворяет нас в Тело Христово. Это означает, что пророчество также явно представлено в Новом Завете. Если Христос, будучи Сыном, есть подлинный пророк, значит Христологическо-пророческий аспект также входит в Новый Завет по причине общинного бытия с Сыном.

По-вашему, как это конкретно проявляется в Новом Завете? Не положила ли смерть последнего апостола окончательный конец дальнейшим претензиям на присутствие в Церкви пророчеств, исключив любую подобную возможность?

РАТЦИНГЕР: Да, существует утверждение, что исполнение Откровения обозначило окончание всех пророчеств. Думаю, в этот тезисе кроется двойное непонимание. Во-первых, он содержит идею о том, что пророк, который, по сути своей, связан с аспектом надежды, отныне лишен всяческих своих функций, ибо теперь Христос с нами, и потому надежда уступила место Божьему присутствию. Это ошибка, потому что Христос пришел во плоти, а затем восстал вновь "в Духе Святом". Это новое присутствие Христа в истории, в таинстве, в мире, в жизни Церкви, в сердце каждого человека - есть выражение и начало истинного пришествия Христа, "наполняющего все". Это означает, что Христианство в своем внутреннем движении всегда обращено к Господу грядущему. Так происходит и сейчас, хотя и в новых формах, ибо Христос уже здесь. Однако несущей опорой в конструкции Христианства всегда являлась надежда. Евхаристия всегда понималась как наше движение к пришедшему Господу. Таким образом в этом таинстве воплощается единая Церковь. Представление, будто Христианство уже предполагает полное и совершенное Божье присутствие и что оно не содержит никакого структурного элемента, основанного на надежде, - есть первая ошибка, которую следует отбросить. Новый Завет несет в себе элемент надежды, отличный от прежнего, но надежда всегда остается фундаментальным элементом. Для нового Народа Божьего существенным является требование быть служителями надежды. Второй момент, обнаруживающий непонимание, состоит в принижающем интеллектуальном понимании Откровения как бесценных фрагментов переданного нам знания, совершенно полного, к которому ничего не может быть добавлено. Подлинный момент Откровения заключается в том факте, что мы предстаем именно "лицом к лицу" с Богом. В сущности, Откровение - это Бог, преподающий Себя нам, созидающий историю вместе с нами, объединяющий, собирающий всех нас вместе. Это расширение общения, обладающего как природным коммуникативным измерением, так и когнитивной структурой. В нем также заключены предпосылки для познания истины Откровения. Надлежащим образом понятое Откровение достигает своей цели с Христом, потому что, как прекрасно сказал Св. Иоанн Креста (Прим. пер.: Св. Хуан де ла Крус, католический святой и мистик, учитель Церкви, живший в XVI веке), "когда Господь говорит сам, добавить нечего". Ничего более о Логосе не может быть сказано. Он между нами во всей полноте, и у Бога нет ничего более великого, что он мог бы дать или сказать нам, чем Он Сам.

Однако эта самая полнота Божественной самоотдачи, самодарения - т.е. Его, Логоса, присутствия во плоти - означает, что мы должны и далее продолжать свои попытки проникнуть в это Таинство. И это возвращает нас к элементу надежды. Пришествие Христа есть начало постоянно углубляющегося познания и постепенного открытия того, что дается в Логосе. Так новый путь призван вести человека к полноте истины, как утверждает Иисус в Евангелии от Иоанна, говоря о грядущем сошествии Духа Святого. Убежден, что толкование Последней беседы Христа с апостолами с позиций пневматологической Христологии (прим. пер.: пневматология - церковное учение о Святом Духе) очень важно при обсуждении нашей темы, т.к. дает понимание того, что Христос стремился объяснить - его пришествие во плоти есть только первый шаг. Подлинное пришествие произойдет, когда Христос более не будет связан с каким-то местом или с телом, ограниченным в пространстве, но когда он придет ко всем нам в Духе, как Воскресший, так что вхождение в истину может приобретать все большую и большую глубину. Представляется совершенно понятным,- учитывая, что время Церкви, т.е. время, когда Христос приходит к нам в Духе, определено той самой пневматологической Христологией - что пророческий элемент, как элемент надежды и упования, не может быть естественным образом отброшен, также как не может исчезнуть со временем.

Как этот элемент представлен, например, у Св. Павла?

РАТЦИНГЕР: У Павла особенно заметно, что его апостольское служение, будучи служением вселенским, направленным на внешний языческий мир, также несет в себе пророческий аспект. Своей встречей с воскресшим Христом он открывает для нас таинство воскресения и ведет нас к углубленному пониманию Евангелия. Благодаря этой встрече он развивает новое понимание Мира Христова, высвечивая аспект надежды и выводя его побудительный потенциал. Апостольское служение, конечно, неповторимо. Весь вопрос, поэтому, состоит в том, что происходит во время Церкви, когда эпоха апостолов закончилась. Мысль из второй главы Послания к Ефесянам очень важна для ответа на этот вопрос. Павел пишет, что Церковь утверждена "на апостолах и пророках". Обычно это толковалось таким образом, что "апостолы" - это ученики Христовы из числа Двенадцати, а "пророки" - те, о ком сказано в Ветхом Завете. Современная экзегеза говорит нам, что понятие "апостол" следует понимать в более широком смысле, а понятие "пророк" должно отсылать к пророкам в Церкви. Двенадцатая глава Первого послания к Коринфянам учит нас, что в те дни пророки составляли церковный институт. О том же говорит "Дидахе" (Прим. пер.: "Дидахе" или "Учение 12 апостолов", один из древнейших неканонических текстов Церкви, род катехизиса, содержащий наставление в вере), в котором коллегия пророков описана с той же ясностью. Позже как церковный институт коллегия пророков исчезла, что в очередной раз с ветхозаветных времен подтвердило, что функция пророка не может быть институционализирована. Тогда критика в адрес пророков была направлена не просто против священнослужителей, а именно против пророков официальных, утвержденных. Это со всей отчетливостью прослеживается в книге пророка Амоса, где он высказывается против пророков в Израильском царстве.

Пророки часто выступают против "института пророков", потому что территория пророчества - это в высшей степени территория Бога, которую он оставляет за Собой, чтобы каждый раз по собственной инициативе лично вмешиваться в жизнь людей. Таким образом, это пространство нельзя в какой-то момент взять и преобразовать в тот или иной род официального института. Мне думается, что это явление должно существовать двояко, как, собственно, чаще всего и происходило в истории Церкви. Касаясь первой формы такого существования, скажем, что момент пророчества всегда будет признан за апостолами в той мере, в какой апостолы сами по себе являлись пророками, также каждый по-своему. Это не просто некий дар, воссиявший в Церкви, но средство, которым Святой Дух доставляет себе сообразную возможность действия. Это явление можно проследить в истории Церкви на примере таких великих фигур, как Григорий Великий и Августин. Можно привести и другие имена великих служителей Церкви, бывших при этом и пророческими фигурами. Мы видим, что представители церковных институтов сами открывают двери своих душ Святому Духу. Только благодаря этому они могли исполнять свое пророческое служение, о чем ясно говорит Дидахе.

Вторая форма предполагает Бога, который посредством харизматиков оставляет за собой право прямого вмешательства в жизнь Церкви с целью пробудить ее, предостеречь, поддержать и освятить ее. Я уверен, что эта пророческо-харизматическая история проходит через все время Церкви. Особенно это бывает заметно в критические переходные моменты. Вспомните, к примеру, рождение монашества, возникшего благодаря отшельничеству Святого Антония. Именно монахи спасли Христологию от арианской и несторианской ересей. Другая масштабная фигура - Святой Василий, великий епископ и в то же время истинный пророк. Позже нетрудно разглядеть харизматический источник в движении нищенствующих орденов. Ни Доминик, ни Франциск не прорицали будущее, но они понимали, что пришел момент, когда Церковь должна стряхнуть с себя феодальную систему, придать новую значимость Евангельскому вселенскому духу, духу бедности и апостольской жизни. Поступая таким образом, они вернули Церкви ее подлинное лицо, лицо Церкви, воспламененной Святым Духом и предводимой самим Христом. Они явили новое начинание и таким образом вызвали пересмотр церковной иерархии. Другой пример - Екатерина из Сиены и Бригитта Шведская, две великие женщины. Полагаю, очень важно выделить, как в особенно сложные для Церкви времена, такие как Авиньонское пленение и последовавшая схизма, возвысились фигуры женщин, дабы напомнить, к чему призывал Христос, Христос, живущий и страдающий в Своей Церкви.

[blueberry]

Передача Откровения совершалась двумя путями

пытаетесь подменить духа святого, утешителя.

[Kosack]

Если мы посмотрим на историю Церкви, станет ясно, что многие из пророков-мистиков были женщинами. Это очень интересный факт, способный помочь в дискуссии и женщинах священниках. Что вы думаете об этом?

РАТЦИНГЕР: В древней святоотеческой традиции Марию называют не священницей, но пророчицей. Титул пророчицы в святоотеческой традиции есть высший титул Марии. В Марии есть то, что дает точное определение тому, что есть в действительности пророчество - та сокровенная способность слушать, постигать, чувствовать, которая позволяет человеку ощутить утешение Духа Святого, принять Его в себя, обрести Его плоды, претворяя эти плоды в слово. Можно сказать, в каком-то смысле, без претензий на категоричность, что ни одна другая история, кроме истории Марии, не представляет пророческий аспект в Церкви. Мария всегда рассматривалась Отцами Церкви как архетип Христианского пророка, и именно от нее исходит пророческая линия, позже возникающая в истории Церкви. Сестры великих святых также принадлежат к этой линии. Святой Амвросий своей духовной стезей, которую он предпринял, во многом обязан своей святой сестре. В сходных обстоятельствах находились Василий, Григорий Нисский, и Св. Бенедикт.

Двигаясь дальше, в позднем Средневековье мы встречаем несколько великих женских фигур, среди которых следует выделить Франческу Роману (Francesca Romana). В XVI веке Тереза из Авилы (Teresa of Avila) сыграла решающую роль в жизни Иоанна Креста и, в более широком смысле, во всем процессе возрастания веры и благочестия. Женская пророческая линия обладает огромной значимостью в истории Церкви: Екатерина из Сиены и Бригитта Шведская могут служить тому иллюстрацией. Они обе обращались к Церкви, в которой существовала апостольская коллегия и где совершались таинства. Главной причиной их обращения была актуальная на тот момент угроза упадка, вызванного внутренними раздорами. Они пробудили Церковь, возродив ценности Евангельского единства, смирения и отваги, придав новые силы процессу евангелизации.

Вы сказали, что абсолютная безусловность - не означающая, впрочем, окончательности - Откровения, данного в Христе, не распространяется на предмет нашей беседы, т.е. на пророчества. Это утверждение крайне интересно в контексте темы Христианского пророчества. Возникает законный вопрос - в истории Церкви до какой степени принципиальной новизны пророки могли доходить в своих словах, касающихся непосредственно богословия. Мне кажется, большинство последних великих догматов можно напрямую связать с откровениями великих святых-пророков, таких как Катерина Лабуре, если говорить о догмате Непорочного Зачатия. Эта тема очень скромно затронута в богословских трудах...

РАТЦИНГЕР: Да, эта тема еще ждет глубокого исследования. Кажется, фон Балтазар обращает внимание на то, что каждому великому богослову предшествовал пророк. Августин немыслим без встречи с монашеством, особенно с Антонием. То же можно сказать про Афанасия. Фома Аквинский непостижим в отрыве от Доминика, без его харизмы евангелизации. Вчитываясь в его труды, замечаешь, насколько для него была важна эта тема. Она играет важную роль в его диспуте с секулярным клиром и с Парижским Университетом, где он повествовал о своем жизненном пути. Он сказал, что подлинное правило его Ордена было обнаружено в Святом Писании, что оно утверждается четвертой главой Деяний Святых Апостолов ("У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа") и десятой главой Евангелия от Матфея (возвещать Евангелие, не ища ничего для себя лично). Для Фомы это было правилом правил. Всякая форма монашества может быть воплощением этой изначальной модели, естественным образом происходящей из природы апостольства, но в фигуре Доминика открылся новый путь для ее реализации.

На основе этой изначальной модели Фома развивает свое богословие как евангелизацию, т.е. богословие, движущееся вокруг и ради Евангелия, для начала укореняемого в единстве "сердец и душ" общины верующих. То же можно сказать о Бонавентуре и Франциске Ассизском; это относится и к Урсу фон Балтазару, который немыслим без Адриенн фон Шпейр. По моему убеждению, можно считать доказанным, что для всех великих богословов любые новые богословские разработки возможны только при условии, что в начале их пути, в его основе лежит элемент пророчества. До тех пор, пока человек полагается только на свою рассудочную деятельность, ничего нового он не добьется. Гораздо более ясная система может быть выстроена, гораздо более тонкие вопросы могут быть затронуты истинным и должным образом, дав начало значительной богословской концепции, если в основе лежит не рациональная сторона богословского исследования, а харизматический и пророческий толчок. И в этом смысле я верю, что пророчество и богословие идут рука об руку. Богословие, как наука, строго говоря, пророческой функцией не наделено, однако стать подлинно живым богословием оно может только под воздействием импульса, источником которого является толчок и озарение, приходящие посредством пророчества.

В Символе веры Святой Дух определяется словами "говоривший через пророков". Означает ли слово "пророки" только тех, кто упомянут в Ветхом Заветет, или это также относится к фигурам Нового Завета?

РАТЦИНГЕР: Чтобы ответить на этот вопрос, следует пристально изучить историю Никео-Константинопольского Символа Веры. Несомненно, в нем содержится отсылка только к пророкам Ветхого Завета (обратите внимание на прошедшее время слова "говорившего"), тем самым, по сути, явно вскрывается пневматологический аспект Откровения. Святой Дух предшествует Христу и приготовляет путь для Него, дабы затем всем людям была открыта истина. Существуют различные Символы Веры, в которых этот аспект явно просматривается. В традиции восточной Церкви пророки рассматриваются как средство приуготовления, используемое Святым Духом для своего постепенного раскрытия, Святым Духом, говорившим через пророков еще до прихода Христа, со времен первого человека. Я убежден, что в первую очередь акцент падает на тот факт, что именно благодаря Святому Духу Христос обретает возможность быть зачатым ex Spiritu Sancto (от Духа Святого). То, что произошло с Марией посредством деяния Святого Духа (ex Spiritu Sancto), есть событие, давно и тщательно приуготовлявшееся. Мария восприняла в себя всю полноту пророчества, как постепенного раскрытия Духа. Происхождение всех пророчеств ex Spiritu Sancto в тот момент сконцентрировалось в ней посредством Зачатия Христа. На мой взгляд, это не исключает скрытую возможность того, что Христос каждый раз зачинается заново ex Spiritu Sancto. Сам Святой Лука выстроил историю детства Иисуса на параллели со второй главой Деяний Святых Апостолов, которая повествует о рождении Церкви. В кругу двенадцати апостолов, собравшихся вокруг Марии, происходит conceptio ex Spiritu Sancto (зачатие от Духа Святого), и оно свершается вновь в рождении Церкви. Поэтому можно сказать, что, если текст Символа Веры относится только к Ветхозаветным пророкам, это не означает, что постепенное раскрытие Святого Духа можно считать завершенным и состоявшимся.

Последним пророком часто называют Иоанна Крестителя? Каково ваше мнение на этот счет?

РАТЦИНГЕР: Полагаю, тому есть несколько важных причин. Одна из них - слова, произнесенные Иисусом: "ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна"; после чего придет Царство Божье. Здесь сам Иисус провозглашает Иоанна некой завершающей фигурой и говорит о том, что за ним следует некто, кажущийся менее значимым, но в действительности больший в Царстве Божьем, кем, собственно говоря, является сам Иисус. Эти слова оставляют Крестителя в рамках Ветхого Завета, но как таковой он представляет ключ к двери Нового Завета. В этом смысле Креститель - последний Ветхозаветный пророк. Надлежащее понимание миссии Иоанна, последнего перед Христом, состоит в том, что он - тот, кто несет пламя всего пророческого движения и вручает его Христу. Вручает в завершение всего, что было сделано пророками, чтобы во Христе пришла в мир надежда. Таким образом, он завершает труды пророков в Ветхозаветном смысле. Важно определить, что сам по себе он является не прорицателем, а только лишь тем, кто пророчески зовет людей к обращению, преображению, тем, кто таким образом обновляет и оживляет Мессианские обещания Ветхого Завета. О Мессии он говорит: "стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете". Даже если это заявление не содержит предсказания, Иоанн остается верен пророческой традиции не предсказывать будущее, а возвещать, что пришло время обращения, преображения. Призыв Иоанна приглашает Израиль посмотреть на самого себя и обратиться, дабы узнать в час спасения, Того, Кого Израиль ожидал во все времена, и кто ныне находится здесь. Иоанн таким образом олицетворяет последних пророков прошлого и, кроме того, особое постепенное проявление надежды в Ветхом Завете, что придет вместе с другим типом пророчества. В силу этого Креститель может быть назван последним пророком Ветхого Завета. Однако это не означает, что на нем пророчества прекратились. Ибо это противоречило бы учительству Святого Павла, говорящего в Первом Письме к Фессалоникийцам: "Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте".

В определенном смысле существует разница между пророчеством Нового и Ветхого завета в силу того факта, что в историю входит Христос. Но если посмотреть на саму суть пророчества, которое внушает Церкви Слово, услышанное от Бога, то кажется, что разницы никакой и нет...

РАТЦИНГЕР: Да, различие существует при, фактически, общей базовой структуре. Разница состоит в отношении к Христу, как к Тому, Кто грядет, к Тому, Кто уже пришел или же к Тому, Кто должен вернуться. В этом причина того, что время Церкви в структурной плоскости подобно Ветхому Завету, или как минимум очень на него похоже, и по этой же причине оно достойно быть и далее еще более тщательно изучаемым.

В богословии нередко отмечают тенденцию к радикализации различий между Ветхим и Новым Заветами. Такой способ преподнесения различий часто выглядит искусственным, основанным на абстрактных принципах и противоречащим фактической стороне вопроса...

РАТЦИНГЕР: Радикализация различий без желания видеть глубинное единство истории Бога и человечества - это ошибка, которой избегали Отцы Церкви. Они выдвигали трехчастную схему - "umbra, imago, veritas" (Прим. пер.: имеется в виду древний тезис "umbra in Lege, imago in Evangelio, veritas in Coelestibus", т.е. "тень, прообраз в Законе, образ в Евангелии, истина на Небесах"), в которой Новый Завет есть imago. Таким образом, Ветхий и Новый Заветы не противоположны друг другу как тень и реальность, но в троичной системе "тень-образ-реальность" ожидание окончательного исполнения поддерживается в живом активном состоянии, и время Нового Завета, время Церкви выглядит как неявный этап, хотя и более выраженный по сравнению с предыдущим, но все еще представляющий собой путь обетования. Это тот пункт, который до настоящего времени не был проработан в достаточной мере. Отцы Церкви усиленно подчеркивали посредническую природу Нового Завета, в котором еще не все обетования исполнены. Христос пришел во плоти, но Церковь еще ожидает Его окончательного Пришествия в славе.

Возможно, это еще одна причина того, почему духовность многих пророческих фигур несет на себе знак эсхатологичности...

РАТЦИНГЕР: Думаю (отбрасывая сразу всяческие безумные увлечения апокалипсическими мотивами), что это сущностно связано с природой, естеством пророчества. Пророки - это те, кто обнаруживает в Христианстве аспект надежды, упования. Они - каналы доступа к тому, что еще только должно произойти, и, таким образом, они позволяют нам двигаться вне времени, чтобы постичь нечто существенно важное. Этот эсхатологический характер, этот толчок к движению вне времени является весомой частью пророческой духовности.

Если мы связываем эсхатологию с надеждой, картина полностью меняется. Теперь это уже не внушающее страх послание, но нечто, открывающее перед нами перспективу, где исполняется вся обетованная Христом полнота творения ...

РАТЦИНГЕР: То, что Христианская вера не внушает страх, а преодолевает его - это основополагающий факт. Этот принцип должен составлять базис нашего свидетельства и нашей духовности. Однако давайте вернемся к моменту, который мы затронули раньше. Чрезвычайно важно определить, в каком смысле Христианство является исполнением обетования, а в каком смысле - не является таковым. Я убежден, что существует тесная связь между нынешним кризисом веры и недостаточным прояснением этого вопроса. Здесь таятся три внутренних опасности. Первая состоит в том, что обетования Ветхого Завета и ожидание спасения человеков проявляются только имманентно, только в новых и лучших структурах или в превосходящей плодотворности. Понимаемое таким образом, Христианство неизбежно проигрывает. Из этих предпосылок возникали попытки подменить Христианство идеологией веры в прогресс, а позже идеологией мечтаний, которая представляет собой всего лишь вариацию на тему марксизма. Вторая опасность состоит в стремлении видеть в Христианстве нечто, ассоциирующееся исключительно с пакибытием, чем-то чисто духовным и индивидуальным, и таким образом отвергающее совокупность человеческой реальности. Третья опасность, особенно значимая во времена кризиса и в поворотные периоды истории, - стремление находить убежище от реальности в увлечении апокалипсическими мотивами. В контексте противостояния всему этому все более и более актуальной становится проблема доступного и жизнеспособного изложения аутентичной структуры обетования-исполнения, содержащейся в Христианской вере.

[Kosack]

Нередко отмечается значительная натянутость отношений между чисто умозрительным, апофатическим мистицизмом и мистицизмом пророческим, мистицизмом слов. Карл Ранер отмечал эту напряженность между двумя видами мистики. Некоторые утверждают, что умозрительная и апофатическая мистика более возвышенная, более чистая и духовная. Некоторые высказывания Иоанна Креста толкуются в этом ключе. Другие полагают, что апофатическая мистика, при окончательном рассмотрении, оказывается чуждой Христианству, ибо Христианство, по сути своей, есть религия Слова.

РАТЦИНГЕР: Да, я бы даже сказал, что подлинно Христианский мистицизм обладает также и миссионерским измерением. Он стремится не просто возвысить личность, но берет на себя задачу привести ее к контакту в Духе со Словом, с Христом, с Логосом. Этот пункт наиболее выражен у Фомы Аквинского. До Фомы говорилось: монах прежде всего и во всем есть мистик, а священник прежде всего и во всем - богослов. Фома не принимает этот тезис, потому что мистическое предназначение реализуется в активной миссии священников. И активная миссия не является низшей ступенью, как, в противоположность тому, думал Аристотель. Он полагал, что высшая ступень есть интеллектуальное умственное созерцание, за которым не следует уже никакой другой формы деятельности. Это не христианская концепция, говорит Фома, потому что совершеннейшая форма жизни - смешанная, т.е. сочетающая созерцательный мистицизм и активную миссию в Евангельском служении. Тереза из Авилы очень ясно изложила эту концепцию. Она связывает мистицизм с христологией, присваивая ему, таким образом, миссионерский характер. При этом я не стремлюсь исключить возможность того, что Господь может вдохновлять христианских мистиков, не наделенных никакой активной миссией в рамках Церкви; но я хотел бы выделить, что христология, как основа и мера всего христианского мистицизма (Христос и Святой дух неразделимы), свидетельствует о другой структуре. Бытие Иисуса Христа "лицом к лицу" с Отцом подразумевает его "бытие ради других", содержащее в себе "бытие ради каждого". Если мистицизм по сути представляет собой вхождение в общинное бытие с Христом, то это "бытие для" подразумевается само собой.

Многие христианские пророки, такие как Екатерина из Сиены, Бригитта Шведская или Фаустина Ковальска приписывают свои пророчества откровению от Христа. Богословие часто определяет эти откровения как откровения частные. Но такой термин представляется уничижительным, ведь пророчество всегда адресовано всей Церкви и никогда не бывает исключительно частным...

РАТЦИНГЕР: В богословии понятие "частный" не означает "относящийся только к одному отдельно взятому человеку и никому более". Скорее, это выражение степени значимости, как в случае с "частной Мессой". Это означает, что "откровения" христианских мистиков никогда не смогут претендовать на уровень библейского Откровения; они могут только вести к нему, и им они должны измеряться. Однако это не означает, что эти виды откровения неважны для Церкви в своей полноте. Лурд и Фатима - подтверждение их значимости. В конечном счете, все они апеллируют к библейскому Откровению, и потому чрезвычайно важны.

История Церкви показывает, что пророческое призвание никогда не обходится без того или иного ущерба для пророка. Как бы вы объяснили эту дилемму?

РАТЦИНГЕР: Так было всегда. Пророческий импульс не может прийти без соответственного страдания. Призвание пророка, в определенном смысле, - подражание страданию: он должен быть готов страдать, и участие в страданиях Христа, разделение с Ним Его креста, есть подлинное мерило пророческого призвания. Он не стремится полагаться на себя. Его послание подтверждается крестом и плодоносит только в кресте.

Тяжко видеть, что многие из пророков, появлявшихся в Церкви, были отвержены при жизни. Критика и отторжение кажутся почти неизбежными. Это участь большинства христианских пророков и пророчиц...

РАТЦИНГЕР: Да, это правда. Игнатий Лойола был заключен в тюрьму. То же случилось с Иоанном Креста. Бригитта Шведская едва не была осуждена на Базельском Соборе. Однако традиционно Конгрегация Доктрины Веры крайне осторожна в делах, предполагающих элемент мистики. Подобное отношение более чем оправдано, т.к. существует огромное количество шарлатанов, многие случаи носят патологический характер. Крайне критическое отношение, таким образом, необходимо, дабы исключить любой риск попасться на удочку желающих сотворить вокруг себя сенсацию или жертв суеверий и предрассудков. Мистическое появляется в страданиях, в послушании и в готовности к лишениям. Время движется вперед, и этот голос оскудевает. И Церковь, постольку, поскольку это в ее интересах, должна быть крайне осмотрительна и не "убивать пророков", если она не желает навлечь на себя упреки.

Последний вопрос может показаться немного неудобным. Он связан с фигурами современных пророков - греческой Православной Вассулы Райден. Ее почитают многие верующие и богословы, священники и епископы Католической Церкви как вестницу Христову. Ее послания, которые с 1991 года были переведены на 34 языка, известны по всему миру. Конгрегация Доктрины Веры, однако, отзывалась о них негативно. Изданное в 1995 году Предупреждение о темных местах, также как и о положительных аспектах ее писаний некоторыми комментаторами было воспринято как осуждение. Так ли обстоит дело в действительности?

РАТЦИНГЕР: Вы коснулись очень непростого документа. Нет, Предупреждение является лишь предостережением, но никак не осуждением. С точки зрения строгости процедуры, ни один человек не может быть осужден без суда и без того, чтобы ему была дана возможность предварительно изложить свои взгляды. Мы только сказали, что существует ряд недостаточно проясненных вещей. Существуют некие спорные апокалипсические моменты и экклезиологические аспекты, которые неясны. Ее писания содержат много хорошего и доброго, но пшеница и плевелы в них смешаны. Вот почему мы предлагаем верующим Католикам взглянуть на все это незамутненным ясным взглядом и прибегнуть к мерилу неизменной веры, преподаваемой Церковью.

Будет ли продолжена процедура прояснения этого вопроса?

РАТЦИНГЕР: Да, и пока идет разбирательство, верующие должны быть осмотрительны и сохранять непредвзятость суждений. Нет никаких сомнений в том, что в писаниях, которые еще не выглядят завершенными, присутствует момент эволюции. Мы должны помнить, что способность безошибочно утверждать о чем-то, что оно есть слово и образ некоего внутреннего контакта с Богом, даже в случаях подлинных мистических проявлений, всегда зависит от возможностей человеческой души и пределов этих возможностей. Неограниченное доверие следует проявлять только к подлинному Слову Откровения, с которым мы встречаемся в вере, преподаваемой Церковью.

Йозеф Алоиз Ратцингер - будущий 265-й Папа Римский (с 19 апреля 2005 года по 28 февраля 2013 года).

[Kosack]

Кардинал Йозеф Ратцингер, Префект Конгрегации Вероучения (с апреля 2005 г. Папа Римский Бенедикт XVI)

Прежде чем приступить к объяснению Фатимской тайны, что в общих чертах уже сделал кардинал Содано 13 мая в своем выступлении в Фатиме по завершении мессы, за которой предстоял Святой Отец, необходимо сделать некоторые разъяснения, касающиеся фундаментальных принципов учения Церкви о явлениях, подобных Фатимскому. Церковь различает «Откровение общее» и «откровения частные». Разница между ними существенна, и касается она не только степени откровения. Говоря «Откровение общее», подразумеваем Откровение Божие, адресованное всему человечеству. Свое письменное отражение оно нашло в Ветхом и Новом Завете. Его называют «Откровением» потому, что в нем Бог постепенно открывает Себя людям, вплоть до того, что Сам становится человеком, дабы привлечь мир к Себе и соединить его с Собой через Свое воплощенное Слово, Иисуса Христа. Речь, таким образом, не идет об интеллектуальных посланиях; речь идет о жизненном процессе, в котором Бог сближается с человеком. Естественно, что в этом процессе есть место и для разума, и для познания Божиих тайн. Подобный процесс вовлекает в себя всего человека и, следовательно, его разум, но не только. Поскольку Бог Един, то и история, которую Он переживает с человечеством, тоже едина; она имеет значимость для всех времен и наиболее полно проявилась в жизни, смерти и Воскресении Иисуса Христа. Во Христе Бог сказал все, т. е. явил Себя полностью. Таким образом, Откровение было завершено с исполнением тайны Христа, как она отражена в Новом Завете. Объясняя завершенность Откровения, Катехизис Католической Церкви цитирует слова Святого Иоанна Креста: «Поскольку Он дал нам Сына Своего, Который есть Слово Его, у Бога нет иного слова, которое Он дал бы нам. Он разом все сказал нам в этом Едином Слове (...); ибо все, что Он частично говорил пророкам, Он сказал во всей полноте в Сыне Своем, дав нам Все, что есть Его Сын. Вот почему тот, кто хотел бы вопросить Его сегодня или пожелал бы видения или откровения, не только совершил бы безумие, но оскорбил бы Бога, не направив взор свой единственно на Христа, ища чего-то другого или нового» (см. ККЦ, п. 65).

Тот факт, что единственное Откровение Божие, предназначенное для всех народов, было завершено во Христе (что и засвидетельствовано в Новом Завете) связывает Церковь с уникальным явлением Святым Преданием и Священным Писанием, которые являются и поручительством, и толкованием сего события. Однако это вовсе не означает, что Церковь должна теперь смотреть только в прошлое и заниматься бессмысленным повторением. Вот что говорит Катехизис Католической Церкви: «И все-таки, если Откровение и завершено, оно не полностью доступно нашему пониманию; христианской вере предстоит на протяжении веков проникать постепенно в глубины его смысла» (см. ККЦ, п. 66). Оба эти аспекта уникальность явления и процесс его понимания нашли свое наиболее полное отражение в прощальных словах Господа, адресованных ученикам: «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет... Он прославит Меня, потому что от моего возьмет, и возвестит вам» (см. Ин 16, 12-14). С одной стороны, Дух это проводник, раскрывающий дверь к познанию, которое ранее мы не могли понять, ибо нам не хватало предпосылок для того, чтобы нести бремя этого знания; вот широта и глубина христианской веры. С другой стороны, этот акт «наставления» равен «получению» от богатств Самого Иисуса Христа, чья неиссякаемая глубина проявляется в видении по воле духа. В этом контексте Катехизис цитирует сокровенные слова Папы Григория Великого: «слова Божии и тот, кто читает их, растут вместе» (ККЦ, п. 94) Второй Ватиканский Собор отмечает три главных пути, по которым Святой Дух действует в Церкви и, следовательно, обеспечивает «рост Слова»: размышления и обучение верующих, глубокое восприятие духовного опыта и проповедь тех «кто с епископским преемством принял достоверный благодатный дар истины» (см. « D ei V er bum », n 8).

В этом контексте и следует рассматривать «откровение частное», которое относится ко всем видениям и откровениям, свершившимся по завершении Нового Завета; именно под эту категорию и подпадает Фатимское послание. Вот что говорит по этому поводу Катехизис Католической Церкви: «В ходе веков бывали откровения, называемые «частными», некоторые из которых были признаны Церковью. (...) Их роль не «улучшить» или «дополнить» Откровение Христа, но помочь жить более полно в определенную историческую эпоху» (ККЦ, п.67). Это разъясняет сразу две вещи:

1. Авторитет частных откровений существенно отличается от авторитета Откровения общего, которое требует от нас веры. И действительно, в нем Сам Господь говорит с нами посредством человеческих слов и при посредничестве живой церковной общины. Вера в Бога и в Его Слово отличается от всякой другой веры, верования и человеческого мнения. Уверенность в том, что говорит именно Господь, вселяет в меня веру в то, что я нашел саму Истину; подобная вера не может более проверена ни одной формой человеческого знания. Именно на этой уверенности и строю я свою жизнь, на нее полагаюсь и в смерти.

2. Частное откровение помощь в вере. Оно заслуживает признания потому, что обращается именно к единственному общему Откровению. Кардинал Просперо Ламбертини, позже ставший Папой Бенедиктом ХI V , пишет по этому поводу в своем классическом труде, который позже стал каноном при беатификации и канонизации: «Католическая вера происходит не из этих одобренных откровений, это вообще невозможно. Эти откровения требуют согласия человеческой веры, основанной на правилах, вызванных осторожностью, которые и делают их возможными и достойными религиозного поклонения». Фламандский теолог Э. Данис, знаток подобных материй, пишет, что для одобрения подобных откровений Церковью необходимы три условия: чтобы данное откровение не противоречило вере и благочестию; чтобы его можно было сделать достоянием гласности; чтобы верующим было позволено в благоразумной форме выражать свое поклонение [ E . Dhanis , « Sguardo su Fatima e Bilancio di Una Discussione » («Взгляд на Фатиму и приглашение к дискуссии»), in La Civilta Cattolica , CIV (1953- II ), 392-406; 397]. Подобное откровение может оказаться существенной помощью для все более полного понимания и переживания Евангелия в наши дни; поэтому им не следует пренебрегать. Это предложенная помощь, но пользоваться ею вовсе не обязательно.

Критерием оценки истинности и ценности частного откровения является его христоцентричность. Если оно отдаляет нас от Христа и претендует на независимость или на иной собой способ спасения, «лучший и более достойный», чем Новый Завет, тогда оно явно не от Святого Духа, который ведет нас к Евангелию, а не от него. Это не исключает того, что частное откровение может высветить новые аспекты, явить новые формы благочестия, либо углубить и развить старые. Но во всем этом оно должно служить пищей для веры, надежды и любви, которые служат верным путем спасения. К этому можно добавить, что многие частные откровения являются результатом народного благочестия и в нем же отражаются, посылая ему новый импульс и порождая его новые формы. Это не исключает того, что частные откровения могут оказывать воздействие на саму литургию, как это показывает, например, праздник Пресвятых Тела и Крови Христа и торжество Пресвятого Сердца Иисуса. Можно утверждать, что отношения литургия-народное благочестие это связь общего Откровения и частного откровения: литургия это критерий, жизнь Церкви, во всей ее полноте окормляемой непосредственно Евангелием. Народное благочестие доказательство того, что вера укоренилась в сердцевине каждого народа и стала частью его бытия. Народное благочестие это первая и основная форма инкультурации веры, которая должна постоянно ориентироваться и руководствоваться литургией, но временами и подпитывать ее из глубин своего сердца.

Таким образом, от негативного определения частных откровений, о котором пришлось упомянуть на первом этапе, мы уже перешли к определению позитивному: как их правильно классифицировать, исходя из Писания? Каков их богословский статус? Определенное указание содержится в самом древнем Послании святого Павла, сохранившимся до наших дней, и являющимся, наверное, самым древним текстом Нового Завета. В Первом послании к фессалоникийцам апостол пишет: «Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытайте, хорошего держитесь» (1 Фес. 5 19-21). Харизма пророчества была дана Церкви на все времена, ее надо осмыслить, ею нельзя пренебрегать. Нельзя забывать о том, что пророчество как таковое, если толковать его так, как учит Святое Писание, не означает предсказания будущего. Оно лишь является разъяснением Божией воли для настоящего времени. Следовательно, оно указывает верный путь в будущее. В то время, как предсказатель лишь стремится удовлетворить любопытство разума, а его единственной целью является желание сорвать завесу, скрывающую будущее, пророк же врачует слепость веры, освещая волю Бога, которая является повелением и указанием для настоящего времени. Предсказание будущего имеет второстепенное значение; суть в актуализации единственного Откровения, которое касается глубин моей души: пророческое слово является то предупреждением, то утешением, либо и тем, и другим одновременно. В этом смысле можно провести определенную параллель между харизмой пророчества и понятием «знамения времени», получившем новое освещение на Втором Ватиканском Соборе: «Лице земли и неба распознавать умеете; как же времени сего не узнаете?» (Лк 12, 56). В этих словах Иисуса под знамением времени следует понимать наш собственный путь. Воспринять знамения в свете веры значит признать присутствие Христа во все времена. Частные откровения, признанные Церковью, а значит, и Фатимское, касаются именно этого: их смысл в том, чтобы помочь нам понять знамения времени и найти в вере правильный ответ а них.

В этих размышлениях мы попытались определить теологическое место частных откровений. Теперь же, прежде чем приступить к толкованию Фатимского послания, выясним, хотя бы вкратце, антропологический (психологический) характер частных откровений. Теологическое антропология выделяет три формы восприятия или «видения»: видение внешнее, т. е. чувственное, видение внутреннее, а также видение духовное ( visio sensibilis imaginativa intellektualis ). Ясно, что в Лурдском, Фатимском и т. д. видениях речь идет не о внешнем, обычном чувственном восприятии: образы и фигуры не принадлежат к тому окружающему пространству, к которому относятся, например, дерево или дом. Особенно это проявляется в видении ада (описанного в первой части Фатимской тайны) или в видении, описанном в третьей части Тайны; это подтверждается и другими фактами, в частности потому, что видения эти открылись не всем присутствующим, а только провидцам. С другой стороны, ясно, что речь идет не о духовном, умозрительном «видении» без образов, как происходит в высших формах мистики. Речь идет о чем-то промежуточном, о внутреннем восприятии, которое для ясновидящего обладает такой же силой, что и внешнее чувственное видение.

Внутреннее видение не означает фантазию, которая была бы выражением субъективного воображения. Это означает, что душа касается чего-то особого, что, хоть и являясь реальным, находится за пределами чувственного и потому дает ей возможность видеть не осязаемое, «невидимое чувствам»: это видение «внутренних чувств». Речь идет о настоящих «предметах», которые трогают душу, хотя они и не принадлежат к привычному для нас, осязаемому миру. Необходима бдительность сердца, которой, как правило, мы лишены из-за сильного давления окружающей действительности, а также образов и забот, заполняющих душу. Человек выходит за пределы простой «поверхностности», и перед ним открывается более глубокая действительность. В этом смысле можно понять, почему, в большинстве случаев, подобные откровения случаются именно с детьми: душа их еще почти не запятнана, их способность к внутреннему восприятию еще не пострадала. «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу» так ответил Иисус, процитировав Восьмой псалом (стих 3), первосвященникам и книжникам, когда они упрекали Его за то, что дети кричали Ему «осанна» (Мф 21, 16).

Как уже было сказано, «внутреннее видение» это не фантазия. Это способ свидетельствования, истинный и личный. Однако ему присущи и собственные ограничения. В видении внешнем присутствует субъективный фактор: мы не видим объект в чистом виде, а воспринимаем его через фильтр наших чувств, выступающих в качестве переводчика. В видении внутреннем это присутствует в еще большей степени, особенно когда речь заходит от такой действительности, которая сама по себе выходит за наши горизонты. Субъект, то есть ясновидящий, имеет здесь ещё большее влияние. Он видит в соответствие со своими собственными способностями, воспроизведения и познания. При внутреннем видении «перевод» присутствует более ощутимо, чем при видении внешнем: человек играет существенную роль в формировании образа того, что ему является. Образ может восприниматься им только в меру его способностей и возможностей. Таким образом, подобные видения никогда не являются простой «фотографией» потустороннего, в них привносятся и способности, и ограничения личности, их воспринимающей.

Это верно по отношению ко всем великим видениям святых; это в равной степени относится и к Фатимским пастушкам. Образы, переданные ими, не являются плодом их фантазии, они результат реального восприятия, имеющего наивысшее внутреннее происхождение. Не следует представлять себе, что им на мгновение приоткрылся краешек завесы над Потусторонним и Небеса явились им в своей истинной сути, как нам бы хотелось видеть окончательное единение Богом. Можно сказать, что видения это синтез импульса, полученного Свыше, и способностей, которыми располагает воспринимающий их субъект, то есть дети. Посему, язык, используемый для передачи этих видений, это язык символический. По этому поводу говорит кардинал Содано: «Речь не идет о фотографическом снимке с будущих событий, а о многозначном описании событий, которые могут иметь место в неопределенном будущем и в неопределенной последовательности». Это наложение времени и пространства в едином образе типично для подобных видений, которые, по большей части, становятся объяснимы лишь впоследствии. И вовсе не обязательно, чтобы каждый элемент видения имел конкретное историческое выражение. Здесь важно видение в целом. Детали должны постигаться из совокупности образов. То, что составляет суть образа, может быть понято, в конечном итоге, только на основании того, что является абсолютным центром христианского «пророчества»: центр это место, где видение становится выражением и указанием к воле Бога.

Из книги: Аура Мигель. Тайна, которая ведет Папу Фатимское явление в понтификате Иоанна Павла II . М., пер. с порт., Культурный центр «Духовная Библиотека», 2001 г.

[Двора]

Общаясь на форуме заметил, что у многих отсутствует правильное понимание Откровения, которое сводится лишь к Писанию - как единственному источнику Откровения. Размещу в этой теме несколько сообщений, которые опровергают подобную точку зрения.

¹⁹ И когда скажут вам: обратитесь к вызывателям умерших и к чародеям, к шептунам и чревовещателям, - тогда отвечайте: не должен ли народ обращаться к своему Богу? спрашивают ли мертвых о живых?
²⁰Обращайтесь к закону и откровению. Если они не говорят, как это слово, то нет в них света.
²¹ И будут они бродить по земле, жестоко угнетенные и голодные; и во время голода будут злиться, хулить царя своего и Бога своего.

[Lester_M]

Если т.н. предания и Святое Писание из одного источника, то не должны ли они содержать одно и то же учение? Зачем апостолам понадобилось бы передавать на словах одно, а в письмах другое? Такие доказательства ни в одном суде не проканали бы. Бог никогда не делает опоры на человека. А Священное Писание обличает традиционные религии. Устранить Писание от среды они не смогли, хотя очень старались. Но продолжают попытки его обесценить и прировнять к своим преданиям. На человека благоговеющего перед Словом Божьим такая аргументация не подействует. Простите за прямоту, но это так.

[JimCrowsby]

Общаясь на форуме заметил, что у многих отсутствует правильное понимание Откровения, которое сводится лишь к Писанию - как единственному источнику Откровения. Размещу в этой теме несколько сообщений, которые опровергают подобную точку зрения.

Почему Иисус не написал ни одной книги на память апостолам и в наставление будущим последователям?

Потому что, то что Он оставил на память и в назидание последователям лучшее, не ограниченное книгами:

Иоан.14:26 Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам.

Иоан.16:13-14 Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет.. от Моего возьмёт и возвестит вам..

1Иоан.2:27 Впрочем, помазание (Дух Святый), которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас (Иер.31:34); но как самое сие помазание (Дух Святый) учит вас всему (Ин.14:26; Ин.14:13), и оно истинно и неложно, то, чему оно научило вас (Ис.54:13), в том пребывайте.


Сказано о Новом Завете: Иер.31:34 "И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: "познайте Господа", ибо все сами будут знать Меня..."

[Kosack]

Если т.н. предания и Святое Писание из одного источника, то не должны ли они содержать одно и то же учение?

Несомненно. Если Вы внимательно все прочитаете, то все поймете. Если кратко, то учение одно, но по человеческой логике, кто-то может заявить о том, что чьи-то высказывания противоречит учению Христа, на самом же деле - все согласно учению. Мало того, диаметрально противоположные по смыслу высказывания, тоже могут соответствовать слову Бога. Тема не для споров, а пища для размышлений. Кому интересно, пусть читает, не интересно - проходит мимо. Если будет желание пообщаться, то пишите, если что-то заинтересовало, или возникли вопросы, чтобы лучше понять какие-то моменты. Только прошу всех, кто захочет обсудить, не агрессировать, и не переходить на личности. Интересен конструктивный разговор, а не кипение страстей, взаимных обвинений, и прочей шелухи. Книжники, фарисеи пусть проходят мимо.

[ВВладим]

То, что транслирует Козак далеко не соответствует тому, чему учили устно и письменно первые ученики Христа.

Можно утверждать, что их Церковь, которая определяла канон Библии
и та, в которой ныне Козак далеко-далеко уже не одна и та же церковь.

В Апостольской Церкви не крестили неверующих младенцев, не молились святым, не поклонялись Деве Марии, не поклонялись мощам и не целовали трупы, не молились на иконы, не молились за умерших, не торговали индульгенциями, не рассказывали сказки о непорочном зачатии Девы Марии, не рассказывали о непогрешимости папы или всей церкви, не делили церковь на мирян и клир, не принуждали к безбрачию, не учили о монахах-ангелах-во-плоти ), не охотились на ведьм, не пытали и не жгли еретиков и т.д., и т.п.

Учение нынешних католиков противоречат тому, чему учили Апостолы. Они бы в гробах повернулись, видя то, что творится в так называемых "исторических" церквях.

8 Сотворите же достойные плоды покаяния и не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму.
(Лук.3:8)

И не думайте говорить: Мы - та самая церковь...

Важность учения и служения 12 Апостолов
А Иисус доверил именно Своим Апостолам передать Его учение.

Их служение в основании Церкви было настолько важно, что они позаботились после смерти Иуды назначить
12-ым Апостолом того, который бы соответствовал требованию:

21 Итак надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус,
22 начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его.
23 И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия;
24 и помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал
25 принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место.
26 И бросили о них жребий, и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апостолам.
(Деян.1:21-26)

И если люди извратили их учение, то это уже не последователи, а отступники от истинного учения.

Именно поэтому еретик JimCrowsby радостно вторит Козаку: "нет, мол, никаких первоисточников, верь во что тебе угодно!" и оба довольны друг-другом и Козак по наивности даже не понимает кто ему поддакивает...


Как извращается Божие слово?

нужно либо убрать то, что мешает человеческому учению(Маркион), либо добавить человеческих "истин" и размешать с истиной.


В крысиной отраве много вкусного зерна и миллиграммы мышьяка. Так и с лжеучениями: Истину перемешали с ложью.

Свидетели Иеговы добавили искажённый перевод Нового Мира и поставили свою глупую литературу наравне с Библией.

Мармонам дьявол подкинул книгу Мормона - ещё одно "свидетельство". Будто Библии недостаточно.

Православным и католикам - массу разношерстных преданий, многие из которых напрочь сносят Библию и противоречат ей.

Так дьявол действует всегда.

6 Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию,
7 которое [впрочем] не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово.
8 Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема.
(Гал.1:6-8)

[Kosack]

Можно утверждать, что их Церковь, которая определяла канон Библии и та, в которой ныне Козак далеко-далеко уже не одна и та же церковь.

Та самая Церковь, которую создал Христос на Петре, которую и врата ада не одолеют.

Почему католики так дорожат папством?

На одну из причин привязанности подлинных католиков к Св. Престолу, к папству, мы только что намекнули: папство делает явной и действенной полноту главенства Христова в Церкви. Причины чисто богословского характера читатель может найти в католической догматике. Но указанное явление имеет много других, жизненных, оснований и побуждений. Укажем на некоторые из них.

1. Католики, как впрочем все восточные христианские подвижники и духовные писатели, придают очень большое значение послушанию настоятелям в деле личного духовного совершенствования. Послушание законным пастырям в области религиозных исканий и чаяний мощный и безошибочный двигатель преуспеяния в благодатном единении со Христом Спасителем, со всею Пресв. Троицею. Без послушания все аскетические подвиги только дым, мишура, жалкий расход психических сил, «прелесть» и самообман. Оттого все христианские монастыри, эти очаги духовного совершенствования, всегда предполагают готовность всех иноков слушаться одного общего настоятеля, представителя пастырства Христова. Как мы уже упоминали в начале настоящего труда, благодаря папству Церковь становится подобной как бы одному великому монастырю и однородной всем христианским общинам, основанным ради дружного стремления к святости, к жизни во Христе: она сама есть такая община, вселенская «община общин». Католики говорю об истинных, чистых сердцем католиках по личному ежедневному опыту с полной очевидностью знают, что каждый раз, как они подчиняются тому или иному постановлению Св. Престола, благодатная жизнь в них крепнет, единение со Христом становится более тесным, глубоким, задушевным, более любящим, а преодоление мирских соблазнов более легким. Послушание есть осуществление смирения, этой основы таинственной близости к Сыну человеческому и Сыну Божию, который был «смирен сердцем». Католики преданы Папе, потому что, слушаясь его, они могут безоговорочно отдаться Христу и беспрепятственно жить во Христе. Послушание Папе приводит ко Христу.

2. Как мы уже видели, по учению Отцов Церкви и всех лучших древних наставников христианского благочестия, подлинная соборность, единение верующих в любви Христовой и сверхприродной жизни, обеспечивается послушанием всех одному общему настоятелю. Католики дорожат этим соборным духом, благодатным братским единением. Потому-то они так высоко ценят папство, благодаря которому все поместные и частичные соборности сливаются в одну вселенскую, католическую соборность. Благодаря папству, преодолеваются все нежелательные национальные, сословные и культурные перегородки и устраняется опасность распадения Церкви на секты, не имеющие даже общей веры, или на национальные Церкви, одно существование которых несовместимо с Евангелием и первоначальным Преданием Церкви.

3. Крайне вредно отзываются на братской любви и духовной жизни клира и церковного народа все споры из-за канонического положения и прав той или иной поместной Церкви, монастыря, прихода или учреждения, все столкновения между разными «юрисдикциями» и т. п. Папство ставит предел этим бесплодным пререканиям и бесконечным полемикам, беспристрастно разрешая канонические путаницы. Оно направляет юридизм в должное русло и ограничивает его своеволие. И в этом отношении католики также благодарны Св. Престолу.

4. Все враги Бога и христианства, когда они действуют как таковые, с исключительным ожесточением и не разбирая средств, ведут войну против папства. Везде и всегда безбожие направляет свои усилия главным образом к тому, чтобы оторвать от «Ватикана» возможно больше верующих и превратить католические епархии или церковные округа в независимые от папы автокефалии, с которыми впоследствии нетрудно будет справиться. Так было и в первые века, и во время великих масонских гонений на христианство в XVIII веке, и во время недавнего хозяйничанья красных в Португалии, Мексике и Испании. И когда в наши дни большевики так усердно загоняют католиков, которых они сначала лишили их пастырей, в московскую православную патриархию, в Румынскую автокефальную Церковь, в Сербскую Церковь, в «национальную Литовскую Церковь», в Чешскую Церковь или в старокатоличество, то это не случайная местная политика, а только частный случай одной общей всем безбожникам тактики вечной борьбы с христианством: взорвать скалу Петрову, на которой Христос основал Свою Церковь. Они так поступают, конечно, не из преданности православию, которое они ведь тоже хотят уничтожить; они просто пользуются слабой стороной православия, «византийским недугом», духом церковной обособленности. Сознательные католики со всей очевидностью видят, что всякий христианин, даже католик, поскольку он уклоняется от послушания Риму в вопросах веры и церковного управления, фактически служит безбожию, хочет ли он того или нет. Лозунг «Долой папство» не христианский лозунг: это военный крик мирового безбожия. В православии он раздается лишь по трагическому историческому недоразумению. Все это, само собою разумеется, укрепляет католиков в их преданности папе.

5. Папство устраняет своеволие, самочиние, хаос в богословии и в поведении верующих. Тем самым оно охраняет жизненность и плодотворность вероучения и здравую предприимчивость в христианской жизни, в действии. Католик знает, что все его благие искания и почины, в теории и в практике, должным образом проверяются и испытываются законной церковной властью и, если они окажутся согласными с Христовыми заветами и плодотворными, в свое время получат одобрение и поощрение, действенное во всей Вселенской Церкви, ибо исходящее от общего для всех отца и архипастыря. Оттого-то нигде нет столько предприимчивости и творчества, как в Католической Церкви. Папство ограничивает низшую, природную свободу, чтобы дать возможно больше простора благодатной творческой свободе.

6. Немалое побуждение к сыновней преданности Св. Отцу католики находят в том неоспоримом историческом факте, что все папы с особенной решительностью отстаивавшие духовную власть Римского Апостольского Престола были великими святыми. Таковы были в древности свв. Келестин, Лев Великий, Григорий Двоеслов и другие папы, до сих пор почитаемые в отделившемся православии. Папы менее высокого нравственного уровня обыкновенно не проявляли этого мужества в защите догматических и канонических преимуществ папства.

7. Папство, этот сверхнациональный общий центр, дает возможность прочного существования и духовно полезного труда всевозможным религиозным учреждениям мирового размаха и значения, и притом не опираясь на посторонние интернациональные организации.

Священник Станислав Тышкевич. Католичество. Рим. 1950