Твитнуть
Сравнение Септуагинты и "еврейской Библии",масоретского перевода.
.....
Верующие же христиане, в Церкви Божией, все до единого и не звали другого слова Божия, кроме того, которое существовало в переводе 70-ти толковников. Его передали Церкви Божией Св. апостолы, и оно потом ею содержимо было и есть даже доселе, как единое истинное слово Божие.
Неблаговолительно относиться к сему переводу впервые стали евреи, после того, как испытали со стороны христиан крепкие обличения себе в неверии и упорстве, заимствованные из писаний пророческих в сем переводе, Евреи, по обольщению, полагали, что стоят в истине. Когда же увидели, что их обличают чтимые ими пророки, то в утешение себе придумали изворот: быть не может, чтобы пророки так говорили; перевод греческий не выражает мыслей пророческих, в подлиннике, верно, не так читается, в подлиннике, которого читать они не умели. Руководители народа ухватились за эту мысль, тем охотнее, что им удобно было прикрыть этого завесою свой стыд, ибо народ не знал еврейского языка. И пошла речь между евреями: перевод 70-ти не верен, перевод неверен. Отсюда покушение перевести повернее. И вот являются Акила, Симмах, Феодотион и дают новые переводы. Все это происходит между евреями и в угоду евреям. Переводчики, все отщепенцы, отпадшие от Церкви в иудейство. Между христианами не было ничего подобного. Все оставались верными слову, преданному Св. апостолами и их первыми преемниками в переводе 70-ти.
Между тем к этому времени еврейский текст слова Божия, совсем оставленный христианами и почти совсем евреями, исключая некоторых ученых, значительно успел попортится, и чтение его потеряло неизменную определенность. Осязательным доказательством тому служат означенные переводы. Они не согласны между собою и с переводом 70-ти, хотя все были деланы с еврейского. Это значит, что из переводчиков каждый читал и понимал еврейскую библию иначе, нежели другие, и все они иначе читали и понимали ее, нежели как она читалась и понималась в то время, как переведена была 70-тью толковниками. Кто не видит, что евреи начали уже блуждать туда и сюда по книгам писания и путаться в чтении их?
Повреждение еврейского текста произошло, то от переписчиков, заменявших одни буквы из сходных между собою другими, то от разного прочтения слов: чему причиною служило отсутствие гласных, вставление которых по догадливости изменяло смысл речений и предложений. Можно не подозревать в сем какую-либо злонамеренность: все шло обычным чередом человеческих дел. Евреи дорожили, словом предков и не могли искажать его намеренно. Но нельзя не допустить, что в тех местах, которые были темноваты, и особенно в тех; которые говорили в осуждение евреев за неверие Евангелию, глаз их искал всякой возможности прочитанные слова, то так, чтоб они казались более понятными, то так, чтоб они снимали с них укор и лишала христиан опоры к их обличению. Говорим: глаз, ибо у них много сходных букв, а поставь одну вместо другой, выйдет другой смысл; также гласные у них не пишутся, а поставь одну вместо другой, выйдет тоже другой смысл. Этими способами евреи, последуя одному глазу, движимому то исканием ясности, то скрытным желанием избавиться от укора (а это желание поддерживалось тем суеверием, будто у пророков не могло быть обличения сынам Авраама за их верования, которые в это время были впрочем, уже прямыми отступлениями от веры), многое стали читать и писать отлично от того, как читалось и писалось во времена 70-ти.
Текло время; множились и те отступления ходячего еврейского текста от первоначального подлинника. Между тем умение читать по-еврейски все слабело и слабело и не только слабело, но и разнообразилось: в одном месте так читали, в другом иначе. В этих обстоятельствах, ученым евреям пришла не худая мысль установить однообразное чтение, придумав разные значки для показания, какую, где читать гласную. Этим занялись масореты. Плодом их трудов была настоящая еврейская библия, Определи достоинство труда масоретов, и определишь достоинство нынешней еврейской библии.
Конечно, никто не станет чаять, чтоб масоретам было особое откровение для восстановления первоначального чтения еврейского текста. Сыны народа своего, они шли того же дорогою, какою пошли предшественники их. Если во втором веке, спустя три-четыре века после 70-ти, еврейский текст сыны Израиля читали и между собою разно и несогласно с древним чтением, представляемым переводом 70-ти; то можно ли ожидать, чтоб чтение сие было исправнее спустя еще века три (к концу 5 в.)? Если указанные пред сим причины уклонения от подлинного чтения Писаний оставались среди Евреев в действии, то и плод, конечно, приносили они по роду своему: отступления множились и утверждали все большее и большее расстояние между тем, как следовало читать текст, и тем, как теперь стали читать Евреи. Таким образом, если положим, что масореты ничего не прибавить в этом роде от себя, а только закрепили то, что образовалось до них течением дел, и тогда чтение, ими установленное, не может, сочтено быть близким к подлинному; а если положим, что и они привнесли в общий итог свою меру догадливости, хотя не с другою какою целью, как только в рядах уяснения темноватого, то означенное расстояние должно счесть значительно увеличившимся под их трудом.
Взяв, таким образом, во внимание все сказанное, никак не можем ожидать, чтоб Писания ветхозаветные из рук масоретов вышли в том виде, и каком они существовали первоначально, и в каком имели их в руках своих 70-ть толковников. Во многом тут допущены отступления и изменения, то в видах уяснения неясного, то с целью прикрыть неприятное обличение евреев, при помощи Писаний пророческих, от лица христиан, то, может быть для того, чтобы представить божественное откровение в другом виде, нежели как оно было в руках христиан. Ибо христиане говорили справедливо, что они суть наследники обетований древнему Израилю и что к ним перешло и богооткровенное слово, составлявшее первое преимущество Израиля. Против этого евреи и напряглись выставить Писание, под именем богооткровенного, такое, которое было бы, сколько можно более разно от того, какое было в руках христиан, прикрывая свое злоумие еврейским языком, на котором дано было истинное откровение (будто поелику Писание у них на еврейском, то оно и совершенно подлинно), и не хотя уразуметь того, что самому Господу Богу, вместе с тем как отверг Он еврейский народ, угодно было для нового народа Своего, избранного из всех языков, самое откровение Свое уготовать, помимо еврейского, на новом общедоступном языке греческом, на каком оно и хранилось у христиан в точном соответствии и согласии с тем словом какое первоначально изошло из уст и рук пророческих на еврейском.
Источниками отступлений нового еврейского текста от первоначального для масоретов были разные чтения, происшедшие от замещения сходных букв одних другими, и указание посредством знаков, где какую читать гласную, зависевшее во многом от их произвола и дававшее ему простор. Эти два источника давали возможность, а сказанные пред сим побуждения разжигали усердие масоретов представить ветхозаветные писания в виде, сколько можно выгоднейшем для евреев пред лицом христиан, и хотя в иных местах в виде яснейшим, но нельзя сказать, чтоб точнейшим. Отсюда происходят разности и отличия нынешнего еврейского текста Библии от текста ея в переводе 70-ти. И для всякого, очевидно, что подлинность несомненная принадлежит по всей правде последнему, а не первому.
Таким образом, нет сомнения, что в нынешний еврейский текст внесено много человеческого, то случайно в него втеснившегося, то происшедшего от соображения лиц, установивших его чтение. На таковую судьбу он обречен был по попущению Божию как бы в наказание евреям за то, что они презрели волю Божию, открытую им в данных им на их языке писаниях. Несмотря на то, еврейская библия нравится очень протестантам; не потому ли это, что в ней есть сродный им элемент, именно произвольные соображения и догадливости ума, которые у них господствуют во всем? По крайней мере, на эту мысль наводит то обстоятельство, что, как только родилось протестантство, так взяло в руки ветхозаветные Писания в нынешнем еврейском тексте и упорно держится его, на обличение, как ему кажется, православия, не чтущего высоко той Библии.
Епископ Феофан, 1875 год.
.....
Верующие же христиане, в Церкви Божией, все до единого и не звали другого слова Божия, кроме того, которое существовало в переводе 70-ти толковников. Его передали Церкви Божией Св. апостолы, и оно потом ею содержимо было и есть даже доселе, как единое истинное слово Божие.
Неблаговолительно относиться к сему переводу впервые стали евреи, после того, как испытали со стороны христиан крепкие обличения себе в неверии и упорстве, заимствованные из писаний пророческих в сем переводе, Евреи, по обольщению, полагали, что стоят в истине. Когда же увидели, что их обличают чтимые ими пророки, то в утешение себе придумали изворот: быть не может, чтобы пророки так говорили; перевод греческий не выражает мыслей пророческих, в подлиннике, верно, не так читается, в подлиннике, которого читать они не умели. Руководители народа ухватились за эту мысль, тем охотнее, что им удобно было прикрыть этого завесою свой стыд, ибо народ не знал еврейского языка. И пошла речь между евреями: перевод 70-ти не верен, перевод неверен. Отсюда покушение перевести повернее. И вот являются Акила, Симмах, Феодотион и дают новые переводы. Все это происходит между евреями и в угоду евреям. Переводчики, все отщепенцы, отпадшие от Церкви в иудейство. Между христианами не было ничего подобного. Все оставались верными слову, преданному Св. апостолами и их первыми преемниками в переводе 70-ти.
Между тем к этому времени еврейский текст слова Божия, совсем оставленный христианами и почти совсем евреями, исключая некоторых ученых, значительно успел попортится, и чтение его потеряло неизменную определенность. Осязательным доказательством тому служат означенные переводы. Они не согласны между собою и с переводом 70-ти, хотя все были деланы с еврейского. Это значит, что из переводчиков каждый читал и понимал еврейскую библию иначе, нежели другие, и все они иначе читали и понимали ее, нежели как она читалась и понималась в то время, как переведена была 70-тью толковниками. Кто не видит, что евреи начали уже блуждать туда и сюда по книгам писания и путаться в чтении их?
Повреждение еврейского текста произошло, то от переписчиков, заменявших одни буквы из сходных между собою другими, то от разного прочтения слов: чему причиною служило отсутствие гласных, вставление которых по догадливости изменяло смысл речений и предложений. Можно не подозревать в сем какую-либо злонамеренность: все шло обычным чередом человеческих дел. Евреи дорожили, словом предков и не могли искажать его намеренно. Но нельзя не допустить, что в тех местах, которые были темноваты, и особенно в тех; которые говорили в осуждение евреев за неверие Евангелию, глаз их искал всякой возможности прочитанные слова, то так, чтоб они казались более понятными, то так, чтоб они снимали с них укор и лишала христиан опоры к их обличению. Говорим: глаз, ибо у них много сходных букв, а поставь одну вместо другой, выйдет другой смысл; также гласные у них не пишутся, а поставь одну вместо другой, выйдет тоже другой смысл. Этими способами евреи, последуя одному глазу, движимому то исканием ясности, то скрытным желанием избавиться от укора (а это желание поддерживалось тем суеверием, будто у пророков не могло быть обличения сынам Авраама за их верования, которые в это время были впрочем, уже прямыми отступлениями от веры), многое стали читать и писать отлично от того, как читалось и писалось во времена 70-ти.
Текло время; множились и те отступления ходячего еврейского текста от первоначального подлинника. Между тем умение читать по-еврейски все слабело и слабело и не только слабело, но и разнообразилось: в одном месте так читали, в другом иначе. В этих обстоятельствах, ученым евреям пришла не худая мысль установить однообразное чтение, придумав разные значки для показания, какую, где читать гласную. Этим занялись масореты. Плодом их трудов была настоящая еврейская библия, Определи достоинство труда масоретов, и определишь достоинство нынешней еврейской библии.
Конечно, никто не станет чаять, чтоб масоретам было особое откровение для восстановления первоначального чтения еврейского текста. Сыны народа своего, они шли того же дорогою, какою пошли предшественники их. Если во втором веке, спустя три-четыре века после 70-ти, еврейский текст сыны Израиля читали и между собою разно и несогласно с древним чтением, представляемым переводом 70-ти; то можно ли ожидать, чтоб чтение сие было исправнее спустя еще века три (к концу 5 в.)? Если указанные пред сим причины уклонения от подлинного чтения Писаний оставались среди Евреев в действии, то и плод, конечно, приносили они по роду своему: отступления множились и утверждали все большее и большее расстояние между тем, как следовало читать текст, и тем, как теперь стали читать Евреи. Таким образом, если положим, что масореты ничего не прибавить в этом роде от себя, а только закрепили то, что образовалось до них течением дел, и тогда чтение, ими установленное, не может, сочтено быть близким к подлинному; а если положим, что и они привнесли в общий итог свою меру догадливости, хотя не с другою какою целью, как только в рядах уяснения темноватого, то означенное расстояние должно счесть значительно увеличившимся под их трудом.
Взяв, таким образом, во внимание все сказанное, никак не можем ожидать, чтоб Писания ветхозаветные из рук масоретов вышли в том виде, и каком они существовали первоначально, и в каком имели их в руках своих 70-ть толковников. Во многом тут допущены отступления и изменения, то в видах уяснения неясного, то с целью прикрыть неприятное обличение евреев, при помощи Писаний пророческих, от лица христиан, то, может быть для того, чтобы представить божественное откровение в другом виде, нежели как оно было в руках христиан. Ибо христиане говорили справедливо, что они суть наследники обетований древнему Израилю и что к ним перешло и богооткровенное слово, составлявшее первое преимущество Израиля. Против этого евреи и напряглись выставить Писание, под именем богооткровенного, такое, которое было бы, сколько можно более разно от того, какое было в руках христиан, прикрывая свое злоумие еврейским языком, на котором дано было истинное откровение (будто поелику Писание у них на еврейском, то оно и совершенно подлинно), и не хотя уразуметь того, что самому Господу Богу, вместе с тем как отверг Он еврейский народ, угодно было для нового народа Своего, избранного из всех языков, самое откровение Свое уготовать, помимо еврейского, на новом общедоступном языке греческом, на каком оно и хранилось у христиан в точном соответствии и согласии с тем словом какое первоначально изошло из уст и рук пророческих на еврейском.
Источниками отступлений нового еврейского текста от первоначального для масоретов были разные чтения, происшедшие от замещения сходных букв одних другими, и указание посредством знаков, где какую читать гласную, зависевшее во многом от их произвола и дававшее ему простор. Эти два источника давали возможность, а сказанные пред сим побуждения разжигали усердие масоретов представить ветхозаветные писания в виде, сколько можно выгоднейшем для евреев пред лицом христиан, и хотя в иных местах в виде яснейшим, но нельзя сказать, чтоб точнейшим. Отсюда происходят разности и отличия нынешнего еврейского текста Библии от текста ея в переводе 70-ти. И для всякого, очевидно, что подлинность несомненная принадлежит по всей правде последнему, а не первому.
Таким образом, нет сомнения, что в нынешний еврейский текст внесено много человеческого, то случайно в него втеснившегося, то происшедшего от соображения лиц, установивших его чтение. На таковую судьбу он обречен был по попущению Божию как бы в наказание евреям за то, что они презрели волю Божию, открытую им в данных им на их языке писаниях. Несмотря на то, еврейская библия нравится очень протестантам; не потому ли это, что в ней есть сродный им элемент, именно произвольные соображения и догадливости ума, которые у них господствуют во всем? По крайней мере, на эту мысль наводит то обстоятельство, что, как только родилось протестантство, так взяло в руки ветхозаветные Писания в нынешнем еврейском тексте и упорно держится его, на обличение, как ему кажется, православия, не чтущего высоко той Библии.
Епископ Феофан, 1875 год.