Страх Божий

[vual]

у нас с Александром произошёл такой незаконченный диалог:
что в начале в разговоре не имеет значения что бы не отвлекаться от сути

я - А что теперь делать?
Александр - Признать суть выражения Соломона: "Страх Божий".

я - страх не выход из положения

Александр - "Страх Божий", а не страх!
То есть, начало мудрости тебя не устраивает? Ты её совсем игноришь, или уже на ВСЮ претендуешь?

я - Страх это чувство и я по отношению к Богу Отцу его не испытывала ни когда. Я не могу его из себя выдавить искусственно

Александр - Не твой страх, а "Страх Божий". Это некий символ, разгадаешь, узнаешь как к мудрости приступить



и все второй день у меня нет мыслей

[АлександрСлепов]

Александр - Не твой страх, а "Страх Божий". Это некий символ, разгадаешь, узнаешь как к мудрости приступить



и все второй день у меня нет мыслей

Там не страх написано, а благоговение.
Иисус говорил "пойдите и научитесь, что значит "Милости хочу, а не жертвы"".
Страх порождает жертву, а не любовь.

[Халев]

я - Страх это чувство и я по отношению к Богу Отцу его не испытывала ни когда. Я не могу его из себя выдавить искусственно

И напрасно. Был бы в людях страх перед Отцом, такого зла на земле не было бы.

Матф.10:28 И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.

[Сергей Божий]

Александр - Не твой страх, а "Страх Божий". Это некий символ, разгадаешь, узнаешь как к мудрости приступить



и все второй день у меня нет мыслей

Страх Божий, это не боязнь Бога. Страх Божий, это когда страшно поступить неправильно, не справедливо, не по истине, беззаконно. Этот страх имеет сам Бог.

[vual]

Этот страх имеет сам Бог.

а чего может бояться Бог?

[алекс123]

у нас с Александром произошёл такой незаконченный диалог:
что в начале в разговоре не имеет значения что бы не отвлекаться от сути

я - А что теперь делать?
Александр - Признать суть выражения Соломона: "Страх Божий".

я - страх не выход из положения

Александр - "Страх Божий", а не страх!
То есть, начало мудрости тебя не устраивает? Ты её совсем игноришь, или уже на ВСЮ претендуешь?

я - Страх это чувство и я по отношению к Богу Отцу его не испытывала ни когда. Я не могу его из себя выдавить искусственно

Александр - Не твой страх, а "Страх Божий". Это некий символ, разгадаешь, узнаешь как к мудрости приступить



и все второй день у меня нет мыслей

Страх Божий это не страх как таковой. Бога бояться не надо. Страх Божий - это благоговение перед Ним.

[Сергей Божий]

а чего может бояться Бог?

Бог не робот и не запрограммированный. Поэтому, чтобы что-то сделать он думает, чтобы не поступить не право. От этого зависит жизнь всех живущих. Все держится на справедливости Бога. Все испортится.

[piroma]

Притч 8:13
Страх Господень ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу


СТРАХ Симфония для Библии: https://bible.by/symphony/word/17/4743/

страх Божий есть чистая ненависть

[Viktor.o]

Бог не робот и не запрограммированный. Поэтому, чтобы что-то сделать он думает, чтобы не поступить не право. От этого зависит жизнь всех живущих. Все держится на справедливости Бога. Все испортится.

Что-то Вы низпустили Бога до уровня несовершенного человека, который не знает, как поступить и приходится думать.

[Сергей Божий]

Что-то Вы низпустили Бога до уровня несовершенного человека, который не знает, как поступить и приходится думать.

Бог не робот. Он думает. И поступает мудро.

Ис 40:28: "Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? разум Его неисследим."

[Viktor.o]

Бог не робот. Он думает. И поступает мудро.

При чём тут робот? Кто всё знает, тому не надо думать.

[д72]

Всё давно придумано до нас. Лучше Аввы Дорофея никто не скажет о страхе Божьем

ПОУЧЕНИЕ 4.
О СТРАХЕ БОЖИЕМ

Святый Иоанн говорит в соборных посланиях своих: совершенна любы вон изгоняет страх (1 Иоан. 4, 18). Что хочет сказать нам чрез сие святой (Апостол)? О какой любви говорит он нам, и о каком страхе? Ибо пророк Давид говорит в Псалме: бойтеся Господа вси святии Его (Псал.33, 10), и много других подобных изречений находим мы в божественных Писаниях. И так, если и святые, столько любящие Господа, боятся Его, то как же святый Иоанн говорит: совершенна любы вон изгоняет страх? Святый хочет нам показать этим, что есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный, и что один свойствен, так сказать, начинающим быть благочестивыми, другой же есть (страх) святых совершенных, достигших в меру совершенной любви. Например: кто исполняет волю Божию по страху мук, тот, как мы сказали, еще новоначальный: ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя Его собственно для того, чтобы благоугодить Ему; сей знает, в чем состоит существенное добро, он познал, что значит: быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую Святый называет совершенною. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковой боится Бога, и исполняет волю Божию уже не по (страху) наказания, уже не для того, чтобы избегнуть мучений; но потому что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться ее. И сей совершенный страх, рождающийся от этой любви, вон изгоняет первоначальный страх: посему-то Апостол и говорит: совершенна любы вон изгоняет страх.
Однако невозможно достигнуть совершенного страха (иначе), как только первоначальным страхом. Ибо трояким образом, как говорит Василий Великий можем мы угодить Богу: или благоугождаем Ему, боясь муки, и тогда (находимся) в состоянии раба; или ища награды, исполняем повеления Божии, ради собственной пользы, и посему уподобляемся наемникам; или делаем добро ради самого добра, и (тогда) мы находимся в состоянии сына. Ибо сын, когда приходит в совершенный возраст и в разум, исполняет волю отца своего не потому, что боится быть наказанным, и не для того, чтобы получить от него награду, но собственно потому и хранит к нему особенную любовь и подобающее отцу почтение, что любит его, и уверен, что все имение отца принадлежит и ему. Таковой сподобляется услышать: уже неси раб, но сын и наследник Божий Иисус Христом (Гал. 4, 7). Таковой уже не боится, как мы сказали, Бога, конечно тем первоначальным страхом, но любит Его, как и святый Антоний говорил: я уже не боюсь Бога, но люблю Его. И Господь, сказав Аврааму, когда он привел для жертвоприношения Ему сына своего: ныне познах, яко боишися ты Бога (Быт. 22, 12), сим означил тот совершенный страх, который рождается от любви. Ибо (иначе) как бы он сказал: ныне познах, когда (Авраам) уже сделал столько из послушания Богу, - оставил все свое, и переселился в чуждую землю, к народу служившему идолам, где не было и следа Богопочитания, и сверх(всего) этого навел (на него Бог) такое страшное искушение - жертвоприношение сына, и после сего сказал ему: ныне познах, яко боишися ты Бога. Очевидно, что Он говорил здесь о совершенном страхе, свойственном святым, которые уже не по страху мучения и не для получения награды исполняют волю Божию, но любя Бога, как мы многократно говорили, боятся сделать что-либо против воли Бога, ими любимого. Посему-то и говорит (Апостол): любы вон изгоняет страх; ибо они уже не по страху действуют, но боятся, потому что любят. В сем состоит совершенный страх. Но невозможно (как мы уже сказали выше) достигнуть совершенного страха, если кто прежде не приобретает первоначального. Ибо сказано: начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7), и еще сказано: страх Божий есть начало и конец (Ис. Сир. 1. 15, 18). Началом назван первоначальный страх, за которым следует совершенный страх святых. Первоначальный страх свойствен нашему душевному состоянию. Он охраняет душу от всякого зла, как полировка медь, ибо сказано: страхом Господним уклоняется всяк от зла (Прит. 15, 27). И так если кто уклоняется от зла, по страху наказания как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало помалу начинает, как наемник, надеяться некоторого воздаяния за свое благое делание. Ибо, когда он постоянно будет избегать зла, как мы сказали, из страха, подобно рабу, и делать благое в надежде награды, подобно наемнику; то пребывая, по благодати Божией, во благом, и соразмерно сему соединяясь с Богом, он получает вкус благого, и начинает понимать в чем истинное добро, и уже не хочет разлучаться с ним. Ибо кто может разлучить такового от любви Христовой? как сказал Апостол (Рим. 8, 35). Тогда достигает он в достоинство сына, и любит добро ради самого добра и боится, потому что любит. Сей то есть великий и совершенный страх. Поэтому и пророк, уча нас отличать один страх от другого, сказал: Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас (Псал. 33, 12). Кто есть человек, хотяй живот, любяй дни видети благи? Обратите внимание ваше на каждое слово пророка, как каждое речение его имеет свою силу. Сперва говорит он: приидите ко мне, призывая нас к добродетели, (потом) прилагает и чада. Чадами называют святые тех, которые их словами обращаются от греха к добродетели, как и Апостол говорит: Чадца, ими же паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас (Гал. 4, 19). Потом, призвав нас и приготовив к тому обращению, (пророк) говорит: страху Господню научу вас.
Видите ли дерзновение святого? Мы, когда хотим сказать что-либо доброе, всегда говорим: хотите ли, мы побеседуем с вами несколько о страхе Божием, или о другой какой либо добродетели? Святый же пророк не так, но с дерзновением говорит: приидите чада, послушайте мене, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи? Потом, как бы услышав от кого-либо в ответ: я желаю, научи меня, как жить и видеть дни благие, он научает, говоря: удержи язык твой от зла и устне твои еже не глаголати льсти. И так он прежде (всего) отсекает действие зла страхом Божиим.
Удерживать язык свой от зла, значит не уязвлять чем-либо совести ближнего, не злословить, не раздражать. А устнами своими не глаголати льсти, значит не обольщать ближнего [В греч.: не обличать ни в чем ближнего и не соблазнять его]. Потом (пророк) прибавляет: уклонися от зла. Сперва сказал он о некоторых частных грехах: о злословии, обмане, а потом говорит вообще о всяком зле. Уклонися от зла, т.е., избегай вообще всякого зла, уклоняйся от всякого дела, ведущего к греху. Опять, сказав это, он не остановился на сем, но прибавил: и сотвори благо. Ибо случается, что иной не делает зла, но и добра не делает; иной также не обижает, но не оказывает и милосердия, иной не ненавидит но и не любит. И так хорошо сказал Пророк: уклонися от зла и сотвори благо. Вот, он показывает нам ту постепенность трех устроений (душевных), о которой мы упоминали выше. Страхом Божиим он научил уклоняться от зла и тогда уже повелевает начать благое. Ибо когда кто сподобится освободиться от зла и удалится от него, тогда он естественно совершает доброе, наставляемый святыми.
Сказав о сем столь хорошо и последовательно, он продолжает: взыщи мира и пожени и. Не сказал только взыщи, но усильно стремись за ним, чтобы достигнуть его. Следите внимательно умом вашим за сею речью, и примечайте точность, наблюдаемую Святым. Когда кто сподобится уклониться от зла, и (потом) будет стараться, с помощью Божией, делать благое, тотчас восстают на него брани вражеские, и он подвизается, трудится, сокрушается, не только боясь возвратиться опять на злое, как мы сказали о рабе, но и надеясь, как было упомянуто, награды за благое, подобно наемнику. И таким образом, терпя нападения от врага, борясь с ним и сопротивляясь ему, он делает благое, но с большою скорбью, с великим трудом. Когда же он получит помощь от Бога и приобретет некоторый навык в добре, тогда видит он покой, тогда вкушает мир, тогда ощущает, что значит печаль брани, и что - радость и веселье мира. И потом уже ищет мира, усильно стремится к нему, чтобы достигнуть его, приобрести совершенно и водворить его в себе.
Что может быть блаженнее души, сподобившейся придти в сию меру (духовного возраста)? Таковой, как мы неоднократно говорили, находится в достоинстве сына; ибо по истине блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся (Матф. 5, 9). Кто может отселе побудить душу сию делать добро ради чего-либо иного, кроме наслаждения тем самым добром? Кто может знать радость сию, кроме того, кто испытал ее? Тогда-то таковой, как мы уже несколько раз говорили, познает и совершенный страх. Вот, мы слышали теперь, в чем состоит совершенный страх Святых, и в чем состоит первоначальный страх, свойственный нашему (душевному) устроению и с чего человек начинает, и чего достигает чрез страх Божий. Теперь мы желаем узнать и то, как вселяется в нас страх Божий, и хотим сказать, что нас отлучает от страха Божия.
Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений, если каждый вечер испытывает себя, как он провел день, и каждое утро, - как прошла ночь, если не будет дерзновенен в обращении и наконец если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога. Ибо говорят, что один брат спросил некоторого старца: что мне делать, отче, для того чтобы бояться Бога? Старец отвечал ему: иди, живи с человеком, боящимся Бога, и тем самым, что он боится Бога, научит он и тебя бояться Бога. Отгоняем же страх Божий от себя тем, что делаем противное сему: не имеем ни памяти смертной, ни памяти мучений, тем, что не внимаем самим себе и не испытываем себя, как проводим время, но живем нерадиво и обращаемся с людьми, не имеющими страха Божия, и тем, что не охраняемся от дерзновения; сие последнее хуже всего: это совершенная погибель. Ибо ничто так не отгоняет от души страх Божий, как дерзость. Посему, когда спросили авву Агафона о дерзости, он сказал: она подобна сильному, жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут, и который портит всякий плод на деревьях. Видишь ли брат силу сей страсти? видишь ли лютость ее? И когда его опять спросили, ужели так вредна дерзость? он отвечал: нет страсти вреднее дерзости, ибо она есть мать всех страстей. Весьма хорошо и разумно сказал он, что она есть мать всех страстей, потому что она отгоняет страх Божий от души. Ибо если страхом Господним уклоняется всяк от зла. (Прит. 15, 27); то конечно, где нет страха Божия, там всякая страсть. Бог да избавит души наши от всегубительной страсти - дерзости.
Дерзость бывает многообразна: можно быть дерзким и словом и осязанием и взором, От дерзости иной впадает в празднословие, говорит мирское, делает смешное, и побуждает других к непристойному смеху. Дерзость и то, когда кто прикоснется другого без нужды, когда поднимет руку на кого-либо смеющегося, толкает кого-нибудь, вырвет у него что-нибудь из рук, бесстыдно смотрит на кого-нибудь: все это делает дерзость, все это происходит от того, что в душе нет страха Божия, и от сего человек мало помалу приходит и в совершенное нерадение [В первом издании сей книги на славянском языке 1628 г.: в совершенное презрение.]. Посему-то, когда Бог давал заповеди закона, Он сказал: благоговейны сотворите сыны израилевы, (Лев. 15, 31), ибо без благоговения и стыда человек не чтит и самого Бога и не хранит ни одной заповеди. Посему-то нет ничего вреднее дерзости; посему-то она и есть мать всех страстей, что она изгоняет, благоговение, отгоняет страх Божий рождает пренебрежение; а от того, что мы дерзки друг с другом и не стыдимся один другого, случается, что мы и злословим и оскорбляем друг друга. Бывает, что кто-нибудь из вас увидит что неполезное, он отходит и осуждает это и влагает то в сердце другому брату своему, и не только сам повреждается, но вредит и брату своему, вливая в сердце его злой яд; и часто случается, что ум того (брата) был занят молитвою, или иным добрым делом, а этот приходит и увлекает его в пустословие, и не только лишает его пользы, но и вводит в искушение; а нет ничего тяжелее, ничего пагубнее, как вредить не только себе, но и ближнему.
Потому хорошо нам, брат, иметь благоговение, бояться вредить себе и другим, почитать друг друга, и остерегаться даже смотреть друг другу в лице, ибо и это, как сказал некто из старцев, есть вид дерзости. И если случится кому видеть, что брат его согрешает, не должно презреть его и умолчать о сем, попуская ему погибнуть, не должно также ни укорять, ни злословить его, но с чувством сострадания и страхом Божиим должно сказать тому, кто может исправить его, или сам видевший пусть скажет ему с любовью и смирением, говоря (так): прости, брат мой, если не ошибаюсь, мы не хорошо это делаем. И если он не послушает, скажи другому, о котором знаешь, что он имеет к нему доверие, или скажи старцу его или авве, смотря по важности согрешения, чтобы они его исправили, и потом будь спокоен. Но говори, как мы сказали, с целью исправить брата своего, а не ради празднословия, или злословия, и не для укорения его, не из желания обличить его, не для осуждения, и не притворяясь, что исправляешь его, а внутри имея что-либо из упомянутого. Ибо, по истине если кто скажет и самому авве его, но говорит не для исправления ближнего, или не для избежания собственного вреда, то это грех, ибо это злословие; но пусть он испытает сердце свое, не имеет ли оно какого-либо пристрастного движения, и если так, то (пусть) не говорит. Если же он, рассмотрев себя внимательно, увидит, что хочет сказать из сострадания и для пользы, а внутренне смущается некоторым страстным помыслом: то пусть он скажет авве со смирением и о себе, и о ближнем, говоря так: совесть моя свидетельствует мне, что я хочу сказать для исправления (брата), но чувствую, что имею внутри какой-то смешанный помысл, не знаю, от того ли, что имел некогда (неприятность) с этим братом, или это искушение, препятствующее мне сказать о брате для того, чтобы не последовало (его) исправления; и тогда авва скажет ему, должен ли он сказать или нет. Бывает же, что иной говорит не для пользы брата своего, не по опасению собственного вреда и не потому, что помнит какое-либо зло, но рассказывая, просто так, из празднословия. Но к чему такое злословие? часто и брат узнает, что о нем говорили, смущается, от чего происходит скорбь и еще больший вред. А когда кто говорит, как мы сказали, единственно ради пользы брата, то Бог не попустит, чтобы произошло смущение, чтобы последовала скорбь или вред.
И так постарайтесь, как мы сказали, удерживать язык свой, чтобы н

[lst]

я - страх не выход из положения

В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви.
1Ин 4:18

[vual]

Притч 8:13
Страх Господень ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу


СТРАХ Симфония для Библии: https://bible.by/symphony/word/17/4743/

страх Божий есть чистая ненависть

спасибо, я уже в симфонии второй день

[ЯОлег]

Страх Божий
у нас с Александром произошёл такой незаконченный диалог:
что в начале в разговоре не имеет значения что бы не отвлекаться от сути
я - А что теперь делать?
Александр - Признать суть выражения Соломона: "Страх Божий".
я - страх не выход из положения
Александр - "Страх Божий", а не страх!
То есть, начало мудрости тебя не устраивает? Ты её совсем игноришь, или уже на ВСЮ претендуешь?
я - Страх это чувство и я по отношению к Богу Отцу его не испытывала ни когда. Я не могу его из себя выдавить искусственно
Александр - Не твой страх, а "Страх Божий". Это некий символ, разгадаешь, узнаешь как к мудрости приступить
и все второй день у меня нет мыслей

Страх Божий понимать нужно не как страх перед Богом, ведь Господа и Бога нашего Иисуса Христа мы не боимся, а любим всем сердцем, всей душой и всем разумением своим. Мы любим Его более всего на свете. Как же можем испытывать страх перед Тем, Кого больше всего любим? Никак! Поэтому страх Божий - это нежелание сделать что-нибудь не Богоугодное, через что и опечалить Его. В этом нежелании мы и являем любовь свою ко Христу. Это и есть страх Божий. А страх от наказания - это совсем другое и в нём нет любви.