Твитнуть
Рассказ-быль Поддельского Павла Павловича.
Моего ПАПЫ. Тогда он был ещё молодым охотником.
Рассказ был опубликован в 1961 году. ПАПА использовал другую фамилию для обозначения себя. Я, Поддельский
Юрий Павлович поставил всё на свои места. И
переработал рассказ. В память его светлого имени.
Портрет моего папы Поддельского Павла Павловича
ЗАБЫТЫЙ ГЛУХАРЬ
Павел Павлович Поддельский проснулся от пробиравшего холода и, зябко поёживаясь, приподнялся. От наваленных с вечера толстых чурбаков остались притухшие, подернувшиеся холодным пеплом краюшки Дымовое отверстие смутно обозначилось белесым квадратом. Значит светает, решил он, время вставать. Откинув слегка заиндевевшую шубу, поднялся, и принялся разводить костер.
На грубо сколоченных нарах спокойно разносился, вторя друг другу, разноголосый храп. Булькающим баритоном отдувался Николай Ногагов, фальцетом посвистывал Самбу Самбуев. Они спят, им хоть бы что, думал Павел, передергивая закоченевшими плечами.
Снова заполыхали, уютно потрескивая дрова, разливая живительное тепло по всей избушке...
Так, так! Замерз, значит, усмехался Ногатов, пристраиваясь к огню с накинутой на плечи шубой.
Разве это холод? Какая ни есть, а избушка не поддует. А мы-то раньше бывало так, под открытым небом. Чтобы не мерзнуть, натаскивали уйму дров. А чудаки. Никому же не приходило в голову, что из этих же дров, можно было бы срубить избушку. И затрат меньше, а главное в тепле, все еще усмехаясь, рассуждал Ногатов. Николай Николаевич Ногатов человек был пожилой, разменявший уже шестой десяток лет, но не утративший еще молодую подвижность, своего охотничьего азарта. Начав когда-то подростком, он неизменно каждую осень выезжал на белковье и не мыслил жизнь без охоты. Самбу тоже, видать, бывалый охотник. Обычно не очень разговорчив, теперь он шумно поддакивал и расплывался в самой участливой улыбке. Только Павел Поддельский был новичок в этом деле и среди них чувствовал себя несмышленым юнцом. Но его тоже объединяло и роднило с ними их общая страсть к охоте, к лесному бродяжничеству, и он внимательно ко всему прислушивался.
Ну как, молодой охотник, в компанию войдешь али отдельно будешь. Как-то неожиданно спросил Ногатов.
Павел Поддельский растерянно молчал. Зачем он спрашивает? Может и верно им невыгодно брать меня с собойподумал он.
И Павел больше не сожалел, что так поступил.
На охоту он вышел последним. Его Черныш!- шустрый, я подпалинами ни ногах кобель от нетерпении повизгивал и заискивающе юлил. Оказавшись на свободе, он, как ошалелый, заносился вокруг Павла, не зная куда деть свою молодую прыть. Он так же, как и его хозяин - молодой охотник, не совсем еще понимал, что собственно от него требуется. Поддельский Павел Павлович мысленно прикинул, куда должны пойти его товарищи и направился в противоположную сторону. Выпавший за ночь иней густо посеребрил все лесное царство: и жухлую шуршащую под ногами траву, пышные кроны кедров, тускло отсвечивающих сквозь перламутр изморози темно-зеленой хвоёй. Солнце _еще не всходило, и в лесу было сумрачно, но где-то на высоте стывшие мглистой дымкой облака румянились под его лучами. Пронизывающий холодок приято бодрил, грел нахоложенное лицо. Легким уверенным шагом Павел Павлович тянул в гору. Черныш не показывался. Но вот чуткий утренний воздух гулко раскололся с вторящим эхом: Гах-га-ах.
Нашел, мелькнуло у Павла, и он ускорил шаги. Черныш сидел возле толстого дерева и захлебываясь от азарта, беспрерывно гудел. Павел Поддельский с запрокинутой головой топтался вокруг дерева и не мог обнаружить затаившуюся белку: его, не наметанный ещё глаз, плохо различал крохотный сливающийся комочек.
Надо спугнуть, - сообразил он и наугад выстрелил. Белка соскочила с места и пружинисто запрыгала по кустам, рассыпая ломкий иней в мельчайшую радужную пыль. Павел, спотыкаясь, побежал вслед за нею. Не рассчитав прыжка, она сорвалась и угодила в зубы Чернышу. Но, гибко извернувшись, все же успела вцепиться ему в нос. Черныш от боли взвизгнул и крепко сдавил челюсти: убедившись, что белка не подает больше никаких признаков жизни, бросил и не проявлял уже к ней никакого интереса.
Ну, конечно, попортил шкурку!с досадой думал Павел. Рассматривая в руках растерзанную белку. Павел Поддельский знал, что даже незначительные прикусы образовывают на волосяном покрове плешины, а со стороны мездры просвечиваются глянцевые пятнышки. Поэтому собаку приучают не хватать или же привязывают. К вечеру у Павла насчитывалось уже более десятка белок, и довольный своей добычей подходил он к зимовью.
Ногатов Николай Николаевич сидел уже на нарах и обдирал белку. Делал он это, с каким то непостижимым для Павла Поддельского проворством. Ободранные тушки тут же потрошил и складывал аккуратным штабельком.,
Вечером Павел вспомнил, как это он, дядя Коля, все-таки без ружья-то?.. Оживился и Самбу. Было забавно видеть, как этот зрелый и должно быть зачерствевший в лесу человек мог на этот раз смутиться.
Больно уж легкая. Не чувствуется как-то,оправдывался он.Спохватился, когда надо было стрелять.
Надо посмотреть коней, но ушли бы,заметил он, подкидывая в огонь сушняку. Павел оделся и вышел. Сойдя к речке, остановился, прислушался, Где-то недалеко бренчали колокольчиками спущенные кони; неумолчно журчала и захлебывалась скованная льдом речушка. Круглый зеркальный месяц выглядывал из-за вершин деревьев и пестрил лес зеленоватыми бликами. Павел смотрел на нежно-озаренный лес и любовался.
Павел смотрел на нежно-озаренный искрящийся снег, на свою четко обрисовываемую тень и уносился в иной, неизведанный мир. Вот месяц, для влюбленных, художников, поэтов, романтиковвсе лил и лил свой таинственный свет...
В конце октября, отбелковавшись, ехали дальше вглубь тайги, в предгорья большого Хамар-Дабана излюбленное место соболей. Приметно выбитая тропинка извивалась то по крутым, переплетенным узловатыми корневищами склонам, то спускалась в кочкастые, поросшие мелким кустарником низины. Изредка в небольших прогалинах, утыканных полусгнившим сухостоем, попадались просматривавшиеся как решето, балаганы, сооруженные когда-то для себя более радивыми охотниками. Шедший впереди Павла Поддельского Самбушкин конь споткнулся, а его хозяин, сделав рискованное сальто, ткнулся в снежную ямину. Полы длинной его дохи веером распластались поверх снега; торчмя виднелись ножницеобразно двигающиеся ноги. Конечно, без посторонней помощи Самбу было не обойтись... Когда Самбу помогли выбраться, тот почему-то осердившись, подошел к коню и пнул его. Причем же здесь конь - подумал Поддельский Павел. Ему стало жаль эту животину.
(Окончание ниже)
Моего ПАПЫ. Тогда он был ещё молодым охотником.
Рассказ был опубликован в 1961 году. ПАПА использовал другую фамилию для обозначения себя. Я, Поддельский
Юрий Павлович поставил всё на свои места. И
переработал рассказ. В память его светлого имени.
Портрет моего папы Поддельского Павла Павловича
ЗАБЫТЫЙ ГЛУХАРЬ
Павел Павлович Поддельский проснулся от пробиравшего холода и, зябко поёживаясь, приподнялся. От наваленных с вечера толстых чурбаков остались притухшие, подернувшиеся холодным пеплом краюшки Дымовое отверстие смутно обозначилось белесым квадратом. Значит светает, решил он, время вставать. Откинув слегка заиндевевшую шубу, поднялся, и принялся разводить костер.
На грубо сколоченных нарах спокойно разносился, вторя друг другу, разноголосый храп. Булькающим баритоном отдувался Николай Ногагов, фальцетом посвистывал Самбу Самбуев. Они спят, им хоть бы что, думал Павел, передергивая закоченевшими плечами.
Снова заполыхали, уютно потрескивая дрова, разливая живительное тепло по всей избушке...
Так, так! Замерз, значит, усмехался Ногатов, пристраиваясь к огню с накинутой на плечи шубой.
Разве это холод? Какая ни есть, а избушка не поддует. А мы-то раньше бывало так, под открытым небом. Чтобы не мерзнуть, натаскивали уйму дров. А чудаки. Никому же не приходило в голову, что из этих же дров, можно было бы срубить избушку. И затрат меньше, а главное в тепле, все еще усмехаясь, рассуждал Ногатов. Николай Николаевич Ногатов человек был пожилой, разменявший уже шестой десяток лет, но не утративший еще молодую подвижность, своего охотничьего азарта. Начав когда-то подростком, он неизменно каждую осень выезжал на белковье и не мыслил жизнь без охоты. Самбу тоже, видать, бывалый охотник. Обычно не очень разговорчив, теперь он шумно поддакивал и расплывался в самой участливой улыбке. Только Павел Поддельский был новичок в этом деле и среди них чувствовал себя несмышленым юнцом. Но его тоже объединяло и роднило с ними их общая страсть к охоте, к лесному бродяжничеству, и он внимательно ко всему прислушивался.
Ну как, молодой охотник, в компанию войдешь али отдельно будешь. Как-то неожиданно спросил Ногатов.
Павел Поддельский растерянно молчал. Зачем он спрашивает? Может и верно им невыгодно брать меня с собойподумал он.
- <LI class=MsoNormal style="mso-margin-top-alt: auto; mso-margin-bottom-alt: auto; mso-list: l0 level1 lfo1; tab-stops: list 36.0pt">Не, я лучше - один, не совсем решительно возразил Павел.
- Хорошо. Но-но. Сам, знаешь,согласился Ногатов.
И Павел больше не сожалел, что так поступил.
На охоту он вышел последним. Его Черныш!- шустрый, я подпалинами ни ногах кобель от нетерпении повизгивал и заискивающе юлил. Оказавшись на свободе, он, как ошалелый, заносился вокруг Павла, не зная куда деть свою молодую прыть. Он так же, как и его хозяин - молодой охотник, не совсем еще понимал, что собственно от него требуется. Поддельский Павел Павлович мысленно прикинул, куда должны пойти его товарищи и направился в противоположную сторону. Выпавший за ночь иней густо посеребрил все лесное царство: и жухлую шуршащую под ногами траву, пышные кроны кедров, тускло отсвечивающих сквозь перламутр изморози темно-зеленой хвоёй. Солнце _еще не всходило, и в лесу было сумрачно, но где-то на высоте стывшие мглистой дымкой облака румянились под его лучами. Пронизывающий холодок приято бодрил, грел нахоложенное лицо. Легким уверенным шагом Павел Павлович тянул в гору. Черныш не показывался. Но вот чуткий утренний воздух гулко раскололся с вторящим эхом: Гах-га-ах.
Нашел, мелькнуло у Павла, и он ускорил шаги. Черныш сидел возле толстого дерева и захлебываясь от азарта, беспрерывно гудел. Павел Поддельский с запрокинутой головой топтался вокруг дерева и не мог обнаружить затаившуюся белку: его, не наметанный ещё глаз, плохо различал крохотный сливающийся комочек.
Надо спугнуть, - сообразил он и наугад выстрелил. Белка соскочила с места и пружинисто запрыгала по кустам, рассыпая ломкий иней в мельчайшую радужную пыль. Павел, спотыкаясь, побежал вслед за нею. Не рассчитав прыжка, она сорвалась и угодила в зубы Чернышу. Но, гибко извернувшись, все же успела вцепиться ему в нос. Черныш от боли взвизгнул и крепко сдавил челюсти: убедившись, что белка не подает больше никаких признаков жизни, бросил и не проявлял уже к ней никакого интереса.
Ну, конечно, попортил шкурку!с досадой думал Павел. Рассматривая в руках растерзанную белку. Павел Поддельский знал, что даже незначительные прикусы образовывают на волосяном покрове плешины, а со стороны мездры просвечиваются глянцевые пятнышки. Поэтому собаку приучают не хватать или же привязывают. К вечеру у Павла насчитывалось уже более десятка белок, и довольный своей добычей подходил он к зимовью.
Ногатов Николай Николаевич сидел уже на нарах и обдирал белку. Делал он это, с каким то непостижимым для Павла Поддельского проворством. Ободранные тушки тут же потрошил и складывал аккуратным штабельком.,
- <LI class=MsoNormal style="mso-margin-top-alt: auto; mso-margin-bottom-alt: auto; mso-list: l1 level1 lfo2; tab-stops: list 36.0pt">Беличье мясо самое вкусное мясо, заметил он,
вынося его на двор морозить. Пришел и Самбу. Белок у него оказалось маловато, но зато принес глухаря. <LI class=MsoNormal style="mso-margin-top-alt: auto; mso-margin-bottom-alt: auto; mso-list: l1 level1 lfo2; tab-stops: list 36.0pt">И тяжелый же язви его! выругался Самбу, но в голосе его слышалось явное довольство. - Вижу сидит, близко сидит,сообщал Самбу,я быстренько прицелился и стрельнул. Он кувырк боком, боком полетел. Потом, слышу, где-то упал. Ох, и искал, кое-как нашел. И собаки не видно. Убегала видать за кабарожкой. Плохо это, когда за всеми гоняется. Сколько времени зря потерял,заключил Самбуев Самбу Самбуевич, посасывая свою мурлыкающую трубку.
Вечером Павел вспомнил, как это он, дядя Коля, все-таки без ружья-то?.. Оживился и Самбу. Было забавно видеть, как этот зрелый и должно быть зачерствевший в лесу человек мог на этот раз смутиться.
Больно уж легкая. Не чувствуется как-то,оправдывался он.Спохватился, когда надо было стрелять.
Надо посмотреть коней, но ушли бы,заметил он, подкидывая в огонь сушняку. Павел оделся и вышел. Сойдя к речке, остановился, прислушался, Где-то недалеко бренчали колокольчиками спущенные кони; неумолчно журчала и захлебывалась скованная льдом речушка. Круглый зеркальный месяц выглядывал из-за вершин деревьев и пестрил лес зеленоватыми бликами. Павел смотрел на нежно-озаренный лес и любовался.
Павел смотрел на нежно-озаренный искрящийся снег, на свою четко обрисовываемую тень и уносился в иной, неизведанный мир. Вот месяц, для влюбленных, художников, поэтов, романтиковвсе лил и лил свой таинственный свет...
В конце октября, отбелковавшись, ехали дальше вглубь тайги, в предгорья большого Хамар-Дабана излюбленное место соболей. Приметно выбитая тропинка извивалась то по крутым, переплетенным узловатыми корневищами склонам, то спускалась в кочкастые, поросшие мелким кустарником низины. Изредка в небольших прогалинах, утыканных полусгнившим сухостоем, попадались просматривавшиеся как решето, балаганы, сооруженные когда-то для себя более радивыми охотниками. Шедший впереди Павла Поддельского Самбушкин конь споткнулся, а его хозяин, сделав рискованное сальто, ткнулся в снежную ямину. Полы длинной его дохи веером распластались поверх снега; торчмя виднелись ножницеобразно двигающиеся ноги. Конечно, без посторонней помощи Самбу было не обойтись... Когда Самбу помогли выбраться, тот почему-то осердившись, подошел к коню и пнул его. Причем же здесь конь - подумал Поддельский Павел. Ему стало жаль эту животину.
(Окончание ниже)
Комментарий