-
-
Комментарий
-
Но вернемся к концепции двоеверия, исходящей из того, что в Киевской Руси функционировало два вида религиозных систем: византийское православие и славянское язычество[i]. Известный отечественный филолог-славист Н.И. Толстой замечает в связи с этим, что применительно к Древней Руси правильно было бы говорить не о двоеверии, а о троеверии, т.к. «средневековая и «традиционная» духовная культура у славян состояла из трех генетически связанных компонентов: 1) христианства, связанного с церковной догматикой, привнесенного извне из греческой Византии или латинского Рима, 2) язычества, унаследованного от праславянского периода, исконного для его носителей, и 3) «антихристианства» (либо ахристианства), чаще всего опять-таки язычества, но неславянского происхождения, проникшего в славянскую среду вместе с христианством или иным (субстратным, интерферентным) путем»[ii]. К этому же третьему элементу относится и карнавальная, скоморошья культура, юродство и многие другие проявления культуры народной. Проблема в том, что все три элемента русской культуры четко не дифференцированы и, к примеру, в апокрифах мы находим синтез всех трех элементов. «Двоеверие можно наблюдать, если анализировать элементы культуры в «сильных позициях», т.е. в позиции противопоставления двух начал (христианского и языческого) Следует еще раз подчеркнуть, что «двоеверие» (или даже «троеверие») выявляется лишь при диахроническом подходе к «традиционной» или архаической народной духовной культуре При синхронно-структуральном рассмотрении этого явления можно говорить о целостности религиозно-мифологических народных представлений, о диалектном народном единоверии, которое было характерно для славян и которое было именно таким потому, что составляющие его элементы находились в народных верованиях в дополнительном распределении, образуя единую, хотя и подвижную, а в некоторых случаях и несколько противоречивую систему»[iii].
Говоря более простым языком, если христианин в XIIвеке молился св. Николе как покровителю скота, он и не вспоминал о языческом Волосе. Если же он обращался к кудесникам или гадал, то знал, что обращается к низшим демоническим силам, а не языческим богам. Возможно, именно неспособностью простого человека различить христианские и языческие практики и была вызвана многочисленная обличительная литература, т.к. «религиозный ригоризм, акцентирующий нечистое происхождение народных обычаев, как раз и обусловлен тем, что общераспространенным было восприятие их как нейтральных элементов, не противоречащих христианству»[iv]. Точно так же в наше время человек, ставящий на Рождество елку, не обязательно является христианином, и уж тем менее он может считаться северно-германским язычником, ведь именно последние использовали старые ели в культовых целях в день зимнего солнцестояния, они же водили вокруг них хоровод, помогая новорожденному солнцу. К сожалению исследователей, пытающихся реконструировать язычество как мировоззренческую систему, видимо, уже к XI-XIIвв. языческое наследие в русской культуре было «фрагментировано, и каждый из фрагментов может быть определен как языческий лишь генетически, в диахронической перспективе»[v].
Отметим при этом, что культурно-историческая ситуация на Руси ничем кардинально не отличается от других стран. Русское православие настолько же двоеверно, насколько, скажем, и французское или немецкое католичество. Христианство, распространяясь среди варварских народов, христианизировало сам образ жизни обратившихся народов вместе с языческой обрядностью. Так, известный средневековый историк Беда Достопочтенный передает нам сведения о посольстве просветителя Англии Августина к папе Римскому св. Григорию Двоеслову. Августин спрашивает папу: «Возможно ли строить христианские храмы вместо языческих? Как уничтожить обычай принесения языческих жертв?». Папа отвечает: «Во-первых, не следует разрушать языческих храмов, а только идолов; освятив воду, окропить ею стены, построить алтари и поставить мощи. Если эти храмы прочно выстроены, то это хорошо и полезно: пусть они перейдут от поклонения демонам на служение истинному Богу, потому что, когда народ увидит, что уцелели места их молитв, он охотнее пойдет туда по привычке, чтобы молиться истинному Богу». Ответ на второй вопрос еще более примечателен: «Во-вторых, говорят, что народ имеет привычку приносить в жертву быков; надо, чтобы этот обычай превратился для него в христианское торжество и чтобы в день освящения храмов, так же как и в день праздника святых, мощи которых стоя в храмах, дозволять им строить шалаши из ветвей кругом тех же храмов, как то было в прежнее время; пусть они собираются туда, пусть приводят туда своих животных, которые тогда будут убиваемы ими не как жертвы дьяволу, но для трапезы христианской, во имя и славу Бога, которому они пусть воздадут благодарение за свое насыщение. Оставляя людям некоторую долю их материальных удовольствий, скорее доведете их до способности наслаждаться внутренним счастьем»[vi].
Именно такая миссионерская политика сложилась в Церкви с самых первых веков. Для того, чтобы христианизировать римскую интеллигенцию Церковь ассимилировала античную философию, а для христианизации варваров-крестьян сакрализовала привычные им пространственно-временные структуры, прежде всего, аграрный культ. Вполне возможно, что там, где до этого молились Перуну или Тору, стали молиться Христу и обращать к Нему те же просьбы, но молитва-то эта была направлена уже Христу и, следовательно, она была христианской, и о двоеверии в данном случае говорить бесполезно.
[i] См.: Фроянов И.Я. Загадка крещения Руси. М., 2009. С. 170-221.
[ii] Толстой Н.И. Язык и народная культура. М., 1995. С. 56-57.
[iii] Там же. С. 58-59.
[iv] Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 311.
[v] Там же. С. 309.
[vi] Цит. по: Васильевский В.Г. Лекции по истории средних веков. СПб., 2008. С. 305.Жизнь всё время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно... (Франц Кафка)Комментарий
Твитнуть
Комментарий