Твитнуть
На одном христианском форуме появился вот такой постинг, обсудить который я предлагаю участникам. Мне очень понравились мысли автора, тем более что в большинстве я их разделяю. А что скажете вы?
Пишет Фрол Владимиров: Честное слово, я не собирался бросать камни, в чей бы то ни было огород. Если обидел, - простите. Мое глубокое убеждение состоит в том, что огород у всех нас общий: Виноградник Господа. И камни, увы, тоже общие. Самый неподъемный из них, это, наверное, непомерная приверженность собственной вероисповедной традиции, которую мы, порой, отстаиваем с потрясающей энергией и остроумием, «отцеживая комара и проглатывая верблюда». Эту энергию можно было бы направить на раскрытие глубинной сути каждой из традиций, которая есть Христос и Его Любовь к человеку. Я когда-то уже говорил, что мне каждый день приходится, перефразируя Чехова, по капле выдавливать из себя сектанта. Мне помогает пример Св. Павла, который сам был «неумеренным ревнителем отеческих преданий» покуда Бог, избравший его от утробы матери и призвавший благодатью Своею не благоволил открыть в нем Сына Своего (Гал.1:14 -15). В нем произошла революция, в миг он из израильтянина «по плоти» стал израильтянином «по духу», т.е. проник в суть досконально известного ему предания. Во мне, да, наверное, в большинстве из нас, происходит скорее не революция, а эволюция, и мы в муках, медленно, день за днем становимся из католиков «по плоти», католиками «по духу», из православных «по плоти» православными «по духу» и из лютеран «по букве» лютеранами «по духу», и все вместе христианами.
Ничего удивительного в том, что нам это преображение так тяжело дается, ибо нам противостоит сама биология. Анри Бергсон очень хорошо подметил особенность всех объединений и организаций: «Кто не понимает, что социальная сплоченность в значительной мере связана с необходимостью для членов данного общества защищаться от других обществ, что прежде всего против всех других людей заключают союз и любят тех людей, с которыми вместе живут? Таков первобытный инстинкт». (Два источника морали и религии. М.: Канон, 1994 с. 33). Инстинкт требует от нас делить всех на своих и чужих, на истинных и ложных, и любовь к своим и к истине зачастую оказывается возможна только на фоне борьбы с «чужими» и с «заблуждением». Не этим ли инстинктом во многом объясняется сердечная забота христиан друг о друге в периоды гонений на Церковь и ослабление братских уз в обстановке благополучия и свободы? Кстати, если верить этологу В.Р. Дольнику, то у животных самые близкие виды вызывают наибольшее отторжение. Эта инстинктивная программа существует, будто бы, для того, чтобы не допускать межвидового смешения, но у человека произошел сбой, и она стала работать внутри вида. Эта гипотеза объясняет то, почему самые близкие культурные сообщества враждуют между собой особенно яростно. Едва ли можно найти более близкие в культурном отношении этносы, чем немцы и европейские евреи. Языком последних является северонемецкий диалект! И никто кроме немецких нацистов не додумался до «окончательного решения еврейского вопроса» посредством газовых камер. То же относится к межэтническим зверствам в Руанде и бывшей Югославии. В нашем случае самым близким вероисповеданиям католикам, лютеранам и православным - трудней преодолеть враждебность и пойти на сближение, чем, как упоминалось на форуме, католикам и последователям восточных традиций.
К счастью, в отличие от многих мыслителей А. Бергсон, следуя христианскому откровению, увидел не только ловушку инстинкта, или как сказал бы Св. Павел «плоти», но и выход из нее. «И теперь мы естественно и непосредственно любим наших родителей и наших сограждан,- пишет он далее, - тогда как любовь к человечеству носит опосредованный характер. К первым мы идем прямой дорогой, к последним мы приходим лишь окольным путем, ибо только через Бога, в Боге, религия призывает человека любить человеческий род».
Традицию можно повернуть и так и эдак, все зависит от того, как расставить акценты. Инстинкт стремится во мне расставлять акценты так, чтобы лютеране и православные оказывались «немножко за бортом» ладьи Петровой. И зная свою слабость, я надеюсь на понимание, сочувствие и помощь со стороны лютеран и православных. Поэтому когда у меня кипит разум возмущенный то ли оттого, что католиков опять в СМИ не так представили, то ли оттого, что их в очередной раз идолопоклонниками назвали (или еще один орган не подарили!), я стараюсь вспоминать о не о «Молоте ведьм» Шпренгера и Инститориса, а о таком, например, высказывании Св. Франциска: «В тот час, когда Господь пожелал бы отнять у меня свое сокровище, данное мне взаймы, что другое осталось бы у меня, кроме тела и души, которые есть и у неверных? Я должен верить, что если бы Господь дал такие блага, какие дал мне, разбойнику, или даже неверному, они были бы вернее Богу, чем я». (Speculum perfectionis, I, 13). Или я «опосредованно» возвращаюсь к смыслу всей моей веры, о котором я забываю в пылу полемики, и о котором так хорошо сказано в Римском Катехизисе: «Вся цель учения и его преподавания должна быть в Любви, которой нет конца. Ибо можно сколько угодно излагать, во что надо верить, на что надеяться или что делать, но прежде и раньше всего необходимо сделать явной Любовь Господа нашего, чтобы каждый понял, что любой акт совершенной христианской добродетели имеет истоком только Любовь и ничего кроме Любви». (Catechismus Romanus, Предисловие 10). Православный человек может вспомнить поучения Преподобного Серафима Саровского о том, что познание Бога дается человеку только после долгого искуса и внутренней подготовки, что нельзя богословствовать, если твое сердце не очищено, что главной целью для человека является его внутреннее просветление через стяжание Святого Духа. А ортодоксальным лютеранам Карл Барт напоминает: «Догматика всегда может выполнять свою задачу только соответственно тому или иному состоянию церкви // Христианская догматика всегда будет оставаться относительной и способной заблуждаться мыслью, исследованием и изложением. // Придут другие, потомки, и тот, кто праведен в своем труде, вправе надеяться, что эти другие, эти потомки, будут лучше и глубже думать и говорить о том, о чем мы стремились думать и говорить.» (К Барт. Очерки Догматики. Алетейа, СПб., с. 14). Оправдание верой, например, - это вообще настолько личный опыт, что его даже приблизительно невозможно описать точными формулировками. И если граница тут и проходила когда-либо между католиками и протестантами, то, очевидно, только в первые годы после реформации, и то, в среде теологов. Если бы нас действительно интересовало оправдание верой, а не слова, единство было бы давно достигнуто. Талантливые богословские решения и эпохальные соборные постановления появляются тогда, когда для этого есть соответствующий климат. Большинство участников этого форума миряне. Мы не можем заниматься ответственным богословием, а вот помочь друг другу преодолеть отчуждение можем. Тогда богословы вынуждены будут искать пути к догматическому единству. Раскол должно воспринимать как анахронизм и дикость, а не как подвиг верности собственной традиции.
То же самое касается межрелигиозного диалога. Все зависит от того, что мы ищем в традициях, как интерпретируем их, на что делаем упор. На днях я слушал интервью с Далай Ламой по БиБиСи. Мне очень понравилась его мысль о том, что главное это серьезно относится к той традиции, которую ты избрал.
За поверхность цепляются поверхностные души, души глубокие «плывут на глубину» и находят там Бога.
Опять-таки сошлюсь на Св. Павла. В Афинах отправной точкой его проповеди было высказывание языческого поэта Арата, повторенное затем язычником же Клеанфом в гимне Всевышнему Богу: «Мы Его и род». Поэтому, когда А. Мень и многие другие обнаруживают в восточных традициях общие с христианством основы, они лишь следуют Павлу. Например, высказывание, вроде: «Смотрю на него и не вижу, а потому называю его Невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его Неслышимым. Пытаюсь схватить его и не досигаю, поэтому называю его Мельчайшим» - могло бы принадлежать и христианскому мистику, такому как Мейстер Экхард. Но приписывают его Лао Цзы. Мы живем в 21 веке и соответственно нашей эпохе и можем развивать наследие Св. Павла. На заре христианства проповедь во многом сводилась к распространению информации, поскольку о христианском учении мало кто знал. Наверное, поэтому апостол писал: «как бы не проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь» (Фил. 1:1
. Сама информация была революционной, поэтому даже если «носители» и оставляли желать лучшего, она не оставалась незамеченной. Сегодня ситуация иная: Век информации, христианству 2000 лет все всё знают. Успех наступательного миссионерства сводится к тому, чтобы оказаться в нужное время и в нужном месте. Если хорошо эрудированный, обаятельный и гибкий миссионер доказывает превосходство той или иной традиции человеку мало сведущему, у него есть надежда на успешный «прозелитизм». А вот если встретятся два «зубра», исход поединка заранее известен тупик. Наш форум прекрасное тому подтверждение, хотя кришнаитов здесь пока, к сожалению, нет. Помнится, был мусульманин, но ушел. Единственным способом конструктивного миссионерства сегодня может быть искренний диалог различных традиций и поиск общих основ, а единственным способом доказательства превосходства собственной традиции универсальный язык любви. Я мечтаю о мире, который будет ареной конкурентной борьбы любви.
Пишет Фрол Владимиров: Честное слово, я не собирался бросать камни, в чей бы то ни было огород. Если обидел, - простите. Мое глубокое убеждение состоит в том, что огород у всех нас общий: Виноградник Господа. И камни, увы, тоже общие. Самый неподъемный из них, это, наверное, непомерная приверженность собственной вероисповедной традиции, которую мы, порой, отстаиваем с потрясающей энергией и остроумием, «отцеживая комара и проглатывая верблюда». Эту энергию можно было бы направить на раскрытие глубинной сути каждой из традиций, которая есть Христос и Его Любовь к человеку. Я когда-то уже говорил, что мне каждый день приходится, перефразируя Чехова, по капле выдавливать из себя сектанта. Мне помогает пример Св. Павла, который сам был «неумеренным ревнителем отеческих преданий» покуда Бог, избравший его от утробы матери и призвавший благодатью Своею не благоволил открыть в нем Сына Своего (Гал.1:14 -15). В нем произошла революция, в миг он из израильтянина «по плоти» стал израильтянином «по духу», т.е. проник в суть досконально известного ему предания. Во мне, да, наверное, в большинстве из нас, происходит скорее не революция, а эволюция, и мы в муках, медленно, день за днем становимся из католиков «по плоти», католиками «по духу», из православных «по плоти» православными «по духу» и из лютеран «по букве» лютеранами «по духу», и все вместе христианами.
Ничего удивительного в том, что нам это преображение так тяжело дается, ибо нам противостоит сама биология. Анри Бергсон очень хорошо подметил особенность всех объединений и организаций: «Кто не понимает, что социальная сплоченность в значительной мере связана с необходимостью для членов данного общества защищаться от других обществ, что прежде всего против всех других людей заключают союз и любят тех людей, с которыми вместе живут? Таков первобытный инстинкт». (Два источника морали и религии. М.: Канон, 1994 с. 33). Инстинкт требует от нас делить всех на своих и чужих, на истинных и ложных, и любовь к своим и к истине зачастую оказывается возможна только на фоне борьбы с «чужими» и с «заблуждением». Не этим ли инстинктом во многом объясняется сердечная забота христиан друг о друге в периоды гонений на Церковь и ослабление братских уз в обстановке благополучия и свободы? Кстати, если верить этологу В.Р. Дольнику, то у животных самые близкие виды вызывают наибольшее отторжение. Эта инстинктивная программа существует, будто бы, для того, чтобы не допускать межвидового смешения, но у человека произошел сбой, и она стала работать внутри вида. Эта гипотеза объясняет то, почему самые близкие культурные сообщества враждуют между собой особенно яростно. Едва ли можно найти более близкие в культурном отношении этносы, чем немцы и европейские евреи. Языком последних является северонемецкий диалект! И никто кроме немецких нацистов не додумался до «окончательного решения еврейского вопроса» посредством газовых камер. То же относится к межэтническим зверствам в Руанде и бывшей Югославии. В нашем случае самым близким вероисповеданиям католикам, лютеранам и православным - трудней преодолеть враждебность и пойти на сближение, чем, как упоминалось на форуме, католикам и последователям восточных традиций.
К счастью, в отличие от многих мыслителей А. Бергсон, следуя христианскому откровению, увидел не только ловушку инстинкта, или как сказал бы Св. Павел «плоти», но и выход из нее. «И теперь мы естественно и непосредственно любим наших родителей и наших сограждан,- пишет он далее, - тогда как любовь к человечеству носит опосредованный характер. К первым мы идем прямой дорогой, к последним мы приходим лишь окольным путем, ибо только через Бога, в Боге, религия призывает человека любить человеческий род».
Традицию можно повернуть и так и эдак, все зависит от того, как расставить акценты. Инстинкт стремится во мне расставлять акценты так, чтобы лютеране и православные оказывались «немножко за бортом» ладьи Петровой. И зная свою слабость, я надеюсь на понимание, сочувствие и помощь со стороны лютеран и православных. Поэтому когда у меня кипит разум возмущенный то ли оттого, что католиков опять в СМИ не так представили, то ли оттого, что их в очередной раз идолопоклонниками назвали (или еще один орган не подарили!), я стараюсь вспоминать о не о «Молоте ведьм» Шпренгера и Инститориса, а о таком, например, высказывании Св. Франциска: «В тот час, когда Господь пожелал бы отнять у меня свое сокровище, данное мне взаймы, что другое осталось бы у меня, кроме тела и души, которые есть и у неверных? Я должен верить, что если бы Господь дал такие блага, какие дал мне, разбойнику, или даже неверному, они были бы вернее Богу, чем я». (Speculum perfectionis, I, 13). Или я «опосредованно» возвращаюсь к смыслу всей моей веры, о котором я забываю в пылу полемики, и о котором так хорошо сказано в Римском Катехизисе: «Вся цель учения и его преподавания должна быть в Любви, которой нет конца. Ибо можно сколько угодно излагать, во что надо верить, на что надеяться или что делать, но прежде и раньше всего необходимо сделать явной Любовь Господа нашего, чтобы каждый понял, что любой акт совершенной христианской добродетели имеет истоком только Любовь и ничего кроме Любви». (Catechismus Romanus, Предисловие 10). Православный человек может вспомнить поучения Преподобного Серафима Саровского о том, что познание Бога дается человеку только после долгого искуса и внутренней подготовки, что нельзя богословствовать, если твое сердце не очищено, что главной целью для человека является его внутреннее просветление через стяжание Святого Духа. А ортодоксальным лютеранам Карл Барт напоминает: «Догматика всегда может выполнять свою задачу только соответственно тому или иному состоянию церкви // Христианская догматика всегда будет оставаться относительной и способной заблуждаться мыслью, исследованием и изложением. // Придут другие, потомки, и тот, кто праведен в своем труде, вправе надеяться, что эти другие, эти потомки, будут лучше и глубже думать и говорить о том, о чем мы стремились думать и говорить.» (К Барт. Очерки Догматики. Алетейа, СПб., с. 14). Оправдание верой, например, - это вообще настолько личный опыт, что его даже приблизительно невозможно описать точными формулировками. И если граница тут и проходила когда-либо между католиками и протестантами, то, очевидно, только в первые годы после реформации, и то, в среде теологов. Если бы нас действительно интересовало оправдание верой, а не слова, единство было бы давно достигнуто. Талантливые богословские решения и эпохальные соборные постановления появляются тогда, когда для этого есть соответствующий климат. Большинство участников этого форума миряне. Мы не можем заниматься ответственным богословием, а вот помочь друг другу преодолеть отчуждение можем. Тогда богословы вынуждены будут искать пути к догматическому единству. Раскол должно воспринимать как анахронизм и дикость, а не как подвиг верности собственной традиции.
То же самое касается межрелигиозного диалога. Все зависит от того, что мы ищем в традициях, как интерпретируем их, на что делаем упор. На днях я слушал интервью с Далай Ламой по БиБиСи. Мне очень понравилась его мысль о том, что главное это серьезно относится к той традиции, которую ты избрал.
За поверхность цепляются поверхностные души, души глубокие «плывут на глубину» и находят там Бога.
Опять-таки сошлюсь на Св. Павла. В Афинах отправной точкой его проповеди было высказывание языческого поэта Арата, повторенное затем язычником же Клеанфом в гимне Всевышнему Богу: «Мы Его и род». Поэтому, когда А. Мень и многие другие обнаруживают в восточных традициях общие с христианством основы, они лишь следуют Павлу. Например, высказывание, вроде: «Смотрю на него и не вижу, а потому называю его Невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его Неслышимым. Пытаюсь схватить его и не досигаю, поэтому называю его Мельчайшим» - могло бы принадлежать и христианскому мистику, такому как Мейстер Экхард. Но приписывают его Лао Цзы. Мы живем в 21 веке и соответственно нашей эпохе и можем развивать наследие Св. Павла. На заре христианства проповедь во многом сводилась к распространению информации, поскольку о христианском учении мало кто знал. Наверное, поэтому апостол писал: «как бы не проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь» (Фил. 1:1
. Сама информация была революционной, поэтому даже если «носители» и оставляли желать лучшего, она не оставалась незамеченной. Сегодня ситуация иная: Век информации, христианству 2000 лет все всё знают. Успех наступательного миссионерства сводится к тому, чтобы оказаться в нужное время и в нужном месте. Если хорошо эрудированный, обаятельный и гибкий миссионер доказывает превосходство той или иной традиции человеку мало сведущему, у него есть надежда на успешный «прозелитизм». А вот если встретятся два «зубра», исход поединка заранее известен тупик. Наш форум прекрасное тому подтверждение, хотя кришнаитов здесь пока, к сожалению, нет. Помнится, был мусульманин, но ушел. Единственным способом конструктивного миссионерства сегодня может быть искренний диалог различных традиций и поиск общих основ, а единственным способом доказательства превосходства собственной традиции универсальный язык любви. Я мечтаю о мире, который будет ареной конкурентной борьбы любви.
Комментарий