Твитнуть
И что такое Гумилев?
Создатель лженаучной "пассионарной теории". Образованщина.
Создатель лженаучной "пассионарной теории". Образованщина.
Пассионарная концепция этногенеза Гумилёва не получила признания среди историков и этнологов, многие из которых подвергли жёсткой критике как теоретические её положения, так и весьма вольное обращение автора с эмпирическим историческим материалом. Некоторые авторы причисляют теорию Гумилёва к псевдоисториографическому жанру фолк-хистори[338]. Как писал исследователь древнерусской литературы Яков Лурье, проверка историографического построения Гумилёва на материале источников по истории Древней Руси «обнаруживает, что перед нами не попытка обобщить реальный эмпирический материал, а плод предвзятых идей и авторской фантазии»[339]. Историк-византинистд.и.н.Сергей Иванов в статье «Лев Гумилёв как феномен пассионарности», опубликованной в журнале «Неприкосновенный запас», отмечая, что работы Гумилёва «охватывают громадный географический и временной ареал, затрагивают десятки проблем, далеко выходящих за рамки истории средневековых кочевников». Тем не менее, автор оценивает научный вклад «как близкий к нулю», хотя и отмечает, что «это не вина, а беда Гумилёва: он не смог получить систематического образования и не знал языков», и ставит его в один ряд с создателем Новой хронологии математиком Анатолием Фоменко.
«Гумилёв идеально подходил на роль кудесника: его сопровождал ореол узника лагерей и сына двух великих поэтов. Пусть на самом деле он почти не знал отца и ненавидел мать, в глазах публики он шагнул к нам как бы прямо из Серебряного века, спасённый ГУЛАГом от советизации, и в этом главное преимущество Гумилёва перед А. Фоменко, создателем другой гуманитарной сверхтеории. Будь у Фоменко подходящая биография, его теория тоже оказалась бы куда успешнее»[340]. Редакторы сайта левого российского научно-просветительского журнала «Скепсис» прямо именуют Гумилёва лжеучёным[341].
Советский и американский историк и политолог Александр Янов в статье «Учение Льва Гумилёва», опубликованной в журнале «Свободная мысль» в 1992 году, называя Гумилёва «одним из самых талантливых и, без сомнения, самым эрудированным представителем молчаливого большинства советской интеллигенции», в то же время высказал мнение о том, что отсутствие объективного и верифицируемого критерия этноса не только делает гипотезу Гумилёва несовместимой с требованиями естествознания, но и вообще выводит её за пределы науки. По его утверждению, это было вызвано занятой Гумилёвым позицией изображения лояльности советской власти, которая в условиях посттоталитарного общества делает сохранение человеческого достоинства весьма сомнительным. В результате, по мнению Янова, Гумилёв и ему подобные «до такой степени привыкли к эзопову языку, что он постепенно стал для них родным». Также, по его мнению, сыграла свою пагубную роль оторванность советского общества от «мировой культуры», в результате чего, будучи «погребённым под глыбами вездесущей цензуры», Гумилёв не имел возможности ознакомиться с достижениями находящейся на магистральном пути науки современной ему западной исторической мысли, а также ситуация, в которой «идеи рождались, старились и умирали, так и не успев реализоваться, гипотезы провозглашались, но навсегда оставались непроверенными»[338].
На схожей точке зрения стоял известный историк и археолог Лев Клейн, который в статье «Горькие мысли привередливого рецензента об учении Л. Н. Гумилёва», опубликованной в журнале «Нева», дал работам Гумилёва такую оценку:
Критике научного сообщества подвергались и теории «химер» и «антисистем» Гумилёва[344][345][346]. Некоторые аналитики полагают, что автор пассионарной теории несёт ответственность за придание доктрине русских националистов ореола научности[347]. Российский историк и антрополог Виктор Шнирельман рассматривает некоторые идеи Гумилёва как антисемитские[338][348]. В частности, Шнирельман писал:
В свою очередь историк И. Н. Данилевский в интервью журналу «Профиль» отметил:
«Гумилёв идеально подходил на роль кудесника: его сопровождал ореол узника лагерей и сына двух великих поэтов. Пусть на самом деле он почти не знал отца и ненавидел мать, в глазах публики он шагнул к нам как бы прямо из Серебряного века, спасённый ГУЛАГом от советизации, и в этом главное преимущество Гумилёва перед А. Фоменко, создателем другой гуманитарной сверхтеории. Будь у Фоменко подходящая биография, его теория тоже оказалась бы куда успешнее»[340]. Редакторы сайта левого российского научно-просветительского журнала «Скепсис» прямо именуют Гумилёва лжеучёным[341].
Советский и американский историк и политолог Александр Янов в статье «Учение Льва Гумилёва», опубликованной в журнале «Свободная мысль» в 1992 году, называя Гумилёва «одним из самых талантливых и, без сомнения, самым эрудированным представителем молчаливого большинства советской интеллигенции», в то же время высказал мнение о том, что отсутствие объективного и верифицируемого критерия этноса не только делает гипотезу Гумилёва несовместимой с требованиями естествознания, но и вообще выводит её за пределы науки. По его утверждению, это было вызвано занятой Гумилёвым позицией изображения лояльности советской власти, которая в условиях посттоталитарного общества делает сохранение человеческого достоинства весьма сомнительным. В результате, по мнению Янова, Гумилёв и ему подобные «до такой степени привыкли к эзопову языку, что он постепенно стал для них родным». Также, по его мнению, сыграла свою пагубную роль оторванность советского общества от «мировой культуры», в результате чего, будучи «погребённым под глыбами вездесущей цензуры», Гумилёв не имел возможности ознакомиться с достижениями находящейся на магистральном пути науки современной ему западной исторической мысли, а также ситуация, в которой «идеи рождались, старились и умирали, так и не успев реализоваться, гипотезы провозглашались, но навсегда оставались непроверенными»[338].
На схожей точке зрения стоял известный историк и археолог Лев Клейн, который в статье «Горькие мысли привередливого рецензента об учении Л. Н. Гумилёва», опубликованной в журнале «Нева», дал работам Гумилёва такую оценку:
«Горы фактов, факты самые разнообразные, это изумляет и подавляет, но не убеждает (или убеждает лишь легковерного). Потому что факты нагромождены именно горами, навалом, беспорядочно. Нет, это не методика естествознания. Л. Н. Гумилёв не естествоиспытатель. Он мифотворец. Причём лукавый мифотворец рядящийся в халат естествоиспытателя»[342].
Историк Андрей Петров характеризует пассионарную теорию этногенеза как неординарное культурное явление, занимающее особое место как в истории науки, так и в истории квазинауки. По его мнению, в своих работах Гумилёв использовал методики, характерные для лженаучных сочинений вольная интерпретация источников, выдумки, натяжки, игнорирование данных, противоречащих его построениям[343].Критике научного сообщества подвергались и теории «химер» и «антисистем» Гумилёва[344][345][346]. Некоторые аналитики полагают, что автор пассионарной теории несёт ответственность за придание доктрине русских националистов ореола научности[347]. Российский историк и антрополог Виктор Шнирельман рассматривает некоторые идеи Гумилёва как антисемитские[338][348]. В частности, Шнирельман писал:
«Хотя примеры химерных образований рассыпаны по всему тексту он выбрал лишь один сюжет, связанный с так называемым хазарским эпизодом. Однако в силу явной антисемитской направленности публикацию его пришлось отложить, и автор посвятил этому сюжету добрую половину своей выпущенной позднее специальной монографии по истории Древней Руси»[348].
Янов считал, что учение Гумилёва «может стать идеальным фундаментом российской коричневой идеологии» и что Гумилёву не чужды антисемитские взгляды[338]. Аналогичное мнение высказала и Генриетта Мондри в рецензии на книгу Вадима Россмана «Russian intellectual antisemitism in the post-Communist era». Она пишет, что теория Гумилёва об «этногенезе», в которой содержится мнение о славянской и семитской этнической несовместимости, образует прочную основу для современного русского национализма[349].В свою очередь историк И. Н. Данилевский в интервью журналу «Профиль» отметил:
Масштабные обобщения страдают тем, что автор просто не в силах освоить весь массив информации, который накопила наука даже за последнее десятилетие. А раз не может, неизбежны лакуны или прямые натяжки. Яркий пример трилогия американского историка Александра Янова «Россия и Европа». Очень интересная концепция, но в фактическом материале есть явные пробои. И это не его вина, это объективная ситуация, связанная с колоссальными объёмами научной информации. То же самое можно сказать про работы Льва Гумилёва: у него красивая, оригинальная идея, но фактический материал провальный.[350].
.
Комментарий